Размышления о будущих экспериментах

Похоже, что текущий подход к групповому творческому решению задач обладает значительным потенциалом, но нуждается в некоторых поправках. Остаётся открытым вопрос о том, насколько (в лучшую или худшую сторону) предшествующий психоделический опыт с большой дозой может повлиять на результаты сессий по решению задач с маленькими дозами. (Все четверо участников Сессии номер два планируют принять высокие дозы в течение следующих месяцев, после чего для сравнения будет проведена ещё одна сессия по решению задач.) Также необходимо найти оптимальный способ наиболее эффективно использовать период нескольких часов максимальной креативности во время сессии.

 

После написания этого отчёта и получения таких результатов никто не мог предположить, что правительство прекратит наши исследования. Запланированная вторая сессия с теми же четырьмя участниками Сессии номер два так и не состоялась. Отчасти из-за того, что мы решили, что такие сессии показывают возможность продуктивной интеллектуальной работы, но мы получим более интересные и однозначные результаты, используя индивидов с сильным желанием решить свои технические задачи.

Историческая справка: эти две группы не были первыми в наших экспериментах. Самой первой группой, с которой мы проверяли, можно ли использовать психоделик для работы надо типичными научными задачами, была наша команда. Нашей задачей была разработка экспериментального протокола для проверки данной гипотезы. То есть, мы вчетвером придумали описанные в этих главах исследования в результате приёма психоделика. Так как мы все в равной степени хотели узнать, что у нас получится, нам тогда не удалось выявить значение мотивации, хотя в дальнейшем эта переменная оказалась важнейшим критерием успеха.

В тот вечер я понял то, что навсегда изменило моё понимание влияния данных веществ на сознание - в особенности, на креативность. Я заметил, что мои так называемые константы восприятия не влияют на то, что я вижу. Визуальная константа - это способность мозга поддерживать неизменный образ несмотря на то, что реальная репрезентация меняется. Например, если кто-то открывает дверь и входит в коридор, а вы находитесь на другом конце, то сначала видите малюсенького человечка, увеличивающегося по мере приближения. Однако ваш разум устроен так, что вы не замечаете изменения размеров приближающегося человека. Такие поправки восприятия происходят постоянно. Если вы сидите и смотрите на картинку, она кажется вам неподвижной, хотя посторонний наблюдатель может заметить постоянные небольшие движения ваших глаз (как раз эти движения иногда называют "искоркой" в глазах).

Заметив в тот вечер, что мои константы восприятия ослабли, я понял, что если можно отключить такой необходимый для выживания механизм постоянных поправок и фильтров, то будет разумно предположить, что точно так же можно отключить и аналогичные фильтры наших собственных мыслей (например, убеждений, отношений, предрассудков, подавлений, компульсий, языка, культурных ограничений), и в результате не только задать новые исходные конфигурации, но и уменьшить вероятность отказа от них в дальнейшем. Возможно, многие способы повышения или стимуляции креативности, на самом деле, являются способами снижения "не-креативности", а обычное сознание является гораздо более подвижным, гибким и творческим, чем принято считать.

 

13. Эксперимент журнала Look.
Дизайн калифорнийского выпуска.
Джордж Леонард

Эта глава - выдержка из книги Джорджа Леонарда "Walking on the Edge of the World" 1988 года. В 1966 Джордж был старшим редактором журнала Look, и описанные события представляют один из самых успешных экспериментов по решению задач. Это во многих отношениях воплощение наших лучших надежд: люди смогли отказаться от своих личных идей и позволить идеям развиваться самостоятельно естественными путями.

Мне нередко задают вопрос о том, сохраняется ли после такого способа использования психоделиков улучшение креативности. Завершающая часть данной главы содержит описание энергетического подъёма, испытанного Леонардом в течение следующих за сессией недель.

 

Джинн ЛСД выбрался из бутылки, и правительство уже порядком беспокоилось. Молодые люди закапывались кислотой перед танцами или посещением парка развлечений, и это разрушило мои представления об ЛСД как об исключительно священном таинстве.

Однажды утром Джим Фадиман, психолог-исследователь в Международном Фонде Продвинутых Исследований, позвонил мне и поинтересовался, нет ли у меня на данный момент какой-то конкретной творческой задачи; если есть, то он приглашал меня с Полом Фуско [фотограф Look] поучаствовать в эксперименте по творческому решению задач с использованием психоделиков. Ну... нужно было выбрать фотографии для вступительного и заключительного эссе для Калифорнийского выпуска. Он ответил: "Думаю, это подойдёт".

