Глава третья. Да что у вас тут творится?

 

Застолье в доме начальника Ленинского райотдела милиции Тарасова Михаила Федоровича по случаю присвоения ему очередного звания подполковника завершилось за полночь. Гости расходились шумно, даже с криками «ура». Проводив всех, Тарасов не спешил возвратиться домой. Он прислонился к дверному косяку плечом и с наслаждением вдыхал свежий морозный воздух.

Улица, в дневное время постоянно оглашаемая грохотом трамваев, теперь, в ночные часы, была необычно тиха. Тарасов вдруг ощутил ностальгическую тоску по тишине. Не этой временной, а настоящей. Той тишине, которая возможна только где-нибудь в забытом Богом деревенском уголке.

 

 

Зябко передернув плечами, он подумал: «Еще пяток годков потяну лямку, получу полковника, и на пенсию. А тогда даже дня в городе не останусь. Как там говорил классик: “В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов”. Буду рыбачить, охотиться, книжки почитывать». Тарасов мечтательно вздохнул и пошел в дом.

Телефон, словно дожидаясь возвращения хозяина, разразился продолжительной трелью. Поморщившись, подполковник все же снял трубку и сердито буркнул:

— Тарасов у аппарата.

В трубке раздался взволнованный голос лейтенанта Мельникова:

— Товарищ майор! Ой, простите, товарищ подполковник, у нас на участке ЧП.

— Докладывай, — сохраняя недовольный тон, сказал Тарасов, хотя и понимал, что в столь поздний час его по пустякам тревожить не станут. Неурочный звонок мог означать и такое, что случилось убийство, да не простая бытовуха, а что-нибудь этакое, о чем еще придется докладывать выше...

— На улице Чкалова в доме 84 застыла девушка с иконой в руках... проще сказать, окаменела.

— Слушай, Тарасов, а ты сам, часом, не того?..

— Михаил Федорович, — в голосе Мельникова зазвучали нотки обиды, — вы же меня знаете, я не пью, а на дежурстве — тем более...

— Я не об этом, а о том, не тронулся ли ты умом, лейтенант?

— Да от того, что увидел, пожалуй, можно и тронуться...

— Ладно, — оборвал его Тарасов, — а чего мне-то звонишь? Ну, окаменела баба, с кем не бывает. Протрезвится и помягчеет. А если кому-то плохо, тогда «скорую» вызывай, а не баламуть начальство.

 

— Товарищ подполковник, вам лучше самому посмотреть. «Скорая» уже была, да от этого толку мало. Считаю, что обстановка может выйти из-под контроля. Уже сейчас здесь народ кой-какой ошивается, в дом пытаются проникнуть. А с утра, когда слухи разнесутся по городу, я и сам не знаю, что тут будет... Словом, необходимы ваши личные указания.

— А... — досадливо махнул рукой Тарасов, — все равно в толк не возьму, чего ты там городишь. Жди, разберемся на месте.

 

 

Через полчаса он входил в райотдел милиции. Его встретил дежурный по отделу лейтенант Петр Мельников. Вид у того был до того потерянным, что Тарасов вместо пожатия руки просто похлопал парня по плечу:

— Ладно, пойдем в кабинет, там все и расскажешь.

В небольшой комнате, уставленной шкафами с папками, Тарасов, не снимая шинели, сел к письменному столу на шаткий стул и бросил на стол свою шапку. Затем достал портсигар, закурил папиросу и посмотрел на лейтенанта. Тот нервно теребил портупею.

— Чего стоишь? Садись.

Мельников тут же присел напротив и тоже снял свою шапку, но на стол не положил, а мял в руках.

— Закуривай, — Тарасов пододвинул Мельникову портсигар.

Мельников машинально взял портсигар, но тут же положил обратно.

— Спасибо, товарищ подполковник, не курю.

— Молодец, значит, здоровеньким помрешь, — мрачно пошутил Тарасов и вздохнул. — Мне бы тоже бросить, да фронтовая привычка... Ну, давай все по порядку, только кратко, воды, сам знаешь, не люблю.

Выпустив папиросный дым в сторону от лейтенанта, он вновь глянул на него и в удивлении присвистнул:

— Ого! Ты чего это с волосами сделал?

