Индивидуальные и групповые автопоилки: для животных. Схемы и конструкции...
Таксономические единицы (категории) растений: Каждая система классификации состоит из определённых соподчиненных друг другу...
Топ:
Определение места расположения распределительного центра: Фирма реализует продукцию на рынках сбыта и имеет постоянных поставщиков в разных регионах. Увеличение объема продаж...
Марксистская теория происхождения государства: По мнению Маркса и Энгельса, в основе развития общества, происходящих в нем изменений лежит...
Установка замедленного коксования: Чем выше температура и ниже давление, тем место разрыва углеродной цепи всё больше смещается к её концу и значительно возрастает...
Интересное:
Как мы говорим и как мы слушаем: общение можно сравнить с огромным зонтиком, под которым скрыто все...
Что нужно делать при лейкемии: Прежде всего, необходимо выяснить, не страдаете ли вы каким-либо душевным недугом...
Берегоукрепление оползневых склонов: На прибрежных склонах основной причиной развития оползневых процессов является подмыв водами рек естественных склонов...
Дисциплины:
2019-07-12 | 190 |
5.00
из
|
Заказать работу |
|
|
(23.07.1891, Москва — 12.04.1982, там же) — актриса, режиссер. Н. а. СССР (1955). Дочь профессора, историка искусств, она и родством и воспитанием была связана с интеллигентной элитой Москвы. Была принята в МХТ в 1910 г. (отобрана в числе пятерых из 500 экзаменовавшихся — вместе с А. Д. Диким, Ф. В. Шевченко, Г. М. Хмарой и Л. И. Дейкун); выходила «белоснежкой», а потом «розовой боярышней» в «Царе Федоре», девкой в сцене «Мокрое» («Братья Карамазовы»), танцевала на балу у Фамусова, была одной из «запасных» княжон («Горе от ума»); вместе с Чеховым и Дурасовой участвовала в пляске обойщиков вокруг Аргана, как все ученики, прошла «стажировку» в «Синей птице» — «подставная» Митиль, спящая в кроватке после конца первой сцены (самое Митиль начала играть в сезон 1916/17 г.), один из умерших братцев и сестриц в Стране Воспоминаний, одна из звезд в Царстве Ночи, внучка соседки Берленго; первые слова, произнесенные ею на сцене, — слова Неродившейся души, несущей на землю 33 средства; в Царстве будущего играла также (с О. В. Баклановой) сцену влюбленных. Первая «собственная» роль — служанка фру Гиле («У жизни в лапах», 1911). На сцене МХТ Г. сыграла Машеньку в «На всякого мудреца довольно простоты» {359} (после ухода Коонен), тролля в «Пер Гюнте» и др. Любимой ролью называла бесстыжую послушницу Пелагею («Будет радость», 1916). Вошла в состав Первой студии при ее создании: Клементина в «Гибели “Надежды”», Ида Бухнер в «Празднике мира», 1913; Фея в «Сверчке на печи» (1914; играла затем и Малютку, и няньку Тилли); эльф Искорка в «Балладине» (1920); Пеггин в «Герое» (1923). В годы своей студийной юности вместе с Ольгой Пыжовой разыгрывала водевиль «Спичка между двух огней», где роль пылкого приказчика исполнял Михаил Чехов. С ним же играла Сонечку в инсценировке рассказа А. П. Чехова «Свидание хотя и состоялось, но…» Среди учебных работ Г. в студии — придурковатая Химка из комедии Островского «За чем пойдешь, то и найдешь»; Г. привела в восторг Станиславского единственным принадлежавшим ей по роли шепелявым воплем, с которым проносилась по сцене: «Башмачник пришел!» Впрочем, восторг К. С. потом казался артистке столь же избыточным, как и его избыточное неодобрение роли Иды Бухнер или его уход с репетиции, когда Сушкевич отказался по его требованию («у нее грустные глаза») заменить Гиацинтову в «12‑й ночи». Прочтем позднее признание современника: «Она играла и застенчивых, и задорных, и лирических девушек, пока ее творческий порыв не получил ошеломляющего, полнокровного, обжигающего выплеска в “Двенадцатой ночи”». Торжеством молодости звучал ее «победительный, идущий из самой глубины души смех» (Марков, т. 4, с. 420).
|
Летом 1924 г. перед открытием МХАТ 2‑го Г., ища выход распиравшим ее творческим силам, подготовила «Белые ночи»; к спектаклю в Переславле-Залесском костюм Настеньки сделала художница Делла-Вос-Кардовская. Г. сохранила «Белые ночи» в свом репертуаре. Зритель одного из «вечеров Достоевского» годы спустя напишет актрисе: «Как меня поразил, вернее, пронзил тогда Ваш голос, в котором было что-то такое по-достоевски напряженно-звонкое, терпкое, невероятно чистое, молодое, незащищенное…» (из письма В. Я. Виленкина).
