Переезд через приморские Альпы

 

 

Я много претерпел и победил невзгод,

И страхов и досад, когда от Комских вод

До Средиземных вод мы странствовали, строгой

Судьбой гонимые: окольною дорогой,

По горным высотам, в осенний хлад и мрак,

Местами как-нибудь, местами кое-как,

Тащили мулы нас и тощи и не рьяны;

То вредоносные миланские туманы,

И долгие дожди, которыми Турин

Тогда печалился, и грязь его долин,

Недавно выплывших из бури наводненья;

То ветер с сыростью, и скудость отопленья

В гостиницах, где блеск, и пышность, и простор,

Хрусталь, и серебро, и мрамор, и фарфор,

И стены в зеркалах, глазам большая нега!

А нет лишь прелести осеннего ночлега:

Продрогшим странникам нет милого тепла;

То пиемонтская пронзительная мгла,

И вдруг, нежданная под небесами юга,

Лихая дочь зимы, знакомка наша, вьюга,

Которой пение и сладостно подчас

Нам, людям северным: баюкавшее нас,

Нас встретила в горах, летая, распевая,

И славно по горам гуляла удалая!

Все угнетало нас. Но берег! День встает!

Италиянский день! Открытый неба свод

Лазурью, золотом и пурпурами блещет,

И море светлое колышется и плещет!

 

 

ПЛОВЕЦ

"Еще разыгрывались воды"

 

 

Еще разыгрывались воды,

Не подымался белый вал,

И гром летящей непогоды

Лишь на краю небес чуть видном рокотал;

 

А он, пловец, он был далеко

На синеве стеклянных волн,

И день сиял еще высоко,

А в пристань уж вбегал его послушный чолн.

 

До разгремевшегося грома,

До бури вод, желанный брег

Увидел он, и вкусит дома

Родной веселый пир и сладостный ночлег.

 

Хвала ему! Он отплыл рано:

Когда дремали небеса,

И в море блеск луны багряной

Еще дрожал, — уж он готовил паруса,

 

И поднял их он, бодр и светел,

Когда едва проснулся день,

И в третий раз пропевший петел

К работе приглашал заспавшуюся лень.

 

 

" Я помню: был весел и шумен мой день "

 

 

Я помню: был весел и шумен мой день

С утра до зарницы другого…

И было мне вдоволь разгульных гостей,

Им вдоволь вина золотого.

 

Беседа была своевольна: она

То тихим лилась разговором,

То новую песню, сложенную мной,

Гремела торжественным хором.

 

И песня пропета во здравье мое,

Высоко возглас подымался,

И хлопали пробки, и звонко и в лад

С бокалом бокал целовался!

 

А ныне… О, где же вы, братья-друзья?

Нам годы иные настали —

Надолго, навечно разрознили нас

Великие русские дали.

 

Один я, но что же? Вот книги мои,

Вот милое небо родное —

И смело могу в одинокий бокал

Я пенить вино золотое.

 

Кипит и шумит и сверкает оно:

Так молодость наша удала…

Вот стихло, и вновь безмятежно светло

И равно с краями бокала.

 

Да здравствует то же, чем полон я был

В мои молодецкие лета;

Чем ныне я счастлив и весел и горд,

Да здравствует вольность поэта!

 

Здесь бодр и спокоен любезный мой труд,

Его берегут и голубят:

Мой правильный день, моя скромная ночь;

Смиренность его они любят.

 

Здесь жизнь мне легка! И мой тихий приют

Я доброю славой прославлю,

И разом глотаю вино — и на стол

Бокал опрокинутый ставлю.

 

 

УНДИНА

 

 

Когда невесело осенний день взойдет

И хмурится; когда и дождик ливмя льет,

И снег летит, как пух, и окна залепляет;

Когда камин уже гудит и озаряет

Янтарным пламенем смиренный твой приют,

И у тебя тепло; а твой любимый труд, —

От скуки и тоски заступник твой надежной,

А тихая мечта, милее девы нежной,

Привыкшая тебя ласкать и утешать,

Уединения краса и благодать,

Чуждаются тебя; бездейственно и сонно

Идет за часом час, и ты неугомонно

Кручинишься: тогда будь дома и один,

Стола не уставляй богатством рейнских вин,

И жженки из вина, из сахару да рому

Ты не вари: с нее бывает много грому;

И не зови твоих товарищей-друзей

Пображничать с тобой до утренних лучей:

Друзья, они придет и шумно запируют,

Состукнут чаши в лад, тебя наименуют,

И песню запоют во славу лучших лет;

Развеселишься ты, а может быть и нет:

Случалося, что хмель усиливал кручину!

Их не зови; читай Жуковского "Ундину":

Она тебя займет и освежит; ты в ней

Отраду верную найдешь себе скорей.

