Фрэнсис Скотт Фицджеральд. «Прекрасные и проклятые»

 

1

 

Трудно оставаться чистым, когда вокруг так много грязи. Однако это не отменяет элементарных законов гигиены! Ведь если кто-то не соблюдает правил дорожного движения, то нельзя на этом основании приходить к выводу неэффективности правил вообще. Но, признаться, что касается чистоты, то тут все очень сложно.

Нечистоплотных людей, конечно, не любят. Его неопрятность вряд ли станет для кого-то аргументом в пользу общения с ним. Тут, знаете ли, и запахи, и внешний вид скажут сами за себя. С другой стороны, патологическое стремление к идеальной чистоте тоже откровенно пугает. А ведь именно такие люди и становятся критиками нечистоплотности. У других людей просто нет такого права – не заслужили, так сказать.

С подобными критиками, вообще говоря, трудно найти общий язык. Раз уж они педантичны в области гигиены, то педантичны во всем. Потому что принципы человека поначалу распространяются только на себя, а уж затем – на всех остальных. Такой педантизм порой ничем не лучше нечистоплотности, а вернее, просто-напросто является ее второй стороной. По этому поводу точно заметил Чарльз Диккенс в романе «Большие надежды»: «Миссис Джо тем временем повесила на окна чистые белые занавески, сменила пышную цветастую оборку над очагом и открыла взорам маленькую парадную гостиную, где в остальное время года никто не бывал и все недвижимо покоилось в холодном блеске серебряной бумаги, даже четыре белых фарфоровых собачки на камине, совершенно одинаковые, с черными носами и с корзиночками цветов в зубах. Миссис Джо была очень чистоплотной хозяйкой, но обладала редкостным умением обращать чистоту в нечто более неуютное и неприятное, чем любая грязь. Чистоплотность, говорят, сродни благочестию, и есть люди, достигающие того же своей набожностью».

Чистота подобна душе, которая, по замечанию Достоевского, является полем для битвы добра и зла. Но мы, вдумчивые метафизики, прекрасно понимаем, что нет добра без зла, как и нет обратной ситуации. И добро и зло, в сущности, олицетворяют мировой порядок. Так и в чистоте одновременно содержатся представления о чистоплотности и ее отсутствии. Нет нужды обращаться за диалектическими доказательствами к Гегелю, это же и так очевидно: если в яркой чистоте порой проглядывается грязь, то и в грязи можно охотно рассмотреть чистоту.

Нечистоплотный человек, другими словами, это не просто противник чистоты, он ее выразитель. Как только знакомый замечает грязь на чьей-то рубашке или штанах, он первым делом рассматривает свои вещи: все ли с ними в порядке? И уже удостоверившись в том, что они чисты, говорит:

– Мне кажется, тебе следовало бы быть внимательней к своему внешнему виду.

А втайне думает: хорошо, что сам не оплошал.

2

 

Нечистоплотные люди числятся по ведомству людей неряшливых, то есть отрешенных от мирских проблем. Нищих мы оставляем за скобками: их нечистоплотность едва ли назовешь пороком, скорее повинностью. А вот если человек, обладающий выбором, делает его в пользу нечистоплотности, то, судя по всему, делает он это в пользу науки, искусства или какой-либо иной заоблачной области. К чему там личная гигиена, когда человек думает о стратегическом развитии Вселенной и будущем мировых цивилизаций? Потому люди и делятся на два типа: тех, которые выбирают чистоту, и тех, кто делят людей на два типа – разумеется, относя себя к «высшему» типу.

И в самом деле, если обратиться к истории, в которой, как в коробке для игрушек, повсюду разбросаны гении – не знаешь даже, какого и взять для примера, – то можно сделать вывод: все они не шибко как заботились о чистоте своего тела. Конечно, можно обвинить в том научно-технический прогресс – уж как-то поздно возможность принимать ванну каждый день вошла в нашу жизнь, – можно сетовать на немилосердную судьбу и злой рок, но как-то гении выживали. Вернее, скажем по-другому: гении просто не думали о гигиене. Писали картины, делали открытия, правили странами, но нигде в своем письменном наследии не упомянули о тяжелом бремени быть нечистоплотным. Это сейчас в случае отключения горячей воды отовсюду сыплются бесчисленные жалобы. Еще бы, избаловали нас. И прошлое особо людей не баловало, да и не жаловались они на дурные запахи вовсе – привыкли, знаете ли.