В первые сезоны МХАТ 2‑го Г. сохраняла за собой «студийные» роли: играла и Фею, и Марию, и Катарину в «Укрощении строптивой» (Катарину она играла, введя в роль мотив бурного нарастания влюбленности в Петруччо), и Саньку из спектакля «Любовь — книга золотая» (об этой азартной девке артистка говорила: «Санька на всякий зов не просто откликается — она мчится, несется, летит»; из более поздних работ близка этой природе была бешеная девчонка Кеккина из Кьоджи в спектакле «Бабы»). В новых же работах артистка овладевала острой экспрессивностью, в 20‑е гг. ставшей свойственной искусству МХАТ 2‑го.
|
{360} В спектакле «Петербург» ей принадлежала Лихутина. Вот ее собственные слова о роли: «… нервическая дама, с изломом, надрывом, ядовитая и манящая, влюбленная и предающая, равнодушно-злая и терзаемая раскаянием, — еще один петербургский фантом, возникающий и растворяющийся в тумане пепельно-серого города и в “туманах сознания” персонажей пьесы Андрея Белого» (Гиацинтова, с. 243). Персонаж, чуждый личности и природе артистки, волновал ее «до сердцебиения»; она работала над ролью по методике М. А. Чехова, пользуясь его упражнениями — ритмическими, музыкальными.
Лихутина впервые появлялась не в платье, а в черном шелковом кимоно — туго обтянутое тело, руки, исчезающие в широких рукавах, непредсказуемость их коротких движений («Я все делала мгновенно, неожиданно: двигалась, улыбалась, раздражалась»). Артистке воображался «персонаж реальный, но из сна — бывают же такие сны, в которых все реально, а все-таки это сон. И вот такое реальное сновидение было естественно выражать движением, танцем, походкой, манерой, звуком голоса». Наедине с Николаем Аполлоновичем Лихутина заводила граммофон и обольщающе танцевала под «Полет валькирий». Роль создавалась перепадами, как и звуковая партитура: Вагнер на сцене, за стеной робкая флейта, наигрывающая для чижика, за окнами тяжкое пение «Вы жертвою пали», стонущий гудок парохода.
Артистке нравилось разнообразие задач, какие ставили первые ее три роли в премьерах МХАТ 2‑го (Лихутина — Шурочка в чистосердечной, «неразумной» пьесе Венкстерн о юношах 1825 года — Зоська в «Евграфе, искателе приключений», ее блатной шик и тупая влюбленность в своего Ливера).
Близость к М. А. Чехову сказывалась в том, как актриса соотносила себя с образом, через что искала сближения. Г. признавалась, что внешний облик виделся ей прежде всего и через него она и сближалась с внутренним его существом.
Творческое воображение артистки создавало этот внешний облик любыми средствами. О роли в «Деле» Г. рассказывала: «Лидочка пришла ко мне ночным видением. … Она мелкими, легкими шагами прошла из одного угла комнаты в другой. В светло-зеленом платье, туго перетягивающем очень тонкую талию, с темными волосами, плоско уложенными на нежных щеках… Я даже приподнялась с подушки, а она вернулась, уже в маленькой шляпке и мантильке, и тихо присела на краешек стула» (Гиацинтова, с. 254). Но точно так же внешний облик роли мог определяться совершенно сторонними впечатлениями. От них Г. шла, готовя Марину Мнишек в «Митькином царстве»: толчком стала иностранка в бриллиантах из «царской {361} ложи» Большого театра: чуть поворачивает голову в кивках туда и сюда; на образ дамы из царской ложи наложилась «мазурочная» интонация польской кондитерской на Тверской, ритм здешних продавщиц.
|
Шедевром стала Амаранта, сыгранная в «Испанском священнике» (сезон 1934/35). Золотисто-розовый парик, придуманный художником Фаворским, сверкал победоносно — прелестная женщина справляла триумф. Амаранта — Г. к середине 30‑х гг. открыла цикл женских ролей в ренессансной комедии, в тридцатые годы так или иначе утверждавших: личности всегда дано расковаться (Ц. Л. Мансурова — Беатриче, «Много шума из ничего», 1936; Л. И. Добржанская — Катарина, «Укрощение строптивой», 1937; М. И. Бабанова — Диана, «Собака на сене», 1937).
Г. блаженно жила личным торжеством, свободой своей героини, нахлынувшей смелостью. Она играла утонченно и поражающе вольно. «Золотая Амаранта» знала свою силу. Критики, покоряясь, обретали дар слова — писали ярко, так, что надолго стало видно и слышно. «Амаранта — Гиацинтова вдруг произносит каким-то бездонно счастливым голосом: “Как я счастлива!” Это голос из глубины сердца» (ЛГ, 1934, 24 декабря).