Однако мне не очень хотелось куда-то ехать. Почувствовав это, Фадиман сказал: "Если хочешь, можешь взять Майка. Он хорошо решает творческие задачи".

Вечером перед экспериментом мы встретились в офисном здании организации недалеко от Стэндфордского Университета, [где нам рассказали] насчёт исследования и нашей роли в нём.

Ночь мы провели в мотеле неподалёку и прибыли на сессию в 7:30 утра. После ещё одного брифинга нам раздали маленькие серебряные чашечки на серебряном подносе. В чашечках лежали маленькие белые таблетки. Мы чокнулись чашечками и проглотили таблетки. Потом нас отвели в комнату с диванами и креслами. Мы надели стереонаушники и легли на ковер - мягкий, как ещё один диван.

В течение следующих четырёх часов мы слушали подготовленную музыкальную программу: флейтовые сонаты Баха, "Шахерезаду" Римского-Корсакова, несколько индийских раг. Когда началась индийская музыка, тёмные переливы ситары напомнили мне о взаимосвязанности всего во Вселенной, а монотонное гудение тамбуры напоминало Вечную Основу, из которой рождалось всё многообразие мира. Моё независимое существование оказалось лишь искоркой, мелькнувшей среди бесконечного множества таких же искр или скорее в некоем общем сознании, совершенно не ограниченном временем и пространством.

И вдруг, внезапно - великолепный мажорный аккорд, серия восходящих аккордов, громогласное звучание церковного органа: органный концерт Генделя! Я оказался в большом готическом соборе, залитым золотистым светом, пробивающимся через окрашенными в золотой окнами. Вся темнота, всё мрачное исчезло в мгновение ока, воцарилась эта ясность и этот золотой свет...

Когда музыка закончилась, мы (кажется, очень долго) потянулись, сели вертикально и приготовились работать. Майк уже успел сделать несколько записей. Пол и я взяли блокноты и бумагу для набросков и приступили к работе.

За несколько минут до начала обсуждения я успел представить всю разметку: три разворота с цветными картинками, по одной или две больших картинки на каждом развороте. Первый разворот был на тему "все люди браться" и состоял из одной большой черно-белой картинки с черными и белыми людьми. Второй разворот был посвящён теме будущего. Слева был большой костёр, поглощающий свастики, огнестрельное оружие, бомбы и ракеты, а справа была картина в тёмно-фиолетовых тонах, на которой все расы жили в гармонии. Темой последнего разворота было "наслаждение моментом". В левой части была красивая молодая женщина, обнажённая, в кровати, среди растений и цветов. В правой части было распятие над безразличным лицом, представляющим смерть, с сияющим позади золотым светом. Мне кажется, радость и смерть неразделимы, они сосуществуют - либо контрастируя, либо дополняя друг друга.

Коллеги приняли эту идею с не очень большим энтузиазмом. Я постепенно начинал понимать, что она не так уж хороша, но это только заставило меня ещё активнее защищаться. Пол сказал, что картинки должны быть понятными людям, а не символическими, или хотя бы не нужно использовать такие заезженные клише. Я согласился; моё поспешное решение было не просто плохим - оно было чудовищным.

Майк предложил использовать метафору дома. Он заметил, что у Америки никогда не было своего настоящего дома. Единственным домом может быть только Бог, и если американцы не поймут этого, то навсегда застрянут где-то между комфортом с безопасностью и авантюрами и экспансивностью. Ни то, ни другое не принесёт нам успеха, пока мы не поймём, что наш дом - это Бог. Неплохо, но какие картинки тут можно использовать? Пол свёл концепцию дома не к Богу, а к семье. Ну, тут хотя бы подойдут фотографии семей.

Круг затронутых тем постоянно расширялся. Покорение космоса; таблетки, превращающие рождение ребёнка вопросом морального выбора; потрясающее развитие технологий, превращающее практически всё в вопрос морального выбора; возможность формирования полицейского государства в ответ на взрывные изменения нравов и морали; новые способы привлечь внимание читателя журнала, включая, например, карточки для отзывов. Название выпуска было "Калифорния: новая игра по новым правилам", но мы почему-то снова и снова возвращались к базовым темам дома, семьи, Бога...

