Надежда Александровна ПАВЛОВИЧ

(17.09.1895, мыза Лаудов Лифляндской губ. — 03.03.1980, Москва) — поэт, драматург, переводчик. Училась на Высших женских курсах в Москве, печаталась с 1912 г. В советские годы вышли ее сборники стихов «Берег» (1922), «Золотые ворота» (1923), позднее ее печатали только как автора книжек для детей. С М. А. Чеховым ее связывала и личная дружба, и общие отношения с Андреем Белым, и принадлежность к кругу антропософов (см. об этом в статье П. — «Прометей», 1980, № 12). В начале 1926 г. правление МХАТ 2‑го решило заключить с П. и П. А. Аренским договор на пьесу «Дон Кихот». П. представила сценарий. Ознакомясь с ним, Чехов писал: «… страшно верю в твое творческое состояние, знаю, что будут чудесные, правильные ритмы и слоги, знаю, что захочется играть именно твоего Кихота…» (МЧ, т. 1, с. 322). Притом артист не вполне совпадал с поэтом в толковании и задачах, ради которых обращается к нему. В письме к П. Чехов излагает суть своих пожеланий, называет свою цель, подсказывает философскую подоплеку образов и столкновений. Переписку насчет дальнейшей литературной работы (Аренский из нее устранился, зато вошли Чехов и Громов, хотели консультаций Белого) и о толковании Дон Кихота см. МЧ, т. 1. Там же — письмо в Главрепертком по поводу задуманной постановки. Обсуждение последнего варианта состоялось 19 мая 1928 г. после читки на худсовете театра (пьесу читал слушателям Чехов). Отъезд Чехова остановил работу.

Чехов говорил о роли Дон Кихота: «… мне как художнику необходимо, так сказать, разродиться ею». Невозможность «разродиться» стала одной из важнейших причин расставания артиста с родиной.

И. С.

{466} Григорий Александрович ПАЛИН

(наст. фам. Попов; 23.07.1899, Темир-Хан-Шура — 02.08.1977) — актер, художник. Учился в Иркутске на экономическом факультете университета, а также в Высшей театральной школе Наробраза и в школе живописи. Вместе с Н. П. Охлопковым и П. В. Цетнеровичем участвовал в создании студийного Молодого театра. Работал как актер в Иркутске и других городах. С 1923 г. П. в Москве: играл в Студии К. В. Эггерта, в «Синей блузе». С 1926 по 1930 г. в труппе Театра им. МГСПС — МОСПС, участвовал в спектаклях по Д. Фурманову «Мятеж» и «Чапаев». В МХАТ 2‑й вступил с сезона 1931/32 г. Был занят в «Тени освободителя» (Автор в интермедиях), в «Деле чести» (1‑й немецкий рабочий), в «Униженных и оскорбленных» (половой в трактире, жандарм), играл в «массовках», но имел и роли достаточно заметные: Битяговский в новой редакции «Смерти Иоанна Грозного», дон Хайме в «Испанском священнике», фабрикант Хрымин («В овраге»). Сыграл Ипполита в комедии «Не все коту масленица», выступив в этом спектакле и как художник. П. был также художником спектакля «В овраге»; предполагалось его участие как художника в «Бешеных деньгах» Островского (см. РГАЛИ, 1990.1.126, л. 5), но постановка, задуманная на сезон 1934/35 г., не была осуществлена. Последней ролью П. был одержимый громкой фразой, сплошавший в бою Лев («Начало жизни»). П. оставался в театре до его ликвидации, распоряжением УГАТ был направлен в Театр транспорта. В 1937 г. Охлопков пригласил П. в Реалистический театр (роль Кассио в «Отелло», участие в пьесе М. Водопьянова «Мечта»); после закрытия Реалистического (1938) пришел в Театр им. Ленинского комсомола, возглавленный Берсеневым. В годы войны руководил фронтовым театром «Искра». В 1948 — в г. Лиепае, театр Балтфлота. В дальнейшем работал в Вильнюсе, в Чкалове (Оренбург); с 1960 г. на пенсии.

К. Р.

Илларион Николаевич ПЕВЦОВ

(25.11.1879, Антополь Гродненской губ. — 25.10.1934, Ленинград) — актер. Н. а. РСФСР (1932). В состав Художественного театра этот мастер вошел в 1922‑м. И возможность и невозможность его слияния с коренной труппой предопределялась как биографией актера, так и складом его дарования. П. кончил то самое Филармоническое училище (курс Немировича-Данченко; {467} 1902), откуда продолжали приходить в МХТ молодые актеры, но сразу после выпуска он попал не в Художественный театр, а в Товарищество, руководимое только что расставшимися с alma mater Мейерхольдом и Кошеверовым. Среди его здешних ролей был царь Федор Иоаннович. Был затем включен в труппу Студии на Поварской (1905); после ее ликвидации играл в провинции. В 1915 г. стал актером Московского драматического театра. П. тяготел к тем же современным русским авторам, которые давали материал для спорных премьер МХТ в последнее десятилетие перед революцией: играл Леонида Андреева («Не убий», «Мысль», «Тот, кто получает пощечины»), Мережковского («Павел I»). Он предельно заострял психологию, доводил ее до экспрессионистской разорванности и взволнованности. Замыкались ли в себе его герои, или были взрывчатыми, они осознавали себя в безвыходном положении. Вот портрет П., сделанный близким ему режиссером, В. Г. Сахновским:

«Он любил, чтобы его актерскую индивидуальность разожгли, чтобы разволновали, разбудили в нем жадную и страстную натуру, темперамент его актерской мысли.