Вот, мол, знаменитый факт, что испанская королева Изабелла Кастальская за всю свою жизнь мылась всего два раза – в день рождения и день свадьбы. Осознавать это, конечно, не хочется, принюхиваться к историческим деталям тоже, но принять необходимо. XV век не отличался хорошими нравами, так какие могут быть претензии?

Ладно Античность – у римлян хотя бы были бани. И то, пожалуй, лишь у знатных. Для простолюдинов на стенах изображали богов, дабы они там не мочились. Вот и налицо все нравы этого просвещенного народа, читавшего Вергилия с Горацием. Про Средние века даже говорить не приходится. Едва ли там ухаживали вообще за телом – время было другое: подвигов и великих дел за веру. А так как христианство, по существу, в центре своего учения ставит дух, а не материю, вот и праведники отнюдь не помышляли о внешнем виде. Кое-как оделся – уже хорошо.

Да и дальше было не сказать чтобы лучше. Говорят, что сам Людовик XIV, «Король-солнце», монарх, абсолютизировавший власть во Франции, уж очень был нечистоплотен. Грязноват, откровенно говоря. Впрочем, жил он среди подлиз и лицемеров, а других он просто не терпел – тотчас бы отправил на казнь. Получалось как в сказке про голого короля: и сказать ему про нечистоплотность было некому, все податливо признавали не только блеск его ума, но и одежд. А то, что время от времени от него неприятно пахло… Ну нет, экая дерзость! Зачем портить настроение своему монарху? Даже Мольер, и тот не смел возражать Людовику XIV, по его указке ставил пьесы, организовывал костюмированные праздники и давал в своих пьесах роль «бога из машины». Это же раньше, в театре античном, когда драматическая ситуация оказывалась безысходной, просто нерешаемой на уровне сюжета, то откуда ни возьмись появлялся тот или иной языческий бог и своим могучим словом решал спор. А у Мольера этим богом был солнечный Людовик XIV. Как не вспомнить, что даже самого популярного персонажа мольеровских пьес Тартюфа никто так и не смог поставить на место, пока в дело не вмешался справедливый и милосердный король. И лишь дурак в тот момент думал о его грязных ногтях. Справедливость торжествует вне зависимости от того, грязными ли ногтями она была сотворена или нет.

3

 

Удивительное свойство грязи – геометрически разрастаться там, где она только-только появилась. Это как с грязным бельем: стоит ему образоваться, как по неизвестным законам физики оно начинает размножаться. Вероятно, поэтому чистюли так педантичны в своем отвращении даже к маленьким пятнышкам. Действительно, чтобы сохранять чистоту, нужно быть радикальным.

Американская социология не дремлет – был проведен следующий опыт: в каком-то здании разбили окно (будем надеяться, что не в жилом, хотя чего только не сделаешь ради чистоты эксперимента). Выяснилось, что через несколько дней там разбили еще несколько окон. Аналогичная ситуация с граффити в американском метро: как только его везде запретили, ни одного художественного творения не появилось. Но стоило хотя бы допустить одну «картину», как галерея тут же пополнилась бы новыми.

А замечали ли вы, что порядок в доме точно так же регулируется? Отнесешься иной раз пренебрежительно к своему долгу держать комнату в чистоте, так она за несколько дней превратится в чердак. А чистота комнаты – это тоже показатель чистоплотности.

Неряхи совершенно не замечают, какие изменения происходят в их комнате. Они, кажется, готовы лежать на пустых бутылках, но лишь бы в приятной компании с телевизором или игровой приставкой.

О чем же говорит неряшливость в квартире? Всего лишь о неряшливости хозяина? Но разве не всем известно такое понятие, как «организованный хаос»? Американская внешняя политика в этой стратегии еще как поднаторела. Да и многие справляются с таким хаосом не хуже. Ведь вещи, разбросанные по углам, всегда находятся в поле твоего внимания, они на виду в отличие от вещей, собранных в одном месте. Доступные для видимости вещи находятся как будто в «активном состоянии», и пусть ты к ним не притронешься, пусть не будешь использовать в ближайшее время, но они всегда будут указывать на себя. Дескать, смотри, мы существуем.