После обеда, как раз перед завершением сессии, зашла жена Джима Дороти. Она была очаровательной женщиной с особенно красивыми глазами. Когда она взглянула на Джима, Пол заметил какое-то особенное выражение на её лице, вроде экстатической близости, и для него это полностью решило вопрос подбора фотографий для журнала. Весь следующий день он делал снимки Дороти в одиночестве и вместе с Джимом. Через два дня Пол появился в офисе с подборкой слайдов. Все, включая рекламщиков, собрались в тёмной комнате, чтобы их рассмотреть. Это были снимки Дороти, разглядывающей золотые цветы акации со взглядом, полным изумления. Ещё была Дороти в объятиях Джима на поле с золотыми цветами горчицы. Фотографии были потрясающими. Цветы на экране горели, как расплавленное золото. Выражение лица Дороти воплощало мою безумную идею о "Наслаждении моментом".

Я пригласил всех на шампанское. Мы пили за Пола, за Калифорнийский выпуск и за будущее. Вообще, наша психоделическая сессия и шестичасовая сессия по творческому решению задач никак не помогли Полу сделать снимки Дороти Фадиман - или помогли? В любом случае, всё прошло замечательно. Мы словно работали в таком благословенном состоянии, что ничто, буквально ничто не могло помешать успеху.

[Через несколько дней] утром в Понедельник мы с Майком заглянули в офис Look [в Нью Йорке], чтобы встретиться с Полом и Т. Джорджем Харрисом [непосредственный начальник Леонарда], чтобы сделать последние штрихи.

Всё-таки, получилось замечательно. Даже если мы и были слишком охвачены эйфорией, то всё равно действовали слаженно; все статьи были собраны и подготовлены заранее (что в любом журнале является редким явлением). По сути, получилось так, что у редакции вышло две свободные недели, и у всех на одиннадцатом этаже было праздничное настроение. А наша маленькая команда словно находилась под волшебством: нам казалось, что мы можем всё, и вся жизнь представлялась захватывающей игрой.

Вернувшись в офис в Сан Франциско, я должен был за три недели написать два эссе, а также придумать подписи к двум подборкам фотографий. Фотографии и разметки мне уже прислали; как обычно, тест должен был идеально помещаться в выделенном для него месте.

Я писал в журнал Look, для трёх с лишним миллионов читателей. Писал я правду. Конечно, я затронул и тренды, но также написал о своей личной мечте. Под конец заключительного эссе я воспарил и вспомнил идеи, о которых прежде годами размышлял... Дописывая последние параграфы, я совершенно неожиданно увидел перед собой развевающийся клетчатый флаг, обозначающий финиш и победу.

До этого момента идеи и практики в Институте Эсален [первый и важнейший "центр личностного роста" в Биг Сур] и других подобных университетов Калифорнии не пользовались большой известностью. Многие люди впервые узнают о них 28 июня 1966 года из выпуска журнала Look. Это был не просто репортаж - состоялся манифест, и я знал, что вокруг этой тему возникнут некоторые разногласия. Но я не знал, какая буря нас всех ждёт, когда 14 июля 1966 года выпуск увидел свет.

Позже тем летом я начал понимать, что 14 июня стало переломным моментом моей жизни. Издав выпуск Look о новой игре по новым правилам, я столкнулся с некоторыми неписанными правилами старой игры. И также я создал новую игру с новыми правилами для самого себя. Я не знал, что до ещё конца десятилетия впаду в немилость государственной администрации, и она предложит главному редактору Look миллион долларов за моё увольнение, но понимал, что ничего в моей жизни уже не будет по-прежнему.

 

14. Как закрылись двери восприятия.
Последний день исследования

К 1966 году в стране было около шестидесяти проектов, активно изучающих ЛСД. Некоторые из них были терапевтическими исследования (одно из них, проведенное в Калифорнийском Университете, Лос Анжелес, добилось значительного успеха: аутичные дети начинали общаться), другие занимались животными от обезьян и крыс до рыб и даже насекомых. Оказалось, что пауки начинают совершенно иначе плести паутину, если им дать какой-нибудь психоделик. Годом раньше психиатр Джолли Вест ввёл слону дозу ЛСД, достаточную, прямо скажем, для убийства: она была в несколько сотен тысяч раз больше, чем принимал или когда-нибудь примет человек. Исход действительно был летальным.