Ты будешь полон сил и тишины высокой,

Каких не даст тебе ни твой разгул широкой,

Ни песня юности, ни чаш заздравный звон,

И был твой грустный день, как быстролетный сон!

 

 

ЭЛЕГИЯ

"День ненастный, темный; тучи"

 

 

День ненастный, темный; тучи

Низко, низко над горой,

Вялы, тихи и плакучи,

Длинной тянутся грядой;

Сад безлюден, смолкли птицы,

Дерева дождем шумят:

Две красавицы-девицы —

Две певуньи, две сестрицы —

Не пойдут сегодня в сад!

 

А вчера они, при трелях

Соловья и при луне,

Там летали на качелях

Соблазнительно одне;

И качели их качают

Мягко, будто на руках:

Осторожно поднимают,

Осторожно опускают

Быстролетный свой размах!

 

А вчера поклонник скромной

Граций, медик молодой,

Удовольственно и томно

Любовался их игрой;

И размашисто качалась,

Как они, его мечта,

Поднималась, опускалась:

Ей легко передавалась

Их летаний быстрота.

 

День ненастный, день враждебный

Очарованным сердцам,

И ходьбе многоцелебной,

И лекарственным водам!

Но зато в нем нет томленья,

Лени, жару; он здоров

Мне в тиши уединенья,

Для свободы размышленья,

Для писания стихов.

 

 

ЭЛЕГИЯ

"Толпа ли девочек крикливая, живая,"

 

 

Толпа ли девочек крикливая, живая,

На фабрику сучить сигары поспешая,

Шумит по улице; иль добрый наш сосед,

Окончив чтение сегодняшних газет,

Уже глядит в окно и тихо созерцает,

Как близ него кузнец подковы подшивает

Корове, иль ослу; иль пара дюжих пcов

Тележку, полную капусты иль бобов,

Тащит по мостовой, работая всей силой;

Служанка ль, красота развившаяся мило,

Склонилась над ведром, готова мыть крыльцо,

А холод между тем румянит ей лицо,

А ветреный зефир заигрывает с нею,

Теребит с плеч платок, и раскрывает шею,

Прельщенный пышностью живых лилей и роз;

Повозник ли, бичом пощелкивая, воз

Высокий, громоздкой и длинной-передлинной,

Где несколько семей под крышкою холстинной,

Разнобоярщина из многих стран и мест,

Нашли себе весьма удобный переезд,

Свой полновесный воз к гостинице подводит,

И сам почтенный Диц встречать его выходит,

И Золотой Сарай хлопочет и звонит;

Иль вдруг вся улица народом закипит:

Торжественно идет музыка боевая,

За ней гражданский полк, воинственно ступая,

В великолепии, в порядке строевом

Красуется, неся ганавский огнь и гром:

Защита вечных прав, полезное явленье;

Торопится ль в наш дом на страстное сиденье

Прелестница, франтя нарядом щегольским,

И новым зонтиком, и платьем голубым,

Та белотелая и сладостная Дора…

Взойдет ли ясная осенняя Аврора,

Или туманный день печален и сердит,

И снегом и дождем в окно мое стучит —

И что б ни делалось передо мною — муки

Одни и те ж со мной; возьму ли книгу в руки,

Берусь ли за перо, — всегда со мной тоска:

Пора же мне домой… Россия далека!

И трудно мне дышать, и сердце замирает;

Но никогда меня тоска не угнетает

Так сокрушительно, так грубо, как в тот час,

Когда вечерний луч давно уже погас,

Когда все спит, когда одни мои лишь очи

Не спят, лишенные благословений ночи.

 

 

ЭЛЕГИЯ

"Здесь горы с двух сторон стоят, как две стены;"

 

 

Здесь горы с двух сторон стоят, как две стены;

Меж ними тесный дол и царство тишины —

Однообразие в глуши уединенья;

Градские суеты, градские наслажденья

Здесь редко видятся и слышатся. Порой

Пройдет с курантами потешник площадной,

Старик, усердный жрец и музыки и Вакха;

Пройдет комедия: сын Брута или Гракха.

И свищет он в свирель, и бьет он в барабан,

Ведя полдюжины голодных обезьян.

Тоска несносная! Но есть одна отрада:

Между густых ветвей общественного сада

Мелькает легкая, летучая, как тень,

Красавица; светла и весела, как день,

Она живительно бодрит и поднимает

Мой падающий дух; она воспламеняет

Во мне желание писать стихи ей в честь,

Стихи любовные. Еще отрада есть:

Вот вечер, воздух свеж, деревья потемнели,

И, чу! поет она; серебряные трели,

Играя и кружась, взвиваясь надо мной,

Манят, зовут меня волшебно в мир иной,

В мои былые дни, и нега в грудь мне льется,

И сладко, сладко мне, а сердце так и бьется!..