Грязная комната – другая сторона неряшливости. Если человек за едой сморкается в занавеску, то в персональном плане это говорит о невоспитанности. Во всяком случае, так квалифицируют это поведение этические кодексы (и даже если таковых нет, о чем непременно сообщат любители потолковать об относительности морали, то их следовало бы придумать). А о чем могут говорить в хозяйском плане занавески в соплях? Едва ли это такой стиль. Уж больно вычурно, да и эпоха радикального авангарда канула в Лету. Все-таки здесь нечистоплотность никак не отнесешь к положительным качествам. Точнее, его можно определить так: грязь в квартире появляется не только по недосмотру мужчины, но и отсутствию в этой квартире женщины.

Говорить о том, что все женщины чистоплотны по природе и держат свое жилище в положенном состоянии, непозволительный сексизм. Но исторический опыт показывает, что мужчины в одиночку с этим совершенно не справляются (хотя, право слово, такие упреки в сторону мужчин являются не меньшим сексизмом). Холостяцкая жизнь хороша своей независимостью и огромными возможностями придаваться в одиночестве изучению природы и мира. Но квартира отчего-то непременно страдает – видимо, по причине не самого высокого места чистоты в иерархии мужчины. Впрочем, вряд ли это мешает любить мужчин.

Если бы женщины выбирали себе мужчину по чистоте его квартиры, едва ли слагались бы пары. А вот мужчины весьма придирчивы в таком выборе: женщина обязана быть чистоплотной, иначе и внешний вид ее не будет привлекателен, и квартира станет похожей на античные развалины.

Чистоплотность в этом смысле, разделив в своих обязательствах мужчин и женщин, сделала больше для развития сексизма, чем любые шовинистские теории.

4

 

Ученик Аристотеля – Теофраст – называл нечистоплотными тех людей, которые плюются, разговаривая с другом. Качество это, безусловно, отпугивающее. Никто не хотел бы во время мирной беседы оказаться заплеванным. Но это говорит, скорее всего, о его нежелании нести ответственность за свои поступки, сознательном или нет. Нечистоплотные люди не задумываются над тем, комфортно ли рядом с ними другому или нет. Или, скажем иначе, абсолютной уверенности, что комфорт в данном случае не имеет значения.

И действительно, стоит ли прислушиваться к здравым мыслям человека, если у него нечищеные ботинки? Нужно ли серьезно воспринимать правду из уст того, кто плюется тебе в лицо? Играет ли роль то, в грязном ли костюме оратор, если он говорит правдивые вещи? Для чистоплотного человека ответ очевиден. Он брезгливо отвернется и уйдет восвояси. Нечистоплотный же человек пренебрежет мимолетным дискомфортом, поставив во главу угла новое знание.

Говорят, что Иммануил Кант был совершенно равнодушен к внешнему удобству, посвятив всю свою жизнь метафизике. Никогда не выезжая за пределы родного Кёнигсберга, он только и делал, что сидел в своем доме, время от времени прогуливался (по его выходу на улицу сверяли часы) да преподавал в университете. Метафизик неряшлив, но добропорядочен в своем отношении к высоким знаниям. Прямо как в анекдоте про английского, французского и немецкого философа. Мол, английский философ, чтобы дать определение лосю, объездит весь мир и составит полную энциклопедию лосей. Французский сходит в Булонский лес, не встретит лося и усомнится в его существовании. А немецкий философ, закрывшись в своей комнате с книгами, будет рождать образ лося посредством своей воли и внутреннего «я». Кант был как раз из таких чудаков. И женщины у него, как известно, не было, чтобы разобраться с домашними делами.

Однако, если бы у него все-таки был опыт соприкосновения с непредсказуемым характером противоположного пола, история философии, полагаю, обогатилась бы не только термином «вещь в себе», но и «вещь, вышедшая из себя».

Русский писатель Карамзин, побывав в гостях у Канта, так описывает их встречу в «Записках русского путешественника»:

«Вчерась же после обеда был я у славного Канта, глубокомысленного, тонкого метафизика, который опровергает и Малебранша и Лейбница, и Юма и Боннета, – Канта, которого иудейский Сократ, покойный Мендельзон, иначе не называл, как der alles zermalmende Kant, то есть все сокрушающий Кант. Я не имел к нему писем, но смелость города берет, – и мне отворились двери в кабинет его. Меня встретил маленький, худенький старичок, отменно белый и нежный. Первые слова мои были:

„Я русский дворянин, люблю великих мужей и желаю изъявить мое почтение Канту“. Он тотчас попросил меня сесть, говоря: „Я писал такое, что не может нравиться всем; немногие любят метафизические тонкости“».