Последней ролью Г. в МХАТ 2‑м была Женевьева в пьесе Ж. Деваля — обаяние женщины-птички в начале, скверный, стыдный конец; птичкой старалась примоститься на край стола в кабинете былого любовника, в этой же позиции потом обвисала, постаревшая, расплывающаяся, ссутулясь, как марабу.
Безошибочный мастер, знаток и аналитик женской психики, Г. была — как замечали — не из тех, кто обнажает собственную душу. Ее сила была не в самораскрытии, а в точности и глубине отзвука, в остроте понимания другого человека и в даре сострадания. Так она играла в дуэте с Дурасовой мальчиков-самоубийц в «Тени освободителя» (казачок Ваня). Так неполюбившаяся ей роль Симы Мармер в «Чудаке» у нее «пошла» после одного спектакля, когда ее задел тревожный голос Бирман — Трощиной: «Где Мармер? Сима Мармер?» — «заболело сердце от мысли, что истерзанной горем девочки уже нет, она не живет больше». Одной из важнейших в биографии МХАТ 2‑го работ была ее Нелли в «Униженных и оскорбленных» — Г. видела ее совсем девочкой: девочкой, ведущей свою битву, девочкой со стыдливым, отрочески неловким телом, с затрудняющейся речью — слова теснятся в горле, душа захлебывается любовью и горем.
|
В списке ролей Г. — дочь профессора Миллера художница Елена («Фрол Севастьянов»), «домовница» Липа («Двор»), Катеринка Мравина («Неблагодарная роль»). В новом варианте «Вассы Железновой», которую автор вручал МХАТ 2‑му, Г. должна была играть Рашель. Эту роль она сыграла уже на другой сцене.
{362} Г. играла много, не заботясь об единстве своих работ по теме, по внутреннему звуку, — они объединялись благородством профессионализма. Она бывала терпелива к слабостям авторского материала и блистательна, когда материал позволял ее мастерству и уму развернуться.
В артистическую природу Г. входила гибкость; это позволило ей выстоять после закрытия МХАТ 2‑го и создать несколько выдающихся ролей сначала в Театре им. МОСПС (Рашель, 1936; Дона Анна в «Каменном госте», 1937), а затем в Театре им. Ленинского комсомола (Нора в пьесе Ибсена, 1939; Леонарда в «Валенсианской вдове» Лопе де Вега, 1940). С той же гибкостью, не теряя себя, Г. прошла и возрастные рубежи — от ролей девочек к ролям стареющих (Наталья Петровна, «Месяц в деревне» Тургенева, 1944) и затем старых женщин (тетя Тася в «Годах странствий» Арбузова, 1954). Как режиссер в МХАТ 2‑м она работала в соавторстве («Бабы»; 2‑я редакция «Двенадцатой ночи», 1933); этой привычки держалась и в Театре им. Ленинского комсомола («Нора», «Месяц в деревне», «Семья» И. Попова, 1949; «Годы странствий», «Вишневый сад», 1955). В 1952 – 1958 гг. была здесь главным режиссером. Ее мемуары «С памятью наедине» (М., 1985), вводят в мир высокой культуры, театральной и этической.
И. Соловьева
Александр Николаевич ГЛУМОВ
(наст. фам. Глухарев; 19.08.1901, Москва — 22.12.1972) — актер, чтец, музыковед. Выпускник Высших художественных мастерских Малого театра, на сцене которого начал актерскую деятельность (1919 – 1925). В МХАТ 2‑м с 1 сентября 1925 г. Как положено актеру вспомсостава, он участвовал в массовых сценах, вводился в старые спектакли (Клиент в «Потопе»), играл 2‑го декабриста и 2‑го солдата («В 1825 году»), клиента парикмахерской и посетителя пивной в «Евграфе, искателе приключений», старца в хоре «Орестеи»; получил одобрение как Ямщик в «Блохе», играл Шерца в «Деле». Не выдвинувшись на первое положение, Г. не имел оснований считать себя обойденным. В «Смерти Иоанна Грозного» (редакция 1927 г.) имел огромный, на долгом дыхании рассказ Гонца из Пскова (можно было жалеть, что при общих сокращениях спектакля этот рассказ был изрядно порезан). В «Митькином царстве» Г. играл Маржерета. С удовольствием вспоминал, как репетировал во «Фроле Севастьянове» недоросля из буржуазной семьи Димочку: «Я очень любил эту роль: было, где победокурить, подурачиться, лихо и легко пробежаться по огромной сцене, озорно попрыгать, чуть потанцевать с Оленькой Ключаревой фокстрот под музыку “Смерть Озе”» (к слову сказать, Г. не единственный из участников работы над сочинением Родиана и Зайцева, {363} кто поминал ее добром). В «Закате» удачей актера стал косноязычный богач Вайнер, с корчами выдергивавший из себя неразборчивые слова (при нем состоит толмачом супруга). Характерность уродливой речи была взята тем уверенней, что Г. — в школьные годы ученик С. М. Волконского — щепетильно работал над дикцией. Сушкевич ввел его в «Сверчка на печи» — Г. стал Чтецом в этом спектакле. Роль он исполнял в тех мизансценах, которые утвердились при переносе «Сверчка» на большую сцену: если прежде Чтец располагался в кресле, освещенный отблесками камина, находившегося в зрительном зале, то уже в «Альказаре» Чтец стоял перед занавесом внизу, около первого ряда, с фонарем в левой руке, и только лицо его освещалось свечой — не электрической, а восковой (описание дал Г. в своих мемуарах, с. 170).
