Во время владычества татар в России

 

О! стонати русской земле, спо-

мянувши пръвую годину и пръвых

князей.

Слово о полку Игореве

 

 

Где вы, краса минувших лет,

Баянов струны золотые,

Певицы вольности и славы, и побед,

Народу русскому родные?

 

Бывало: ратники лежат вокруг огней

По брегу светлого Дуная,

Когда тревога боевая

Молчит до утренних лучей.

Вдали — туманом покровенный

Стан греков, и над ним грозна,

Как щит в бою окровавленный,

Восходит полная луна.

 

И тихий сон во вражьем стане;

Но там, где вы, сыны снегов,

Там вдохновенный на кургане

Поет деянья праотцов —

И персты вещие летают

По звонким пламенным струнам,

И взоры воинов сверкают,

И рвутся длани их к мечам!

 

На утро солнце лишь восстало —

Проснулся дерзостный булат:

Валятся греки — ряд на ряд,

И их полков — как не бывало!

 

 

"И вы сокрылися, века полночной славы,"

 

 

И вы сокрылися, века полночной славы,

Побед и вольности века!

Так сокрывается лик солнца величавый

За громовые облака.

Но завтра солнце вновь восстанет…

А мы… нам долго цепи влечь:

Столетья протекут — и русской меч не грянет

Тиранства гордого о меч.

Неутомимые страданья

Погубят память об отцах,

И гений рабского молчанья

Воссядет, вечный, на гробах.

Теперь вотще младый баян

На голос предков запевает:

Жестоких бедствий ураган

Рабов полмертвых оглашает;

И он, дрожащею рукой

Подняв холодные железы,

Молчит, смотря на них сквозь слезы,

С неисцелимою тоской!

 

 

ПЕСНЬ БАЯНА

"Война, война! Прощай, Сиана!"

 

 

Война, война! Прощай, Сиана!

Бойцы шумят, бойцы идут;

Они товарища баяна

В страну далекую зовут.

Туда, где бранные пожары

Дунайски волны озарят,

Где смертоносные удары

О шлемы греков зазвенят.

С врагом сражаяся, как деды,

Рукой и сердцем славянин,

Я наши стану петь победы

И смелость князя и дружин.

И твой баян, пируя славу,

Под медью лат дыша тобой,

Там повторю я Святославу,

Что пел Сиане молодой.

Промчится буря боевая,

Войдет в ножны булат бойца —

И дева, сердцем оживая,

Обнимет верного певца.

 

 

ПЕСНЬ БАЯНА

"Люблю смотреть на месяц ясной,"

 

 

Люблю смотреть на месяц ясной,

Когда встает он из-за гор;

Но мне милее светлый взор

Сияны резвой и прекрасной.

 

Люблю, задумавшись, с кургана

Напевы слушать соловья;

Но веселей душа моя,

Когда поет моя Сияна.

 

Люблю, как песнь мою внимая,

Боец хватает свой булат;

Но слаще струны говорят

С тобой, красавица младая!

 

Люблю на шумном сборе стана

Приветы ратных и вождей;

Но я счастливее царей,

Как улыбнется мне Сияна.

 

 

ПЛАТОНИЗМ

 

 

Закон: влюбляться лишь душой,

Друзья, мне вовсе непонятен;

Пусть говорят: наш век развратен —

Да не мечта ли век златой?

 

Нет сил у твари поднебесной

Для платонической любви:

Кто ангел — тот по ней живи,

Затем, что ангел — бестелесной!

 

Души восторги — в мире снов,

Но есть восторги и для тела,

И мы оставим ли без дела

Дары догадливых богов?

 

Одной мечты и мудрым мало:

Мне сказывал археолог,

Что у Платона..

....

 

Когда один, в ночной тиши,

Сей баловень воображенья

Писал систему наслажденья

Для человеческой души.

 

Души восторги — в мире снов,

Но есть восторги и для тела,

И мы оставим ли без дела

Дары догадливых богов?

 

 

ПОСЛАНИЕ К А. Н. ОЧКИНУ

 

 

О, ты, с которым я, от юношеских лет,

Привык позабывать непостоянный свет,

Привык делить мечты, надежды, наслажденья,

И музы девственной простые песнопенья,

И тихие часы досугов золотых!

Друг сердца моего и друг стихов моих!

Завидую тебе: умеренным счастливой,

Твой дух не возмущен мечтой славолюбивой;

Ты, гордо позабыв мятежный света шум.

