Василий Шуйский – «боярский царь». Лжедмитрий II . Интервенция Польши и Швеции.

Задание 3. На какие слои населения, по мнению М.Н. Покровского, опирался в своем царствовании Василий Шуйский (документ № 73)? Какие мероприятия провел Шуйский в их интересах после своего воцарения? В чем, согласно М.Н. Покровскому, состояла основная причина падения В.Шуйского?

Документ № 73.

Отрывок: Покровский М.Н. Русская история: В 3 т. Т. 1 — СПб.: ООО «Издательство «Полигон», 2002.

«…Окончательный толчок делу дала уже прямая бестактность. польских сторонников Дмитрия, которые на всем протяжении его недолгой истории гораздо больше доставляли ему хлопот, чем приносили пользы. Приведенные съехавшимися на свадьбу царя с Мариной Юрьевной польскими гостями жолнеры вели себя край­не бесчинно, а по количеству их было, как мы видели, столько, что слухи о польском захвате начинали как будто оправдываться. В связи со всем предшествующим это привело московскую толпу в такое нервное состояние, что заговорщики стали опасаться преж­девременного взрыва. Возможно, что раньше предполагалось по­кончить с царем во время похода: теперь пришлось рискнуть на более опасное: добывать Дмитрия в его собственном дворце. Уве­ренность Лжедмитрия в своих ближайших слугах, несомненно, облегчила это дело. Характерно, что бояре-заговорщики, ударив в набат в Рядах, на Ильинке, не решились двинуть посадских на Кремль, а направили их на поляков; непосредственно же для убий­ства «Расстриги» был отряжен небольшой, человек в 200, отряд специального состава, который был легко пропущен до самых царских покоев, потому что во главе его шло первое московское боярство; по имени летописи согласно называют князей Шуйс­ких, Василия Ивановича, недавно возвращенного «Расстригой» из ссылки, и его брата Дмитрия, но рядом с ними были и «иные многие бояре и вельможи». Позже на улицах Москвы мы встреча­ем и Мстиславского, и Голицыных, и Ивана Никитича Романова. Позднейшие сказания приписывают Василию Ивановичу Шуйс­кому самое непосредственное участие в убийстве; защищая его от Дмитрия, на последнего и накинулись, будто бы, «бояре и дворяне». Но памфлетист Шуйских, как и памфлетист Романовых, одина­ково скользят по подробностям этой трагической ночи: видимо, ни тем, ни другим удовольствия эти воспоминания не доставляли.

Казалось бы, что, идя на такое дело, которое неминуемо долж­но было кончиться опустением московского престола, заговорщи­ки должны были заранее подумать, как эту пустоту заполнить. На деле, однако, этого не было — и целых двое суток Москва была без царя. В боярском кругу о кандидатуре молчали: это по­казывает, насколько жгучим был вопрос. Боялись поссориться на нем накануне дела и тем сорвать самый заговор. Уже это одно должно устранить представление об «аристократической камари­лье», «боярском кружке», так распространенное в новейшей ли­тературе. Камарилья могла бы спеться, а тут мы никакой согласо­ванности мнений и действий не замечаем. Если у кого из заговор­щиков был определенный план действий, то только у одного Василия Ивановича Шуйского, который и поспешил воспользо­ваться этим своим преимуществом. Пока остальные бояре расте­рянно толковали о том, что надо «совет сотворити... и общим со­ветом избрати царя на Московское государство», что надо разос­лать грамоты о Земском соборе, как было в 1598 году, — толковали с единственной, очевидно, целью оттянуть дело, московский по­сад выкрикнул царем Шуйского. Что воцарение последнего было своего рода заговором в заговоре, полным сюрпризом для боль­шинства членов воображаемой «камарильи», об этом совершен­но согласно свидетельствуют и русские, и иностранные источни­ки. Полуофициальная летопись Смуты, которую мы сейчас цити­ровали, рассказав о недоуменных толках бояр насчет Земского собора, продолжает: «Но нецыи от вельмож и от народа ускориша, без совета общего избраша царя от вельмож боярина князя Василия Ивановича Шуйского... избрания же его не токмо во градех, но и на Москве не все ведаху». Автор романовского памфлета совершенно согласно с этим передает дело: «малыми некими от царских палат излюблен бысть царем Василий Ивано­вич Шуйский... никем же от вельмож не пререкован, не от прочего народа умолен». Этот последний автор, несомненно, тенденци­озен в данном случае: в 1606 году Романовы были соперниками Шуйских, как в 1598-м Годуновых; но тенденция его состоит в том, что он отрицает участие народа в избрании Шуйского, а не в том, что он отрицает участие в этом деле бояр. Шуйский «воз­двигся кроме воли всея земли» потому, что не все чины и не все города Московского государства посадили его на царство. Но «народ» при этом деле был, и о его социальном составе дает впол­не определенное показание один иностранец, бывший свидете­лем выборов. «Ему поднесли корону, — говорит о Шуйском Конрад Буссов, — одни только жители Москвы, верные соучастники в убиении Димитрия, купцы, сапожники, пирожники и немногие бояре». Шуйский был посадским царем, как Лжедмитрий был царем дворянским. В этом была новизна его положения. Дворянский царь был уже не один: таким был Грозный во вторую половину своего царствования, и Годунов — в первую. Но представитель, буржуазии еще ни разу не сидел на московском престоле; этот класс впервые держал в руках верховную власть — оставался вопрос, удержит ли он ее, когда московский мятеж уляжется, и жизнь, войдет в нормальную колею.