|
Г., не участвовавший в «оппозиции», однако вместе с другими довольно многочисленными членами труппы желал более ярких работ. Внутри театра возникла группа «Содружество», куда входили — как пишет Г. — кроме него самого «острохарактерные М. А. Кравчуновская, М. В. Миронова, героини Л. П. Жиделева, А. Д. Давыдова, лирическая героиня Г. И. Андриевская, инженю О. П. Ключарева», из мужчин — К. В. Вахтеров, М. М. Майоров, М. Д. Орлов, И. Ф. Арнгольд, В. А. Таскин. Задумали ставить «Хижину дяди Тома». Г. получил в ней нравившуюся ему роль мальчишки-выдумщика Бена; по его инициативе поэт Антокольский добавил к пьесе Бруштейн и Зона пролог: Бен, уже старик, представляет залу драматическую картину времен своего детства. Впрочем, спектакль не дал участникам творческого удовлетворения.
В том же сезоне в «Петре I» Г. получил значительную в структуре пьесы роль мужика, возникающего как бы из снов и страхов царя, но реального, вынимающего — перекрестясь — топор. Ночная сцена «на двоих»: Петр вскидывается в постели: «Что? Кто? Ты что это? Кто ты?.. Кто тебя послал? — Бог». Но возможности роли, судя по всему, были использованы мало. Следующая новая работа досталась актеру лишь два года спустя и интереса для него не имела (вожак немецкой комсомольской бригады Гарри в «Деле чести»), позднейшие годы были вовсе пустыми. Не видя перспектив в МХАТ 2‑м, Г. с сезона 1934/35 г. перешел в Ленинградскую акдраму, руководимую Сушкевичем, куда уже потянулись ученики этого режиссера Козубский и Казанский, {364} а за ними и Новский, и Ратко, и Дудин, и Козлова, и др. Среди ролей Г. в Акдраме — Мнишек в «Борисе Годунове», Карл XII в «Петре I» и др. Оставался здесь до 1937 г. В дальнейшем продолжал деятельность как мастер художественного слова и адепт «театра чтеца», а также как пушкинист, сосредоточась на теме «Пушкин и музыка».
Г. оставил мемуары, содержащие ценные сведения о жизни МХАТ 2‑го (Нестертые строки. М., 1977).
И. С.
Максим ГОРЬКИЙ
(наст. имя и фам. Алексей Максимович Пешков; 16.03.1868, Нижний Новгород — 18.06.1936, Горки) — писатель, драматург, общественный деятель. Впервые в печати имя Максим Горький появилось 12 сентября 1892 г. в провинциальной газете «Кавказ», где был опубликован рассказ «Макар Чудра». По воспоминаниям Г., звучный псевдоним был придуман прямо в редакции газеты (крестьянский поэт Н. Иванович-Новиков вспоминал: «Горькими у нас в деревне и городе — все равно, — называли или запойных или просто незадачливых. Это импонировало, являлось вызовом с неожиданных позиций» (Иванович-Новиков Н. Максим Горький в Нижнем Новгороде. Н.‑Н., 1928, с. 99). «Оригинальность», «вызов», «непривычность» — именно эти определения уместны в характеристике впечатления, производимого молодым Горьким на современников. Образ Горького во многом формировался именно на страницах его сочинений, но и творения его воспринимались через призму их автора. Горький соединил в себе одновременно автора и главное действующее лицо своих произведений. Год появления первой книги Г. совпал с годом открытия Художественного театра. Познакомились театр и писатель в 1900 г. в ялтинском доме Чехова, считавшего, что Г. обязан писать пьесы для МХТ. Осенью 1901 г. Горький передал МХТ драму «Мещане». В 1902 г. на его сцене появляется «На дне». После премьеры знаменитый Влас Дорошевич скажет о главном чувстве, вызванном «обитателями дна»: «Вы, зритель, почувствовали, что он, бывший арестант, шулер, ночлежник выше вас в эту минуту и умственно, и нравственно» (Дорошевич В. «На дне» в Художественном театре. — «Рус. слово», 1902, № 349). Вскоре после премьеры Горький обвинил Художественный театр, и прежде всего Москвина — {365} Луку, в идеологически неверном прочтении его пьесы.