 

 

ВЕСНА

 

 

Великолепный день! На мягкой мураве

Лежу: ни облачка в небесной синеве!

Цветет зеленый луг; чистейший воздух горной

Прохладой сладостной и негой животворной

Струится в грудь мою, — и полон я весной!

И вот певец ее летает надо мной,

И звуки надо мной веселые летают!

И чувство дивное те звуки напевают

Мне на душу. Даюсь невольно забытью

Волшебному, глаза невольно закрываю:

Легко мне, так легко, как будто я летаю

Летаю и пою, летаю и пою!

 

 

ЭЛЕГИЯ

(И. П. Постникову)

"В тени громад снеговершинных,"

 

 

В тени громад снеговершинных,

Суровых, каменных громад

Мне тяжело от дум кручинных:

Кипит, шумит здесь водопад,

Кипит, шумит он беспрестанно,

Он усыпительно шумит!

Безмолвен лес и, постоянно

Пуст, и невесело глядит;

А, вон охлопья серой тучи,

Цепляясь за лес, там и сям,

Ползут пушисты и тягучи

Вверх к задремавшим небесам.

Ах, горы, горы! Прочь скорее

От них домой! Не их я сын!

На Русь! Там сердцу веселее

В виду смеющихся долин!

 

 

ЭЛЕГИЯ

"Опять угрюмая, осенняя погода,"

 

 

Опять угрюмая, осенняя погода,

Опять расплакалась гаштейнская природа,

И плачет, бедная, она и ночь и день;

На горы налегла ненастной тучи тень,

И нет исходу ей! Душа во мне уныла:

Перед моим окном, бывало, проходила

Одна прекрасная; отколь и как сюда

Она явилася, не ведаю, — звезда

С лазурно-светлыми, веселыми глазами,

С улыбкой сладостной, с лилейными плечами;

Но и ее уж нет! О! Я бы рад отсель

Лететь, бежать, итти за тридевять земель,

И хлад, и зной, и дождь, и бурю побеждая,

Туда, скорей туда, где, прелесть молодая,

Она господствует и всякий день видна:

Я думаю, что там всегдашняя весна!

 

 

ЭЛЕГИЯ

"И тесно и душно мне в области гор,"

 

 

И тесно и душно мне в области гор,

В глубоких вертепах, в гранитных лощинах:

Я вырос, на светлых холмах и равнинах

Привык побродить, разгуляться мой взор!

 

Мне своды небес чтоб высоко, высоко

Сияли открыты туда и сюда;

По краю небес чтоб тянулась гряда

Лесистых пригорков, синеясь далеко,

 

Далеко: там дышит свободнее грудь!

А горы да горы… они так и давят

Мне душу, суровые, словно заставят

Они мне желанный на родину путь!

 

 

ЭЛЕГИЯ

"В Гаштейне общий стол невыносимо худ,"

 

 

В Гаштейне общий стол невыносимо худ,

А немец им вполне доволен! Много блюд,

И очень дешево! Он вкуса в них не ищет,

И только будь ему недорога еда:

Он всякой дрянью сыт — и как он рад, когда

С нее же он еще и дрищет!

 

 

ГОРА

 

 

Взойди вон на эту безлесную гору,

Что выше окружных, подоблачных гор;

Душе там отрадно и вольно, а взору

Оттуда великий, чудесный простор.

 

Увидишь недвижное море громадных

Гранитных, ледяных и снежных вершин,

Отважные беги стремнин водопадных,

Расселины гор, логовища лавин,

 

Угрюмые пропасти, полные мглою,

И светлые холмы, поляны, леса,

И грады, и села внизу под тобою;

А выше тебя лишь одни небеса!

 

 

ИЗРЕЧЕНИЕ А. Д. МАРКОВА

 

 

Любил он крепкие напитки, и не мало;

В свободные часы он их употреблял;

Но был всегда здоров и службу исполнял

Добропорядочно, — и дело не стояло

За ним; был духом тверд, глубокомыслен; слов

Не тратил попусту; но речью необильной

Умел он действовать решительно и сильно.

При случае умы своих учеников

Он ею поражал, как громом: так однажды,

Палимый жаждою, он воду пить не стал —

Другой Катон в пустыне! — и сказал,

Поморщившись: "Вода не утоляет жажды".

 

 

МОРЕ

 

 

Струится и блещет, светло, как хрусталь,

Лазурное море; огнистая даль

Сверкает багрянцем, и ветер шумит

Попутный: легко твой корабль побежит;

Но, кормчий, пускаяся весело в путь,

Смотри ты, надежна ли медная грудь,

Крепки ль паруса корабля твоего,

Здоровы ль дубовые ребра его?

