Из стихов, не включенных автором в канонический текста «ПЯТИКРАТНОГО ЭХА»

ГОРОД С ПЯТИЗНАЧНЫМ ТЕЛЕФОНОМ

Я не знаю, будет ли ответ,

только майским радостным трезвоном

пробудил меня на белый свет

город с пятизначным телефоном.

 

Там растут зеленые сады,

там по воскресеньям ивы плачут,

и оттуда прочь мои следы

убегают в город с семизначным.

 

 (…)

 

Я напьюсь серебряной воды,

(попрощаюсь с этим тусклым фоном)

и отправлюсь – в райские сады,

в город с бесконечным телефоном.

 

БАЛЛАДА О БЛИЗНЯШКАХ

 

В городе, куда не взять билет,

где река рябит, как две тельняшки,

вот уже шестнадцать полных лет

проживают две сестры-близняшки.

 

Дружно ходят в школу и в кино

(так, что цепенеют все мужчины),

вместе поедают эскимо

и вообще почти неразличимы.

 

Увлекались на своем веку

всем, что громко, модно и спортивно,

вместе как-то ездили в Баку

и влюбились тоже коллективно.

 

Их избранник, крашеный блондин,

почитатель рэйва и металла,

к сожаленью, был всего один.

Впрочем, на двоих пока хватало.

 

То ли слишком думал о своем,

то ли не приглядывался даже, -

никогда не видел их вдвоем:

думал, что они – одна и та же.

(…)

сладко отдавало групповухой

(…)

у обеих дружный третий месяц

(…)

предложил им «стать его женой»

(…)

 

* * *

 

Не забуду того дня,

как на каменном вокзале

усадила ты меня

в электричку до Рязани.

(…)

Доиграет наш мотив,

машинист потушит спичку, -

повлечет локомотив

жизнь мою, как электричку.

 

От волненья и тоски

не спасет великий Гудвин.

Помнишь, были мы близки,

как Коломна и Голутвин?

 

Это рядом: день-деньской

карусельное катанье,

…

в парке бабье лепетанье.

 

Но в далекие края,

постояв перед табличкой,

убегает жизнь моя

электричкой, электричкой.

 

Убегает тем верней,

что – минувшего останки –

порываются за ней

полустанки, полустанки.

 

Мимолетные миры

задержать, оставить тщатся –

и не знаешь до поры,

что не стоит возвращаться.

(…)

 

* * *

 

В воскресенье

выползали горбато

чьи-то тени

на орбиту Арбата.

Пахло гнилью,

карамелью-ванилью,

подозренью

недоступной сиренью,

детворою,

недосказанной сказкой,

и жарою,

и зеленою краской.

 

По причине,

о которой ни звука,

нам отныне

надлежала разлука.

Угощала

черноплодным вареньем

и молчала.

А Москва в это время

пахла гнилью,

карамелью-ванилью,

ложью, кровью,

безнадежной любовью.

 

БЕЛЫЙ ШУМ И ЕГО СВОЙСТВА

(сентябрь 2002 – июнь 2003)

КРИЗИС

Это уже не может смутить поэта.

То ли слишком холодное было лето,

то ли глазам надоело одно и то же,

но «LM» покачнулся в витрине – и стал дороже.

А три дня спустя стройно, как на картине,

потянулись за ним винстоны и мартини.

«Ровно в три раза дороже!» - вокруг стонали,

а семечки с воблой даже и обогнали.

 

Как бы под ними дерево не прогнулось…

Когда ты сначала ушла, а потом вернулась,

но плакала по ночам и смотрела строже –

боже, как я хотел заплатить дороже!

Не было в мире лавки и бакалеи,

когда я сходил с ума в боковой аллее,

черт его знает, к какому исходу близясь,

а все, что потом, - это уже не кризис.

 

Когда пролетела юность, пропало лето,

когда обмануло то, не случилось это,

все, что жестоко, чудно, неповторимо, -

а теперь мне плевать, я умею курить и «Приму».

Оттого все вокруг теперь дешевеет, боже,

что тогда я был готов покупать дороже.

Оттого и пуст мой кошелек, о боже,

что тогда я обещал заплатить дороже.

26 октября 2002

* * *

 

Убегал тайком к кому-то еще,

согревался ее теплом,

оттого впоследствии не прощен

и покинут был поделом.

Но каким магнитом я схвачен был,

как постыдно стремился к ней

и любил – и, может быть, так любил,

что нет смысла любить сильней.

Еще в детстве стоя одной ногой,

мы бываем убеждены,

что одна отрава милей другой,

белена белей белены.

 

Чтоб опять дрожать, как больничный лист,

наглотавшись новых отрав, -

но уже давно исцелен и чист

дегустатор подобных трав.

