Глава I. С Новым годом, или Митавская операция

 

6 февраля 1917 года Николай II утвердил доклад Гурко, содержавший план военной кампании 1917 года.

В основу его легли соображения Алексеева.

Главный удар наносился Юго-Западным фронтом на львовском направлении с одновременными вспомогательными ударами на Сокаль и Мармарош-Сигет.

Румынскому фронту ставилась задача занять Добруджу. Северный и Западный фронты должны были произвести вспомогательные удары на участках по выбору главнокомандующих.

А пока суть, да дело, русские военачальники решили размяться и провести в первой половине января частную наступательную операцию «в смысле боевой практики для войск».

«Разминаться» было решено в районе Риги, у Митавы.

Цель операции состояла в том, чтобы прорвать германские позиции и «маневром в открытом поле» отбросить противника за реки Эккау и Аа.

В дальнейшем предполагалось овладеть Митавой и перерезать железную дорогу Митава — Крейцбург.

Основное внимание обращалось на достижение внезапности первоначальной атаки. Было решено отказаться от артиллерийской подготовки, провести ее только на открытом участке.

Войска, предназначенные для наступления, прошли тщательную подготовку.

В тылу были построены учебные городки, где проводились занятия по отработке способов ведения боевых действий ночью.

Все работы по созданию исходного рубежа для наступления были сведены до минимума. О предстоящей операции знал строго ограниченный круг лиц.

Кроме того, была имитирована переброска 6-го Сибирского корпуса в Румынию.

В результате этих мероприятий германское командование оказалось введенным в заблуждение относительно намерений русских.

Выполнение операции было возложено на 12-ю армию Северного фронта генерала Радко-Дмитриева.

Район, выбранный для проведения Митавской операции, представлял собой лесисто-болотистую местность с песчаными дюнами.

Высокий уровень грунтовых вод не позволял оборудовать развитую систему траншей.

Германская оборона передовой позиции опиралась на сильные узлы сопротивления, созданные на дюнах. Каждый из них состоял из блокгаузов, защищенных засеками и завалами из оплетенных проволокой деревьев.

Между дюнами были сооружены окопы из бревен, укладываемых на поверхность земли. Окопы прикрывались тремя рядами колючей проволоки в 4–6 кольев.

В глубине располагалась еще не достроенная вторая полоса обороны противника.

Германское командование считало возможным обойтись на этом участке фронта сравнительно небольшими силами.

 

В ночь на 18 января 1917 году без артиллерийской подготовки русские войска атаковали противника.

Удар на Митаву оказался полной неожиданностью для германской главной квартиры.

Резервов у немцев на этом участке не оказалось.

Предоставлялась реальная возможность, развивая наступление, выйти к железной дороге Крейцбург — Митава и, угрожая флангу и тылу группировок противника, заставить его оттянуть свой фронт от Западной Двины.

Но этого не было сделано.

Наступление свелось только к некоторому улучшению расположения русских войск.

Достигнутий бабитской группой успех не был развит, и элемент внезапности был утерян.

Дальнейшие боевые действия вылились в затяжную и кровопролитную борьбу за овладение отдельными пунктами.

24 января 1917 года наступление было прекращено, и войска получили приказ «утвердиться на занятых новых позициях».

Столь малый успех стоил русским до 23 тыс. человек убитыми, ранеными и пленными.

23 января германцы, подтянув резервы, предприняли ряд контратак.

Боевые действия с переменным успехом продолжались до 3 февраля.

Противнику удалось лишь несколько потеснить русских.

Митавская операция оказалась безрезультатной. Намеченная цель не была достигнута.

Причиной этого явился ряд серьезных упущений русского командования при ее подготовке и ведении.

Командование армии также оказалось не на высоте. Сосредоточив все свое внимание на подготовке к прорыву неприятельской обороны, оно не продумало мероприятий по его развитию.

Следствием этого была плохая организация управления войсками после прорыва.

Резервы вводились в бой разрозненно, небольшими подразделениями.

Войска оказались не обученными вести бой в глубине расположения противника. Успех соседа для обхода укрепленных узлов сопротивления не использовался. Должного взаимодействия артиллерии с пехотой не было.

