Религиозно-философские течения в конце XV – начале XVI в.

Задание 5. Проанализируйте документы №№ 59, 60. В чем причина полемики нестяжателей и иосифлян? Почему Иван III, согласный с Нилом Сорским, вынужден был в итоге поддержать Иосифа Волоцкого? Какую роль в социальной и политической жизни сыграли московская и новгородская ереси?

Документ № 59.

Отрывок: Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. Кн. 2. М. 1997.

«…НИЛ СОРСКИЙ. Постриженник Кириллова монастыря, Нил долго жил на Афоне, наблюдал тамошние и цареградские скиты и, вернувшись в отечество, на реке Соре в Белозерском краю основал первый скит в России. Скитское жительство - средняя форма подвижничества между общежитием и уединенным отшельничеством. Скит похож и на особняк своим тесным составом из двух-трех келий, редко больше, и на общежитие тем, что у братии пища, одежда, работы - все общее. Но существенная особенность скитского жития - в его духе и направлении. Нил был строгий пустынножитель; но он понимал пустынное житие глубже, чем понимали его в древнерусских монастырях. Правила скитского жития, извлеченные из хорошо изученных им творений древних восточных подвижников и из наблюдений над современными греческими скитами, он изложил в своем скитском уставе. По этому уставу подвижничество - не дисциплинарная выдержка инока предписаниями о внешнем поведении, не физическая борьба с плотью, не изнурение ее всякими лишениями, постом до голода, сверхсильным телесным трудом и бесчисленными молитвенными поклонами. «Кто молится только устами, а об уме небрежет, тот молится воздуху: бог уму внимает». Скитский подвиг - это умное, или мысленное, делание, сосредоточенная внутренняя работа духа над самим собой, состоящая в том, чтобы «умом блюсти сердце» от помыслов и страстей, извне навеваемых или возникающих из неупорядоченной природы человеческой. Лучшее оружие в борьбе с ними - мысленная, духовная молитва и безмолвие, постоянное наблюдение за своим умом. Этой борьбой достигается такое воспитание ума и сердца, силой которого случайные, мимолетные порывы верующей души складываются в устойчивое настроение, делающее ее непреступной для житейских тревог и соблазнов. Истинное соблюдение заповедей, по уставу Нила, не в том только, чтобы делом не нарушать их, но в том, чтобы и в уме не помышлять о возможности их нарушения. Так достигается высшее духовное состояние, та, по выражению устава, «неизреченная радость», когда умолкает язык, даже молитва отлетает от уст и ум, кормчий чувств, теряет власть над собой, направляемый «силою иною», как пленник; тогда «не молитвой молится ум, но превыше молитвы бывает»; это состояние - предчувствие вечного блаженства, и, когда ум сподобится почувствовать это, он забывает и себя, и всех, здесь, на земле, сущих. Таково скитское «умное делание» по уставу Нила. Перед смертью (1508 г.) Нил завещал ученикам бросить труп его в ров и похоронить «со всяким бесчестием», прибавив, что он изо всех сил старался не удостоиться никакой чести и славы ни при жизни, ни по смерти. Древнерусская агиография исполнила его завет, не составила ни жития его, ни церковной ему службы, хотя церковь причислила его к лику преподобных. Вы поймете, что в тогдашнем русском обществе, особенно в монашестве, направление преп. Нила не могло стать сильным и широким движением. Оно могло собрать вокруг пустынника тесный кружок единомысленных учеников-друзей, влить живительную струю в литературные течения века, не изменив их русла, бросить несколько светлых идей, способных осветить всю бедноту русской духовной жизни, но слишком для нее непривычных. Нил Сорский и в белозерской пустыне остался афонским созерцательным скитником, подвизавшимся на «умной, мысленной», но чуждой почве.