Не случайно «Метафизика» Аристотеля начинается словами: «Все люди от природы стремятся к знанию». Но есть и те, кто от природы стремится лишь к чистоте.

5

 

Ну а кто, как не убежденный эстет, возразите вы, может быть неподдельным сторонником чистоты, ведь и костюм и его комната должны непременно выражать представление о незапятнанном идеале? Тут спорить трудно, даже в знаменитом романе Гюисманса, декадента и любителя прекрасного, «Наоборот», его герой Дез Эссент, когда раздумывает над тем, как обустроить спальню – превратив ее либо в место ночных услад, либо в мрачную келью для дум и покоя, – естественно, предпочитает первый вариант, поскольку он в точности передает атмосферу парижской квартиры, в которой когда-то именно так «некогда устроил спальню, куда для особой остроты ощущений поместил громадную, вдобавок белую, лакированную кровать: старый развратник как бы издевается, поднимая на смех ложноневинных и мнимо-стыдливых грезовских недотрог, а также иронизируя по поводу якобы чистоты подростковой и девичьей постельки».

Однако даже для эстета нравственная чистота важнее телесной. Уж кто-кто, а Оскар Уайльд понимал немало в том, что такое красота человека. Собственно, именно этой теме и посвящен его роман «Портрет Дориана Грея» – поискам вечной молодости, которая если и может быть запечатлена в одночасье, то лишь в момент продажи души. И чистота у Уайльда ассоциируется главным образом с молодостью и внутренней невинностью. Любая цитата о чистоте так и норовит доказать эту мысль.

1. «В его лице было нечто такое, что сразу внушало доверие. В нем чувствовалась искренность и чистота юности, ее целомудренная пылкость».

2. «Этот мальчик, с которым он по столь счастливой случайности встретился в студии Бэзила, – удивительное существо, но из него можно вылепить нечто еще более совершенное. У него есть все – обаяние, юношеская чистота, а главное, красота, сравнимая лишь с той, какую сохранили для нас в мраморе древние греки».

3. «К нему возвратилось ощущение непорочной чистоты детской жизни, и ему стало не по себе при мысли, что именно здесь будет стоять роковой портрет».

4. «Мы вправе судить о человеке по тому влиянию, какое он оказывает на других. А ваши друзья, видимо, утратили всякое понятие о чести, о добре, о чистоте».

5. «Возвышенная чистота и тонкость выражения этого печального лица поражали и бесили Алана».

6. «Лицо человека, которого он хотел убить, сияло всей свежестью юности, ее непорочной чистотой».

7. «Неужели правда, что человек при всем желании не может измениться? Дориан испытывал в эти минуты страстную тоску по незапятнанной чистоте своей юности, „бело-розовой юности“, как назвал ее однажды лорд Генри».

Так что, каким бы человек ни был аккуратным до фанатизма – а Оскар Уайльд к ним как раз принадлежал, – все равно в первую очередь он признает в человеке чистоту внутреннюю, а уж потом внешнюю.

Обман
Глава о том, что каждый в жизни обманываться рад

«Лгунишка, что лежит под сенью гробовой,

Небось не скажет: „Я живой“».

Александр Поте

 

1

 

Веками философы разных мастей поносили человеческую цивилизацию за лукавство и лицемерие. Но разве не благодаря лукавству и лицемерию мы сделали нашу жизнь живописнее?..

Как просто говорить правду. Для этого нет необходимости обладать извилистым умом или искусным воображением, да и наблюдательность не лучший помощник. В сущности, правда так же проста, как констатация факта: что видишь, то и говоришь. Что же касается лжи, то для нее нужно известное умение сочинительства. Человечество не сразу доросло до мнения, что о некоторых вещах следует молчать, а некоторые просто искажать. Вежливость, кокетство, игривость пришли в мир тогда, когда на определенном историческом этапе появилась нужда сделать шаг вперед в интеллектуальном развитии. Коварство поступков известно и в животном мире, но им совершенно невдомек, что такое словесный обман. Игра словами – удел умельца, но никак не простолюдина.

