Глава двенадцатая. На трубном заводе

 

В понедельник Лариса на работу не пошла. Еще ночью в воскресенье Плетнев заставил ее написать заявление на предоставление трех выходных дней в счет отгулов. Взяв у нее заявление, Плетнев настоятельно потребовал у Ларисы не ходить на завод, а сидеть дома, пообещав при этом, что выходные он сам утрясет с ее начальством.

Трубный завод имени Масленникова работал на военные заказы, потому капитану КГБ было нетрудно

 

 

устроить выходные Ларисе через особый отдел. Однако в понедельник уже с самого утра слухи о необычайном ночном происшествии ходили по трубному и без участия Лариски.

В обед Хазин разыскал мастера Николая Трошкина. Комсорг был явно не в себе. На его бледном лице выступали капли пота, которые он то и дело смахивал носовым платком.

— Ну что, Трошкин, — начал он с ходу, даже не поздоровавшись. — Как я понял, ты мое товарищеское предупреждение проигнорировал. Тогда извини, будем разбирать твое персональное дело на бюро, со всей пролетарской строгостью...

— Постой, — опешил Трошкин, — чего я проигнорировал?

— Не притворяйся, тебе это не поможет. Я же тебя предупреждал, чтобы ты не ходил на посиделки в этот воровской притон. А ты...

— Ты о чем это? — возмутился Трошкин. — Если насчет приглашения отпраздновать этот, как его, старый Новый год, так я не ходил.

— Точно? — с подозрением посмотрел на него Хазин.

— Честное комсомольское...

— Только вот не надо сюда комсомол приплетать...

— Слушай, Хазин, — озлился Трошкин, — чего ты тень на плетень наводишь? Раз говорю не ходил, значит не ходил. Что случилось-то, в конце концов?

— Я думал, ты мне это объяснишь, — озадачился Хазин. — Тут человек из КГБ пришел и потребовал у меня комсомольские характеристики на тебя, твою Зою и эту ее подругу, Лариску. Ну, я и подумал: все, кранты Трошкину, влип парень. Кстати, тебя этот комитетчик в моем кабинете ждет. Да смотри, чего лишнего не наговори. Я тут, сам понимаешь, с боку припека. Тебя, между прочим, отговаривал идти, бдительность, так сказать, проявил. А этих девок я, собственно, мало знаю. Комсомольские взносы вроде платили вовремя, — Хазин с беспокойством посмотрел на Трошкина. — Впрочем, — как бы спохватившись, добавил он, — в этой Лариске какая-то мелкобуржуазность все же просматривалась. Вечно хи-хи да ха-ха. Твоя Зоя Карнаухова, так она, между прочим, у нас недавно работает.

— Почему моя? — встрепенулся Трошкин. — Мы с ней тоже недавно стали встречаться.

— Вот и хорошо, — похлопал его по плечу Хазин, обрадованный тем, что не один он трусит, — иди и скажи об этом товарищу из органов. Я так, например, давно уже чувствую, что пора нам ряды комсомола чистить, ох как пора...

 

 

 

 

* * *

 

В небольшой кабинет комсорга Трошкин входил с замиранием сердца. За столом сидел мужчина в строгом темно-сером костюме, белой рубашке и галстуке.

— Проходите, товарищ Трошкин, — сказал он приветливо и широким жестом указал на стул возле стола.

Доброжелательный тон, а еще больше обращение «товарищ», а не «гражданин» несколько успокоили Трошкина. Правда, комитетчик не подал для приветствия руки, но это ничего. Может, это у них и не положено.

Плетнев, а это был он, некоторое время молча разглядывал Трошкина, отчего тот снова стал нервничать и наконец, не выдержав, спросил:

— Вызывали?

— Нет, зачем же, — улыбнулся комитетчик, — не вызывал, а пригласил. Побеседовать надо.

Он достал из внутреннего кармана удостоверение и на мгновение развернул его перед лицом Трошкина:

— Капитан Комитета государственной безопасности Плетнев Сергей Анатольевич, — представился он. — Вам представляться не надо, мы и так о вас все знаем.

«А что, собственно, они могут знать? — панически подумал Трошкин. — Ведь ничего противозаконного я, кажется, не делал». И тут же мелькнула несуразная

мысль, что они о нем знают все, и даже то, чего он сам о себе не знает. Мысль была до того абсурдна, что Трошкин, несмотря на страх, охвативший его, невольно улыбнулся. Улыбка не получилась, а вот горькую усмешку на его лице капитан Плетнев про себя отметил и поспешил успокоить:

— Мы не только о вас, мы обо всех все знаем. Такая уж у нас работа — беречь государство от внутренних и внешних тайных врагов. Дело очень даже не простое, и нам бы с ним никогда не справиться, если бы не помощь сознательных граждан, а особенно таких комсомольцев, как вы. А потому...

— А что нужно? Я готов, — обрадованный неприкрытой лестью капитана, Трошкин даже не заметил, что не дал тому договорить.

Плетнев неприятно поморщился.

— Об этом мы еще поговорим. Давайте для начала проясним окончательно вопрос, почему вы все же не пошли в гости к Болонкиным?

— Да, собственно, я до этого и не знал, кто такие Болонкины. Меня о них товарищ Хазин предупредил, вот я и решил не компрометировать себя общением с такими социально опасными элементами.

— Правильно решили, — одобрил Плетнев, а про себя зло подумал: «Вот ведь собачий потрох нашелся. Ему социально опасные элементы, а нам теперь расхлебывай эту кашу».

— Хорошо, давайте поступим так. Сейчас вы, товарищ Трошкин, подробно напишите все о своем знакомстве с Зоей Карнауховой.

— А что с ней? — не удержавшись, спросил Трошкин.

— С вашей подругой редчайший в медицине случай. Общая судорога мышечных тканей, ну, что-то вроде столбняка. Транспортировать в больницу пока противопоказано медициной, вот народ разную чушь и мелет. Находятся и такие, что используют любые предлоги для клеветы и распространения самых невероятных слухов. Вы пока пишите, только постарайтесь не упустить каких-либо деталей. А потом я вам расскажу подробнее.

Трошкин старательно скрипел пером и исписал аж целых три листа. Плетнев тем временем терпеливо ждал, изучая какие-то свои записи в блокноте. Когда Трошкин закончил, Плетнев подал ему другой лист бумаги.

— А вот здесь напишите заявление о добровольном сотрудничестве с Комитетом государственной безопасности. Сейчас я вам его продиктую. Да, кстати, заявление надо подписать каким-нибудь псевдонимом, которым вы в дальнейшем будете подписывать все ваши сообщения. Выбирайте сами.

Трошкин задумался. Он уже мнил себя разведчиком, засланным в тыл врага, а потому псевдоним должен быть каким-нибудь необыкновенным. Но Плетнев опустил его на грешную землю.

— Чего долго думать? Ну, хотя бы, к примеру, какая девичья фамилия вашей бабушки?

— Сахарова.

— Вот и не ломайте голову, будете подписываться Сахаровым. Кстати, не вздумайте поделиться с кем-нибудь о нашем с вами разговоре, даже с вашим товарищем Хазиным.

Уже уходя с трубного завода, Плетнев брезгливо подумал: «Однако эти, Хазин с Трошкиным, ребятишки с гнильцой. Только вот выбирать не приходится, с кем тогда прикажете работать?»