«Самовоцарение» Василия Ивановича в первую минуту совершенно ошеломило боярские круги — тем более, что в числе «немногих бояр», посвященных в этот второй заговор, кроме родственников нового царя, по-видимому, были одни только Романовы. Филарет Никитич был наречен патриархом, кажется, в то же время, как Шуйский царем: почему это соглашение не удержалось, и Филарет должен был идти искать патриаршества в Тушине, этот вопрос большого исторического интереса не представляет. Вследствие ли разрыва Шуйских с Романовыми или по какой другой причине, но растерянность боярства стала проходить довольно быстро: раз не приходилось делить мономаховой шапки, бояре опять стали такой же дружной стенкой, какой они шли уби­вать «Расстригу». Не удалось посадить своего царя, нужно было хотя бы обезопасить себя от чужого, и в этом отношении опиравшийся на купцов Шуйский, заранее можно было предсказать, дол­жен был обнаружить меньшую силу сопротивления, нежели окруженный «воинниками» Дмитрий. Во время венчания Василия Ивановича в церкви разыгралась странная и на первый взгляд совершенно непонятная сцена. Нареченный царь начал вдруг говорить о том, что он хочет крест поцеловать за то, что не будет он никому мстить за претерпенное им при Борисе — и вообще ни над кем ничего «творити не будет без общего совета». Бояре же и прочие стали ему говорить, чтобы он этого не делал, и креста на том не целовал: «понеже никогда тако не сотворися, и дабы нового ничего не всчинал». Но Шуйский не послушался и поцеловал крест. При обычном взгляде на Шуйского как на боярского царя, тут ничего понять нельзя. Бояре давно уже хотели ограничить царскую власть, оградить себя от произвола сверху; новый царь берется целовать крест, что произвола не будет, — бояре его отговаривают. Но, внимательно вчитавшись в слова Шуйского, мы поймем, какую лазейку нашел для себя этот тонкий дипломат. «Общий со­вет» и вообще на тогдашнем языке и, в частности, в рассказе об избрании Шуйского у «Нового Летописца», которого мы цитируем, есть синоним Земского собора. Перед этим только что бояре апеллировали к этому учреждению против Шуйского: теперь он апеллирует к Собору против бояр, заявляя, что он согласен ограничить свою власть, но только «общим советом», а не боярской думой. Бояре тотчас же очень наивно и выдали себя, обнаружив, что сами они о Земском соборе толковали вовсе не серьезно, а лишь ради того, чтобы оттянуть время. Но и сам царь Василий хотел лишь попугать бояр, — на самом же деле созвать вассалитет Московского царства, где большинство, без сомнения, было на стороне убитого им Дмитрия, вовсе, конечно, не входило в его планы. И тотчас же в этой первой стычке обнаружилось, что бояре сильнее, потому что в официальной крестоцеловальной записи, разосланной по городам, царь обещался «всякого человека, не осудя истинным судом с бояры своими, смерти не предати». Вопреки мнению некоторых новейших историков, это был колоссальный успех боярства. Даже если бы Шуйский этим своим крестоцелованием лишь закрепил старинный московский обычай, это имело бы не меньшее значение, чем закрепление местнических обычаев при Грозном. Но мы вовсе не имеем уверенности, чтобы политические процессы со времен опричнины разбирались при участии боярской думы, «истинным судом»: наоборот, есть все основания думать, что они разрешались в сыскном (а не судебном) порядке, образец которого давно был дан губными учреждениями. Бояре, которые «пыхаху и кричаху» на Романовых, во время их дела, были не судьи, а следователи, назначенные Борисом. Крестоцеловальная запись Шуйского восстановила судебные порядки там, где со времени опрични­ны господствовала административная расправа. Но «запись» шла дальше: она заключала в себе ограничение и самой судебной репрессии. До сих пор последняя была коллективной: опала постигала весь род, и все вотчины опальной фамилии подвергались конфиска­ции. В этом, как мы видели, и состоял экономический смысл оп­ричной политики, массами переводившей вотчинные земли в руки «воинников». Теперь этим массовым конфискациям был положен конец: «вотчин, и дворов, и животов у братьи их (осужденных), и у жен, и у детей не отымати, будет которые с ними в мысли не были». Это установление индивидуальной ответственности вместо групповой — чрезвычайно важный факт с социологической точки зрения: но на этой стороне дела мы пока не будем останавливаться. Отметим только, что боярский характер «конституции» Шуйско­го особенно подчеркивается этим пунктом: от конфискаций родо­вых вотчин никто, кроме боярства, не страдал. Сами авторы «записи» почувствовали это, и так как реальной силой, на которую опи­ралось новое правительство, были не бояре, а московский посад, то «боярские» статьи конституции получили дополнение, не менее любопытное, чем они сами: «также у гостей и у торговых людей, хотя который по суду и по сыску дойдет и до смерчныя вины, и после их у жен и у детей дворов и лавок и животов не отымати, будет с ними они в той вине невинны...»