Г. скоро стал одним из самых репертуарных российских драматургов начала века: «Наши театры попали в заколдованный круг: “Мещане” и “На дне”, “На дне” и “Мещане” — вот альфа и омега их репертуара» (Хроника. — «Театр и искусство», 1903, № 25, с. 463). Ставятся пьесы Г. и за рубежом («Nachtasil» в театре Макса Рейнгардта).
Отношения с МХТ у писателя становятся напряженными после конфликта вокруг «Дачников». Период написания «Дачников» был переломным для автора — время пересмотра своего отношения к прежним идеалам и ценностям, к прежним учителям и кумирам, приход к марксистам и Ленину. Пьеса, по сути, представляла собой манифест новой политической платформы. В письме-разборе Немирович-Данченко делился с Г. соображениями по поводу пьесы: «Негодование автора не вылилось в художественные образы». И далее отмечал, что звучащую в «Дачниках» проповедь «нет возможности принять, а потому не верится, что эта проповедь принадлежит Горькому» (НД‑4, т. 1, с. 511, 518). Охлаждение между театром и драматургом еще усугубил уход из МХТ гражданской жены Г. — М. Ф. Андреевой. Г. решил пьесу напечатать и пусть ее ставит, кто хочет.
Премьера прошла в театре Комиссаржевской в Пассаже (11 ноября 1904 г.) и вызвала скандал («… день первого представления “Дачников” — лучший день моей невероятно длинной, интересной, моей хорошей жизни, которую я всю сам сделал». — Из письма Л. Андрееву. Переписка М. Горького в 2‑х т. Т. 1. М., 1986, с. 268).
Отношения возобновились по инициативе МХТ, обратившегося к Г. с письмом поддержки, когда писатель сидел под арестом в Петропавловской крепости (вскоре после событий 9 января 1905 г. Горький был арестован в Риге, куда поехал к опасно заболевшей М. Ф. Андреевой). В крепости были написаны «Дети солнца», пьеса была отдана в МХТ, куда вернулась М. Ф. Андреева. Заканчивались репетиции в атмосфере нарастающего взаимного неприятия драматурга и театра.
«Дети солнца» открывают цикл пьес, написанных Г. накануне первой русской революции, в которых изображен «последний день Помпеи», когда среди будничного шума уже слышны подземные толчки и ясно, что скоро все участвующие исчезнут в хаосе разыгравшихся стихий. К этому циклу примыкают «Варвары» (премьера состоялось в 1906 г. в Берлине; в 1907‑м пьеса была без особого успеха поставлена в Современном театре и в Новом Василеостровском {366} в Петербурге). Пьеса «Враги» была в 1907 г. запрещена цензурой к представлению на российской сцене (в 1917 г. ее сыграет Василеостровский рабочий театр Петрограда. А в середине 30‑х гг., когда тема врагов станет ведущей темой страны, — статья Г. «Если враг не сдается — его уничтожают» будет напечатана в двух центральных газетах одновременно, — театры массово обратятся к пьесе тридцатилетней давности).
«Последние» (1907 – 1908) открывают второй цикл драм Г., написанных им в предоктябрьское десятилетие, когда отъезд из страны и цензурные запреты ослабили его непосредственную связь с современным театром. К этому периоду относятся пьесы «Чудаки» (1910), «Васса Железнова» (1‑й вариант, 1910), одноактная комедия «Дети» (1910), драмы «Зыковы» (1913), «Фальшивая монета» (1913), а также незаконченная пьеса «Яков Богомолов» (предположительно начало 1910‑х гг.). Все эти пьесы Г. объединены общей проблематикой: семья в эпоху распада привычного жизненного уклада (характерно, что пьеса «Последние» имела первоначально заглавие «Отец», а «Васса Железнова» снабжена подзаголовком «Мать»). Писатель исследует мир, где все обманщики вольные и невольные, где не осталось нравственных барьеров, порваны кровные и родственные узы, разрушена система вековых ценностей и норм, а новые правила жизни еще только нащупываются. Мужья изменяют женам (Мастаков в «Чудаках»), жены — мужьям (Ольга в «Якове Богомолове»). Дети, как Любовь в «Последних», Наташа в «Фальшивой монете», имеют отца настоящего и отца «по документам». Дядя (Прохор в «Вассе Железновой») заводит роман с женой племянника. Племянник (Павел в «Вассе») убивает дядю. Мать (Васса) отправляет сына — невольного убийцу — в монастырь. Отец (Антипа в «Зыковых») женится на невесте сына. Сестры и братья интригуют друг против друга ради наследства. Грехи отцов отравляют кровь детей. Г. закончил пьесу «Последние» словами из статьи «О цинизме», написанной в это же время: «Смерть покорно служит делу жизни… Слабое, ненужное — гибнет».