Ведь море лукаво у нас: неравно

Смутится и вдруг обуяет оно,

И страшною силой с далекого дна

Угрюмая встанет его глубина,

Расходится, будет кипеть, бушевать

Сердито, свирепо — и даст себя знать

 

 

НИЦАРКЕ

 

 

Если б ты была Юнона,

А любовник твой Зевес,

Сад твой, милая Миньона,

Походил бы не на лес:

В нем не ландыши простые

Осеняла б тень дубов,

А блистательно-живые

Иакинфы золотые —

Драгоценности садов

 

 

К. К. ПАВЛОВОЙ

"Забыли вы меня! Я сам же виноват:"

 

 

Забыли вы меня! Я сам же виноват:

Где я теперь, зачем меня взяла чужбина?

Где я перебывал? Вот он Мариенбад,

Ганау, старый Диц, его тенистый сад;

Вот рейнских берегов красивая картина,

Крейцнах и черные сараи и гофрат,

Полковник, колесо, Амалия и Пина!

Вот край подоблачный! Громады гор и скал,

Чудесные мосты, роскошные дороги,

Гастуна славная, куда я так желал…

Вот Зальцбург, и Тироль, и Альпов выси строги,

Их вечный лед и с них лиющийся кристалл,

Кричат орлы и скачут козероги,

И ветер осени качает темный лес!

Вот и Ломбардия! Веселые долины,

Румяный виноград, каштаны и раины,

Лазурь и пурпуры полуденных небес!

Великолепные палаты и столбницы

Над ясным зеркалом потоков и озер!

Часовни странные, пугающие взор,

Канюки, и калек и нищих вереницы,

Ватага южных ведьм, красавицы-девицы…

Вдали концы швейцарских гор!

Вот Комо! Берега с прозрачными домами!

Вот площадь и фигляр, махающий руками!

И пристань, озеро, и в чистоте зыбей

Колеблются цвета расписанных ладей

И белых парусов играющие плески;

На площади народ гульливой и живой,

Италии народ певучий, удалой,

И деревянные тедески!

Вот пасмурный Милан с поникшей головой,

Турин и Пиемонт гористый! Вот Савона!

Отважный путь лежит над бездной, на тычке!

И вот он островок, чуть видный вдалеке,

Как облачко на крае небосклона,

Не важный на морях, но важный на реке

Времен, где он горит звездой Наполеона!

Вот Ница — вот где я! Вот город и залив,

Приморские сады лимонов и олив,

И светлый ряд домов с заезжими гостями,

И воздух сладостный, как мед!

О много, много стран, в мой длинный, черный год,

Я видел скучными глазами!

Скитаюсь по водам целебным, и, — увы!

Еще пью чашу вод! Горька мне эта чаша!

Тоска меня томит! Дождусь ли я Москвы?

Когда узнаю я, что делаете вы?

Как распевает муза ваша?

Какой венок теперь на ней?

Теперь, когда она, родная нам, гуляет

Среди московских муз и царственно сияет!

Она, любезная начальница моей!

 

 

МОРСКОЕ КУПАНЬЕ

 

 

Из бездны морской белоглавая встала

Волна, и лучами прекрасного дня

Блестит подвижная громада кристалла,

И тихо, качаясь, идет на меня.

Вот, словно в раздумье, она отступила,

Вот берег она под себя покатила

И выше сама поднялась и падет;

И громом, и пеной пучинная сила,

Холодная бурно меня обхватила,

Кружит, и бросает, и душит, и бьет!

И стихла. Мне любо. Из грома, из пены

И холода, легок и свеж, выхожу:

Живее мои выпрямляются члены,

Вольнее дышу, веселее гляжу

На берег, на горы, на светлое море.

Мне чудится, словно прошло мое горе,

И юность такая ж, как прежде была,

Во мне встрепенулась, и жизнь моя снова

Гулять, распевать, красоваться готова

Свободно, беспечно, резва, удала.

 

 

К РЕЙНУ

 

 

Я видел, как бегут твои зелены волны:

Они, при вешнем свете дня,

Играя и шумя, летучим блеском полны,

Качали ласково меня;

Я видел яркие, роскошные картины:

Твои изгибы, твой простор,

Твои веселые каштаны и раины,

И виноград по склонам гор,

И горы, и на них высокие могилы

Твоих былых богатырей,

Могилы рыцарства, и доблести, и силы

Давно, давно минувших дней!

Я волжанин: тебе приветы Волги нашей

Принес я. Слышал ты об ней?

Велик, прекрасен ты! Но Волга больше, краше,

Великолепнее, пышней,

И глубже, быстрая, и шире, голубая!