Русская «хартия вольностей» ограждала, таким образом, интересы, с одной стороны, бояр, а с другой — гостей и торговых людей. Дворянства она не касалась, и в борьбе с тотчас же вновь вспыхнувшим дворянским мятежом казни и ссылка в административном порядке применялись на каждом шагу. Это было ограничение царской власти не в пользу «всей земли», а в пользу только двух классов, которые, вдобавок, в данную минуту не имели никаких положительных общих интересов. У них был общий враг: средние и мелкие служилые, через посредство царской казны эксплуатировавшие торговый люд и посредством царской власти экспроприировавшие боярство. Пока они не справились с общим врагом, их союз держался кое-как. Но когда этот враг поддался, и союзникам на освободившемся месте пришлось строить новое здание, тотчас же должно было обнаружиться, как чужды они друг другу. Экономическое родство оказалось сильнее временной политической комбинации, и, в конце концов, оба новых экономически класса, и посадские, и помещики, оказались вместе против представителя экономической реакции, против боярства. Четырехлетнее правление Шуйского было своего рода браком по расчету между торговым капиталом и боярской вотчиной, где обе стороны ненавидели и презирали друг друга, но разорвать союз не решались, пока не вынудил к этому внешний толчок.

Боярство разорвать союз не могло уже по той причине, что без помощи торгового капитала оно, в самом простом, материальном смысле этого слова, не могло управлять государством. Убитый Дмитрий приготовил тяжелую долю своим врагам: на другой день после своего воцарения новый царь увидел себя перед пустыми сундуками. «Царь бо, не имый сокровища многа и другов храбрых подобен есть орлу бесперому и не имеющему клюва и когтей: все царские сокровища истощил богомерзкий Расстрига, разбрасывая деньги; скудость и теснота пришла всем ратным людям», и не пошли ратные люди за царем Василием. Экстренные меры, которые пришлось принять этому последнему, чтобы выплачивать ставшим на его сторону служилым государево жалованье хотя бы в минимальном размере, показывали, в какой «тесноте» жил он сам: ревнителю правоверия, только что одолевшему «поганого еретика», пришлось идти по стопам этого последнего, накладывая руку на монастырскую казну, и даже на монастырские ризницы: чтобы добыть денег, переливали в монету церковные сосуды, пожертвованные «по душе» прежними царями. Но всего этого было мало, и если правительство Шуйского продержалось четыре года, оно этим было обязано «торговым людям»: без помощи городов поморских и понизовых, и ратными людьми и деньгами, оно не пережило бы первого восстания…»

Задание 4. На основании документа №74 с формулируйте задачи, стоящие перед «боярским царем» Василием Шуйским и Лжедмитрием II. В чем состояли отличия в их политике?

Документ № 74.