В начале 1911 г. Г. возвращается к старым планам написания народной комедии и обещает посетившему его на Капри Станиславскому отдать МХТ пьесу в духе комедии масок. Станиславский в ответ знакомит Г. с разрабатываемой им системой актерского творчества. Они обсуждают вопросы места импровизации в актерском творчестве и планы создания студии театральной молодежи, где бы пьесы также создавались коллективно. Осенью 1912 г. Г. приглашает Станиславского вместе с молодыми артистами приехать на Капри, чтобы попробовать поставить драму, бытовую комедию и мелодраму нового типа.
Однако после открытого письма Г., резко не принявшего обращения МХТ к Достоевскому («О “карамазовщине”» 22 сентября 1913 г. и «Еще о “карамазовщине”», 27 октября 1913 г.), {367} отношения писателя и театра вновь разладились (ситуацию усугублял отрицательно решенный вопрос о возвращении в труппу театра М. Ф. Андреевой). Расхождение с метрополией только обострило интерес Г. к недавно созданной Первой студии, как альтернативе МХТ.
Вернувшись в Россию после амнистии по случаю 300‑летия царского дома Романовых, Г. начинает интенсивно знакомиться со столичной театральной жизнью. Так, в МХТ смотрит «Николая Ставрогина», а в «Летучей мыши» пародию на эту постановку под названием «Встреча», которую возобновили специально в связи с визитом Г. В Первой студии МХТ он вместе с Андреевой смотрит «Гибель “Надежды”» и «Праздник мира». Как вспоминала Гиацинтова, «они захвалили нас, удивляясь, как это при такой молодости мы показываем “совершенно взрослое искусство”». «Праздник мира», рассказывающий о распаде и гибели семьи Шольц, был по-особому близок автору «Мещан» и «Последних». Тема обреченности на смерть в «Гибели “Надежды”» и вовсе была излюбленной темой Г., который на встрече с артистами заявил, что «студия — самый интересный из всех существующих театров» (М. Горький в студии Художественного театра. — «Раннее утро», 1914, 15 февраля). Артисты знакомят Г. с актерской системой Станиславского. В том числе они, по воспоминаниям Сушкевича, импровизируют на заданную Г. полуфантастическую тему: «Невидимое каверзное существо делает мелкие гадости (опрокинет солонку, прищемит шлейф, подсунет записку), и люди начинают ссориться, разоблачая подлинный характер своих отношений» (Сушкевич Б. М. Гениальный мастер. — «Красная газета», 1936, 19 июня).
В это время Г. возвращается к мыслям о создании большого общедоступного театра. Ведет переговоры с Монаховым, Шаляпиным, Бенуа, Незлобиным о создании паевого театрального товарищества. В прессе сообщается о согласии Шаляпина выступить в качестве драматического артиста и о том, что Г. специально для него напишет пьесу. Попытки эти не встречают поддержки меценатов. А потом в планы вмешивается Первая мировая война.
24 ноября 1914 г. Г. приходит на спектакль «Сверчок на печи». В интервью «Биржевым ведомостям» М. Чехов скажет: «Самый яркий момент нашей театральной жизни — это было посещение Горьким Студии». Сказочная счастливая развязка резких жизненных коллизий отвечала художественным убеждениям Г. (и в них он совпадал с основателем Первой студии — Л. А. Сулержицким). Оба необыкновенно остро ощущали беспощадность и жестокость жизни людей. Но в произведениях искусства оба хотели слышать оптимистические ноты, даже если для этого требовалось «приукрашать действительность». {368} Светлая интонация «Сверчка на печи» (где перерождается даже злодей) произвела на Г. сильнейшее впечатление. Не став автором Первой студии, Г. вполне может быть назван в числе людей, чье присутствие повлияло на художественные воззрения и убеждения первостудийцев.
В 1915 г. он заканчивает пьесу «Старик», которую 23 октября 1917 года читает Первой студии МХТ. Тема прошлого, цепко держащего людей в своих лапах, была близка первостудийцам. Страшный выходец из прошлого Питирим возникает в доме бывшего товарища по каторге, счастливо бежавшего и много лет упорно трудившегося, строителя и хозяина. Шаг за шагом он доводит Мастакова до самоубийства угрозой разоблачения, нравственными пытками, особой удушливой атмосферой ненависти, которую он принес с собой. Пьеса для студии была выбрана весьма подходящая. Но вмешалась история, через день после читки произошел Октябрьский переворот. Пьеса «Старик» была впервые поставлена Малым театром (премьера — 1 января 1919 г.; в конце месяца пьесу смотрят оправившийся после ранения Ленин и Крупская).