Не так, не так она бурлит,

Когда поднимется погодка верховая

И белый вал заговорит!

А какова она, шумящих волн громада,

Весной, как с выси берегов

Через ее разлив не перекинешь взгляда,

Чрез море вод и островов!

По царству и река!.. Тебе привет заздравный

Ее, властительницы вод,

Обширных русских вод, простершей ход свой славный,

Всегда торжественный свой ход,

Между холмов, и гор, и долов многоплодных

До темных Каспия зыбей!

Приветы и ее притоков благородных,

Ее подручниц и князей:

Тверцы, которая безбурными струями

Лелеет тысячи судов,

Идущих пестрыми, красивыми толпами

Под звучным пением пловцов;

Тебе привет Оки поемистой, дубравной,

В раздолье муромских песков

Текущей царственно, блистательно и плавно,

В виду почтенных берегов, —

И храмы древние с лучистыми главами

Глядятся в ясны глубины,

И тихий благовест несется над водами,

Заветный голос старины! —

Суры, красавицы задумчиво бродящей,

То в густоту своих лесов

Скрывающей себя, то на полях блестящей

Под опахалом парусов;

Свияги пажитной, игривой и бессонной,

Среди хозяйственных забот,

Любящей стук колес, и плеск неугомонной,

И гул работающих вод;

Тебе привет из стран Биармии далекой,

Привет царицы хладных рек,

Той Камы сумрачной, широкой и глубокой,

Чей сильный, бурный водобег,

Под кликами орлов свои валы седые

Катя в кремнистых берегах,

Несет железо, лес и горы соляные

На исполинских ладиях;

Привет Самары, чье течение живое

Не слышно в говоре гостей,

Ссыпающих в суда богатство полевое,

Пшеницу — золото полей;

Привет проворного, лихого Черемшана,

И двух Иргизов луговых,

И тихо-струйного, привольного Сызрана,

И всех и больших и меньших,

Несметных данников и данниц величавой,

Державной северной реки,

Приветы я принес тебе!.. Теки со славой,

Князь многих рек, светло теки!

Блистай, красуйся, Рейн! Да ни грозы военной,

Ни песен радостных врага

Не слышишь вечно ты; да мир благословенный

Твои покоит берега!

Да сладостно, на них мечтая и гуляя,

В тени раскидистых ветвей,

Целуются любовь и юность удалая

При звоне синих хрусталей!

 

 

АЛЬПИЙСКАЯ ПЕСНЯ

 

 

(На голос: "Мальбруг в поход поехал")

 

Из тишины глубокой

Родимого села

Судьба меня жестоко

На Альпы занесла,

 

Где шаткие дороги

Прилеплены к горам,

И скачут козероги

По горным крутизнам,

 

Где лес шумит дремучий

Высоко близ небес,

И сумрачные тучи

Цепляются за лес,

 

Где ярко на вершинах

Блистает вечный снег,

И вторится в долинах

Ручьев гремучий бег.

 

И вот она, Гастуна,

Куда стремился я,

Castuna tantum una,

Желанная моя!

Плохое новоселье,

Домов и хижин ряд…

Над бездною в ущелье

Они так и висят!

 

И, словно зверь свирепый,

Река меж них ревет,

Бегущая в вертепы

С подоблачных высот.

 

И шум бесперестанный,

И стон стоит в горах,

И небеса туманны,

И горы в облаках.

 

 

ВЕЧЕР

 

 

Ложатся тени гор на дремлющий залив;

Прибрежные сады лимонов и олив

Пустеют; чуть блестит над морем запад ясный —

И скоро божий день, веселый и прекрасный,

С огнистым пурпуром и золотом уйдет

Из чистого стекла необозримых вод.

 

 

К. К. ПАВЛОВОЙ

"В те дни, когда мечты блистательно и живо"

 

 

В те дни, когда мечты блистательно и живо

В моей кипели голове,

И молодость мою поканчивал гульливо

Я в белокаменной Москве,

У Красных у ворот, в республике, привольной

Науке, сердцу и уму,

И упоениям веселости застольной,

И песнопенью моему;

В те дни, когда мою студенческую славу

Я оправдал при звоне чаш,

В те дни, поэт я был, по долгу и по праву,

По преимуществу был ваш;

И воспевал я вас, и вы благоволили

Веселым юноши стихам:

Зане тогда сильны и сладкозвучны были

Мои стихи: спасибо вам!

И нынче я, когда прошло, как сновиденье,

Мое былое, все сполна,

И мне одна тоска, одно долготерпенье:

В мои крутые времена

Я вас приветствовал стихами: вы прекрасной

Ответ мне дали, и ответ

Восстановительный! Итак я не напрасно

Еще гляжу на божий свет:

Еще сияет мне любезно, как бывало,

Благословенная звезда,

Звезда поэзии. О, мне и горя мало!