Но самым печальным было то, что давно назревавшее среди солдатских масс недовольство войной вылилось в открытые революционные выступления.

Наиболее широкий размах они получили в сибирских частях, считавшихся самыми дисциплинированными и боеспособными.

Антивоенные выступления солдат Северного фронта ясно показывали, что армия воевать не хочет.

 

В январе-феврале 1917 года в Петрограде была проведена очередная встреча представителей союзных армий.

Участники конференции ставили своей задачей уточнить те решения, которые они приняли в Шантильи.

Прежде всего, они подтвердили выраженную ранее непоколебимая уверенность довести войну до победного конца именно в предстоящую кампанию.

«Кампания 1917 года, — говорилось в постановлении конференции, — должна вестись с наивысшим напряжением и с применением всех наличных средств, дабы создать такое положение, при котором решающий успех союзников был бы вне всякого сомнения».

Однако на обсуждении вопроса о сроке начала общих операций, генерал Гурко заявил, что «русские армии могут начать крупные наступления лишь к 1 мая».

Французская сторона настаивала на том, чтобы «русский план операций, каков бы он ни был, включал наступление, развертываемое как можно скорее и с максимальными средствами» и что операции русских должны начаться не позднее 15 марта.

После долгой дискуссии участники конференции согласились провести наступление на всех фронтах между 1 апреля и 1 мая, причем последняя дата признавалась предельной всеми Союзниками.

Особое место в работе конференции заняли вопросы, связанные с оказанием России помощи оружием и военными материалами.

Русские представители накануне произвели тщательный подсчет всего боевого имущества, которое находилось на фронте и на складах.

Ставка просила союзников удовлетворить потребности русской армии в важнейших предметах боевого снабжения.

Однако, как отмечал А. А. Маниковский, союзники направляли свои усилия главным образом к сокращению заявок русских.

Союзники согласились поставить России 3,4 млн. тонн различных военных материалов. Это было в 3 раза меньше того, что просила Ставка.

В то же время они «были крайне бесцеремонны в своих требованиях, предъявляемых к нам в отношении оказания им помощи путем боевых действий против австрогерманцев».

В целом конференция способствовала установлению взаимопонимания между союзниками, но она с новой силой выявила наличие у них разногласий по коренным вопросам ведения войны.

 

Глава II. Мело, мело по всей земле…

 

Однако так неожиданно для всех вспыхнувшая Февральская революция 1917 года внесла свои коррективы.

Положение осложнялось тем, что после отречения Николая в России сложилось двоевластие: Временного правительства и Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.

На самом же деле, это было, по меткому выражению историка А. Буровского, «двоебезвластие».

Что же касается Временного правительства, то оно было образовано 2 марта 1917 года.

Председателем Совета Министров и министром внутренних дел стал князь Г. Е. Львов.

Личностей в новом правительстве не оказалось.

Оно было сформировано из представителей правой буржуазии и крупных помещиков, наиболее важные посты получили кадеты.

Первым военным министром новой России стал председатель либерально-консервативной партии «Союз 17 октября» и филолог по образованию А. И. Гучков.

При большом уме, талантливости, ярко выраженных способностях парламентского борца, Гучков был очень самолюбив, даже тщеславен, притом он отличался упрямым характером, не терпевшим противодействия его планам.

Он состоял председателем комиссии по государственной обороне и установил связи со многими представителями генералитета, в том числе с А. А. Поливановым и В. И. Гурко.

Значительное внимание Гучков уделял модернизации российской армии, в 1908 году выступил с резкой критикой деятельности в армии представителей Дома Романовых, призывая их уйти в отставку.

Это обстоятельство ухудшило отношения Гучкова с двором.

Для обсуждения секретных дел, которые он не доверял другим членам комиссии по обороне, в 1909 году создал в Петербурге парамасонскую Военную ложу, по некоторым сведениям, в составе ВВНР.

Верховным главнокомандующим после долгих проволочек был назначен М. В. Алексеев.

Должность начальника штаба Верховного главнокомандующего занял боевой генерал А. И. Деникин.