И ему гораздо теперь милей

никого любимой не звать,

собирать урожай с магнитных полей

и тетрадные засевать.

Он страшится прежнего как чумы,

и уже не его вина,

если вновь цветет посреди зимы

ненасытная белена.

 

Он нашел бы силы бороться с ней,

будь то морок иль мелкий бес,

но она светлее любых теней

и чудеснее всех чудес.

 

4 ноября 2002

 

 

СТИХИ ОБ ЭНЕРГЕТИКЕ

 

Ей нравились закат, луна,

печенье, мягкая игрушка.

Она, быть может, неумна,

но я любил ее, подружка.

И много-много белых дней,

хотя мы с ней давно не вместе,

лишь силой памяти о ней

светилась лампочка в подъезде.

 

Она ушла куда-то вдаль,

и в городе темно и тихо.

С тех пор сияют как Версаль

поселки городского типа.

Когда кружилась голова

и ты шептала что попало,

мои ответные слова

ее энергия питала.

 

Как странно даже сознавать,

глядясь в ее изображенье,

что чувство может создавать

поля такого напряженья.

Когда светились города,

когда в эфире что-то пели,

в степи гудели провода

и мачты гнулись и скрипели.

 

Я помню, так что помолчи,

когда мы бегали на танцы,

как искры сыпались в ночи

с рубильников электростанций.

И лишь Господь-монополист

глядел на нас хозяйским оком,

циничный, как специалист

по межсистемным перетокам.

 

9 декабря 2002

 

Я ПОЗНАЮ МИР

Персиками и абрикосами,

видимо, наскучив не в меру,

девочка с пушистыми косами

движется по взрослому миру.

 

Та же, что махала ручонками,

отвергая манную кашу,

нынче обсуждает с девчонками,

как Сережа смотрит на Машу.

 

И стреляет быстрыми глазками,

и смеется без основанья,

даже заливается красками

при учителе рисованья.

 

Холодно следит мироздание,

следствие в обнимку с причиной,

как она идет на свидание

с первым в своей жизни мужчиной. 

 

Вертятся потом без усилия

лица, как обрывки мелодий:

Дима не похож на Василия,

Миша не сравнится с Володей.

 

Дом очередного приятеля,

ванная, трюмо и диванчик,

быстрые, немые объятия, -

и умчаться, как одуванчик.

 

Встречи, ревность, радость, рыдания -

для Наташи, Люды и Лены

вот они, столпы мироздания,

ось Земли и центр Вселенной.

 

Пиво с поцелуями в скверике

и мужские руки и губы –

вот они, две новых Америки,

острова Ямайка и Куба.

 

Вот они, букеты, признания,

бары, клубы, чьи-то квартиры, -

тяжкая наука познания

нашего великого мира.

 

13 декабря 2002

 

* * *

 

Боже правый, если верить в это –

просто встанут дыбом волоса!

Что выходит, если сигарета

сокращает жизнь на полчаса?

Результат красноречив и жуток:

люди курят, папиросы мнут

и в пятиминутный промежуток

проживают тридцать пять минут.

 

И ни лошадь, ни другая живность

их догнать не сможет ни хрена…

Боже мой, какая интенсивность

жизни человеческой дана!

И когда мы, выпив с пацанами,

лезем за цигарками в штаны, -

это наша смерть на встречу с нами

движется с обратной стороны.

 

Чтобы с ней сравняться в этом беге

и упрочить наносимый вред,

надо в сутки выкурить, коллеги,

ровно сорок восемь сигарет.

Закурил – она уже за дверью,

затянулся – косит на корню…

Как хотите, братцы, я не верю

в эту ненаучную фигню.

 

Как не стать язычником при этом,

как в богоискательство не впасть,

приписав обычным сигаретам

столь метафизическую власть!

И плакаты, что висят по стенам,

я бы уничтожил, изодрав:

дух не так уж тесно связан с телом,

как предупреждает нас Минздрав.

 

25 декабря 2002

 

 

СТИХИ О НЕВЕРНОЙ ЖЕНЕ

В одну из ночей к неверной жене,

разрушив морской вокзал,

приехал муж на троянском коне,

и вот что он ей сказал.

«Я к вам пришел в этот тихий час

не для мелких долгов.

Меня привело то, что выше нас,

выше даже богов.

 

Мне наплевать, кем вы были мне

до троянской пальбы.

Я пришел к неверной жене

как вестник ее судьбы.

Ко всем приезжает троянский конь,

приходит каменный гость.

Вот тебе зеркало: в нем огонь,

в нем видно тебя насквозь.

 

Оно рубиновей, чем рубин,

овальнее, чем овал,

выше небес и ниже глубин.

Я тоже там побывал.

Теперь в деснице моей – не кость,

ее не пожать рукой.