Мне хорошо, я хоть куда!

 

 

А. А. ЕЛАГИНУ

"Была прекрасна, весела"

 

 

Была прекрасна, весела

Та живописная картина

Свободной жизни; та година

Достойна-празднична была,

Когда остатки вдохновений

Студентской юности моей

Я допивал в кругу друзей,

В Москве, и полон песнопений,

Стихом блистая удалым,

Восторжен, выше всякой прозы,

Гулял у вас — и девы-розы

Любили хмель мой, — слава им!

А ныне где, каков я ныне?

О! знаю, чувствую: тому

Душецветенью моему,

Той исторической картине

Не повториться никогда.

Но ежели мои печали

Минуют так, как миновали

Мои златые дни, тогда

Грешно бы, право, на досуге

Не помянуть нам за вином

О том гулянии моем,

Как о минувшем, милом друге.

Не так ли? Я почти готов,

Я рад сердечно, я чужбину,

Мою тоску легко покину,

И прямо с майнских берегов

В Москву. Вы ждете — еду, еду,

Скачу, лечу, и вот, как раз

Я к вам, сажуся додле вас, —

И наливай сосед соседу!

 

 

ЭЛЕГИЯ

"Бог весть, не втуне ли скитался"

 

 

Бог весть, не втуне ли скитался

В чужих странах я много лет!

Мой черный день не разгулялся,

Мне утешенья нет, как нет!

Печальный, трепетный и томный

Назад, в отеческий мой дом,

Спешу, как птица в куст укромный

Спешит, забитая дождем.

 

 

ПЕСНЯ БАЛТИЙСКИМ ВОДАМ

 

 

Пою вас, балтийские воды, вы краше

Других, величайших морей;

Лазурно-широкое зеркало ваше

Свободнее, чище, светлей:

На нем не крутятся огромные льдины,

В щепы разбивая суда;

На нем не блуждают холмы и долины

И горы полярного льда;

В нем нет плотоядных и лютых чудовищ

И мерзостных гадов морских;

Но много прелестных и милых сокровищ:

Привол янтарей золотых

И рыбы вкуснейшей! Балтийские воды,

На вольной лазури своей

Носили вы часто в старинные годы

Станицы норманских ладей;

Слыхали вы песни победные скальда

И буйные крики войны,

И песню любви удалого Гаральда,

Певца непреклонной княжны;

Носили вы древле и грузы богатства

На Русь из немецкой земли,

Когда, сограждане ганзейского братства,

И Псков и Новгород цвели;

И ныне вы носите грозные флоты:

Нередко, в строю боевом,

Гуляют на вас громовые оплоты

Столицы, созданной Петром,

И тысячи, тьмы росписных пароходов

И всяких торговых судов

С людьми и вещами, всех царств и народов,

Из дальных и ближних краев.

О! вы достославны и в новые годы,

Как прежде; но песню мою,

Похвальную песню, балтийские воды,

Теперь я за то вам пою,

Что вы, в ту годину, когда бушевала

На вас нопогода, — она

Ужасна, сурова была: подымала

Пучину с далекого дна,

И силы пучинной и сумрака полны,

Громады живого стекла,

Качаяся, двигались шумные волны,

И бездна меж ними ползла;

И долго те волны бурлили, и строго

Они разбивали суда,

И долго та бездна зияла, и много

Пловцов поглотила; тогда,

В те страшные дни роковой непогоды

Почтенно уважили вы

Елагиных: вы их ил невские воды

Примчали, — и берег Невы

Счастливо их принял: за то вы мне краше

Всех южных и северных вод

Морских, и за то уважение ваше

Мой стих вам и честь отдает!

 

 

Н. В. ГОГОЛЮ

"Благословляю твой возврат"

 

 

Благословляю твой возврат

Из этой нехристи немецкой,

На Русь, к святыне москворецкой!

Ты, слава богу, счастлив, брат:

Ты дома, ты уже устроил

Себе привольное житье;

Уединение свое

Ты оградил и успокоил

От многочисленных сует

И вредоносных наваждений

Мирских, от праздности и лени.

От празднословящих бесед,

Высокой, верною оградой

Любви к труду и тишине;

И своенравно и вполне

Своей работой и прохладой

Ты управляешь, и цветет

Твое житье легко и пышно,

Как милый цвет в тени затишной,

У родника стеклянных вод!

А я, попрежнему, в Ганау

Сижу, мне скука и тоска

Среди чужого языка:

И Гальм, и Гейне, и Ленау

Передо мной; усердно их

Читаю я, но толку мало;

Мои часы несносно вяло

Идут, как бесталанный стих;

 

Отрады нет. Одна отрада,

Когда перед моим окном,

Площадку гладким хрусталем

Оледенит година хлада:

Отрада мне тогда глядеть,

Как немец скользкою дорогой

Идет, с подскоком жидконогой —

И бац да бац на гололедь!