Я не оговорился. Именно это было его замечательным качеством игры. От него шла со сцены темпераментная мысль, которую он хорошо тонировал в очень послушном ему музыкальном и полном голосе.

Он чеканил эту мысль как бы крупным почерком речи. Он договаривал ее вспыхивавшими и меркнувшими глубокими глазами.

В жестах он был скуп и даже не только не разнообразен, но действовал всегда с одним ассортиментом жестов. У него были одни и те же переходы в разных ролях на очень твердо ступающих, быстро несущих его к долго неоставляемой им игровой точке ногах.

Он любил какую-то низкую ноту голоса. Он приводил к ней свои интонации в самые напряженные моменты роли и ею же выносил наружу все богатство внутренне переживаемого им» (Певцов, с. 115).

В годы после революции П. увлекался педагогикой, создал Студию молодых мастеров, чьи работы («Цимбелин» Шекспира) вывозил в Иваново-Вознесенск; на какое-то время оказался вне театра.

Предложение вступить в МХАТ П. получил от своего учителя Немировича-Данченко весною 1922 г., — его приглашали в новый состав «Царя {468} Федора Иоанновича», который готовили для зарубежных гастролей (П. в заглавной роли, Качалов — Борис Годунов, Пашенная — царица Ирина). В июне — июле Станиславский интенсивно вел репетиции, как видно из записей, усиливая «тему государства», острой личной ответственности за него. Однако работа, глубоко занимавшая и режиссера и актера, не увидела света рампы: по личным обстоятельствам П. был вынужден отказаться от поездки (запомнил реакцию Станиславского: «Как так не можете? … Он вдруг вскипел невероятно». — Там же, с. 67).

Немирович приложил все усилия, чтобы разрыв не стал окончательным. Из рассказа Б. М. Сушкевича: «… я был приглашен к Вл. И. Немировичу-Данченко, который обратился ко мне с вопросом, не найдет ли Первая студия возможным использовать в своей работе служившего тогда в МХТ И. Н. Певцова», который оставался в Москве как бы не у дел. «Первая студия переживала тогда довольно тяжелый период. Ряд ее крупных ведущих актеров частью оказался в труппе МХТ, частью еще раньше уехал за границу. Только что была пережита смерть Е. Б. Вахтангова. Таким образом, основная творческая группа, на которую ложился весь репертуар, сильно поредела, и нужно было подумать над тем, как справиться с текущими и новыми постановками, тем более что отъезд МХТ ставил перед нами задачу обслуживать своими спектаклями две сценические площадки. Попытки вернуть из-за границы Хмару, которого соблазняли ролью короля Лира, успехом не увенчались, и вот эта роль и послужила поводом моей первой творческой встречи с И. Н. Певцовым» (там же, с. 147).

Если свои наметки «Короля Лира» к моменту встречи с актером имелись у Сушкевича, имелись наметки и у актера. П. готовил роль в Показательном театре с В. Г. Сахновским. Процитируем его: «Люди, которых я видел в его ролях и над которыми работал с ним, когда режиссировал те пьесы, в которых он играл, были странные. Не то что лишние, а не понимаемые окружавшими их людьми, с таким богатством содержания, до которого не каждому добраться. Собственно, это он выносил на сцену. Драму человека, мир души которого не понят, не совсем понят или не так понят, как страстно этого хочет герой…» (там же, с. 115). Лир намечался у П. в том же кругу, и как по мыслям, так и по технике трудно вписывался в чьи бы то ни было чужие планы.

О «Короле Лире» в Первой студии писали как о работе, отмеченной «печатью незавершенности и неполноты»: «… как будто спектакль брошен на сцену еще тогда, когда не кончилась борьба в творческой фантазии режиссера, замыслившего пьесу, и увиденные в тексте Шекспировой трагедии образы не вылились в определенные и конкретные очертания» {469} (Марков, т. 3, с. 117). Критик сомневался в перспективах П. в области трагедии (опыта в этом жанре артист не имел, если не считать случайного выступления в роли Шейлока). В Лире — Певцове определительной становилась мучительная и мучающая нота актера; острая дробность рисунка и изысканность измельченного жеста.

П. в воспоминаниях отнес эту свою работу к тем, которые «могут быть названы скорее неудачными», но добавлял: «доволен этой не принесшей мне успеха ролью больше, чем успешными другими» (Певцов, с. 25).

К суждениям о Первой студии и Шекспире вернулись после «Расточителя». В этой народной мелодраме, где режиссура и крупно подавала, и преодолевала быт, П. играл Фирса Князева. «У Князева — шекспировские масштабы… Роль была поистине трагической», — вспоминает Мацкин (с. 63). П. наделял истязателя и гаера сатанинской жаждой обладания, которая становится единственным, исключающим все остальные, стимулом жизни. В память врезалось впечатление силы, несущей деструкцию и смерть.

Пребывание П. в Первой студии — МХАТ Втором было недолгим (неудовлетворенный, он признавал: «Объективно условия работы там были великолепные, едва ли есть в этом отношении театр лучше…» — Певцов, с. 25). С мая 1925 г. ушел в б. Александринский театр (Акдрама, Ленинград), где занимал первое положение до конца жизни.

И. С.