Дамам по нраву каменный гость,

но не совсем такой.

 

Вот тебе дверь из этой двери,

к свету из темноты.

Вот тебе зеркальце, посмотри,

оно прекрасней, чем ты!

Здесь не может быть слова «но».

Твоих особых манер

я был не в силах простить, а оно

прощает на свой манер».

      __________

 

И вот с тех пор как эта мадам

взглянула куда велят,

сияет на небе одна звезда

и привлекает взгляд,

и каждую ночь горит до утра,

пока не станет светло,

как вопиющий пример добра

в ответ на любое зло.

 

6 января 2003

 

 

ПЯТЬ СТУПЕНЕК ВВЕРХ

Где летом небо в одних стрижах,

а осенью – карнавал,

высится дом о двух этажах,

куда я тебя позвал.

 

Какие бы ни были смены вех,

как прежде, венчает дом

крыша с пятью ступеньками вверх.

Но ты не знаешь о том.

 

Когда выходит из берегов

то, что видно в окне,

небо делает пять шагов

и приходит ко мне.

 

Но, невзирая на снег и дождь,

что просились в окно,

все говорило, что ты придешь,

даже немое кино.

 

И потому я сидел пустой,

словно бочка без дна.

Небу в тот день я сказал: «Постой,

нынче придет она!»

 

Но, если время не в голове,

а на краю стола,

то «нынче» длится недели две,

а ты еще не пришла.

 

И вот я думаю в тишине,

считая время свое:

неужто небо пришло ко мне,

чтоб заменить ее…

 

23 января 2003

 

 

ШАМАНЫ

                       

Пробудившись как-то раз наутро,

понял я, не проглотив ни грамма:

то, что медицина – лженаука,

так же ясно, как простая дхамма.

Самый здравый разум переклинит,

если он вглядится почему-то,

что в любой из наших поликлиник

происходит каждую минуту.

 

Врач больного спросит: «Как вы живы?

Что тревожит? Ноги?» - пишет: «ноги»,

и слетятся на его призывы

мелкие языческие боги.

И, послушав, как несчастный дышит,

осушив поток его стенаний,

по латыни врач тогда запишет

парочку мудреных заклинаний.

 

И слетится небольшое вече

самых мелких, примитивных духов:

этот дух – ответственный за печень,

этот – за желудок, тот – за ухо.

Хитрыми словами, непростыми

врач их на бумаге заклинает,

радуясь тому, что по латыни

все равно никто не понимает.

 

Каждый видел в январе и в марте,

когда хвори бродят, как собаки,

у себя в амбулаторной карте

эти алхимические знаки.

Ах, пора оставить лицемерье,

позабыть про трубки и вакцины,

чтобы каждый у врача за дверью

видел сущность нашей медицины.

 

Чтобы врач, забыв свои науки,

в шкуре и в полосках белой глины,

танцевал, воздевши к небу руки,

опьяненный соком мескалина.

Чтоб, крича: «Мы все здоровы будем!»,

приходя в экстаз от буйной пляски,

исступленно колотила в бубен

медсестра в набедренной повязке.

 

Чтоб снимали все недуги разом

ожерелья, перстни и браслеты,

чтоб гремели, помрачая разум,

фетиши, ракушки, амулеты.

Чтоб здоровье осветило лица,

все узлы недужные распутав.

чтобы сотрясали все больницы

бешеные пляски алеутов.

 

29 января 2003

 

 

СТАНСЫ

Как сердце в нежном теле,

на берегу ручья

в высокой цитадели

живет любовь моя.

 

Она моя икона,

молитва и судьба.

У стен Иерихона

гудит моя труба.

 

Все мысли, чувства, средства,

все силы и пути, –

чтоб тронуть это сердце

и душу потрясти.

 

Моей Прекрасной Даме

все это не с руки –

но ровными рядами

идут мои полки.

 

И пусть мои романсы

ей не нужны пока –

но силой резонанса

шатает облака.

 

Склонились низко травы,

деревья и кусты,

и после переправы

обрушились мосты.

 

Она моя икона,

молитва и судьба.

У стен Иерихона

гудит моя труба.

 

…Все так же в дебрях леса

мне голос твой звенит –

для моего железа

единственный магнит.

 

Все так же я мечтаю,

что сдвинется засов

в воротах, запятая,

и что в конце концов

 

от этого парада,

идущего во тьму,

обрушится ограда

в высоком терему.

 

1 апреля 2003

 

 

КАТАНИЕ С ГОР

Как замки и запоры

на воротах тюрьмы,

открываются горы

с наступленьем зимы.

В темно-синие джинсы

и пальто облачен,

под себя подложивши

задубевший картон,

смотрит он с изумленьем

на сияющий снег

и, обнявши колени,

начинает разбег.

