Псевдотравма и разочарование

Для образования застоя необязательно терять ценный объект в реальности. Достаточно завышенных ожиданий. Людей воспитывают «хорошими», прививают им травоядный характер, загоняют в тесные рамки мещанской нравственности. Человек, наевшийся этой чечевичной похлебки, смотрит нам общество и на своих воспитателей сквозь розовые очки. Он ждет, что ценные объекты будут хорошими не только на словах, но и на деле.

Вдруг оказывается, что моральные авторитеты кого-то там когда-то домогались — лопается нить Сверх-Я, связанная с воображаемой идеальной биографией ценного объекта. Или родная прабабка, любимица и гроза всего семейства, во время войны помогала нацистам. Мелочь, а неприятно — из Сверх-Я изливается порция либидо. Или отец, который каждый вечер читал своим пятерым сыновьям лекции о порядочности и праведной бедности, оказался подпольным миллионером и двоеженцем. С тем, что наследство уплыло к молодой мачехе, Сверх-Я смириться может (пусть Я побесится), но вот с обманом…

Эти травмы носят локальный и преходящий характер, так как длительность по времени «аморального» эпизода гораздо меньше, чем вся история взаимодействия с ценным объектом..

Завышенные ожидания, доверчивость, гуманизм — прямой путь к «микроинсультам» Сверх-Я. Не забывайте, что человек есть гиперагрессивный и гиперсексуальный высший примат. Не очеловечивайте человека.

Порой дело вовсе не в самообмане, а в склонности человека эмоционально фантазировать о будущем или прошлом ценного объекта. Такой субъект в красках представляет встречу после долгой разлуки, планирует и прокручивает в голове каждую реплику, каждую деталь. И вместо того, чтобы радоваться долгожданной встречи, человек концентрируется на мелочных несовпадениях между реальностью и ожиданиями. А если встреча вовсе не состоится в назначенный день… В этом случае лопаются короткие, но накачанные либидо участки Сверх-Я, отвечающие за прогноз взаимодействия с ценным объектом.

Секрет гармоничных отношения — искусство нулевых ожиданий: без подозрений и без идеализации. Кстати, негативные ожидания и фантазии — та же ревность — аналогичным образом создают в Сверх-Я дополнительные накачанные энергией нити. Убедиться в верности партнера после долгих подозрений и тщательной слежки — не меньшее разочарование и травма, чем неожиданно узнать о неверности.

Завышенные ожидания могут относиться к собственному телу. Кто фанатично желает похудеть к лету и раз за разом терпит поражение? У вас либидо застаивается в области представлений, связанных с образом своего тела. Так всегда происходит — согласно Ференци, либидо «приливает к месту травмы». Отсюда недалеко до расстройств пищевого поведения и самообвинения. Такой расклад не обещает вам ничего хорошего. Есть и другой вариант, при котором страдать будут в основном окружающие. Реализуется он, когда к застою либидо добавляется сбой психического отрицания. Субъект ведет себя так, как будто лишний вес уже отсутствует и никаких проблем с фигурой нет. Каждая неудавшаяся фитоняшка рискует однажды переметнуться в лагерь бодипозитива.

Более трагическая картина — рождение инвалида при завышенных ожиданиях относительно потомства. Отрицание реальности здесь примешивается еще на этапе пренатальной диагностики. Родители упорно игнорируют предупреждения врача о том, что родится неведома зверушка. Разумные рекомендации сделать аборт яростно отвергаются. Как говорится — получите, распишитесь. К сожалению, государство вместо того, чтобы оказать психически травмированным родителям принудительную психиатрическую помощь, начинает плясать вокруг несчастных и одаривать всякими льготами. И общество, растленное леволиберальной пропагандой, упорно не замечает отсутствия у ребенка (точнее — у порождения) даже иллюзорного шанса стать человеком хотя бы в биологическом смысле. Культ вырождения узурпировал право на моральную оценку, поэтому меня постоянно обвиняют в фашизме за лоббирование эвтаназии. Но вы-то имеете голову на плечах, не страдаете от застоев либидо и с оператором отрицания у вас все в порядке — вы сами сделаете идеологический и этический выбор.