Поэтому в среде людей, живущих, что называется, «по правде», не почитаются искусства: они не понимаются ни в своей ценностной важности, ни в моральной значимости. Платон в своем трактате «Государство» предлагал изгнать всех художников для того, чтобы построить идеальное общество. Ведь, по факту, художники не приносят никакой пользы – мало того что в жизни и так много неведения, так они его еще и приумножают. Изображая вещи в своих произведениях, они не делают шаг навстречу познанию этих вещей, а, напротив, уводят лишь в сторону. Делают слепки слепков (если вспомнить, что Платон считал материальные объекты в мире лишь тенями истины, то можно представить всю горечь и негодование философа от факта существования искусства). Высокие моралисты продолжили дело древнегреческого идеалиста, подбрасывая произведения искусства в очистительные костры, – и в самом деле, зачем нужна литература, когда она лишь искажает нравственные устои общества?

Однако при всех причудливых поворотах истории искусство сохранилось и по-прежнему имеет спрос в обществе. Почему? Потому что без красивого обмана жизнь человека стала бы по-настоящему скучной.

Солгать человеку просто в первый раз, но во второй и в третий уже понадобятся память и умение связать свою ложь в гармоничную историю, дабы не оказаться у позорного столба. Почему бы не признаться, что мы сами обманываться рады? Что без обмана не появилось бы искусство красноречия, потом породившее изящную словесность.

Жан-Поль Сартр написал знаменитую пьесу «За закрытыми дверями», где троица главных героев встречается в аду, дабы окончательно разрешить проблемные вопросы бытия, не решенные еще в жизни. На поверку оказывается, что такое соседство вызывает лишь больше вопросов, ибо «ад – это другие». Склоки, интриги, лицемерие появляются там, где есть люди. И не нужно представлять себе ад, подобно Данте, живописно нарисовавшего его во всем своем насильственном величии. Достаточно оказаться закрытыми втроем в одной комнате – а дальше психология сделает свое дело.

К чему лукавить: человек не существует без лжи. Самым страшным обманщиком в истории считается дьявол, но сколько случаев мы знаем из мировой литературы, когда и дьявола оставляли с носом? Человек не так прост, каким его себе представляют моралисты. «Он должен быть таким…» – утверждают они. Наивные моралисты, мечтающие искоренить обман из человеческой природы, кажется, обманывают самих себя. Но разве можно им запретить получать удовольствие от этого сладостного порока?

2

 

То, что человеческая жизнь похожа на игру, видится очевидным (при всем почтении к Йохану Хейзинге, посвятившего многие часы своего умственного труда данному вопросу). Да, мы играем с самого детства и продолжаем этим заниматься в любом возрасте, ловко прикрывая свои дурачества словами «это всего лишь понарошку».

Прав был Эразм Роттердамский, говоря: «Если бы кто-нибудь сорвал на сцене маски с актеров, играющих комедию, и показал зрителям их настоящие лица, разве не расстроил бы он всего представления и разве не прогнали бы его из театра каменьями, как юродивого? Ведь все кругом мгновенно приняло бы новое обличье, так что женщина вдруг оказалась бы мужчиной, юноша – старцем, царь – жалким оборвышем, бог – ничтожным смертным. Устранить ложь – значит испортить все представление, потому что именно лицедейство и притворство приковывают к себе взоры зрителей. Но и вся жизнь человеческая есть не иное что, как некая комедия, в которой люди, нацепив личины, играют каждый свою роль, пока хорег не уведет их с просцениума».

Существует заблуждение, что во время игры люди надевают маски, чтобы на время забыть о своей личности и сыграть любую понравившуюся себе роль. Но маски, напротив, срываются! В сущности, все темные стороны человеческой натуры проявляются именно в игре: алчность, лицемерие, обман, предательство. Тогда как в жизни их приходится маскировать вежливостью и учтивостью.

В игре не бывает двоемыслия. Ты можешь обнажить свою душу, изливать яд на окружающих, ранить их в самое сердце, то есть быть собой без зазрения совести. Ведь у тебя всегда есть алиби: «Это всего лишь игра».

В игре не нужен обман, потому что это заложено в правилах. В жизни же никаких правил не существует – они естественно вытекают из общения с окружающими. И чтобы не казаться слабым в этом «аду», мы прибегаем к обману.