В начале марта 1917 г. Г. отказался от предложенного ему поста директора бывших императорских театров. В это время пьесы Г. активно возвращаются на подмостки (новые постановки «На дне», «Мещан», «Врагов», «Последних»; ставятся «Зыковы», активно ставятся инсценировки прозаических произведений). Так, первостудиец И. В. Лазарев создает театральную Студию им. Горького с «ярко выраженным пролетарским характером» (располагалась в доме 1/29 на углу Тверской и Садовой). В ней идут инсценировки рассказов «Дружки», «Страсти-мордасти», «Весельчак» и «Челкаш» (после просмотра последнего Горьким его часто играли на выездах в рабочих районах и в красноармейских клубах, были организованные Луначарским гастроли в Саратов). В репертуаре были горьковские «Мальва», «О чиже-лгуне и дятле — любителе правды».
С 18 апреля 1917 г. Г. — редактор газеты «Новая жизнь», на страницах которой он резко выступал против большевиков, требуя отказаться от революции, считая, что «на сей раз события примут еще более кровавый и погромный характер». После прихода большевиков к власти «Новая жизнь» стала одним из главных критиков новой власти. Г. обвинил Ленина и «его приспешников» в уничтожении свободы печати, «авантюризме», в оправдании деспотизма власти («большевизм — национальное несчастие, ибо он грозит уничтожить слабые зародыши русской культуры в хаосе возбужденных им грубых инстинктов»). 16 июля 1918 г. «Новая жизнь» была закрыта. В 1918 – 1919 гг. Г. принимал активнейшее участие в создании 1‑го Рабоче-крестьянского университета, Большого драматического театра, издательства {369} «Всемирная литература», был инициатором начала выпуска «Библиотеки русских классиков». С января 1920 г. председатель Петроградской комиссии по улучшению быта ученых. В октябре 1921 г. выехал лечиться за границу, жил в Германии и Чехословакии, а с апреля 1924‑го в Сорренто (Италия).
И. Н. Берсенев посещает его в Берлине осенью 1922 г., а в июле 1926‑го Берсенев и Гиацинтова навещают Г. в Сорренто, где он передает рукопись пьесы «Фальшивая монета» для постановки в МХАТ 2‑м. 8 сентября 1926 г. в газете «Заря Востока» Берсенев сообщает, что «пьеса Горького “Фальшивая монета” приобретена нами и пойдет в Москве, вероятно, во второй половине текущего сезона». Однако премьера не состоялась. О. С. Бокшанская информировала Немировича о делах МХАТ 2‑го: «С репертуаром у них, так же как и у нас, слабо. Им запретили “93‑й год”, за который они будут спорить и грызться. Они сами не приняли “Фальшивую монету” М. Горького, объяснив, что пьеса прибыла из Италии слишком поздно. На самом деле пьеса, по общим отзывам, так слаба, что просто нельзя из уважения к Горькому ставить ее на сцене».
В период с 1915 по 1930 г. Г. либо доделывает и шлифует старые пьесы, либо создает наброски новых, которые не доводит до конца. М. Ф. Андреева пишет в 1927 г. А. В. Луначарскому: «Алексей Максимович написал несколько сценариев для кино, но ни одной пьесы. Да уж вряд ли и напишет, он теперь театр не любит». Среди рукописей Г. после его смерти была обнаружена законченная пьеса «Сомов и другие» (написанная предположительно в конце 20‑х — начале 30‑х гг.). Это единственная пьеса Г., где изображается постреволюционная действительность, а сюжет ее подсказали процессы над спецами-«вредителями».
С 1928 г. ежегодно (кроме 1931 г.) Г. приезжал ненадолго в СССР, совершая путешествия по стране и публикуя очерки о своих поездках. Посетил «Человека, который смеется» и особенно высоко оценил Бирман — королеву. В том же 1929 г. Г. будет сватать МХАТ 2‑му роман Платонова «Чевенгур». «О романе вашем я говорил с Берсеневым, директором 2‑го МХАТа. Возникла мысль — нельзя ли — не можете ли вы переделать часть его в пьесу?» (из письма А. П. Платонову. — ЛН, с. 314). Литературная часть МХАТ 2‑го мысль об инсценировке «Чевенгура» отклонила. Однако Г. продолжал активно интересоваться современным репертуаром МХАТ 2‑го.
Желая защититься от нажима органов, драматурги часто обращались к Г., посылая ему свои новые пьесы. Так, на отзыв Г. посылал свои пьесы Киршон. Отправляя в марте 1933 г. «Суд», он писал в прилагаемой к пьесе записке: «Мне очень хочется получить от Вас указания к этой работе». Бывший лидер недавно ликвидированной {370} во многом именно усилиями Г. РАПП теперь ищет в Сорренто поддержки.