Творчество

Без застоя либидо невозможно творчество, то есть создание неочевидных новых связей между старыми элементами.

Писатель не придумывает новые буквы, он соединяет их в слова. Возможно, среди этих слов будут оригинальные и причудливые неологизмы, но в основном все слова знакомы и общеупотребительны. Есть и исключения — например, придумавший уникальное лингвистическое пространство Толкиен. Впрочем, такое же исключение — настоящие фанаты, которые погрузились в изучение эльфийских рун и темного наречия. Будем считать, что писатель работает в пределах родного языка.

Из слов нужно составлять предложения. Единицы проявляют мастерство уже на этом этапе: Набоков играет фонемами, Веллер успевает сменить три стиля и десять интонаций в пределах одной фразы, Паланик превращает служебные слова в ритмические удары плетью (эффект теряется при переводе).

Предложения складываются в маленькие сюжетные блоки и ситуации. Здесь сотворить новое из старого уже несколько проще. Джеймс в «Улиссе» превращает текст в поток сознания, во внутренний монолог нескольких героев: никаких блоков, только лавина свободной речи. Мастеров короткого рассказа, художников одной сцены вы сами легко перечислите. Проявляется на этом этапе и народное творчество. Например, любимые мною ироничные страшилки.

Врачи сказали пациенту, что после ампутации возможны фантомные боли. Но никто не предупредил о том, как холодные пальцы ампутированной руки будут чесать другую.

Манекены оставили завернутыми в пузырчатую пленку. Слышу из другой комнаты, как кто-то начал их лопать.

Заключение врача: Новорожденный весит 3 600 г, рост 45 см, 32 коренных зуба. Молчит, улыбается.

Я сожгла всех кукол, хотя дочка плакала и умоляла этого не делать. Она не понимала моего ужаса и никак не хотела верить в то, что это не я каждую ночь кладу кукол в её постель.

Встреча с двойником — любимый страх Нарцисса. В набившей оскомину классике про доппельгангеров грань между ужасом и юмором стирается окончательно.

Мама позвала меня на кухню, но по пути туда я услышал, как мама шепчет из другой комнаты: «Не ходи туда, я тоже это слышала».

Автор всех этих миниатюр растворен в океане коллективного бессознательного. Но есть одна «Кратчайшая история из когда-либо написанных» за авторством Фредерика Брауна.

Последний человек на Земле сидел в комнате. В дверь постучались.

Я не умею писать подобные миниатюры: мои хорроры отличаются занудством и неуместным смешением жанров. Лишь однажды из бессознательного выплыло четверостишье, которое любители ужастиков не только оценили, но и заценили.

От деревни осталось немного:

Только храм, где за темным окном

Печально глядит на дорогу

Монашка с медвежьим лицом.

Короткие посты в социальных сетях, нашедшие отклик у аудитории, тоже являются примером успешного создания нового объекта из старых представлений. Сетевое сообщество зорко следит за новизной и уникальностью публикаций. Плагиат и перепост уже известных мемов порицается. На отдельных сайтах (например, pikabu) установлен специальный «баянометр», который проверяет уникальность вашего творчества еще на этапе редактирования черновика.

Наконец, из известных сюжетов и ситуаций можно соткать текст: новеллу, повесть, роман, трилогию, литературный сериал… Шаг за шагом читатель следует за знакомыми героями, созерцает типичные пейзажи, слушает стандартные диалоги. Почему книга до сих пор не закрыта? Сюжетная интрига? Но вы уже на пятой странице догадались о личности и мотивах убийцы и даже нашли подтверждение своим догадкам, заглянув в спойлер. Значит, сам процесс чтения доставляет удовольствие. Обычные элементы переплетаются так, что появляется особая атмосфера, затягивающая читателя. Иными словами, важны не столько куски текста, сколько их взаимосвязь и ритмика перехода. Резкие скачки между параллельными сюжетными линиями доставляют мозгу удовольствие.

