Лидии Александровне Тамбурер

 

Наше сердце тоскует о пире

И не спорит и все позволяет.

Почему же ничто в этом мире

Не утоляет?

 

И рубины, и розы, и лица, –

Все вблизи безнадежно тускнеет.

Наше сердце о книги пылится,

Но не умнеет.

 

Вот и юг, – мы томились по зною...

Был он дерзок, – теперь умоляет...

Почему же ничто под луною

Не утоляет?

 

Душа и имя

 

Пока огнями смеется бал,

Душа не уснет в покое.

Но имя Бог мне иное дал:

Морское оно, морское!

 

В круженье вальса, под нежный вздох

Забыть не могу тоски я.

Мечты иные мне подал Бог:

Морские они, морские!

 

Поет огнями манящий зал,

Поет и зовет, сверкая.

Но душу Бог мне иную дал:

Морская она, морская!

 

Волшебство

 

Чуть полночь бьют куранты,

Сверкают диаманты,

Инкогнито пестро.

(Опишешь ли, перо,

Волшебную картину?)

Заслышав каватину,

Раздвинул паутину

Лукавый Фигаро.

 

Коралловые гребни

Вздымаются волшебней

Над клубом серых змей;

Но губки розовей,

Чем алые кораллы.

Под музыку из залы

Румянец бледно‑алый

Нахлынул до бровей.

 

Везде румянец зыбкий,

На потолке улыбки,

Улыбки на стенах...

Откормленный монах

Глядит в бутылку с ромом.

В наречье незнакомом

Беседует с альбомом

Старинный альманах.

 

Саксонские фигурки

Устраивают жмурки.

“А vous, marquis, veuillez!”

Хохочет chevalier...

Бесшумней силуэты,

Безумней пируэты,

И у Антуанэты

Срывается колье!

 

На возу

 

Что за жалобная нота

Летней ночью стук телег!

Кто‑то едет, для кого‑то

Далеко ночлег.

 

Целый день шумели грабли

На откосе, на лужке.

Вожжи новые ослабли

В молодой руке.

 

Счастье видится воочью:

В небе звезды, – сны внизу.

Хорошо июльской ночью

На большом возу!

 

Завтра снова будет круто:

Знай работай, знай молчи.

Хорошо ему, кому‑то,

На возу в ночи!

 

Вождям

 

Срок исполнен, вожди! На подмостки

Вам судеб и времен колесо!

Мой удел – с мальчуганом в матроске

Погонять золотое серсо.

 

Ураганом святого безумья

Поднимайтесь, вожди, над толпой!

Все безумье отдам без раздумья

За весеннее: “Пой, птичка, пой”.

 

Июль – апрелю

 

Как с задумчивых сосен струится смола,

Так текут ваши слезы в апреле.

В них весеннему дань и прости колыбели

И печаль молодого ствола.

 

Вы листочку сродни и зеленой коре,

Полудети еще и дриады.

Что деревья шумят, что журчат водопады

Понимали и мы – на заре!

 

Вам струистые кудри клонить в водоем,

Вам, дриадам, кружить по аллее...

Но и нас, своенравные девочки‑феи,

Помяните в апреле своем!

 

Весна в вагоне

 

Встают, встают за дымкой синей

Зеленые холмы.

В траве, как прежде, маргаритки,

И чьи‑то глазки у калитки...

Но этой сказки героини

Апрельские – не мы!

 

Ты улыбнулась нам, Мария,

(Ты улыбалась снам!)

Твой лик, прозрачней анемоны,

Мы помним в пламени короны...

Но этой встречи феерия

Апрельская – не нам!

 

Гурзуф, 1 мая 1911

 

В сквере

 

Пылают щеки на ветру.

Он выбран, он король!

Бежит, зовет меня в игру.

“Я все игрушки соберу,

Ну, мамочка, позволь!”

 

“Еще простудишься!” – “Ну да!”

Как дикие бежим.

Разгорячились, – не беда,

Уж подружились навсегда

Мы с мальчиком чужим.

 

“Ты рисовать умеешь?” – “Нет,

А трудно?” – “Вот так труд!

Я нарисую твой портрет”.

“А рассказать тебе секрет?”

“Скорей, меня зовут!”