В уединении, жилище смелых дум,

Ведешь с науками невидимые годы,

И жизнь твоя, как ход торжественный природы,

Покорна мудрости законам вековым.

Ты счастья не искал за рубежом родным;

Но верный сам себе и от страстей свободной,

Нашел его в душе, простой и благородной;

А я, поверивший надежде молодой,

Обманут счастием, один, в стране чужой,

Пою мою печаль — певец, душою сирый —

Как струны хладные Арминиевой лиры,

И в тишине учусь душою тосковать.

Но я еще люблю былое вспоминать;

Люблю в страну отцов в мечтах переселяться

И всем утраченным, всем милым наслаждаться,

И с вами быть душой, родимые друзья!

О незабвенный край, о родина моя!

Страна, где я любил лишь прелести природы;

Где юности моей пленительные годы

Катились весело незримою струей;

Где вечно царствуют с отрадной тишиной

Миролюбивых душ живые наслажденья;

Страна, где в первый раз богиня песнопенья

Стыдливою рукой цевницу мне дала,

Огонь поэзии в душе моей зажгла —

И я, божественным восторгом оживленный,

Воспел мои мечты и мой удел смиренный,

И непритворною, свободною душой

Благодарил богов за песни и покой!

Тогда, не знав людей застенчивый мой гений

Не знал и зависти коварных оскорблений.

Суд ветреной толпы его не занимал;

Он пел для дружества и славы не искал.

Но вы сокрылись, дни счастливого незнанья!

И чувства новые и новые желанья

Сменили навсегда покой души моей.

Отдайте мне, Судьбы, блаженство прошлых дней,

Отдайте мирные отеческие сени

И сердце без любви и ум без заблуждений!

Не тщетно ль радости минувшие зову?

Уж бремя суеты тягчит мою главу;

Унылая душа невольно холодеет

И на грядущее надеяться не смеет;

И гаснет жизнь моя! — Лишь ты, хранитель мой,

Одна отрада мне, забытому судьбой!

Ты можешь, верный жрец богини вдохновенья,

Родить в моей душе и жажду просвещенья

И твердость на пути спасительных трудов,

И оживить мой ум и жар моих стихов.

Когда ж, от бремени сует освобожденный,

С собою помирясь, и дружбой ободренный,

Я полечу в страну, где молодость моя

Узнает мир души и цену бытия?

О! сбудутся ль мои последние желанья?

Клянусь, собрав умом плоды образованья,

Провесть в кругу родных, на родине моей,

Остаток счастливый тобой спасенных дней!

Тогда души моей воскреснут наслажденья.

Забыв коварный свет, в тиши уединенья,

Я буду воспевать мой радостный удел,

Родимые поля, простые нравы сел

И прадедовских лет дела и небылицы —

И посвящать тебе дары моей цевницы!

 

 

ПОСЛАНИЕ К КУЛИБИНУ

"Не часто ли поверхность моря"

 

 

Не часто ли поверхность моря

Волнует грозных бурь приход,

И с валом вал ужасный споря,

Кремнистые брега трясет!

Не часто ль день прелестный, ясный

Скрывает мрак густой!

Не часто ль человек, среди весны прекрасной.

Смущается тоской!

И радость быстро отлетает!

Страшись печали, милый друг!

Да счастье всюду провождает

Тебя чрез жизни луг!

Люби, но укрощай в душе любви стремленья:

Ее опасен яд,

И часто средь цветов прелестных наслажденья

Змеи ужасные шипят!

Будь верен, не страшись обмана;

Страшись, чтобы коварный бог

Не превратился вдруг в тирана,

И тщетные к тебе любови не возжег.

Быть может, там, мой друг любезной,

Где медяный Рифей

Чело к стране возносит звездной,

И крепостью гордясь своей,

Полет Сатурна презирает,

Где хлад свирепый обитает,

Ты, друг мой, в тот ужасный час,

Как ветром мчится прах летучий,

Когда луч солнечный погас,

Покрытый мрачной тучей,

Когда леса дубов скрыпят,

Пред бурей страшной преклоненны!

Когда по челам гор скользят

Перуны разъяренны,

Быть может, друг любезный мой,

В сей бури час ужасной,

Красу, застигнуту грозой,

Увидишь ты. — И взор прекрасной

В плененном сердце нежну страсть

Воспламенит мгновенно,

И милая твоя любови власть

В душе познает восхищенной,

И для тебя лишь будет жить.

Тогда, под сенью мирной

Ты станешь радости с подругою делить;

Тогда твой голос лирный

Любовь благую воспоет!