И даже после этого широко освещённого происшествия исследования во всём мире не прекратились. Компания Sandoz Pharmaceuticals в Базеле, Швейцария, открывшая ЛСД, недавно открыла доступ к сводкам первой тысячи исследований на людях. ЛСД был самым активно изучаемым психоактивным препаратом в мире. Данная глава является отредактированным отрывком главы "Открывая двери восприятия" из книги "Было время: Истории об Америке шестидесятых" (Time It Was: American Stories from the Sixties) под редакцией Карен Маннерс Смит и Тима Костера.

 

Случилось это в начале 1966. Четверо из нас собрались за столом, ненадолго прервав сессию, чтобы ответить на специальное письмо. В комнате, из которой мы вышли, четверо людей лежат на диванах и кушетках, закрывшись от света масками для сна, слушая струнный квартет Бетховена при помощи стереонаушников. Каждый из них является старшим научным сотрудником и находится под воздействием 100 микрограмм ЛСД (маленькой дозы), принятой двумя часами раньше. Двое работают на разных проектах Стэндфордского Исследовательского Института, ещё один работает в Hewlett-Packard, и последний работает в сфере архитектуры. Они высоко квалифицированы, пользуются уважением и обладают сильной мотивацией к решению технических проблем. Каждый подготовил для сессии несколько задач, над которыми безуспешно работал в течение как минимум трёх прошлых месяцев. Ни у кого из них прежде не было опыта с психоделиками. В последующие два часа мы попросим их снять маски и наушники, выключим музыку и предложим немного перекусить, хотя они, вероятно, откажутся есть. Затем мы поможем им сосредоточиться на задачах, которые они намереваются решить. Это уже пятая или шестая группа на нашем счету. Федеральное правительство одобрило наше исследование как экспериментальное применение "нового препарата", всё ещё проходящего испытания и недоступного коммерчески.

ЛСД имел две уникальные особенности. Во-первых, эффективная доза измерялась в микрограммах (одна миллионная грамма), что делало его самым сильным веществом в истории. Во-вторых, его эффекты, похоже, заключались в радикальном изменении восприятия, сознания и мышления, но не каким-то определённым образом. Эти изменения, видимо, зависели не только от эффектов вещества, но в не меньшей степени от ситуации, в которой находились субъекты: что им рассказали о предстоящих переживаниях, а также (что гораздо интереснее с научной точки зрения) настрой исследователя независимо от того, сообщал ли он свою точку зрения субъекту, что подтверждалось каждым проведённым исследованием.

Словом, было вещество, эффекты которого частично зависели от ожиданий субъекта и исследователя. У участников исследований часто бывали переживания, выглядевшие глубоко терапевтичными, блаженными, религиозными или мистическими по содержанию, которые меняли жизнь, но была также вероятность чрезвычайно неприятных, непонятных и ужасающих. Последствия опыта больше напоминали научение, чем просто воздействие химического вещества на тело и разум. ЛСД был для нас джинном в бутылке, и бутылок с ЛСД по всей стране, как и в зарубежных лабораториях и исследовательских институтах, становилось всё больше.

И когда мы получили специальное письмо от Управления по контролю за продуктами и лекарствами США, то ещё не знали, что многие ранние конференции исследователей ЛСД тайно спонсировались ЦРУ, и что армия США подмешивала психоактивные вещества солдатам, заключённым и даже своим же сотрудникам без их ведома. Мы также не знали, что в тот день такое же письмо получили все остальные проекты за исключением военных и разведывательных учреждений.

В офисах Международного Фонда Продвинутых Исследований, Менло Парк, Калифорния, мы четверо и ещё кое-какой персонал вели единственное исследование, проверяющую гипотезу о том, что это вещество может улучшать работу рациональных и аналитических аспектов разума. Мы пытались выяснить, можно ли при помощи ЛСД не только показывать людям захватывающие пейзажи ярких цветов и причудливых форм, не только дарить им мистические приключения, не только отправлять их исследовать ужасы психопатологии, но и повышать их креативность так, чтобы результаты можно было измерить.

Ряд очень успешных канадских исследований показали, что приём ЛСД в условиях безопасности и поддержки давало высокие шансы излечения тяжёлых случаев алкоголизма. Другие исследования, проведенные доктором Оскаром Жанигером в Южной Калифорнии, продемонстрировали радикальные изменения работы художников во время действия ЛСД, а в нередких случаях и после сессии. Правда, в научной и культурной среде шли споры о том, становится ли искусство при этом "лучше". Наша же команда стремилась выяснить, можно ли с помощью этих веществ улучшить другую разновидность творческого процесса: решение технических задач.