В 1933 г. Афиногенов знакомит со своей пьесой «Ложь» Сталина и Г. (обоим влиятельным читателям пьеса не понравилась, и в результате ее сняли до выпуска).
В начале 30‑х гг. Г. задумал написать цикл пьес, отображающий период от кануна Февральской революции до современности. Как пометил в своем дневнике А. Н. Афиногенов, Г. при встрече с ним в Сорренто сказал: «Моя пьеса о вредителях не вышла, а вот надо написать несколько пьес, с Февраля по наши дни, и показать, как менялись люди в маленьком каком-либо городке, монахини, игуменьи, попы, купчишки, учителя гимназии, почтовые чиновники, мастеровые, как убывали и сменялись люди, ломались и приспосабливались характеры, как вышелушивалась новая порода». В «Егоре Булычове» скорый конец, предстоящий главному герою, срифмован с концом огромного исторического периода русской жизни. Все смешалось и перевернулось из-за болезни хозяина в доме Булычовых, все смешалось и перевернулось в стране. «Светопреставление какое-то!» — вздыхает его туповатая жена Ксения. В пьесе «Достигаев и другие» (1932) действие происходит в период от июльских дней 1917 г. до октябрьского переворота в губернском городе. Персонажи, показанные в «Булычове» в домашней обстановке, здесь выведены на арену общественной и политической деятельности. Каждому из персонажей пьесы предстоит сделать выбор: с кем он? К началу 30‑х сам Г. свой выбор сделал бесповоротно, признав, что его позиция в 1917 – 1918 гг. была ошибочной, что он недооценил «созидательные силы пролетариата в революции». Его юбилей в 1932 г. был отпразднован с беспрецедентным размахом. Постановлением ЦК ВКП (б) и ЦИК СССР была создана специальная комиссия по проведению 40‑летнего юбилея литературной деятельности Г. В числе других мероприятий (переименования Нижнего Новгорода в Горький, создания Литературного института им. Горького, учреждения 25 стипендий и др.) был переименован МХАТ 1‑й в МХАТ им Горького, имя Горького было присвоено БДТ. 25 сентября — в день торжеств — в Вахтанговском театре и в БДТ состоялись премьеры «Егора Булычова». После этого Г. получает массовые письма от российских театров с просьбой о разрешении на постановку «Егора Булычова» и других его пьес и прозаических инсценировок. МХАТ 2‑й к Г. обратился позже других, прося разрешение на сценическую переработку «Фомы Гордеева» и романа «Дело Артамоновых» (20 октября 1933 г.). В это время Г. уже окончательно переселяется в Москву, где в его распоряжение отдан особняк Рябушинского.
Идея с инсценировками продолжения {371} не имела. И только два года спустя, в 1935 г., МХАТ 2‑й обращается к «Вассе Железновой». Берсенев информирует Г. письмом о том, что актеры МХАТ 2‑го с увлечением работают над «Вассой Железновой», и спрашивает об изменениях, которые Г. намерен внести в текст. Г. отвечает в тот же день, 22 декабря 1935 г., телеграммой, в которой просит приостановить репетиции и обещает прислать в январе совершенно новый текст с новыми фигурами. 1 января 1936 г. он посылает переработанный вариант «Вассы Железновой» Немировичу-Данченко и пишет в сопроводительном письме: «Второй МХАТ собирался ставить весьма неудачную пьесу мою “Васса Железнова”. Я попросил Берсенева не делать этого, обещая взамен новую пьесу, что мною исполнено. Я чувствую себя обязанным посылать Вашему театру домодельную продукцию мою». Месяц спустя Немирович-Данченко информирует Г., что новая «Васса Железнова» «решительно понравилась», но брать ее для постановки в МХАТ им. Горького считает невозможным, поскольку это нанесло бы тяжелый удар интересам МХАТ 2‑го. Можно предполагать, что оба корреспондента осведомлены о считанных днях, оставшихся до закрытия МХАТ 2‑го. И оба ведут себя в этой ситуации в соответствии с собственным моральным кодексом.
Новый вариант «Вассы Железновой» будет поставлен Серафимой Бирман в Театре им. МОСПС. До премьеры 28 октября 1936 г. Г. не дожил.
О. Егошина
|
|
Биохимия спиртового брожения: Основу технологии получения пива составляет спиртовое брожение, - при котором сахар превращается...
Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим...
Индивидуальные очистные сооружения: К классу индивидуальных очистных сооружений относят сооружения, пропускная способность которых...
Типы сооружений для обработки осадков: Септиками называются сооружения, в которых одновременно происходят осветление сточной жидкости...
© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!