И песнь твоя молвой к друзьям домчится!

Тогда во мне, о милый мой поэт,

Воспоминание протекшего родится;

Тогда я полечу душой

К дням резвым юности беспечной.

Когда я, увлечен мечтой,

Почувствовал огонь поэзии сердечной,

Тебе вверять восторги приходил

И слышал суд твой справедливый.

О! сколь тогда приятен был

Мне дружеский совет нельстивый!

С каким весельем я с тобой

Поэтов красотой пленялся!

И, зря в мечтах их тени пред собой,

Восторгам пылким предавался.

Какой огонь тогда блистал

В душе моей обвороженной,

Когда я звучный глас внимал,

Твой глас, о бард священный,

Краса певцов, великий Оссиан!

И мысль моя тогда летала

По холмам тех счастливых стран.

Где арфа стройная героев воспевала.

Тогда я пред собою зрел.

Тебя, Фингал непобедимый,

В тот час, как небосклон горел,

Зарею утренней златимый, —

Как ветерки игривые кругом

Героя тихо пролетали,

И солнце блещущим лучом

Сверкало на ужасной стали.

Я зрел его: он, на копье склонясь,

Стоял в очах своих с грозою —

И вдруг, на воинство противных устремясь,

Все повергал своей рукою.

Я зрел, как, подвиг свой свершив,

Он восходил на холм зеленый,

И, на равнину взор печальный обратив,

Где враг упал, им низложенный,

Стоял с поникшею главой,

В доспехах, кровию омытых.

Я шлемы зрел, его рассечены рукой,

Зрел горы им щитов разбитых!..

Но, друг, позволь мне удержать

Мечты волшебной обольщенья:

Ты наделен талантом песнопенья,

Тебе героев воспевать!

В восторге устреми к превыспреннему миру

Быстротекущий свой полет,

А мне позволь, мой друг поэт,

Теперь на время бросить лиру!

 

 

ПОСВЯЩЕНИЕ А. А. ВОЕЙКОВОЙ

 

 

"Песни Короля Регнера"

 

Прошу стихи мои простить!

Я на Парнасе школьник юный:

Вас не сумели похвалить

Мои застенчивые струны;

Но если праведным богам

Приятней сердца дар убогий.

Как драгоценный фимиам,

То вы поступите, как боги, —

И сей листок чрез много дней

Напомнит вам певца младого

Который не жил для людей,

В стране чужой не пел чужого,

Не звал и славы в свой приют

И за фортуной быстроногой..

Мирскою пыльною дорогой,

Не побежал, хоть все бегут.

За то в душе его смиренной

Огонь свободы пламенел;

Он кое-что не худо пел,

Но божеством не вдохновенный,

Перед божественным немел.

 

 

ПОСВЯЩЕНИЕ А. М. ЯЗЫКОВУ

 

Paciam ut mei niemineris [1]

 

 

Тебе, который с юных дней

Меня хранил от бури света,

Тебе усердный дар беспечного поэта —

Певца забавы и друзей.

Тобою жизни обученный,

Питомец сладкой тишины,

Я пел на лире вдохновенной

Мои пророческие сны, —

И дружба кроткая с улыбкою внимала

Струнам, настроенным свободною мечтой;

Умом разборчивым их звуки поверяла

И просвещала гений мой!

Она мне мир очарованья

В живых восторгах создала,

 

К свободе вечный огнь в душе моей зажгла,

Облагородила желанья,

Учила презирать нелепый суд невежд

И лести суд несправедливый:

Смиряла пылкий жар надежд

И сердца ранние порывы.

И я душой не изменил

Ее спасительным стараньям:

Мой гений чести верен был

И цену знал благодеяньям!

 

Быть может, некогда твой счастливый поэт,

Беседуя мечтой с протекшими веками,

Расскажет стройными стихами

Златые были давних лет;

И, вольный друг воспоминаний,

Он станет петь дела отцов:

Неутомимые их брани

И гибель греческих полков,

Святые битвы за свободу

И первый родины удар

Ее громившему народу,

И казнь ужасную татар.

И оживит он — в песнях славы —

Славян пленительные нравы:

Их доблесть на полях войны,

Их добродушные забавы

И гений русской старины

Торжественный и величавый!!

 

А ныне — песни юных лет,

Богини скромной и веселой,

Тебе дарит рукой не смелой

Тобой воспитанный поэт!