Будем ли мы называть толстого человека толстым? Нет же, это моветон. Во-первых, таким образом можно обидеть человека. Во-вторых, можно навредить и себе. Конечно, если уж очень хочется выразить свое огорчение по поводу его не самой лучшей физической формы, можно прибегнуть к тонкой словесной игре, передать мысль иносказательно – например, иронически.

– Привет, худой! – сказать толстому. Вместе посмеяться и разойтись. Как знать, может, толстый, посмеявшись над собой, и задумается о здоровом образе жизни.

Легкая ирония в любой ситуации эффективнее правды. Да и, что говорить, эффектнее, живее, художественнее! Писатель Оскар Уайльд в «Упадке искусства лжи» констатирует:

«Точно так же, как узнают поэта по изящной музыке его стиха, можно узнать и лжеца по его богатой, размеренной речи. (…) Тут, как всегда, совершенство достигается практикой. Но в наши дни, когда стихосложение стало чересчур обыденным и, по возможности, не должно поощряться, искусство лжи, можно сказать, приобрело дурную славу. В юности многие обладают естественным даром преувеличения, и если эту наклонность развивать в благоприятной и доброжелательной атмосфере или же путем подражания наилучшим образцам, то она может перерасти в нечто поистине замечательное. Но, как правило, все оканчивается ничем. Человек или впадает в небрежную точность…»

3

 

Нельзя сказать, что все мы рождаемся на свет привлекательными. Не найдется ни одного человека, который тотчас же скажет: «О, я хочу познакомиться с этим младенцем!»

Впрочем, не найдется таких людей и впоследствии: чем может привлечь незнакомый человек? Планета перенаселена на первый взгляд гениями всех мастей (в каждой маленькой группе можно найти лидера, именующегося высокопарным званием) – и к чему еще один?

Интерес публики нужно заслужить, и, как правило, заслуживаем мы его путем обмана. Искусство нравиться – это и есть подлинное искусство обмана.

В обмане нет ничего пренебрежительного к людям, нет ничего злонамеренного. Просто иногда, чтобы привлечь внимание к своей персоне, необходимо громко войти в комнату. Оправдаешь ты надежды или нет – вопрос уже другой. Но обмануть, то есть показать себя другим, эпатажным, ярким, причем сделать это ловко и изобретательно, – значит предъявить свою претензию на значительность. А значительных людей любят, даже если за этим ничего не стоит.

Почитайте салонные беседы французов XIX века – сплошные остроты, речевые красивости, иронические замечания, каламбуры, подтрунивания. И все это за отсутствием логики и здравых рассуждений. В салонах, где собирались выдающиеся умы времени, от Оноре Бальзака до Анатоля Франса (что и зафиксированы в их прославленных произведениях), трудно было уловить хоть одну полезную для ума мысль, но сколько было радости для чувств! Пустые разговоры, но каков отточенный слог, каково изящество речей. Пожалуй, французам просто не было равных, что признавал даже сладкоречивейший Оскар Уайльд, выучивший французский, дабы щеголять в салонных словопрениях.

Обман так же пуст, как цветастые речи французов, но так же и не менее обаятелен. Французы знали толк в легкомысленной лжи. И конечно, нравился прежде всего тот острослов, кто умел тонко обмануть всех остальных.

Обман – это ведь еще и аморальное умение оправдать свою измену перед женой («аморальное», несомненно, в данном контексте должно восприниматься как слово, произошедшее от латинского «amor», что значит «любовь»). Посещая светские салоны, развлекаясь в театрах и совершая жовиальный променад, французы вместе с тем частенько забывали о супружеском долге. Но их можно понять: времена были еще суровые, сексуальная революция не свершилась, и жениться приходилось не по любви, а по расчету. Неудивительно, что в литературной традиции такое большое место занимает тема адюльтера. Эмма Бовари, знаменитая героиня Флобера, обманывая своего простодушного мужа и гуляя на стороне с любовниками, подражала этой самой традиции, начитавшись романов, как Дон Кихот. Только романы эти были не рыцарские, а любовные – об амурных похождениях и игривых ситуациях. Да, тогда они пользовались большим успехом. Даже Бальзак начинал свой творческий путь с «Озорных рассказов». Так, в «Красавице Империи» умный турский священник, проведя ночь с куртизанкой Империей, покинул ее, что чрезвычайно разгневало девушку.