Военный министр вручил Деникину длинные списки командующего генералитета до начальников дивизий и предложил тому сделать отметки против фамилии каждого генерала об его годности или негодности к командованию.

Гучков сразу же принялся за дело.

6 марта он провел совещание по вопросам улучшения русской армии.

Председательствовал генерал А. А. Поливанов. В первую очередь совещание рассмотрело вопрос о коренном изменении существующей организации внутреннего хозяйства частей. За основную ячейку принята рота.

Основным началом заведывания ротным хозяйством должно явиться свободное избрание солдатами должностных лиц и ротного комитета для наблюдения за их работой и ведения отчетности.

Обе эти инстанции подчинены общему собранию роты, к которой обращается и её командир в случаях обнаружения неблаговидных поступков должностных лиц их нерадияние, об их неопытности и т. п.

Ротные комитеты не ограничиваются хозяйственными заботами, а могут выступить и на путь культурно-просветительной общественной и т. п. деятельности.

Вместе с тем, совещание обсудило вопрос о необходимости установления тесного единства распоряжении военных властей на фронте и в центре управления ведомством.

Вопрос этот упорно игнорировавшийся старой властью по соображениям, ничего не имеющим общаго со службой, также получил осуществление.

Вся беда была в том, что Гучков был не только умен, нои упрям.

И именно по его инициативе прошла масштабная чистка командного состава, в ходе которой в отставку увольнялись как неспособные генералы, так и требовательные к подчинённым военачальники.

Чем, коненчо же, нанес непоправимый ущерб армии.

Более того, именно Гучков узаконил некоторые положения «Приказа № 1» — об отмене титулования офицеров, о переименовании «нижних чинов» в «солдат» и обязанности офицеров обращаться к ним на «Вы» и, что самое печальное, о разрешении военнослужащим участвовать в политических организациях.

Да, военный министр выступал против деятельности солдатских комитетов в армии, но был вынужден согласиться на их легитимацию.

В целом деятельность Гучкова на посту министра разочаровала многих современников, видевших в нём сильную личность и надеявшихся на то, что ему удастся сохранить боеспособность армии.

 

А теперь давайте посмотрим, в каком состоянии находилась русская армия в начале 1917 года.

По своей сути это была уже совсем другая армия, настолько она отличалась о той, которая начинала войну.

Главной проблемой русских вооруженных сил являлся кадровый вопрос.

К третьему году войны в русских частях почти не осталось участников кампании 1914 года.

Кадровый состав русской армии оказался выбит в первые два года войны.

Отдельные дивизии на Юго-Западном фронте успели сменить свой состав 10 раз, почти полностью обновившись.

Потери составляли немыслимые: до 500 процентов личного состава.

Особенно тяжелой была ситуация с офицерским корпусом.

Довоенный состав русского офицерства к тому времени был практически полностью уничтожен.

Подготовленных на ускоренных курсах прапорщиков едва хватало, чтобы закрыть потери, а требовалось обеспечить ими и новые формирующиеся части.

Изменился социальный состав офицерского корпуса.

Процент дворян и потомственных военных в нем неуклонно падал.

Офицерские погоны оказывались на плечах людей, которых до 1914 года было сложно даже представить на военной службе.

Точно также дело обстояло и с рядовым составом.

Из 5 миллионов людей, призванных в годы войны, 3 миллиона никогда не проходило военную службу.

Эти миллионы требовалось обучить базовым военным навыкам, на что в условиях ускоренной подготовки времени не было.

В результате в 1917 году русская армия в полной мере соответствовала концепции немецкого военного теоретика Кольмара фон дер Гольца о «вооруженном народе».

Но никакого облегчения в военных делах это не принесло, поскольку русскому командованию не удалось провести военную социализацию прибывавшего пополнения.

Новоиспеченные офицеры и солдаты оставались в мыслях разночинцами, крестьянами, рабочими, для которых ратное дело было не предметом гордости, а тяжкой повинностью, сопряженной с риском для жизни.

Именно поэтому война не стала «народной» в полном смысле этого слова.

Под наплывом чуждых военным порядкам людей армия стала постепенно терять такие неотъемлемые атрибуты как дисциплину, строгость и выучку.

