Глава десятая. Беснование безбожников

После шести дней боев белые отступили. Город вновь был занят красными. В монастырь пришли чекисты вместе с несколькими красноармейцами. Они устроили обыск, а затем долго допрашивали игуменью в ее покоях. К ночи стали поступать раненые красноармейцы, и сестры стали ухаживать за ними. Всех тяжелораненых белогвардейцев, которых не сумели взять с собою отступающие белые части, велели снести в одну палату. К этой палате поставили часового с винтовкой. Лекарств не хватало, и раненые в основном умирали. Но как только один подпоручик пошел на поправку, пришли чекисты и увезли его в городскую тюрьму. Войска красных недолго простояли в городе и вскоре ушли. Оставшихся раненых отправили в губернский город, и монастырь вновь стал возвращаться к обычной своей жизни, но долго это не продлилось. Накануне Михайлова дня монахини заметили двигающийся к монастырю крестный ход. Не зная, по какому случаю совершается крестный ход, они вышли навстречу ему из ворот монастыря. Но чем ближе подходил этот крестный ход, тем страннее он казался насельницам монастыря. Вначале им показалось, что впереди несут большую икону Божией Матери. Но приглядевшись они увидели, что это лишь

один оклад от иконы. В отверстии оклада, где должен был находиться лик Пресвятой Богородицы, к всеобщему ужасу монахинь, торчала чья-то физиономия, измазанная сажею. Она беспрестанно кривлялась, а грязные руки, просунутые в отверстия оклада, шевелились и показывали кукиши. Откуда-то выбежали двое молодых людей, наряженных в священнические ризы, и стали дико приплясывать гопака под гармошку перед кощунственным образом.

Инокиня Марфа, вскрикнув, упала в обморок. Это вывело остальных из шокового состояния, и все кинулись за ограду монастыря, заперев за собою ворота. В ворота стали колотить палками, а затем раздалось пение: «Вставай, проклятьем заклейменный...» «Сатану призывают, — в страхе прошептала монахиня Фотиния и перекрестилась: — Да воскреснет Бог и расточатся врази Его...» Пение закончилось, и за оградой монастыря начался митинг. Ораторы ругали священников и монахов, называя их тунеядцами и кровопийцами. Кричали, что религия — опиум для народа и ее надо уничтожить. Затем в ворота стали бить чем-то тяжелым, и вскоре они упали. Безбожники ворвались в монастырь. Многие из них были пьяны и, схватив одну из монахинь, потребовали показать, где хранится вино. Остальные сестры обители в страхе разбежались кто куда. Одни вбежали в собор и, упав на колени, стали молиться, другие попрятались в свои кельи и там, запершись, тоже истово молились. Анна почему-то побежала в монастырский сад к домику схимонахини Антонии. Кто-то грубо схватил ее за руку, и она отчаянно закричала.

— Пришибу, дура, не ори, — услышала она над собой грубый голос и в страхе обернулась.

Перед ней стоял парень в кепке, которые обычно носили рабочие с полотняного завода, и улыбался.

— Что вам от меня надо? — пролепетала она в страхе.

Парень засмеялся.

— Вот так-то лучше. А ты ничего, смазливая бабенка. Небось, мужика еще не пробовала, а?

Анна вновь закричала и попыталась вырваться от парня. Но тут же получила удар, и у нее помутилось в глазах. Вскоре она очнулась и почувствовала, что ее несут. Парень занес ее через широкие двери сарая и бросил на сено. Глупо ухмыляясь, он стал расстегивать брючный ремень. Анну охватил неимоверный ужас и омерзение, она не могла отвести взгляда от ремня и только повторяла: «Господи, помилуй!» Вдруг ухмылка в мгновение ока сошла с лица парня, а глазные яблоки закатились под веки. Он беззвучно свалился на солому, и Анна увидела Акулину с огромной оглоблей в руках. Глаза подруги были вытаращены в диком испуге. Простояв так минуту, Акулина бросила оглоблю и заголосила во всю мочь:

— Мамочка родная, я убила человека! Люди добрые, что я натворила? Убила!

Парень в это время зашевелился и сделал попытку приподняться, но тут же со стоном повалился опять.

— Живой, живой, гад! — радостно воскликнула Акулина, вновь подбирая оглоблю, и замахнулась.

Вскочив на ноги, Анна бросилась к Акулине:

— Миленькая, ну что ты? Брось это! Бежим скорее!

Акулина посмотрела на Анну, словно не понимая,

что от нее хотят, затем перевела взгляд на ворочавшегося в сене мужика и, наконец отбросив оглоблю, кинулась к воротам сарая. Анна побежала следом.

Девушки неслись во весь дух по лесной дороге в сторону деревни Залесской. Они прибежали в избу знакомой прихожанки монастыря Зои Филипповны. Хозяйка долго не могла добиться от них вразумительного объяснения. Наконец, отдышавшись и немного придя в себя, они сумели поведать Зое Филипповне о нападении безбожников на монастырь. Попив чаю, отдохнув и окончательно успокоившись, стали думать, что делать дальше. Было решено, что Филипповна сходит в монастырь и разузнает обо всем. Всю последующую ночь они простояли на молитве, благодаря Господа и Пречистую Деву Марию за избавление от поругания.

На следующий день вернулась Зоя Филипповна, удрученная всем увиденным и услышанным, и рассказала, что «крестный ход» был организован губернским «Союзом безбожников» для борьбы с религией и «предрассудками». Теперь в монастыре ЧК ведет следствие о покушении на рабочего полотняного завода Михайлова Протасия, которому одна из монахинь раскроила череп. Он рассказал, что напавшая на него монахиня была красавицей неописанной и что не иначе, как она ведьма, а действовала заодно с чертом. Его товарищи по «Союзу безбожников» устыдили Михайлова за то, что он верит в ведьм и чертей. Но монахиню стали разыскивать. Михайлову показали всех монахинь монастыря, но не в одной из них он нападавшей на него не признал. Чекисты выяснили, что из монастыря куда-то подевались две послушницы — Анна и Акулина. Вот их-то теперь и обвиняли в нападении на коммунара. В город просочились слухи, что новые власти собираются монастырь закрыть, а все его хозяйство передать образовавшейся недавно сельхозкоммуне.

Из рассказа Филипповны стало ясно, что в городе послушниц будут разыскивать, но и в деревне у всех на виду оставаться им было опасно. Вот и решили они пробираться в губернский город.