Пускай сии листы, в часы уединенья,

Представят памяти твоей

Живую радость прошлых дней,

Неверной жизни оболыценья

И страсти ветренных друзей;

Здесь все, чем занят был счастливый дар поэта,

 

Когда он тишину боготворил душой,

Не рабствовал молве обманчивого света

И пел для дружбы молодой!

 

 

РОК

(На смерть М. А. Мойер)

 

 

Смотрите: он летит над бедною вселенной.

Во прах, невинные, во прах!

Смотрите, вон кинжал в руке окровавленной

И пламень тартара в очах!

Увы! сия рука не знает состраданья,

Не знает промаха удар!

Кто он, сей враг людей, сей ангел злодеянья,

Посол неправых неба кар?

 

Всего прекрасного безжалостный губитель,

Любимый сын владыки тьмы,

Всемощный, вековой — и наш мироправитель!

Он — рок; его добыча — мы.

Злодейству он дает торжественные силы

И гений творческий для бед,

И медленно его по крови до могилы

Проводит в лаврах через свет.

 

 

"Но ты, минутное творца изображенье,"

 

 

Но ты, минутное творца изображенье,

Невинность, век твой не цветет:

 

Полюбишь ты добро, и рок в остервененье

С земли небесное сорвет,

Иль бросит бледную в бунтующее море,

Закроет небо с края в край,

На парусе твоем напишет: горе! горе!

И ты при молниях читай!

 

 

УСЛАД

 

 

Не стонет дол oт топота копей,

Не брызжет кровь от русского удара:

По берегу Дуная, близ огней

Лежат бойцы — смирители болгара;

Там юноша, соратник их мечей,

Исполненный божественного дара,

Пленяет слух дружины удалой

Военных струн волшебною игрой.

 

Баян поет могучих праотцов,

Их смелый нрав, их бурные сраженья,

И силу рук, не знающих оков,

И быстроту их пламенного мщенья.

Как звук щита, и ратным, и вождям

Отрадна песнь любимца вдохновенья:

Их взор горит, их мысль блуждает там,

Где билась рать отважного Олега,

Где Игорев булат торжествовал —

И гордый грек бледнел и трепетал,

Послыша гром славянского набега.

 

Баян воспел минувших лет дела:

Баян умолк; — но рать еще внимает.

Так плаватель, когда ночная мгла

Лазурь небес и море застилает,

Еще глядит на сумрачный закат,

Где скрылося великое светило;

Так сладостно расставшемуся с милой

Издалека еще взирать назад!

Луна плывет в спокойных небесах;

Молчит Дунай, чернеет лес дремучий,

И тень его, как тень широкой тучи,

Мрачна лежит на стихнувших водах.

 

 

Песнь баяна

 

О ночь, о ночь, лети стрелой!

Несносен отдых Святославу:

Он жаждет битвы роковой.

О ночь, о ночь, лети стрелой!

Несносен отдых Святославу!

 

Цимисхий! крепок ли твой щит?

Не тонки ль кованые латы?

Наш князь убийственно разит.

Цимисхий! крепок ли твой щит?

Не тонки ль кованые латы?

 

Дружине борзых дай коней;

Не то — мечи ее нагонят,

И не ускачет от мечей.

Дружине борзых дай коней;

Не то — мечи ее нагонят.

 

Ты рать обширную привел;

Немного нас, но мы славяне:

Удар наш меток и тяжел.

Ты рать обширную привел;

Немного нас, но мы славяне!

 

О ночь, о ночь, лети стрелой!

Поля, откройтесь для победы,

Проснися, ужас боевой!

О ночь, о ночь, лети стрелой!

Поля, откройтесь для победы!

 

 

"Но кто певец любви не воспевал?"

 

 

Но кто певец любви не воспевал?

Какой баян, плененный красотою,

Мечты бойца с прекрасною мечтою

О родине и милой не сливал?

 

Двойной огонь в душе певца младого,

Когда поет он деву и войну:

Так две струи Дуная голубого

Блестят живей, сливаяся в одну.

 

 

Песнь баяна

 

Войны садятся на коней,

Баяна дева обнимает:

Она молчит, она вздыхает,

И слезы градом из очей.

 

Прощай, прощай! иду на битву.

"Люби меня, моя краса!

"Молись — услышат небеса

"Твою невинную молитву!

 

"Щита, врученного тобой,

"Булат врага не перерубит;

"Тебя певец твой не разлюбит

"И не изменится душой".

 

Они расстались. Пыль густая

Поля покрыла, как туман.

Враги! вам полно ждать славян!

Вам полно спать, брега Дуная!