ИОСИФ ВОЛОЦКИЙ. Зато вполне туземная, родная почва была под ногами его противника преп. Иосифа. Современники оставили нам достаточно черт для определения этой совершенно реальной, вполне положительной личности. Ученик и племянник его Досифей в своем надгробном слове Иосифу изображает его с портретной точностью и детальностью, хотя несколько приподнятым тоном и изысканным языком. Проходя суровую школу иночества в монастыре Пафнутия Боровского, Иосиф возвышался над всеми его учениками, совмещая в себе, как никто в обители, разнообразные качества духовные и телесные, остроту и гибкость ума соединяя с основательностью, имел плавный и чистый выговор, приятный голос, пел и читал в церкви, как голосистый соловей, так что приводил слушателей в умиление: никто нигде не читал и. не пел, как он. Святое писание знал он наизусть, в беседах оно было у него все на языке, и в монастырских работах он был искуснее всех в обители. Он был среднего роста и красив лицом, с округлой и не слишком большой бородой, с темно-русыми, потом поседевшими волосами, был весел и приветлив в обращении, сострадателен к слабым. Церковное и келейное правило, молитвы и земные поклоны совершал он в положенное время, отдавая остальные часы монастырским службам и ручным работам. В пище и питии соблюдал меру, ел раз в день, иногда через день, и повсюду разносилась слава его добродетельного жития и добрых качеств, коими он был исполнен. Видно, что это был человек порядка и дисциплины, с сильным чутьем действительности и людских отношений, с невысоким мнением о людях и с великой верой в силу устава и навыка, лучше понимавший нужды и слабости людей, чем возвышенные качества и стремления души человеческой. Он мог покорять себе людей, выправлять и вразумлять их, обращаясь к их здравому смыслу. В одном из житий его, написанных современниками, читаем, что силой его слова смягчались одичалые нравы у многих сановников, часто с ним беседовавших, и они начинали жить лучше: «Вся же тогда Волоцкая страна к доброй жизни прелагашеся». Там же рассказано, как Иосиф убеждал господ в выгоде снисходительного отношения их к своим крестьянам. Обременительная барщина разорит хлебопашца, а обнищавший хлебопашец - плохой работник и плательщик. Для уплаты оброка он продаст свой скот: на чем же он будет пахать? Его участок запустеет, станет бездоходным, и разорение крестьянина падет на самого господина. Все умные сельскохозяйственные соображения - и ни слова о нравственных побуждениях, о человеколюбии. При таком обращении с людьми и делами Иосиф, по его признанию, не имевший ничего своего при поселении в волоколамском лесу, мог оставить после себя один из самых богатых монастырей в тогдашней России. Если ко всему этому прибавим непреклонную волю и физическую неутомимость, получим довольно полный образ игумена - хозяина и администратора - тип, под который подходило с большей или меньшей удачей большинство основателей древнерусских общежительных монастырей. При устроении монастыря, когда у него еще не было мельницы, хлеб мололи ручными жерновами. Этим делом после заутрени усердно занимался сам Иосиф. Один пришлый монах, раз застав игумена за такой неприличной его сану работой, воскликнул: «Что ты делаешь, отче! пусти меня» - и стал на его место. На другой день он опять нашел Иосифа за жерновами и опять заместил его. Так повторялось много дней. Наконец монах покинул обитель со словами: «Не перемолоть мне этого игумена».