Мельников машинально провел по голове рукой

и непонимающе уставился на начальника.

Тот протянул к нему руку. Мельников смутился, но головы не отдернул. Перебирая пальцами седую прядь волос двадцатишестилетнего лейтенанта, Тарасов покачал головой:

— Доводилось такое видать, но то было на войне... Да что у вас тут творится?

— Значит так, — начал Мельников, массируя себе виски, — в двадцать три часа восемнадцать минут минувших суток к нам поступил сигнал со станции скорой помощи. Сообщили, что в доме № 84 по улице Чкалова, где проживает гражданка Болонкина Клавдия Петровна, находится восемнадцатилетняя девушка в непонятном состоянии. То ли мертва, то ли жива — они установить затрудняются. Я взял с собою сержанта Котина, и мы направились по указанному адресу. То, что увидели в доме... короче, лучше бы этого совсем не видеть.

— Так все же, что вы там увидели? — прервал Мельникова Тарасов, закуривая новую папиросу.

— Разрешите? — Мельников взял со стола графин с водой и, наполнив стакан, залпом выпил.

— Там, товарищ подполковник, посреди комнаты стоит девушка с иконой в руках. Вначале я подумал, что это статуя. Ну, одели в платье и поставили. Дотронулся до нее рукой, а она живая. Вы представляете, живая статуя! Уж поверьте мне, зрелище жуткое. Сержант Котин, так тот как глянул, так и вовсе из дома убежал. Потом мне заявил: «Пусть меня из органов увольняют, но в комнату с каменной бабой не пойду!»

— С чего же ты решил, что она живая, может, действительно кто-то статую в дом принес? — усмехнулся Тарасов. — Какой-нибудь умник решил подшутить над родной милицией.

Мельников посмотрел на своего начальника удивленным взглядом.

— Что же я, живого человека не распознаю?

— Если живая, так чего же она стоит?

— Так она же окаменела, товарищ подполковник!

— Ну, ты брось мне сказки рассказывать, как это можно окаменеть? Ты сам-то что выяснил? Откуда эта каменная девка взялась?

— Если коротко, товарищ подполковник, то из опроса свидетелей дело обстояло следующим образом. В квартире гражданки Болонкиной собралась компания отметить старый Новый год. Самой хозяйки дома не было: она ушла к подруге в гости, а дом предоставила для молодежи. Гостей принимал ее сын, Вадим Сергеевич Болонкин.

— Постой, постой, а не тот ли это Болонкин, что проходил у нас по делу о карманных кражах?

— Тот самый, Михаил Федорович. Недавно вернулся из мест заключения. Это его вторая ходка, первая еще по малолетке была. Среди блатных кличка Умник.

— Шибко умный, что ли? — полюбопытствовал Тарасов.

— Книги любит читать, вот и прослыл умником.

— Ладно, чего там дальше?

— Собрались у этого Умника парни и девчата. Посидели, выпили, включили патефон и стали танцевать. У одной из девушек, Зои Карнауховой, нормировщицы с трубного завода, не пришел ее

парень. Вот она от обиды и взяла с божницы икону Николы Угодника, вроде парня ее тоже звали Николай, да и пошла с этой иконой танцевать. Во время танца, как утверждают свидетели, произошло что-то невероятное. Некоторые вроде гром слышали. Кто-то видел свет, как от молнии, а в квартире так, наоборот, свет погас. Впоследствии выяснилось, что это выбило пробки.

Когда же свет включили, то увидели, как эта самая Зоя стоит, словно окаменевшая, посреди комнаты с иконой в руках. Ну, они, естественно, испугались и выскочили из дому на улицу. Потом все же сообразили в «скорую помощь» позвонить. Медики приехали и тоже впали буквально в шок от увиденного. Стоит эта девушка как мертвая, а сердце послушали — бьется, значит, выходит, жива, да и дыхание есть. Попытались сделать уколы, но мышцы тела до того сжаты, что иголка гнется или ломается, но в тело не проходит.

— Погоди, лейтенант, а чего же они тогда ее в больницу не увезли?

— Пытались, так от пола не смогли оторвать. Она словно к нему приросла.