Отрывок: Хлебников Н. О влиянии общества на организацию государства в царский период русской истории. – СПб, 1869.

«…Василий Шуйский был боярским и Московским Царем; он не решился сзывать Земской Думы, как Борис. Он был представителем только боярских интересов, что выказалось тотчас же в записи данной им боярам. Эта запись содержит обещания Василя: «всякаго человка, не осудя истинным судом с бояры своими, смерти непредати и вотчин и дворов и животов у братьи их, и у жен и у детей не отимати, будет которые с ними в мысли не были; также у гостей и у торговых и у черных людей, хотя которой по суду и по сыску дойдет и до смертныя вины, и после их у жен и у детей дворов и лавок и животов не отымати, будет с ними они в той вине невинны; да и доводов ложных мне великому Государю не слушати, а сыскивати великими сыски на крепко и ставить с очей на очи, чтоб в том православное хрисианство безвинно не гибло; а кто на кого солжет и сыскав того познати, смотря по вине его, что был взвел не подельно, тем сам осудится». Обещания Василия в отношении бояр, более или менее определенны; в отношении других классов, они ограничиваются общими фразами. «Целую крест всем православным крестьяном, что мне их, жалуя судити истинным праведным судом и без вины ни на кого опалы своей не класти и недругам ни кому ни кого в неправде не подавати и ото всякаго насильства оберегати».

Казалось, положение Василия было более прочным, потому что он был царь, избранный боярами. Но эта же сторона, была и его слабостью. В глазах народа, как царь боярский, он должен был казаться противником народной свободы, то есть крестьянского перехода. Его действия вскоре показали, что он не обладает таким умом и характером, чтоб бороться с трудностями своего положения. Не понимание своего положения он обнаружил уже в своем манифесте.

В манифесте, который издал Василий вскоре после вступления на престол, он возводит на Димитрия множество таких преступлений, из которых некоторые в глазах народа могли быть более полезны, чем вредны его славе. Он обвиняет, например, Лжедимитрия в том, что он неизменным обычаем хотел бояр, и дворян, и приказных людей, и гостей и всяких лучших людей побить. Василий не предвидел следствия публикация такого манифеста, потому что он, не понимал, что подобные вещи могли бы только пугать москвичей, но что в провинции, между крестьянами, такая прокламация могла только поддержать дело Лжедимитрия. Для его славы в провинциях было бы гораздо гибельнее, если бы он мог разослать его приговор о беглых холопах. Далее в этой прокламации было высказано, что Лжедмитрий имел намерение ввести католицизм. А между тем нерешительность характера Василия с одной стороны и привлекательность идей самозванца, с другой стороны, сделали свое дело: большая половина присягнула самозванцу.

Казалось, сами события определили программу действия предводителей двух борющихся элементов: Василия, борца за аристократию и самозванца, борца за демократические интересы. А между тем, в самом разгаре борьбы оба противника меняются оружием.

Василий, наконец, понял, что причины успеха Самозванца заключаются в его принципах, а Самозванец с другой стороны, начал скоро понимать, что полное приложение демократических принципов, совершенно невозможно. 7-го марта 1607 года, Василий отменил постановление Федора, изданное 1597 года, по которому добровольные холопы, прожив не боле шести недель, обращались в кабальные, на том основании, что господин обувал их и одевал. (…)

В июне 1607 года, стало быть, через 8 месяцев после появления Самозванца, была разослана богомольная грамота о походе на Самозванца, а 5 июля войска Самозванца были разбиты на голову, 29 июля был взят Алексин; войска Самозванца были разбиты при Песочной. Но, несмотря на победы, Василий и даже бояре сознавали необходимость сделать некоторые уступки простонародью. В феврале 1608 г., бояре приговорили тех холопов, которые прибегают из лагеря Самозванца, не отдавать опять в холопство старым господам, исключая тех, которые после своей повинной уйдут снова к Самозванцу и будут пойманы. Были признаны свободными даже люди, которых отпустил первый Самозванец. Беглых холопов, давших кабалы новым господам, оставили за новыми господами, что также было облегчением, потому что новые господа были либеральные и давали более. 9 марта, по указу государя, без приговора Боярской Думы, приказано было записывать записи в Xолопьем Приказе на вольных людей, что бы им служить до своего живота и по таким записям истцам не выдавать.