Дополнительные эффекты происходят в литературных сериалах. Приятно встретить в третьей книге тонкий намек на события первой. А какая радость обнаружить, что погибший во втором томе герой чудом «воскрес» в пятом — притом на его чудесное спасение указывало множество деталей четвертого тома. Читатель чувствует себя наблюдательным и догадливым. Отдельные фанаты мнят себя более догадливыми, нежели автор, — и начинают самостоятельно конструировать так называемый lore любимой игры или книги.

Lore означает буквально «знание», вернее «предварительное знание». Лором называют теорию о событиях, которые не были непосредственно раскрыты в основном сюжете: это может быть и предыстория вселенной, и судьбы второстепенных персонажей, и скрытые мотивы антагонистов, и псевдонаучные спекуляции в духе «как генетическая структура Неоморфа соединилась со скафандром Инженера и получился Чужой».

Титаническую работу по воссозданию лора почти с нуля проделали фанаты игровой вселенной Bloodborne. Они нашли источники озарения (по интересному совпадению озарением в этой игре называется важная сюжетообразующая характеристика героя) везде, где можно: в побочных диалогах, в деталях ландшафта, в мимике персонажей, в багах и глюках игры, в неосторожных твитах главного сценариста. Итогом многолетнего исследования стала огромная блок-схема, которая в эту книгу попросту не поместится. Самое интересное произошло, когда фанаты предъявили разработчикам результаты своих изысканий и призвали к ответу: насколько их смелые гипотезы верны и что же на самом деле хотел сказать Миядзаки (геймдизайнер, создавший BloodBorne, Dark Souls и Sekiro). Последний воспринял фанатскую теорию как шутку; он не знал, насколько острые формы порой принимает синдром поиска глубокого смысла. Злые языки утверждают, что японец просто отдыхал, наспех создавая красивый кровавый мир с пафосными охотниками, безумными священниками, местной ктулхятиной и меланхоличной куклой (объектом романтических фантазий великовозрастных геймеров). Иными словами, у вселенной BloodBorne не было и не могло быть целостного лора; перед нами — эталон игры, в которой эстетика и атмосфера заменяют собой сюжет и фабулу. К чести японского игродела нужно признать, что Миядзяки таки выкрутился, выпустив приквел к игре. В предыстории у картонных и шаблонных персонажей появилась и мотивация, и биография, и намек на внутреннюю борьбу. Неудивительно: Миядзяки просто взял и беззастенчиво смотал все фанатские теории в единый сюжетный клубок.

Индустрия сериалов и компьютерных игр нащупала рецепт успеха. Широкими мазками рисуем мрачный, но красивый и пафосный мир, полный крови, ностальгии, тайн, недосказанностей. Добавляем картонных, но немногословных и жутковатых персонажей. Не забываем о даме: рефлексирующей, склонной к меланхолии, абсолютно пассивной и преданной главному герою. Пусть она будет не вполне личностью: либо ожившая кукла, либо вечно носит маску. И все. Дальше вам надо просто нагнетать атмосферу, следить за градусом пафоса, манифестировать всеобщую безысходность и позволять героям иногда проявлять неуместную чувственность на грани мазохизма. Фанаты сами придумают сюжет и будут восхищаться сложностью и неочевидностью вашего мира. А как не восхититься? Кто ж сможет устоять перед плодами собственных нарциссических фантазий?

Помните: творческий процесс заключается в создании необычных связей между обычными объектам. И неважно, кто эти связи создает: творец или сам зритель.