Красноречивая картина

Для русских глаз! Люблю ее!

Но ведь томление мое

Пройдет же — и меня чужбина

Отпустит на святую Русь!

О! я, как плаватель, спасенной

От бурь и бездны треволненной,

Счастлив и радостен явлюсь

В Москву, что в пристань. Дай мне руку!

Пора мне дома отдохнуть;

Я перекочкал трудный путь,

Перетерпел тоску и скуку

Тяжелых лет в краю чужом!

Зато смотри: гляжу героем;

Давай же, брат, собща устроим

Себе приют и заживем!

 

 

ЭЛЕГИЯ

"На горы и леса легла ночная тень,"

 

 

На горы и леса легла ночная тень,

Темнеют небеса, блестит лишь запад ясный:

То улыбается безоблачно-прекрасный

Спокойно, радостно кончающийся день.

 

 

ЭЛЕГИЯ

"Поденщик, тяжело навьюченный дровами,"

 

 

Поденщик, тяжело навьюченный дровами,

Идет по улице. Спокойными глазами

Я на него гляжу; он прежних дум моих

Печальных на душу мне боле не наводит:

А были дни — и век я не забуду их —

Я думал: боже мой, как он счастлив! он ходит!

 

 

А. Д. ХРИПКОВУ

 

 

Тебе и похвала и слава подобает!

Ты с первых юношеских лет

Не изменял себе: тебя не соблазняет

Мишурный блеск мирских сует;

Однажды навсегда предавшися глубоко

Одной судьбе, одной любви

Прекрасной, творческой, и чистой, и высокой.

Ей верен ты, и дни твои

Свободою она украсила, святая

Любовь к искусству, и всегда

Создания твои пленительны, блистая

Живым изяществом труда;

Любуясь ими я: вот речка меж кустами

Крутой излучиной бежит,

Светло отражены прозрачными струями

Ряды черемух и ракит,

Лиющийся хрусталь едва, едва колышет

Густоветвистую их тень,

Блестит как золото, тяжелым зноем дышит

Палящий, тихий летний день,

И вот купальницы… Вот ясною волною

Игривый обнял водобег

Прелестный, юный стан, вот руки над водою

И груди белые, как снег,

И черными на них рассыпалась змеями

Великолепная коса!

Вот горы и Кавказ; сияют над горами

Пышнее наших небеса;

Вот груды голых скал, угрюмые теснины,

Где-где кустарник; вот Дарьял

И тот вертеп, куда с заоблачной вершины

Казбека падает обвал!

Вот Терек! Это он летучей пеной блещет,

Несется дик и силы полн,

Неистово кипит, высоко в берег хлещет;

Несется буря белых волн,

По звонкому руслу, с глухим, громовым гулом,

Гоня станицу валунов!

Вот хижины, аул и сад перед аулом,

И купы низменных холмов;

За ними, с края в край, синеяся пустынно,

Идет уныло гладь степей

Под яркий небосклон; курган островершинной

Один возвысился на ней,

Давно-безмолвный гроб, воздвигнутый герою,

Вождю исчезнувших племен,

Иль памятник войны, сокрывший под собою

Тьму человеческих имен!

Вот двух безлесных гор обрывы полосаты

И плющ зеленый по скалам

Взвился; вот чистый лес и луговые скаты

Горы Ермолова! Вон там,

Бывало, отдыхал муж доблести и боя,

Державший в трепете Кавказ…

Вот быстрая Кубань, волнами скалы роя,

Сердито пенясь и клубясь,

Летит клокочущим, широким водопадом

Между утесов и стремнин!

Вот крепость, домики, поставленные рядом,

И строй чинаров и раин,

Воинский частокол с рогаткой и заставой,

Налево холм и мелкий лес.

А дале царство гор громадою стоглавой

Загородило полнебес,

И в солнечных лучах заоблачные льдины,

Как звезды, светятся над ней,

Порфирного кряжа алмазные вершины,

Короны каменных царей!

Подробно, медленно созданьями твоими

Любуюсь я, всегда я рад

Хвалить их; весело беседовать мне с ними:

Они живут и говорят!

Но полно рисовать тебе Кавказ?.. Еще ли

Тебя он мало занимал?

Покинь, покинь страну обвалов и ущелий,

Ужасных пропастей, и скал,

Где кроется разбой кровавый и проворный

В глуши вертепов и теснин…

Иди ты к нам с твоей палитрой животворной

В страну раздолий и равнин,

Где величавые изгибы расстилая

Своих могущественных вод,

Привольно, широко, красуясь и сияя,

Лазурно-светлая течет

Царица русских рек, течет, ведет с собою

Красивы, пышны берега

И купы островов над зеркальной водою,

Холмы, дубравы и луга…

Иди туда, рисуй картины Волги нашей!