Но как изменились под влиянием обстоятельств взгляды Василия, точно также должны были измениться основные принципы в лагере Самозванца, под влиянием обстоятельств противоположных, когда Самозванец увидел, что с толпой простого народа можно сделать мало, что нужно увеличить свои силы детьми боярскими, более привычными к войне и польскими выходцами. Но для того, чтобы вознаградить их услуги, нужны были или деньги или поместья. При скудости общества, Самозванец должен был отказаться от мысли вознаградить своих приверженцев деньгами, а потому должен был придти к сознанию необходимости вознаграждать поместьями. Таким образом, законы общественного развития крайнего демократа должны были мало-помалу, обращать к аристократизму. Еще в октябре Самозванец писал Суздальцам: «Мы вас дворян и детей боярских, и стрельцов, и казаков, и пушкарей, и всяких служилых людей пожалуем своим царским жалованьем, деньгами и сукны, а дворянских детей и боярских детей их великим поместным окладом и денежным жалованьем верстать и в поместном окладе и денежном жалованьи прибавку учинить; а вас, богомольцев наших, и посадских черных людей, в холопстве родились». Вольных людей, которых еще в прошлом году Василий не приказывал записывать в холопы, теперь отдавались господам, у которых они живут лет 5 или 6. Единственное облегчение было сделано для людей живущих у сыновей, по крепостям отцов, которые были отпущены ими на волю.

Когда дела Самозванца начали клониться к видимому падению, тогда решились действовать Поляки, которые до сих пор не действовали, вероятно, выжидая успехов Самозванца и думая воспользоваться от него без борьбы некоторыми городами, обещанными Самозванцем. В конце сентября 1609 года, Сигизмунд уже стоял под Смоленском, с 6000 войска. На севере все еще бродили казаки и инородцы. Шведам был уступлен город Корела и Василий распорядился взыскать для уплаты немцам по 50 р. с сохи.

Теперь, после четырех летней деятельности Василия, стало для всех очевидно, что он стоит далеко ниже обстоятельств, что если он будет распоряжаться дальше, то война будет тянуться бесконечно и всем грозит разорение. Положение Василия было безотрадно. Его снова защищали бояре, интересам которых он уже однажды изменил. На него негодовала чернь московская, потому что цены на хлеб сделались невыносимы. Его боялись те многочисленные лица, которые несколько раз переходили из одного лагеря в другой, Вследствие всех этих причин вместе, Василий был низвержен. Повсюду чувствовалось истощение и чувствовалась необходимость решительности, энергических мер. В низвержении и Василия, впрочем, не участвовали бояре, что видно из слов Гермогена. „Василия свергли, говорит Гермоген, без совета бояр и без согласия его, патриарха, и без совету людей всех чинов…»

 

Задание 5. Рассмотрев документ № 75, ответьте на вопрос, какие причины побудили бояр пригласить на Русский престол польского королевича Владислава? В чем состояли предпосылки подъема национального освободительного движения?

 

Документ № 75.

Хлебников Н. Интервенция Польши. Королевич Владислав // О влиянии общества на организацию государства в царский период русской истории. – СПб, 1869. – 390 с.

«…Может быть, бояре сначала думали управлять государством одни, но они очень скоро пришли к убждению, в необходимости предложить корону Владиславу. Множество причин могло способствовать этому решению: соперничество между боярскими фамилиям, популярность царской власти в народе, надежда получить от Владислава, как обещал Сигизмунд, права и вольности, поместья и вотчины и, наконец, может быть самое важное, отделаться легким способом от Поляков. Самозванец был теперь не грозен, а были сильны только Поляки. Все эти причины вместе заставили бояр очень скоро согласиться на приглашение Владислава на трон Московский. Уже 31 июля был разослан боярами присяжный лист, сочиненный, вероятно, Салтыковым, на основании которого Владислав должен был присягнуть. Главные основания этого договора были следующие:

1) Государю Королевичу на государстве, нашея истинныя православныя крестьянскоя веры не разорити и городов от Московскаго Государства не отводити и вотчин и дворов и животов у нас не отымати и без сыску ни над кем ни на кого дурно не имти.

2) Церковь Божию чтити и украшати по прежнему обычаю, и святым божиим иконам и чудотворным мощем покланятися и чтити, а Римстя веры и иных вер не вводити и костелов нигде не ставити.

3) В духовные и святительские дела не вступатися.

4) А что дано в монастыри вотчин и угодно, то быти всему по прежнему.

5) Боярам, окольничим, воеводам и другим чинам быти по прежнему, а Польским и Литовским людям на Москве и по городам не быть.