На церковном соборе 1503 г. оба борца встретились и столкнулись. Скитское миросозерцание Нила все сполна было против монастырского землевладения. Его возмущали, как он писал, эти монахи, кружащиеся ради стяжаний; по их вине жизнь монашеская, некогда превожделенная, стала «мерзостной». Проходу нет от этих лжемонахов в городах и весях; домовладельцы смущаются и негодуют, видя, как бесстыдно эти «прошаки» толкутся у их дверей. Нил и стал умолять великого князя, чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням и кормились бы своим рукоделием. Великий князь поставил этот вопрос на соборе. Нил и стоявшие за него белозерские пустынники говорили об истинном смысле и назначении иночества; Иосиф ссылался на примеры из истории восточной и русской церкви и при этом высказал такой ряд практических соображений: «Если у монастырей сел не будет, то как честному и благородному человеку постричься, а если не будет доброродных старцев, откуда взять людей на митрополию, в архиепископы, епископы и на другие церковные властные места? Итак, если не будет честных и благородных старцев, то и вера поколеблется». Этот силлогизм впервые высказывался при обсуждении церковно-практического вопроса. Церковные авторитеты не ставили монастырям задачи быть питомниками и рассадниками высших церковных иерархов и не признавали непременным оплотом веры иерархию родовитого происхождения, как это было в Польше. Первое положение Иосиф заимствовал из практики русской церкви, в которой высшие иерархи обыкновенно выходили из монастырей; второе положение было личной мечтой или личным предрассудком Иосифа, предок которого, выходец из Литвы, сделался волоколамским дворянином-вотчинником. Собор согласился с Иосифом и свое заключение представил Ивану III в нескольких докладах, очень учено составленных, с каноническими и историческими справками. Но вот что в этих докладах возбуждает недоумение: на соборе оспаривали только монастырское землевладение, а великому князю отцы собора заявили, что они не благоволят отдавать и архиерейские земли, против которых на соборе никто не говорил. Дело объясняется молчаливой тактикой стороны, восторжествовавшей на соборе. Иосиф знал, что за Нилом и его нестяжателями стоит сам Иван III, которому были нужны монастырские земли. Эти земли трудно было отстоять: собор и связал с ними вотчины архиерейские, которых не оспаривали, обобщил вопрос, распространив его на все церковные земли, чтобы затруднить его решение и относительно монастырских вотчин. Иван III молча отступил перед собором. Итак, дело о секуляризации монастырских вотчин, поднятое кружком заволжских пустынников по религиозно-нравственным побуждениям, встретило молчаливое оправдание в экономических нуждах государства и разбилось о противодействие высшей церковной иерархии, превратившей его в одиозный вопрос об отнятии у церкви всех ее недвижимых имуществ.

После собора вопрос о монастырских вотчинах перенесен был с практической почвы на более безопасную, литературную. Загорелась оживленная полемика, длившаяся почти до конца XVI в. Она очень любопытна: в ней столкнулись разнообразные и важные интересы, занимавшие тогдашнее русское общество; высказались наиболее мыслящие умы века; с ней прямо или косвенно связались самые яркие явления русской духовной жизни того времени. Но ее изложение не входит в план моего курса. С ее ходом можно хорошо познакомиться по прекрасному труду покойного профессора А. С. Павлова «Исторический очерк секуляризации церковных земель в России». Ограничусь немногими чертами. Самыми видными противниками «осифлян», как звали последователей Иосифа, выступили в полемике князь-инок Вассиан Косой и пришелец с Афона Максим Грек. Сочинения Вассиана - обличительные памфлеты: поборая по своем учителе Ниле Сорском, яркими, нередко правдиво-резкими чертами изображает он немонашескую жизнь вотчинных монастырей, хозяйственную суетливость монахов, их угодливость перед сильными и богатыми, корыстолюбие, лихоимство и жестокое обращение со своими крестьянами. В нем говорит не одно негодование пустынника-нестяжателя, но часто и раздражение бывшего боярина из рода князей Патрикеевых против людей и учреждений, опустошавших боярское землевладение. Вассиан клонит свою речь к тем же обвинениям, какие потом прямо высказал единомышленник его князь Курбский: любостяжательные монахи своим сельским хозяйничаньем разорили крестьянские земли, а внушениями о спасительности вкладов по душе сделали воинский чин, служилых землевладельцев хуже калик убогих. Сочинения Максима Грека против монастырского землевладения свободны от полемических излишеств. Он спокойно разбирает предмет по существу, хотя по местам и не обходится без колких замечаний. Вводя строгое общежитие в своем монастыре, Иосиф надеялся исправить монастырский быт и устранить противоречие между иноческим отречением от собственности и земельными богатствами монастырей более диалектической, чем практической, комбинацией: в общежитии-де все принадлежит монастырю и ничего отдельным монахам. Это все равно, возражает Максим, как если бы кто, вступив в шайку разбойников и награбив с ними богатство, потом пойманный стал оправдываться на пытке: я не виноват, потому что се осталось у товарищей, а я у них ничего не взял. Качества истинного монаха никогда не совместятся с отношениями и привычками любостяжательного монашества: такова основная мысль полемики Максима Грека. Литература тогда значила еще меньше для правительственной деятельности, чем стала значить позднее. При всех полемических усилиях и успехах нестяжателей московское правительство после собора 1503 г. покинуло наступательные планы против монастырских вотчин и ограничилось обороной, особенно после того, как попытка царя Ивана около 1550 г. воспользоваться ближайшими к Москве землями митрополичьей кафедры для хозяйственного устройства служилых людей встретила решительный отпор со стороны митрополита. Длинный ряд указов и пространные рассуждения на Стоглавом соборе о монастырских непорядках, не решая вопроса по существу, пробовали различные меры с целью остановить дальнейшее земельное обогащение монастырей на счет служилого класса, «чтоб в службе убытка не было и земля бы из службы не выходила»; усиливался и правительственный надзор за монастырскими доходами и расходами. Все отдельные меры завершились приговором церковного собора с участием бояр 15 января 1580 г. Было постановлено: архиереям и монастырям вотчин у служилых людей не покупать, в заклад и по душе не брать и никакими способами своих владений не увеличивать; ветчины, купленные или взятые в заклад у служилых людей архиереями и монастырями до этого приговора, отобрать на государя, который за них заплатит или нет - его воля. Вот все, чего могло или умело добиться от духовенства московское правительство XVI в. в деле о церковных вотчинах…»