И пока что наше исследование показывало: да, можно. И мы, и наши участники были поражены количеством, оригинальностью и эффективностью полученных на сессиях решений. Компании и исследовательские институты были довольны результатами (пусть и не знали всего о том, как они были получены). Участники других исследовательских групп (в том числе и тех, члены которых уже работали с нами в прошлом) просились поучаствовать в исследовании. Мы радовались успехам.

Письмо от Управления по контролю за продуктами и лекарствами США было немногословным. Оно оповещало нас, что с момента получения письма наше разрешение на использование данных веществ, протокол нашего исследования и наше право работать с данными веществами в любой форме упразднялись.

Тогда я был самым молодым участником исследовательской группы, студентом последнего курса Стэнфорда на факультете психологии, где не знали об этом исследовании. Двое других были профессорами инженерии на разных факультетах Стэнфорда, а четвёртый был директором и основателем нашей организации, свободным учёным, который уволился на ранних этапах своей карьеры и учредил некоммерческий институт для изучения связей между данными веществами, сознанием и глубокими личными и духовными переживаниями.

Нам нужно было вскоре вернуться в комнату, где лежали четверо людей, буквально расширяющих свой разум. Я говорю: "Думаю, нужно договориться, что мы получили это письмо завтра". После этого мы вернулись к субъектам, которые теперь были последней группой людей, которым позволено легально, при поддержке и супервизии государства, использовать данные вещества для решения выбранных задач, в ближайшие, по крайней мере, последние сорок лет.

Как я оказался в этом помещении Международного Фонда Продвинутых Исследований? Всего пару лет назад я был писателем в Париже, живущим в номере на шестом этаже, едва сводящим концы с концами, ночующим во время путешествий на вокзалах и в хостелах или у кого-то, кто соглашался пригреть и накормить меня. Как и у многих в то время, моя жизнь была долгим и странным путешествием.

Причиной моего переезда из Парижа в Стэнфорд и участия в исследованиях психоделиков была не только встреча с самым любимым преподавателем колледжа, Ричардом Олпертом (позже взявшим имя Рам Дасс) и его другом Тимоти Лири, но также и повестка из армии, спрашивающая о моем местонахождении и дальнейших планах. Я понял, что вскоре могу ползать в грязи и буйной растительности Вьетнама с винтовкой за спиной, прячась от пуль, летящих в обоих направлениях и могу погибнуть от выстрела врага или друга. На мой взгляд, в участии в войне не было никакого смысла, так что я вернулся в США и выиграть немного времени, получая учёную степень.

Я до сих пор уверен так же, как и тогда, что это было лучшим вариантом не только для меня, но и для армии и нашей нации. Когда на уроках физкультуры в средней и старших классах тебя всегда выбирают в любую команду последним, начинаешь подозревать, что вряд ли принесёшь много пользы в армии, не говоря уже о выживании на поле сражения. Предложение правительства заняться изучением психологии я расценил как намёк, что они предпочли бы не связываться со мной, чем забрать на войну и столкнуться со всеми потенциальными рисками для других и меня самого.

Однако главной причиной моего участия в исследованиях психоделиков всё же стал визит Олперта и первая ночь, проведённая вместе с ним.

 

Париж, 1961. Я сижу в ночном кафе на бульваре Сен-Мишель и наблюдаю за людьми, а они, в свою очередь, наблюдают за мной. Мне двадцать один год, и я только что впервые в жизни принял псилоцибин, и я не имею ни малейшего понятия о его эффектах. Я только знаю, что человек, сидящий напротив меня, это Ричард Олперт, и он дал мне псилоцибин в качестве подарка. Цвета становятся ярче, в глазах людей видны вспышки света, когда они смотрят на меня, а звуки улицы слышны изнутри, как при многоканальной трансляции. Я говорю настолько спокойно, насколько позволяет мой дрожащий голос: "Это немного слишком для меня". Олперт за маленьким круглым стеклянным столиком ухмыляется: "Для меня тоже, хотя я ничего не принимал".

Пройдя пару кварталов, поднимаемся в мой номер. Табличка на входной двери отеля напоминает о том, что здесь останавливался Фрейд. Я пишу роман и иногда фантазирую, что в будущем здесь повесят ещё одну табличку. Но пока её нет.