Теперь главный вопрос. Как вызвать у публики эмоциональный отклик? Особые техники, упорный труд, пиар — все это хорошо, но недостаточно. В процессе творчества нужно опираться не столько на логику, сколько на эмоции и интуицию. Настоящий шедевр навязывает себя творцу, буквально заставляет воплощать себя на холсте или в тексте. То есть соединять отдельные элементы нужно не с помощью логики, не по правилам сознания, а посредством сильных эмоций, бурных потоков либидо, по законам бессознательного.

Здесь возникает проблема. Сознание категорически отказывается играть по чужим правилам — особенно по правилам бессознательного. Сознание требует, чтобы все объекты, слова, образы соединялись между собой строго по законам логики или на основании хронологии. Я погладил кошку, поэтому она замурчала — это соединение двух событий сознание приветствует. Я погладил кошку, и рухнула империя, завалив своим прахом полмира — сознание в недоумении. Сравнивать теплое с мягким и натягивать сову на глобус тоже нельзя. Но откуда-то эти конструкции берутся! Ясно откуда — из бессознательного, притом коллективного, так как не вызывают отторжения у большинства собеседников. Сова, натянутая на глобус, давно стала бессмертным персонажем современного устного фольклора.

Сознание мешает творчеству. Сознание боится творчества. Что делать творцу? Перейти в «измененное состояние сознания» или научиться творить в отключке? Подобные случаи регулярно имеют места, но до добра не доводят. Значит, нужно поставить сознание перед фактом, заставить быстро и кое-как расставить связи между доступными элементами. Как этого можно добиться? Застоем. Если в сознание ворвется большой объем либидо, то психика вынуждена выкопать один или несколько омутов. Между привычными объектами возникнет застой либидо.

Но что значит «между»? Как вообще психика может связать два объекта? В помощью потока либидо, конечно. Если между два объекта обмениваются психической энергией, то они связаны.

Пусть из пункта А в пункт Б едет поезд. Из этого следует, что пункты соединены железной дорогой. При застое либидо поезд едет бесконечно медленно. Означает ли это, что связь разорвана? И да, и нет. С одной стороны, железная дорога никуда не исчезла, то есть связь все-таки есть. Либидо по-прежнему движется (или делает вид, что движется) из А в Б. С другой стороны. оба объекта блекнут на фоне связи. Все внимание приковано не к заброшенным станциям, а к потерянному в вечности поезду. Таким образом, при застое либидо связь между объектами превращается в самостоятельный объект.

Застой либидо это прямой путь к творчеству. В психике возникает загадочный новый объект, которого доселе не было в реальности. Но основная психическая функция — это отражение реальности. Отражение не совпадает с отражаемым? Нехорошо. Нужно срочно воплотить новый объект в жизнь! Как это сделать? Взять, да соединить реальные и привычные объекты какой-то новой и непривычной связью. Хотя бы на холсте. И чем глубже творческий омут, тем больший эффект на публику произведут вылезшие из омута обитатели.

Как только творческий процесс успешно завершен, застой либидо рассасывается. Таинственный новый объект больше не противоречит чувству реальности. Значит, сознание может свободно соединять его с другими своими представлениями. Между новым омутом-водохранилищем и старыми рекам прорыты логические каналы. Шлюзы открыты. Либидо радостно струится по новым связям, равномерно растекаясь по сознанию. Омут исчез, творец доволен. Впрочем, если либидо было слишком много, то в омут может превратить еще большая часть сознания, и тогда автор бросится писать продолжение или ремейк романа. Например, Пуччини, воодушевленный успехом «Вилли» (Le Villi, 1884), трижды переделывал оперу с интервалом в четыре года.

Как же направить бурный поток либидо в сознание, чтобы у психике не оставалось иного выхода, кроме как соединять несоединимое? Ответ вы уже знаете: нарциссический маневр, при котором либидо захлестывает наше Я.