 

Вот он катится мимо

трехэтажных домов,

и морозного дыма,

и таких же холмов,

мимо школы и парков,

мимо бывшей травы,

новогодних подарков

и весенней листвы,

мимо окон в конторах

и учебной стрельбы

и строений, в которых

избегают судьбы.

 

Там по санному следу

проплывает Земля.

Мимо сосен я еду,

мимо башен Кремля.

Стоит только начать – и

много весен и лет

мимо Дома Печати

(почему бы и нет?),

там, где воздух все гуще,

где поет соловей,

через райские кущи

еду с милой моей.

 

Только мгла ледяная

за моею спиной,

и откуда я знаю,

что случится со мной.

Никуда нам не деться

от Катания С Гор.

Это каждого детства

небывалый разгон,

это – сила, с которой

до равнин и морей

мчат нас белые горы

все быстрей, все быстрей.

 

12 апреля 2003

 

НАБРОСОК

 

Чище снега, белее молока,

ярче неба, прекрасна как река

(с руслом, видимо, в дальние края),

вот и свиделись, милая моя.

 

Все срывается голос на металл.

не сбывается все, что намечтал.

Ты одна. Поглощаешь бутерброд.

Холодна, словно жидкий водород.

 

Я свой голос отдам в металлолом.

Этот холод, наверно, поделом,

поделом – повернулась и ушла.

Знать бы только – что это за дела…

 

 

* * *

 

Имею мечту: отпроситься с работы,

пройти через площадь, спуститься к реке,

и в школу зайти, не дождавшись субботы,

и просто по скверу пройти налегке.

Вглядеться в глаза золотистому свету,

кругом осмотреть небосвод голубой,

присесть на скамью, закурить сигарету,

бычок затушить и покончить с собой.

 

20 апреля 2003

 

 

* * *

 

Сосредоточься на вкусе того, что пьешь.

Будь это «Курвуазье» или просто «ерш»,

неважно, откуда ветер – с морей, с вершин,

неважно, сколько ты выпил – стакан, кувшин,

и совершенно неважно, сердце мое,

насколько тяжелым будет твое питье.

Не разбирай размеров, цветов и доз:

сосредоточься на выпивке, как Христос.

Если ты любишь, шепчи: «Я люблю, люблю»

пластиковому стакану и хрусталю,

если дрожишь, говори: «Я дрожу, дрожу»…

Допустим, это понятно даже ежу –

ежу понятно, но непонятен еж.

Сосредоточься на вкусе того, что пьешь.

 

23 апреля 2003

 

 

ПРИМЕТЫ

Об этом соловей свистел

у лета за спиной,

И, боже мой, как я хотел,

чтоб ты была со мной!

 

Так мне шептал любой предмет,

так звезды говорят,

и так из тысячи примет

сбывались все подряд.

 

И потому мне не грозил

ни дождь из явных туч,

и прямо в пальцы мне скользил

из связки нужный ключ,

 

все, что срывалось до сих пор,

сбывалось, как в бреду:

горел зеленый светофор,

пока не перейду,

 

ни разу я не опоздал

на встречу и т. д. –

сбывалось все, что загадал

при мысли о тебе.

 

Имелась тысяча порук,

полученных от всех:

вся жизнь моя, весь мир вокруг

ручались за успех.

 

Все, что хотелось, удалось.

Не хмурь моих бровей.

Все, что загадывал, сбылось –

кроме любви твоей.

 

5 мая 2003

 

 

ПЕСНЯ О МАШЕ

Помнишь, как ловко прыгала баба с возу,

мчалась телега, лошадь опередив,

и, помолчав, отзывался печальный воздух

на Пятикратное Эхо в моей груди.

 

Рухнул каменный дом от такого вальса –

вот что такое музыка аонид!

Много недель после я сомневался,

точно ли знает железо, где скрыт магнит.

 

Я не нашел его ни в одном из храмов,

так бы сидел и дальше в своей норе,

но слово «весна» весит пятнадцать граммов

и настигает и в марте, и в январе.

 

Настойчивый, неотступный, насильно милый,

спутник Венеры, альтер эго, вторая тень, –

но боже ты мой, кто бы ведал, с какою силой

мысль о ней зажигала грядущий день!

 

Как танцевал лес на восточных склонах

под белой звездой в тысячу киловатт,

и что там за птица пела в зеленых кленах:

«Никто из влюбленных не может быть виноват».

 

А ее глаза глядят из-под темной челки

так, будто перед нею совсем не я.

Прекрасная, как Диана с луной в прическе,

золотистая, золотая любовь моя…

 

Счастье мое, журавль на полном форсаже,

самый быстрый SAAB, золотой свинец,

цитадель моя, дорогая моя пропажа,

тысяча снов, – смилуйся наконец!

 

До 9 мая 2003