Ложусь на кровать. Олперт садится в кресло. Мы занимаем практически всё свободное место в номере. Я наблюдаю за проявлением новых граней моего разума. Олперт постоянно напоминает, что всё происходящее там безопасно и правильно. Одна часть меня не вполне понимает, что он имеет ввиду, другая часть глубоко согласна с ним, а третья часть надеется, что он прав.

 

Неделей позже я покинул Париж и последовал за Олпертом и Лири в Копенгаген, где они встретились с Олдосом Хаксли, чтобы совместно представить свою работу на международном конгрессе. Лири и Олперт преподавали психологию в Гарварде и уже находились в непростой ситуации из-за того, что давали психоделики студентам выпускных курсов и другим членам академического сообщества. И через шесть недель после конференции я отправился в Калифорнию, чтобы приступить к изучению психологии.

В Стэнфорде я вёл тройную жизнь. В одной жизни я носил спортивный пиджак и галстук и каждый день ходил на пары, создавая видимость студента, заглядывающего в рот преподавателям. Во второй жизни дважды в неделю я был ассистентом в исследовании Международного Фонда Продвинутых Исследований. Там я целыми днями присутствовал на (легальных) терапевтических сессиях с ЛСД с высокими дозами

Каждый клиент проживал опыт в присутствии как минимум двух помощников. С каждым клиентом находились мужчина и женщина, а также был врач, при необходимости заглядывающий на сессию. Я не помню ни одного случая, когда такая необходимость возникала, но наличие врача поддерживало атмосферу уверенности и поддержки, благодаря которой ЛСД сессии становились более эффективными. Также с каждым клиентом в начале программы встречался фрейдовский психоаналитик, определявший, сможет ли человек получить пользу или встретит проблемы, с которыми не сможет справиться. Из-за страхов, существовавших в то время в правительстве мы, по утверждениям аналитика, должны были добиваться почти стопроцентных результатов, хотя ни в одной другой терапии такого требования нет.

И моя третья жизнь была связана с окружением Кена Кизи. Они использовали всевозможные психоделики, а также "быстрые" и "медленные" вещества, марихуану и даже алкоголь и сигареты. Один член их группы работал в сфере фармацевтики и на каждое мероприятие приносил целые мешки всего разного.

Эта группа была вне закона - не в том смысле, что они нарушали закон; они скорее ломали парадигму. ЛСД и многие другие вещества в начале 60-х были легальны, но их применение (особенно вне стен исследовательских или медицинских учреждений) не одобрялось обществом. И эти исследователи внутренних пространств активно познавали, каково будет иметь свободный доступ к этим веществам, имея из ограничений и контроля только инстинкт самосохранения. В те временя, открывая этими веществами двери своего разума, они играли, пели, рисовали, смотрели телевизор, готовили, ели, занимались любовью, засматривались в звёздное небо и вслух задавали вопросы, которые им подсказывали переживания:

· Кто мы, на самом деле, такие?

· Душа смертна или бессмертна?

· Что в действительности испытывали Блейк, Ван Гог или Платон?

· Моя идентичность находится внутри тела или лишь наблюдает моё тело и тела других?

· Что общего между моим разумом и вот этим красным деревом?

· Субъективны ли время и пространство?

· Что движется, а что остаётся неподвижным?

· Что остаётся неизменным в каждой сессии?

· Что происходит, если в группе людей умы у всех открыты, свободны от ограничений и, похоже, находятся в телепатическом контакте друг с другом?

· Когда кто-то из этой группы испытывает ужас, он затянет за собой остальных? Или, может быть, остальные перевесят выпавший разум и вернут его в норму?

Этими вопросами и была движима группа Кизи: они не были нарушителями в обычном смысле, но определённо переходили границы. Их было бы правильнее считать не лидерами определённой культуры (как их видят сегодня), а людьми, переросшими существующие законы и неистово пытающимися установить новые, более широкие законы, чтобы упорядочить свой расширенный спектр занятий и переживаний. Работа группы Кизи выглядит скорее философской, и такой она и была, хотя в ней была и вся та грубая непосредственность, с которой мы хватаем утопающего за волосы, чтобы обоим выбраться на берег и не пойти на дно.