6) Всех членов Московскаго Государства, начиная от бояр и окольничих и кончая казаками, имети в чести и жалованьи.

7) Иноземцам давать четвертное жалованье из четей и помсий у них не отымати, а также и у дворян и у детей боярских, которые емлют жалованье с городов.

8) Суды совершать по Судебнику. А не сыскав вины и не осудивши судом со всеми бояры, никого не казнитя, и чести ни у кого не отымати, и в заточеше не засылати. А кто бездтен умрет, и то все, что останется, отдавать ближним его, или кому он прикажет; а все то делати Государю с приговором и советом бояр и всех думных людей, а без Думы и приговору таких дл не вершити.

9) А доходы государства из городов и волостей, также с кабаков и с тамог собиратй по-прежнему; а сверх прежних обычаев, не поговоря с боярами, ни в чем не прибавляти.

10) А торговым и пашенным крестьянам в Литву из Руси и из Литвы на Русь выходу не быти, тако же и на Руси промеж себя выходу не быть.

30 августа эта конституция была разослана по городам для присяги. 12 сентября бояре отменили все постановления Василия о добровольных холопах и ввели в силу закон Федора, по которому всякий холоп, проживший полгода у господина обращался в крепостного, потому что господин того добровольного холопа поил и кормил.

Разослать эту конституцию и ожидать, что ей присягнут города и волости, которые жертвовали всем для свободы,— все это было такою нелепостью, которая показывала всю недальновидность и политическую несообразительность боярства. Принятие ее было бы еще возможным, если бы последняя статья была опущена; бояре могли вставить ее после, когда уже дело было сделано и Владислав был бы в их руках. Едва ли была конституция, которая бы менее удовлетворяла народ. Ею было недовольно могущественное духовенство в стране, которая, по своей религиозности, близилась к теократии. Очевидно, что король-католик мало будет щадить православие, а еще мене богатства церкви. Ею были недовольны все разряды служилого сословия, начиная от дворян и до детей боярских, которые не верили в бескорыстие боярства. Наконец, ею не могли быть довольны низшие классы, которые были прямо прикреплены. Но все партии пока были ошеломлены смелостью и решительностью боярства и ожидали, что будет. Им не долго нужно было ждать: 19 августа бояре заключили договор с поляками и те вступили в Москву.

Вскоре обнаружилось, что ни поляки не сумели повести дело с необходимой ловкостью, ни бояре составить партии, дружно действующие во имя корпоративных интересов. Уже в декабре было слышно в Новгороде, что русские с поляками на Москве бьются. В провинциях поляки поступали, не смотря на мир, как в неприятельской земле. В сентябре пришла грамота от Владислава о роспуске даточных людей по домам, а король - между тем, стоял перед Смоленском и шведы еще были в стране. Такое стремление распустить русскую вооруженную силу, при таких обстоятельствах, прямо показывало, чего хочет король. Боярство бомбардировало короля только просьбами о поместьях, с искренними советами о том, как подавить восстание «из Китая за деревянный город». Как был не популярен новый боярский царь - это видно уже из факта, что теперь начиналось движение в пользу Самозванца даже в тех местах, где было известно, что Самозванец — вор, где ему более всего противились. В январе Самозванцу присягнули Казань и Вятка. Из Вятки отправили грамоту в Пермь и пермичи также решились стоять за православную веру, но не целовали грамоту, потому что вестей у них никаких нет, а они хотели подождать вестей. Но нечего уже было думать о Самозванце. 16 декабря он был убит.

Теперь для всех стало понятно, что единственное средство спасение веры и национальной самостоятельности от польского и боярского самоуправства может быть только поголовное восстание. Владислав был в Польше и не было надежды не только на то, чтобы он принял православие, но чтобы он даже приехал в Москву. Поступки Сигизмунда с послами и его продолжение Смоленской осады доказали, что Сигизмунд хлопочет лишь о своих интересах. Глава духовенства, умный и энергический патриарх Гермоген понял прежде всех, что только поголовное восстание спасет Русь и православие. Под ножами у поляков, он разослал всюду вдохновляющие грамоты, которые не замедлили произвести свое действие, потому что в них он и высказал мысль, которая вертелась у всех на уме. Тогда началось то великое движение, которое спасло России. Всякий сознававший бедствия родины, делался красноречивым, когда он взывал о помощи. В феврале месяце 1611 года уже начинается это великое движение, во главе которого стал город Нижний Новгород…»