Здесь есть один нюанс. Сознание не тождественно Я. Большая часть Я погружена в бессознательный мрак. Сознание подобно небольшому прожектору, свет которого неуверенно перемещается по поверхности Я, выхватывая пять-семь элементов за один раз. Почему же мы говорим о возвращении либидо именно в Я? Потому что осознание элементов Я составляет для психики довольно простую задачу. Почти всегда наше сознание занято исключительно каким-то фрагментом Я. Чтобы осознать небольшую ниточку Сверх-Я, требуется концентрация, целенаправленная рефлексия, преодоление внутреннего сопротивления. Осознать часть Я — направить свет маяка на поверхность океана, осознать часть Сверх-Я — снарядить батискаф и погрузиться на опасную глубину, осознать Оно — совершить посадку на поверхности Солнца и набрать канистру плазмы.

Получается, что самым сильным источником вдохновения является нарциссическое страдание, которое напрямую создает в психике сильный застой либидо. Впрочем, не стоит увлекаться. Слишком глубокий и тихий омут не будет размениваться по мелочам. Зачем воплощать сложную фантазию в реальный мир, когда можно создать новую реальность, где фантазийный объект присутствует изначально? Так возникают психозы, но не обычные (клинические, связанные с необратимыми изменениями нервной системы), а аналитические (частично обратимые, не затрагивающие физиологию, поддающиеся психоанализу).

Тестирование реальности

Почему вообще для психики так важен вопрос о реальности или фантазийности произвольного объекта? Что вообще такое реальность с точки зрения психоанализа? На этот вопрос нам вновь поможет ответить принцип удовольствия. Изначально психика состоит только из Оно — из большого «бессодержательного» представления, переполненного либидо. Так как это представление одно-одинешенько, ему никто не мешает жить по принципу удовольствия, то есть разряжать свою энергию во все стороны. И не просто разряжать, а заземлять с помощью аффектов. Любой аффект по определению сопровождается телесной активностью.

Младенец плачет и дрыгает ножками, сбрасывая излишки внутреннего раздражения и попутно сигнализируя о своем состоянии. Мать реагирует на этот сигнал: кормит, успокаивает, меняет подгузники, разговаривает с ребенком — вся эта встречная информация из внешнего мира сохраняется в психическом мире. Чем дальше в лес, тем более сложные сигналы учится посылать человек во внешний мир, тем более сложную деятельность ему приходится осуществлять, чтобы получить удовольствие. Так на поверхности Оно формируется тонкая пленка представлений (объектов), своего рода голограмма реальности. Но не всей реальности, а лишь тех ее объектов, которые можно использовать для получения удовольствия (для успешной разрядки либидо), а также о всевозможных преградах на пути к удовольствию. Таким образом, психическая реальность — это карта приятных оазисов, где можно утолить свои влечения и отряхнуть с сандалей алые пески пустынного Сарратога.

Любое представление существует само по себе только в наших абстрактных размышлениях. На деле за каждым элементом психического содержания кроется банальный синаптогенез — образование многочисленных нейронных связей. Связывание нейронов воедино требует биохимических ресурсов, а также пространства. Пусть нейроны и маленькие, но места на всех не хватит. Мозг зорко следит за тем, чтобы психика не забивала свой чердак всяким информационным мусором. Так что каждому психическому объекту рано или поздно предстоит отстоять свое право на жизнь, пройти тест на реальность.

В чем состоит это испытание? Ничего особенно. Психика только и умеет, что управлять потоками либидо. В представление объекта прилетает небольшая порция энергии, и… Что «и»? Покажи, как ты умеешь отстреливаться. Сбрось с себя лишнюю нагрузку. Убеди психику, что ты, маленькое представление, способно жить по принципу удовольствия, что ты по-прежнему представляешь какой-то реальный способ достичь разрядки. Чем быстрее (и безопаснее для соседей) представление избавляется от лишнего либидо, тем оно реальнее, тем оно актуальнее для психики. Иными словами, тестирование на реальность это всего лишь быстрое увеличение энергии данного представления (объекта).