Один из переломных моментов для меня произошёл однажды утром на окраине свалки города Пескадеро. Пескадеро это маленький город в двух милях от побережья Калифорнии и примерно в пятнадцати от Стэнфорда. Его свалка была размещена на склоне холма; нижняя часть была заполнена мусором, но наверху и по бокам были заросли вьюнков, покрытых маленькими соцветиями. Однажды на рассвете мы пошли туда с Кизи и Дороти, его девушкой на тот момент, а позже ставшей моей женой (после сорока пяти лет брака мы начинаем думать, что это серьёзно). Ночью она приняла немного ЛСД ("капнула кислоты", как тогда говорили) и всё ещё находилась в состоянии очарованности своими личными открытиями о собственном сознании и его способности окрашивать и перекрашивать мир. Кизи решил отвезти нас в Пескадеро, потому что там были замечательные рассветы. Правильнее было бы сказать, что он взял туда Дороти, но, так как я в некоторые моменты был её проводником этой ночью, она хотела, чтобы я тоже был рядом.

Я не принадлежал к ближайшему кругу Кизи. Я был слишком правильным и не хотел принимать вещества со всеми. Женщины в группе не интересовались мной, а с мужчинами у меня было мало общего. Но из-за своей легальной работы с ЛСД я вписался в качестве странной диковинки - такую роль мог бы играть человек, укрощающий тигров или глотающий битое стекло.

Дороти потом вспоминала, что главным моментом в то утро стало то, что она чуть не наступила на маленький цветок. Остановившись, она легла на дорогу и стала его рассматривать. Я предложил позволить цветку сообщить своё послание. И она увидела (не подумала или представила, а увидела - такова странная сила ЛСД), как цветок раскрывается, проходит весь жизненный цикл и вянет; но тот же процесс развернулся в обратном порядке: цветок вновь наполняется соками, цветёт и превращается в бутон. Она увидела движение во времени сразу в обоих направлениях, танец между рождением и смертью. Когда она сказала об этом, я подтвердил, что другие тоже сообщали о подобном. Тогда она с облегчением продолжила созерцать растения.

Подняла взгляд на Кизи, красивого, сурового, талантливого, прирождённого лидера, наделенного огромной силой и энергией. А ещё женатого. У Кизи было двое детей; он хранил преданность своему браку, а также идее открытости другим партнёрам. Дороти перевела взгляд на меня. Я был помолвлен, но моя невеста находилась на расстоянии шести тысяч миль в Шотландии. Дороти видела, что я очень хорошо знаю тот внутренний мир, который ей открылся, и даже хорошо в нём ориентируюсь. После встречи с цветком её гироскоп начал склоняться от Кизи ко мне. Наши отношения и брак не были частью этого момента, но, как широкую реку можно последить до тоненького ручейка, пробивающегося из трещины на каменном склоне горы, так и перемены в жизнях всех троих присутствовавших начались со встречи Дороти с маленьким цветком.

Что же стало с моим исследованием? Каково было заниматься легальным исследованием препарата? Благодаря шестидесятым в общежитии любого колледжа сегодня нетрудно найти психоделическое вещество, принять его, испытать классный трип и подивиться произошедшему. Однако давать препарат людям в условиях такой поддержки, что 80 процентов из них впоследствии назовут опыт важнейшим событием своей жизни - это было совсем по-другому! В течение двух лет, пока исследования ещё шли, я при возможности прогуливал пары в Стэнфорде, чтобы побыть ситтером у людей, знакомящихся с психоделиком, а через него - с новыми уровнями сознания и, возможно, новыми уровнями реальности.

Так как меня обычно представляли как "студента выпускного курса, который будет сегодня с нами", я не был ответственным за проведение сессии. Я был именно ситтером и просто наблюдал, в течение дня иногда оказывая помощь или записывая сообщения людей. Иногда удавалось появиться только после обеда, чтобы отвезти человека домой вечером. Мы заметили, что, хотя эффекты ЛСД завершаются через восемь часов, способность человека перемещаться по разным реальностям в менее явной форме сохраняется, пока он не ляжет спать. Мне часто выпадала удача находиться рядом с человеком, переваривающим главные события и осознания дня. Я также помогал ему общаться с членами семьи, которых обычно сбивало с толку сочетание странных рассказов о каких-то внутренних переживаниях и чувство, что их муж или жена почему-то проявляют больше открытости, любви и заботы, чем вчера, часто вызывающее слёзы радости.