«И в змеином взоре, коим Империа смерила беглеца, желая его унизить, была начертана его смерть. (…) А наш туренец, нимало не обращая внимания на гнев Империи, выскользнул из дома, как побитый пес, которого отогнали от господского стола. Из груди г-жи Империи вырвался стон; в тот час она бы жестоко расправилась со всем родом человеческим, будь это в ее власти, ибо пламя, вспыхнувшее в ее крови, бросилось ей в голову, и огненные искры закружились в воздухе вкруг нее. И немудрено – впервые случилось, что ее обманул какой-то жалкий монах».

Жертвам обмана не позавидуешь, а вот его устроитель в глазах читателя неизменно пользуется уважением – каков ловкач! Обманывать умеют лишь умные люди, и образованные французы знали это, как никто.

4

 

Часто к обману обращаются во имя любви. Сейчас, может быть, не столь актуальны сословные различия в любви, но раньше это всегда становилось камнем преткновения! А ведь сердцу не прикажешь. Любовь шире феодальных предрассудков. Простолюдину приходилось облачиться в царские одежды, чтобы завоевать сердце принцессы. Обман, разумеется, раскрывался, первое время женская вспыльчивость давала о себе знать, но затем градус ссоры понижался, и влюбленные сходились навсегда.

В комедии Лопе де Вега «Аркадия» шут Карденио, спрятавшись за статуей Венеры, вещает всем собравшимся в храме голосом богини, что нельзя женить Белису на немилом ей богаче. Прибегает он к этому фокусу затем, чтобы, по страстной испанской традиции, подлинная любовь победила расчет. Хороший финал – это не когда женщина выходит замуж за обеспеченного мужчину, живет с ним в загородном доме, имеет свою машину, ходит в самые дорогие магазины одежды и покупает исключительно фирменные вещи. Такой финал хорош для простой жизни, но не для жизни в искусстве! Поэтому женщина всегда выбирает нищего, но любимого. Потому что деньги – дело временное (сегодня они есть, а завтра нет), а любовь – вечное. По крайней мере, так считали жаркие испанцы, судя по всему не ведая, что и любовь бывает мимолетной.

Несчастные.

Впрочем, любовь ли это? Или всего лишь страсть? Или просто-напросто обман? Рассуждая о любви, можно уйти в бесконечные умозаключения, поэтому оставим ее, любовь, в стороне. Зачастую, осознавая никчемность своей жизни, нам хочется полюбить хоть кого-то, и мы намеренно обманываем себя, чтобы не быть одинокими и несчастными.

Вообще обман – это и безукоризненный терапевтический прием. Наслушаешься иной раз всяких философов и впадешь в тоску: уж насколько мир несовершенен, настолько судьба несправедлива, настолько наша жизнь бессмысленна, что и распрощаться со всем этим захочется. Однако, обманывая себя, что жизнь хороша, мы живем, в общем-то, неплохо. Не прислушиваемся к упадническим голосам, жизнерадостно смотрим в будущее, и помогает нам в этом обман.

Может, и любовь в каком-то смысле – это взаимный обман. И чтобы любовь длилась всю жизнь, нужен труд подлинного художника жизни, мастеровитого театрального актера, ибо обман позволяет отношениям не затвердеть, беспрестанно обновляя их. Что было бы, если бы мы друг другу говорили только правду? Мы быстро бы заскучали от элементарного перечисления трюизмов: ну да, мы потолстели, да, меньше стали зарабатывать, чувства уже не те. Нет уж – пусть лучше супруги продолжают оставаться супергероями друг для друга, представая в различных ипостасях: в понедельник он – пианистом, а она – медсестрой; во вторник он – футболистом, а она – учителем, и так далее.