 

“Не разболтаешь? Поклянись!”

Приоткрывает рот,

Остановился, смотрит вниз:

“Ужасно стыдно, отвернись!

Ты лучше всех, – ну вот”.

 

Уж солнце скрылось на песке,

Бледнеют облака,

Шумят деревья вдалеке...

О, почему в моей руке

Не Колина рука!

 

После гостей

 

Вот и уходят. Запели вдали

Жалобным скрипом ворота.

Грустная, грустная нота...

Вот и ушли.

 

Мама сережки сняла, – почему?

И отстегнула браслеты,

Спрятала в шкафчик конфеты,

Точно в тюрьму.

 

Красную мебель, отраду детей,

Мама в чехлы одевает...

Это всегда так бывает

После гостей!

 

Конец сказки

 

“Тает царевна, как свечка,

Руки сложила крестом,

На золотое колечко

Грустно глядит”. – “А потом?”

 

“Вдруг за оградою – трубы!

Рыцарь летит со щитом.

Расцеловал ее в губы,

К сердцу прижал”. – “А потом?”

 

“Свадьбу сыграли на диво

В замке ее золотом.

Время проводят счастливо,

Деток растят”. – “А потом?”

 

Болезнь

 

“Полюбился ландыш белый

Одинокой резеде.

Что зеваешь?” – “Надоело!”

“Где болит?” – “Нигде!”

 

“Забавлял ее на грядке

Болтовнею красный мак.

Что надулся?” – “Ландыш гадкий!”

“Почему?” – “Да так!”

 

“Видно счастье в этом маке,

Быть у красного в плену!..

Что смеешься?” – “Волен всякий!”

“Баловник!” – “Да ну?”

 

“Полюбился он невольно

Одинокой резеде.

Что вздыхаешь?” – “Мама, больно!”

“Где болит?” – “Везде!”

 

В сонном царстве

 

Скрипнуло... В темной кладовке

Крысы поджали хвосты.

Две золотистых головки,

Шепот: “Ты спишь?” – “Нет, а ты?”

 

Вот задремала и свечка,

Дремлет в графине вода.

Два беспокойных сердечка,

Шепот: “Уйдем!” – “А куда?”

 

Добрые очи Страдальца

Грустно глядят с высоты.

Два голубых одеяльца,

Шепот: “Ты спишь?” – “Нет, а ты?”

 

Бабушкин внучек

 

Сереже

 

Шпагу, смеясь, подвесил,

Люстру потрогал – звон...

Маленький мальчик весел:

Бабушкин внучек он!

 

Скучно играть в портретной,

Девичья ждет, балкон.

Комнаты нет запретной:

Бабушкин внучек он!

 

Если в гостиной странной

Жутко ему колонн,

Может уснуть в диванной:

Бабушкин внучек он!

 

Светлый меж темных кресел

Мальчику снится сон.

Мальчик и сонный весел:

Бабушкин внучек он!

 

Коктебель, 13 мая 1911

 

Венера

 

Сереже

 

1. “В небо ручонками тянется…”

 

В небо ручонками тянется,

Строит в песке купола...

Нежно вечерняя странница

В небо его позвала.

 

Пусть на земле увядание,

Над колыбелькою крест!

Мальчик ушел на свидание

С самою нежной из звезд.

 

 

2. “Ах, недаром лучше хлеба…”

 

Ах, недаром лучше хлеба

Жадным глазкам балаган.

Темнокудрый мальчуган,

Он недаром смотрит в небо!

 

По душе ему курган,

Воля, поле, даль без меры...

Он рожден в лучах Венеры,

Голубой звезды цыган.

 

Коктебель, 18 мая 1911

 

 

Контрабандисты и бандиты

 

Сереже

 

Он после книги весь усталый,

Его пугает темнота...

Но это вздор! Его мечта –

Контрабандисты и кинжалы.

 

На наши ровные места

Глядит в окно глазами серны.

Контрабандисты и таверны

Его любимая мечта.

 

Он странно‑дик, ему из школы

Не ждать похвального листа.

Что бедный лист, когда мечта –

Контрабандисты и пистолы!

 

Что все мирское суета

Пусть говорит аббат сердитый, –

Контрабандисты и бандиты

Его единая мечта!