Днём, на учёбе, мне преподавали психологию, которая, как мне казалось, учитывала только маленький фрагмент разума. Как я писал выше в этой книге, я чувствовал себя так, будто меня учат физике преподаватели, не знающие об электричестве, телевидении и ядерной энергии. Я слушал, делал записи, задавал умные вопросы и старался не показывать, как обескуражен тем, что мои учителя принимают эти жалкие крохи за целый плод древа познания.

Ночью же, справившись с университетскими заданиями, я читал книги, помогавшие осмыслить открывшийся мне огромный мир: Книгу Мёртвых, И Цзин, работы Уильяма Блэйка, христианскую мистику и буддийские учения, особенно учения мастеров Дзен, ясность и простота которых поражали и вдохновляли меня больше всего. Я также бодался с тибетскими текстами, которые были трудны для понимания, но определенно были написаны людьми, знающими то же, что я открывал. Я одевал книги в чистые обложки, как старшеклассники смотрят эротические комиксы поверх журналов, чтобы учителя не увидели ужасно огромную женскую грудь.

Когда уже не получалось читать, я просто сидел скрестив ноги на полу своего студенческого "кабинета", отсека трейлера, переделанного во временную комнату для занятий, который был ещё меньше, чем моя комната в Париже. Смотрел сквозь раздвижную стеклянную дверь на маленькую сосну, посаженную с целью избавиться от мысли, что мы живём в трейлере на большой парковке. Я дышал и смотрел, дышал и смотрел, пока дерево не начинало дышать вместе со мной. Оно не двигалось и не качалось, а начинало сиять невидимым светом, показывая, что наполнено жизнью. Оно росло и уменьшалось на моих глазах - движение неуловимое, но напоминавшее превращения цветка на свалке Пескадеро. Я соединялся с тем деревом, пока вновь не почувствую равновесие, а затем шел домой и ложился спать.

 

Минутка рефлексии

Через пару месяцев после завершения нашей исследовательской программы Калифорния приняла закон, делавший хранение и распространение ЛСД преступлением. Позже, в 1970, с вступлением в силу Comprehensive Drug Abuse Prevention and Control Act, начал действовать федеральный закон об ЛСД.

Почему государство так глубоко пугали и до сих пор пугают наши исследования? Возможно, потому что мы сошли (или скорее нас выбросило) с колеса повседневности и увидели всю систему жизни-смерти-жизни. Мы обнаружили, что любовь является главной силой во Вселенной и не могли об этом молчать.

Нашим главным открытием было существование любви, прощения, понимания и сопереживания. Как вода для рыб или воздух для птиц, любовь повсюду вокруг без какого-либо усилия с нашей стороны. Для неё не нужны Отец, Сын, Будда, святые, Тора, книги, побрякушки, свечки, жрецы, ритуалы и даже знания. Она просто есть - такая вездесущая и постоянная, что её не увидеть, не выбравшись из маленького мирка, в котором люди существуют отдельно друг от друга.

Неудивительно, что просветление всегда является преступлением.

 

Часть 4.
Новые горизонты

 

Введение в часть 4

После долгого затишья психоделики вновь начинают светиться в научных журналах, бульварной прессе, на телевидении, YouTube и в СМИ. Ведутся исследования в клинических и духовных областях, появляются сообщения об использовании психоделиков для решения задач и повышения продуктивности в творческих профессиях.

Некоторые области применения ЛСД пока не получили должного внимания. Одной из самых интересных таких областей является использование суб-перцептивных доз около 10 микрограмм. В таком крохотном количестве ЛСД действует как усилитель когнитивных процессов и не оказывает характерных для высоких доз побочных эффектов.

Интересно и то, что до сих пор не было исследований о современных потребителях психоделиков. Ежегодные опросы, проводимые правительством, едва ли выясняют больше самого факта приёма респондентом различных веществ. Моя нынешняя исследовательская команда аспирантов выяснила, что современное поколение людей лицейского возраста не только имеет опыт со многими разными психоделиками, но и обладает знаниями об их эффектах и о спектре возможных позитивных и негативных переживаний. Группы постарше ещё более опытны и информированы. Глава 16 приводит предварительные результаты опроса нескольких групп, интересующихся психоделиками, об их опыте, а также о целях и результатах приёма веществ.

Личные истории, представленные в главе 3, описывали непосредственные переживания. Глава 17 предлагает более серьёзное интервью, в котором я рассказываю о влиянии психо