 

Взошла денница; вспыхнул бой;

Дрожит широкая долина.

О грек! страшна твоя судьбина:

Ты не воротишься домой!

 

Валятся всадники и копи,

Булат дробится о булат —

И пал ужасный сопостат

При шуме яростной погони!

 

Баян отцам не изменил

На поле гибели и чести:

Могучий враг ударом мести

Его щита не сокрушил.

 

Гордыня сильного смирилась;

Ему не праздновать войны…

И сталь победная в ножны

По вражьей крови опустилась!

 

И рать на родину пришла;

Баяна дева обнимает,

Отрадно грудь ее вздыхает,

И девы радость ожила.

 

 

"Не сталь в груди Услада трепетала,"

 

 

Не сталь в груди Услада трепетала,

Не дикий огнь сверкал в его очах:

Он знал любовь; душа его питала

Ее восторг, ее безвестный страх.

Он твой, он твой, красавица Сиана!

Ты помнишь ли его златые дни,

Когда лесов отеческих в тени

Ласкала ты влюбленного баяна?

Ты помнишь ли, как бросив меч и щит,

Презрев войны высокие награды.

Он пел твои божественные взгляды

И красоту застенчивых ланит?

Ты помнишь ли, как песнь его внимая,

Молчала ты? — Но как любовь молчит?

То свеж и чист, как роза молодая,

Твое лицо румянец оживлял;

То вспыхивал твой взор, то угасал,

Как в облаке зарница золотая.

Баян Услад любви не изменял:

С чужих полей, где рыщет ужас битвы,

К тебе его надежды и мечты,

И за тебя сердечные молитвы;

Он всюду твой! А ты — верна ли ты?

 

 

В. М. [КНЯЖЕВИЧУ]

"Простите мне простое "ты"."

 

 

Простите мне простое "ты".

Богиня песен презирает

Приличий светских суеты,

И дочь богов не замечает,

Паря к бессмертным небесам,

 

Законов моды беззаконной.

Но грамматическим цепям

Она с улыбкой благосклонной

Младые руки отдает.

Затем-то вам, среди паренья,

По правилу местоименья,

Сказала: "ты" — и тихо ждет

Греху безгрешному прощенья.

 

 

В. М. КНЯЖЕВИЧУ

"Они прошли и не придут,"

 

 

Они прошли и не придут,

Лета неверных наслаждений,

Когда, презрев высокий труд,

Искал я счастия во мраке заблуждений.

Младый поклонник суеты,

На лире, дружбой ободренной,

Чуть знаемый молвой и славою забвенный,

Я пел беспечность и мечты;

Но гордость пламенного нрава

На новый путь меня звала,

Чего-то лучшего душа моя ждала:

Хвалы друзей — еще не слава!

 

Я здесь, я променял на сей безвестный кров

Безумной младости забавы

Веселый света шум на тишину трудов,

И жажду нег — на жажду славы.

Моих желаний не займут

Толпы невежд рукоплесканья,

Оракулы веков душе передадут

И жар отважных дум, и смелость упованья,

Когда на своде голубом

Выходит месяц величавый,

И вечер пасмурным крылом

Оденет дерптские дубравы,

Один, под кровом тишины,

Я здесь беседую с минувшими веками;

Героев призраки из мрака старины

Встают передо мной шумящими рядами,

И я приветствую родных богатырей,

И слышу силу их ударов;

Пред взорами — холмы разорванных цепей

И море бурное пожаров!

 

Какой роскошный пир восторгам и мечтам!

Как быстро грудь моя трепещет,

В очах огонь поэта блещет,

И рвется длань моя к струнам!

 

Очистив юный ум в горниле просвещенья,

Я стану петь дела воинственных славян,

И яркие лучи святого вдохновенья,

Прорежут древности туман.

Ты, радуясь душой, услышишь песнь свободы

В живой Гармонии стихов,

Как с горной высоты внимает сын природы

Победоносный крик орлов.

 

 

[ЗАПИСКИ А. С. ДИРИНОЙ]

 

 

I

 

Обедать я у вас готов —

Да дело в том, что нездоров:

Я болен болью головной,

Сижу, хожу, как сам не свой,

Я дома скучен, как монах,

И уверяю, что в гостях

Я буду вчетверо скучней:

Теперь мой разум — без мыслей,

Глаза все на землю глядят,

Язык молчит, хоть и не рад,

И даже громкие слова

Расслышать я могу едва.

Причина этому ясна

И для меня весьма важна:

Теперь я телом и душой

Неинтересный и плохой.