Вообще говоря, перевоплощения – изысканнейшая форма обмана. Как умело ей пользуются врачи! Мольер в свое время вдоволь посмеялся над служителями Асклепия. Скажем, в психиатрии нужно иметь весьма зоркий глаз, чтобы отличить доктора от пациента. Не зря даже родилась шутка, что в психиатрии тот считается врачом, кто первым надел белый халат. В рассказе Эдгара По «Система доктора Смоля и профессора Перро» главный герой посещает лечебницу для душевнобольных. Хозяин учтиво рассказывает о своей новой системе работы с умалишенными – весьма, кстати сказать, гуманной. Пациенты свободно разгуливают по лечебнице, ужинают вместе с доктором и занимаются тем, чем хотят. «Что бы сумасшедшему ни взбрело в голову, он не встречает ни малейшего противодействия с нашей стороны. Мы не только не мешали, но, напротив, потворствовали их причудам, на этом были основаны многие случаи излечения, и к тому же наиболее устойчивого. Нет для ослабевшего, больного рассудка аргумента более убедительного, нежели argumentum ad absurdum. Были у нас, например, пациенты, вообразившие себя цыплятами. Лечение состояло в том, что мы признали их фантазии фактом и настаивали на нем: бранили больного за бестолковость, если он недостаточно глубоко сознавал этот факт, и на этом основании кормили его в течение целой недели только тем, что едят цыплята. Какая-нибудь горсть зерна и мелких камешков творила в таких случаях настоящие чудеса», – признается доктор.

Но обман в результате раскрывается: на самом деле в этой лечебнице пациенты взяли власть в свои руки и всех врачей переквалифицировали в больных. Но главный герой поначалу и не догадывался, что произошла подмена, настолько реалистично выглядело все вокруг.

Еще одна история про обман, произошедшая в психбольнице, изложена в пьесе Фридриха Дюрренматта «Физики». Инспектор полиции приезжает в частный сумасшедший дом, в котором случилось очередное убийство санитарки. Виновник – сумасшедший, прозванный Эйнштейном. Предыдущее аналогичное убийство совершил Ньютон. В клинике есть и третий умалишенный физик – Мебиус. Выясняется, правда, что он настоящий ученый, обладающий знаниями о том, о чем не следовало бы знать никому. И чтобы его не раскусили, он притворяется больным. Как только санитарка, ухаживающая за ним, начинает верить в его нормальность, он тоже убивает ее. Выясняется, впрочем, что и первые два убийцы – лица подставные. Они – физики-разведчики, задача которых разузнать секрет Мебиуса. Все они совершают преступления ради конспирации. Все они обманывают окружающих ради своих целей.

Не лукавил Блез Паскаль, когда говорил: «Пусть человеку нет никакой выгоды лгать – это еще не значит, что он будет говорить правду: лгут просто во имя лжи».

Правда, и смотрительница этой частной лечебницы оказывается сумасшедшей, что добавляет пьесе двойного обмана. Словом, на обмане зрителя строится сюжет любой хорошей пьесы. Нужно поначалу пустить его в одном направлении, а под финал внезапно удивить.

5

 

Да, обманщик – это умелый адвокат, умеющий белое представить черным и наоборот. И что же? Ненавидеть его за это?

Если и можно за что-то его упрекать, так это за отсутствие личной жизни. Ведь если человек регулярно лжет, то и доверие к нему пропадает. Как в известной истории про мальчика, который кричал: «Волки, волки», когда их не было, а в самый ответственный же момент при действительном нападении волков ему уже не удалось проявить алармистский талант.

Заигравшись в обман, пожалуй, трудно сохранить друзей и семью. Вернее, конечно, можно, но при условии, что другие будут лояльно относиться к его обману или обманывать сами. На деле получается обратное: семейная жизнь требует определенных правил. Скажем, вовремя приходить домой или не изменять. Но можно ли быть застрахованным, когда имеешь дело с обманщиком?

Все люди для обманщика – цель его хитрой игры ума, и не более того. Трудно сказать, любит ли он кого-нибудь серьезно. На словах-то он образец добродетели, но где уверенность в том, что это не ирония?

Поэтому обманщики – маститые, опытные, без толики совести, – привыкли действовать в одиночку. Но жалости они отнюдь не вызывают. Какая жалость? Это осознанный выбор. Хотя и здесь есть известная доля условности. Кто их знает, обманщиков? Вдруг и выбранный ими путь – тоже обман для окружающих, и они, подобно клоунам, надевают маску комического, втайне обливаясь трагическими слезами?

Оставим эти вопросы не раскрытыми. Все это переливание из пустого в порожнее. Правды здесь не сыскать. Так не будем же сами обманывать читателя.

Погоня за модой
Глава о том, что нужно быть осторожным при выборе одежды

«Mens agitat molem».

Вергилий

 

«Ум человека проявляется в том, как он держит трость».