Документ № 60.

История России с древнейших времен до конца XVII в. (Извлечение)

/ Сост. С.Ю. Шокарев. М., 2001

«…Флорентийская уния 1439 г. положила на­чало церковной самостоятельности русской митрополии. На со­боре, принявшем унию, присутствовал и принял в нем деятель­ное участие митрополит московский и всея Руси Исидор, грек по происхождению, поставленный на русскую кафедру в 1436 г, После Флорентийского собора Исидор через Венгрию, Польшу и Литву отправился на Русь, 19 марта 1441 г. митрополит всту­пил в Москву. Перед ним несли латинский крест - «крыж», За­тем владыка начал службу в Успенском соборе, на которой по­мянул папу Евгения IV, а затем прочитал буллу о соединении церквей. Присутствовавшие на богослужении были поражены, однако замешательство длилось недолго. Спешно созданный церковный собор осудил «латынство» митрополита. Исидор был заключен в темницу, откуда в 1441 г. ему удалось бежать в Тверь, а оттуда - в Литву.

Отказ от унии и изгнание митрополита, присланного из Ви­зантии, способствовали укреплению на Руси убеждения, что греки погубили православную веру и уклонааись в ересь, а ис­тинной опорой православия остался великий князь московский, Автор повести о Флорентийском соборе писал: «Тамо начало злу бывше греческим царем Иваном и греки-сребролюбцы…, зде же на Москве утвердися православием Русская земля христолю­бивым великим князем Василием Васильевичем». Отныне глава русской церкви более не присылался из Византии, а «избирался» на соборе русских владык или, точнее, назначался великим кня­зем, В борьбе церкви и государства, которая началась еще в по­следней трети XIV в., в середине XV в, верх одержала государст­венная власть. Великий князь теперь считался не только опорой и надеждой всех православных, но и, фактически распоряжаясь митрополичьим престолом, стал главным арбитром в решении церковных и даже многих догматических вопросов. Впрочем, в XV в, русская церковь обладала довольно значительным автори­тетом и влиянием, так что великим князьям далеко не всегда удавалось провести в решения церковных соборов свою точку зрения.