— Да это же бред! Цирк, да и только! Ну, прямо шапито! Фокусы! Я тебе, лейтенант, вот что скажу: головы вам заморочили, — Тарасов решительно

 

 

встал. — Пойдем разбираться на месте. Надо выяснить, кто это все подстроил. Тут, как я посмотрю, не только милицию, но и даже нашу советскую медицину ввели в заблуждение.

 

Глава четвертая. Что с ней?

 

Напротив дома 84 по улице Чкалова стоял автомобиль «скорой помощи» с включенным двигателем. В кабине «скорой» мирно дремал шофер. Возле самого дома стояла небольшая группа людей, что-то бойко обсуждая между собой. Завидев подходившего лейтенанта с начальником районной милиции, они наперебой стали просить:

— Дайте нам взглянуть на каменную бабу! Почему нас не пускают?

 

 

— Не положено. Иди- re на своих каменных баб любуйтесь, — зло пошутил Тарасов, — а здесь смотреть нечего.

 

 

Люди зароптали, но расходиться не стали.

У дверей дома стоял сержант Котин. Отдав честь Тарасову, он успел шепнуть Мельникову:

— Товарищ лейтенант, подмога требуется. Народ прямо сума сходит, уже через окно пробовали забраться.

На кухне сидела уже немолодая, полноватая женщина. Это была хозяйка дома Клавдия Петровна Болонкина. Врач мерила ей давление. Увидев вошедшего подполковника, Болонкина испуганно глянула на него припухшими от слез глазами и сразу отвернулась. Врач, закончив измерять давление, вопросительно поглядела на начальника милиции.

Еще с войны Тарасов трепетно относился ко всем медицинским работникам, а потому сразу же поспешил вежливо представиться:

— Начальник Ленинского райотдела милиции подполковник Тарасов.

— Калашникова Анна Павловна, врач «скорой помощи», — вставая с табурета, в свою очередь представилась женщина и, не дожидаясь со стороны милицейского начальства вопросов, указала рукой в сторону двери, ведущей в горницу. — Пойдемте, я вас провожу.

Она вошла в комнату первая, а за ней прошел Тарасов. В одной половине горницы стоял сдвинутый к стене стол с остатками праздничного ужина и початыми бутылками водки и вина. В другой половине спиной к ним стояла девушка в крепдешиновом платье голубого цвета. Ее густые светло-русые волосы волнами спадали на плечи, и Тарасов, еще не видя лица девушки, подумал: «Наверное, красавица». Он обошел ее кругом. Девушка действительно оказалась красивой, но Тарасова больше всего поразил ее взгляд. Широко открытые глаза были устремлены на икону, которую она держала в руках. Во взгляде читался одновременно и испуг, и удивление.

Тарасову захотелось тут же выйти, как будто в комнате не хватало воздуха, но он, пересилив себя, спросил:

— Что с ней? — голос его был хриплый и прозвучал глухо.

— Сами понять не можем, — тут же отозвалась врач, и тоже негромко, как обычно стараются говорить при покойниках. — Такого общего спазма мышц в медицинской практике никогда не наблюдалось.

— А почему не вынули из рук икону? — Тарасов и сам не заметил, как тоже перешел на шепот, словно боясь, что его услышит застывшая девушка.

— Пробовали. Не получилось. Хотели в больницу увезти, но не смогли оторвать от пола, словно она к нему приросла.

— Каким образом?

Врач развела руками:

— Один Бог ведает, каким.

— А вы что, в Бога верите?

Врач ничего не ответила.

— Может быть, каким-то клеем ноги и туфли намазаны? — не то спрашивая, не то размышляя вслух, произнес Тарасов.

 

 

Врач молча пожала плечами.

Простояв с минуту, словно что-то обдумывая, Тарасов вышел из горницы. Проходя мимо кухни, он поманил Мельникова рукой, чтобы тот следовал за ним.

— Вот что, лейтенант, — сказал Тарасов, когда они вышли в сени, — ты оставайся пока здесь, утром пришлю замену. В дом никого не пускать. Хозяйке скажи, чтобы пожила временно у родственников, а я буду звонить начальству — пусть сами кумекают, что со всей этой мистикой делать.