Итак меня простите вы,

Что по причине головы

Я не могу вас посетить.

Вас слушать, с вами говорить

Мне очень весело всегда —

Да не гожуся никуда,

А в состоянии таком

Кто ходит в ваш приятный дом?

И не подумайте, что лгу:

Я точно доказать могу

Всю справедливость этих слов.

Притом вам скажет Киселев

(Он будет к вам — так быть должно, —

Я это угадал давно),

Что видел сам, как у меня

Уж голова болит три дня;

Но если скажет Киселев,

Что я сегодня уж здоров,

Вы не поверьте — это ложь:

Я и сегодня, право, тож,

Что был вчера. И так… и так —

Я не могу никак, никак

Быть сотоварищем ему.

Мне это больно самому,

Но что же делать? У судьбы

Нет либералов: все рабы.

 

II

 

Вы извините, что я вас

Своею просьбой беспокою.

И признаюсь: на этот раз

Я недоволен сам собою.

Но делать нечего: судьбою

Теперь мне дан такой указ.

Притом я сам обеспокоен:

Во мне восторг почти погас,

Мой ум чувствительно расстроен,

И задичился мой Пегас,

Я ничего не сочиняю,

Я даже писем не пишу —

И потому-то вас прошу,

Могу сказать, вас умоляю

Поэта искренность простить

И сострадательной рукою

Мои финансы оживить,

Давно рассеянные мною.

Я знаю: деньги — суета;

И для неложного монаха

Они едва ль дороже праха,

Душа не ими занята;

Но человеку в здешнем мире

Они так нужны, как в трактире,

Где в долг не любят никого.

Я ж человек — итак желаю,

Но вы уж знаете чего, —

И, уповая, умолкаю.

 

III

 

Благословенному царю

Не так за ленту благодарен

Ее не стоющий боярин:

Я вас душой благодарю.

Вы мне веселость оживили,

Моей мечты прогнали мрак

И вновь поэту возвратили

Свободу, музу и табак.

Была пора — я помню живо:

Свеча задумчиво горит,

Сижу с тоскою молчаливой,

Гляжу к земле, перо лежит,

Лишь изредка возьму бумагу,

Означу месяц, день;- но вдруг

Я вспомню денежный недуг,

И на ладонь главою лягу,

И томно очи затворю…

Не вы ли мне возможность дали

Укоротить мои печали?

Благодарю, благодарю!

 

 

ЭЛЕГИЯ

"О деньги, деньги! для чего"

 

 

О деньги, деньги! для чего

Вы не всегда в моем кармане?

Теперь христово рождество

И веселятся христиане;

А я один, я чужд всего.

Что мне надежды обещали:

Мои мечты — мечты печали.

Мои финансы — ничего!

 

Туда, туда, к Петрову граду

Я полетел бы: мне мила

Страна, где первую награду

Мне муза пылкая дала;

Но что не можно, то не можно!

Без денег — радости людей,

Здесь не дадут мне подорожной,

А на дороге лошадей.

 

Так ратник в поле боевом

Свою судьбину проклинает,

Когда разбитое врагом

Копье последнее бросает:

Его руке не взять венца

Ему не славиться войною,

Он смотрит вдаль — и взор бойца

Сверкает первою слезою.

 

 

ЧУЖБИНА

 

 

Там, где в блеске горделивом

Меж зеленых берегов

Волга вторит их отзывом

Песни радостных пловцов,

И как Нил-благотворитель

На поля богатство льет, —

Там отцов моих обитель,

Там любовь моя живет!

 

Я давно простился с вами,

Незабвенные края!

Под чужими небесами

Отцветет весна моя;

Но ни в громком шуме света,

Ни под бурей роковой,

Не слетит со струн поэта

Голос родине чужой.

 

Радость жизни, друг свободы,

Муза любит мой приют.

Здесь, когда брега и воды

Под туманами заснут,

И, как щит перед сраженьем,

Светел месяц золотой, —

С благотворным вдохновеньем,

Легкокрылою толпой,

 

Ты, которая вливаешь

Огнь божественный в сердца,

И цветами убираешь

Кудри юного певца,

Радость жизни, друг свободы,

Муза лиры, прилетай

И утраченные годы

Мне в мечтах напоминай!

 

Муза лиры, ты прекрасна,

Ты мила душе моей;

Мне с тобою не ужасна

Буря света и страстей.

Я горжусь твоим участьем;

Ты чаруешь жизнь мою, —

И забытый рано счастьем,

Я утешен: я пою!