В XV в. развивалось направление, данное русскому монаше­ству преподобным Сергием Радонежским, - создание общежи­тельных монастырей, становившихся культурными и экономи­ческими центрами округи. К концу века многие из этих монастырей благодаря богатым земельным вкладам, дававшим­ся «на помин души», и пожалованиям от великих князей стали крупнейшими земельными собственниками с хорошо развитым хозяйством, значительным числом братии и монастырских слуг, В них шла активная переписка книг и летописных сводов, созда­вались литературные произведения, иконы, храмовые росписи, Крупнейшими монастырями той эпохи были Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский, Соловецкий, Иосифо-Волоколамский, московские Чудов и Симонов и др. Огромную роль в церковной истории XV-первой половины XVI вв, сыграл Иосифо-Волоко­ламский монастырь, основанный в 1479 г. преподобным Иосифом Волоцким на территории Волоцкого удела князя Бориса Васильевича. Основными идеями Иосифа были строгий аске­тизм монашеской жизни, постоянный труд братии на пользу мо­настыря, развитие крупного хозяйства на основе земельных по­жалований-вкладов. Значительные средства, получаемые монастырем как молитвенником за души умерших и здравие живых направлялись на формирование монастырской библио­теки и благотворительность, призрение сирых и убогих. Препо­добный Иосиф придавал большое значение тому, чтобы монас­тырская братия формировалась из числа людей знатных и хорошо образованных, дабы со временем эти монахи смогли за­нять владычные кафедры, чтобы стать истинными пастырями и борцами с ересями.

Иосиф Волоцкий был сторонником твердой самодержав­ной иласти и восхвалял Василия III как высшего судью, власть которого напрямую восходит к божественной. Эти мысли Ио­сиф Волоцкий и его приверженцы, получившие имя иосифлян, выдвигали и ранее, поддерживая самодержавные тенденции Ивана III. Иосиф Волоцкий и иосифляне выступали за жесткие меры по отношению к еретикам и свободомыслящим, искав­шим свои нуги к познанию истины, расходившиеся с церковны­ми догматами. При этом карательные функции, согласно Иоси­фу Волоцкому, принадлежали не церкви, а государю, главная обязанность которого - оберегать православную веру.

В 1480-х гг. в Москве образовался весьма влиятельный кру­жок приверженцев свободолюбивых взглядов. В него входили: видный дипломат той эпохи дьяк Федор Васильевич Курицын, его брат дьяк Иван Волк, иконописец Иван Черный, московские купцы. Кружок вольнодумцев находил поддержку у княгини Елены Стефановны - супруги (а с 1490 г. - вдовы) Ивана Ивано­вича Молодого, дочери молдавского воеводы Стефана, полу­чившей поэтому имя Елены Волошанки («волохами» называли молдаван). Подобный еретический кружок образовался в то же время и в Новгороде.

Московские и новгородские еретики надеялись на высокое покровительство и потому не особенно скрывали свои взгля­ды. Случай подвергнуть критике традиционные догмы пред­ставился в сентябре 1491 г., когда, согласно принятому летоис­числению от сотворения мира, наступал 7000-тысячный год. Число семь» в православной традиции считается сакральным, и на исходе шестой тысячи лет было широко распространено мнение, что в 7000 году наступит конец света. Когда же конца света не настало, еретики нашли повод посмеяться над сто­ронниками традиционной точки зрения - прежде всего над митрополитом Зосимой и новгородским архиепископом Ген­надием: «...Ныне седмь тысяч, а конца несть: ино и святые де отцы солгали».

С идейными разногласиями совпали и внутриполитические проблемы. Старший сын Ивана III от первой жены Иван Моло­дой в 1490 г. тяжело заболел «камчугою в ногах». Его взялся ле­чить венецианский «жид» Леон, поручившийся головой за здо­ровье больного. Однако в результате лечения Ивану Молодому стало хуже, и он умер. Через сорок дней после смерти сына Иван III велел казнить самоуверенного лекаря. Наследником престола был объявлен сын Ивана Молодого Дмитрий (1483-1509). В 1497 г. он был торжественно коронован в Успен­ском соборе.