И верь мне, будут во сто раз

Они еще живей, пленительней и краше,

Чем распрекрасный твой Кавказ!

 

 

А. П. ЕЛАГИНОЙ

"Я знаю, в дни мои былые,"

 

 

Я знаю, в дни мои былые,

В дни жизни радостной и песен удалых

Вам нравились мои восторги молодые

И мой разгульный, звонкий стих;

И знаю я, что вы и ныне,

Когда та жизнь моя давно уже прошла, —

О ней же у меня осталось лишь в помине,

Как хороша она была

И приголубленная вами

И принятая в ваш благословенный круг,

Полна залетными, веселыми мечтами,

Любя студентский свой досуг, —

И ныне вы, как той порою,

Добры, приветливы и ласковы ко мне:

Так я и думаю, надеюсь всей душою,

Так и уверен я вполне,

Что вы и ныне доброхотно

Принос мой примете, и сердцу моему

То будет сладостно, отрадно и вольготно.

И потому, и потому

Вам подношу и посвящаю

Я новую свою поэзию, цветы

Суровой, сумрачной годины; в них, я знаю,

Нет достодолжной красоты,

Ни бодрой, юношеской силы,

Ни блеска свежести пленительной; но мне

Они и дороги и несказанно милы;

Но в чужедальней стороне

Волшебно ими оживлялось

Мне одиночество туманное мое;

Но, ими скрашено, сноснее мне казалось

Мое печальное житье.

 

 

А. С. ХОМЯКОВУ

"Прими ты мой поклон заздравный!"

 

 

Прими ты мой поклон заздравный!

Тебе, возвышенный поэт

И совопросник достославный,

Желаю много, много лет

Стихом и прозой красоваться,

И цвесть красою чистых дел!

Враги ж твои да сокрушатся

Все, все — и тот, который смел,

В своем неведении глупом,

В разгаре чувств, в кипеньи слов,

Провозгласить бездушным трупом

Русь наших умных праотцов.

Несчастный книжник! Он не слышит,

Что эта Русь не умерла,

Что у нее и сердце дышит,

И в жилах кровь еще тепла;

Что, может быть, она очнется

И встанет заново бодра!

О! как любезно встрепенется

Тогда вся наша немчура:

Вся сволочь званых и незваных,

Дрянных, прилипчивых гостей,

И просветителей поганых,

И просвещенных палачей!

Весь этот гнет ума чужого

И этот подлый, гнусный цех,

Союзник беглого портного,

Все прочь и прочь! Долой их всех!

Очнется, встанет Русь и с бою

Свое заветное возьмет!

Да уничтожатся тобою

И общий наш недоброхот,

Творец бессмыслиц вопиющих,

Он, тот преследователь блох,

Явлений сущих и со-сущих,

Тот юморист-идеолог,

Всегда водяный и туманный,

Почтенный сеятель клевет,

Начальник шайки бесталанной;

И он, и весь его совет,

И нечестивый и беспутный,

И вся заморская их гиль,

Все пропади, как бред минутный,

Как мерзкий сон, как сор и пыль!

 

А ты надежно правде следуй,

Востоку пламенно служи,

Своенародность проповедуй

И низлагай успехи лжи!..

И будь всегда ты неизменен

И дорог общине своей,

И беспощадно дерзновенен

На немцев, б……. детей!

 

 

А. В. КИРЕЕВОЙ

"Я вновь пою вас: мне отрадно,"

 

 

Я вновь пою вас: мне отрадно,

Мне сладко петь и славить вас:

Я не люблю, я враг нещадный

Тех жен, которые от нас

И православного закона

Своей родительской земли

Под ветротленные знамена

Заморской нехристи ушли,

И запад ласково их тянет

В свои объятия… но вы, —

Он вас к себе не переманит

Никак, — нет, вы не таковы:

Вы изменить не захотите

Заветным чувствам; вы вполне,

Вы чисто нам принадлежите,

Родной, славянской стороне,

И сильно бьется сердце ваше

За нас. И тем милее вы,

Великолепнее и краше,

Вы — украшение Москвы!

 

 

А. В. КИРЕЕВОЙ

"Сильно чувствую и знаю"

 

 

Сильно чувствую и знаю

Силу вашей красоты:

Скромно голову склоняю

И смиренные мечты

Перед ней. Когда б вы жили

Между греков в древни дни,

Греки б вас боготворили,

Вам построили б они

Беломраморные храмы,

Золотые алтари,

Где б горели фимиамы

От зари и до зари