Между тем от второго брака у Ивана III было пять сыновей, старший из который Василий родился в 1479 г. К концу жизни Ивана III вопрос о престолонаследии обострился. При дворе образовались две партии - сторонников Елены Волошанки и ее сына Дмитрия и сторонников Софьи Палеолог и ее сына Васи­лия. Сначала верх одержали сторонники Дмитрия Внука, но в 1499 г. великий князь положи;! опалу на видных бояр - князя Ивана Патрикеева, его сына князя Василия и зятя князя Семена Ивановича Ряполовского. Князь Ряполовский был казнен, Пат­рикеевы пострижены в монахи. В 1502 г. гнев пал и на Елену Водошанку и Дмитрия - их заточили в тюрьмы. Вскоре пришла очередь и московских еретиков.

В 1503 г. в Москве состоялся церковный собор, Он был посвя­щен решению вопроса о монастырских землях. Иван III намере­вался конфисковать основную часть земель в пользу казны, но на­толкнулся на упорное сопротивление иосифлян. Победа иосифлян на соборе 1503 г. предопределила судьбу московских и новгородских еретиков. В1504 г. они были осуждены и сожжены.

Противниками иосифлян были приверженцы так называе­мого нестяжательства. Они считали, что монастыри не должны владеть землями и крестьянами, жить за счет чужого труда и по­даяния, а кормиться трудами рук своих - «рукоделием». Цент­ром нестяжательства были отдаленные скиты на Русском Севе­ре, в белозерских и вологодских лесах, отчего нестяжатели именовались еше и заволжскими старцами.

Идеи нестяжателей (а особенно их духовного лидера Нила Сорского) питались традициями особого направления в визан­тийском монашестве - исихазма. Учение исихазма было создано в XTV в. византийскими богословами Григорием Синаитом и Гри­горием Паламой, полагавшими, что главной задачей человека является достижение первоначальной чистоты и победа над «плотским человеком», что достигается верой и «созерцанием» Бога, Приблизиться к Богу и освободиться от греховных страс­тей можно через протекающее в молитвенном безмолвии «со­зерцание» и «сосредоточение на Едином». Средствами достижения этого состояния являются аскетизм и углубление в молитвенное «делание». Нил Сорский и его последователи так­же проповедовали необходимость размышления («мудрова­ния»), которое приводит к способности отделять благое от зло­го и направлять все помыслы человека к «мечтанию» о Божественном. Источником благих мыслей является Писание, а способами достижения необходимого мыслительного настроя - род от мира, аскеза и «слезы теплые», «плач». Согласно учению исихастов именно «плач» является одним из главных составляю­щих духовного размышления: в нем заключено понимание бы­тия, но оно лишено рациональности. Рассуждение влечет за со­бой разумение, а плач-молитва - благоразумие, укрепление в вере и стремление к спасению.

Заволжские старцы расходились с иосифлянами и в вопро­се об осуждении еретиков. Они считали суровые меры по отно­шению к ним - казни и заточение - излишними. Наиболее чет­ко выразили свое отношение к вопросу о наказании еретиков последователи Нила Сорского - Вассиан Косой и старец Арте­мий Троицкий. Вассиан Косой считал, что еретики заслужива­ют права «на милость», потому что Христос, воплотившийся «грешных ради», заповедал любовь, а не вражду. Вместо смерт­ной казни Бассиан предлагал «или в темницы затворити их, или в заточение отсылати, откуду же не возможно будет им вредити православных». На соборе 1503 г. позиция нестяжателей по вопросу о монастырском землевладении была осуждена, а мо­настырское землевладение осталось неприкосновенным. Вско­ре состоялись соборы, осудившие новгородских и московских еретиков на сожжение. В 1525 г, за еретичество был осужден Максим Грек, а в 1531 г. - Вассиан Патрикеев. Церковь встала (На путь сурового осуждения еретичества и любых отклонений от традиционных догматов и канонов, в то же время активно поддерживая центральную власть и солидаризируясь с ней в решении вопросов о «внутреннем устроении» государства и от­ношений с иными странами…»