Отклонения в мелочах постепенно приобретали все больший размах, неизбежно перетекая в дезертирство.

К началу 1917 года оно приняло особенно широкий размах.

Наказания за побег из действующей армии были слишком мягкими — всего пять лет за первый побег.

Солдаты разбегались по деревням целыми взводами и массами бежали с поездов, шедших на фронт.

Фронтовые штабы фиксировали в донесениях массу дезертиров, скрывавшихся среди беженцев.

Еще больший размах приобрело дезертирство с поездов, перевозивших маршевые роты, которые комплектовались из ратников ополчения.

При этом не действовали никакие меры предупреждения побегов: солдаты спрыгивали с поездов на ходу, невзирая на выстрелы охраны.

Как правило, беглецы находили убежище в собственных или чужих деревнях, где жили месяцами.

Беглые, отсталые, бродяжничавшие солдаты толпами появлялись на железных и грунтовых дорогах и Северо-Западного фронта, внося в войска «тлетворный дух деморализации».

Дезертирство сопровождалось беспорядками, мародерством, грабежами в тылу армии, что отчасти являлось следствием широкого участия войск в реквизициях имущества и поджогах полей с урожаем во время «великого отступления».

Особенно сильно притягивали бродяжный солдатский элемент Петроград и его окрестности.

Для задержания дезертиров в Петрограде была создана специальная комендатура, задерживавшая еженедельно свыше тысячи человек.

Тем не менее, бродяги-солдаты ежедневно заполняли улицы столицы, что часто бросалось в глаза современникам, оседали в многочисленных чайных, ночлежках, мелких мастерских, притонах, создавали шайки воров и грабителей.

Нередко из-за них вспыхивали мелкие стычки и даже побоища с полицией.

Ставка продолжала требовать «планомерных решительных мер» против нелегально шатающихся в тылу без дела солдат и призывала применять «самые суровые наказания военного времени».

Но ничего так и не было сделано.

 

Другой серьезной проблемой русской армии оставалось снабжение.

С огромным трудом и не без помощи союзников к 1916 году удалось частично покрыть критичный недостаток оружия и боеприпасов.

Однако русская артиллерия до самого конца войны оставалась самой «малостреляющей» из всех воюющих держав.

С 1914 по 1917 год было совершено немногим более 50 миллионов выстрелов, но даже этот расход боеприпасов едва покрывался поставками из тыла.

К началу 1917 года обострились проблемы со снабжением продовольствием.

Продовольственные грузы подолгу задерживались на складах и поступали в войска с большим опозданием.

Но и здесь приходится говорить не об армии, а о все том же отсутствии должного управления и организации, которые замыкались все на бездарном самодержце.

Для сравнения надо вспомнить, как строил армию после поражения под Нарвой Петр Первый.

А здесь что не ведомство, то во главе его или бездельник великий князь, или заботившийся о своем кармане тыловик.

Да и военные министры уровня Сухомлинова вряд ли имели право занимать в военное время столь ответственнеы посты в государстве.

 

Что же касается февральской революции и отречения царя, то, если верить Деникину, русская армия восприняла эти события равнодушно.

Под стать самому царю, который, по словам Родзянко, «сдал страну, словно эскадрон».

Весной 1917 года фронт был поглощен своими частными интересами и заботами, войска готовились к весеннему наступлению.

К составу Временного правительства армия отнеслась безучастно.

Назначение военным министром штатского человека было встречено без особого восторга, и только участие его в работах по государственной обороне и близость к офицерским кругам сглаживали впечатление.

Однако, несмотря на все трудности, русская армия на момент начала 1917 года еще продолжала существовать как единый военный организм.

Это позволяло удерживать огромный Восточный фронт, сковывая на нем множество германских и австро-венгерских дивизий.

Дезертирство еще не приняло обвального характера, солдат удерживала на позициях присяга, чувство долга или страх.

В известной степени сохранялся авторитет командиров и офицеров.

За три военных года из молодых прапорщиков, закончивших ускоренные курсы подготовки, сформировались опытные боевые офицеры, пользовавшиеся уважением подчиненных.

Многие из них через год стали командным ядром Красной Армии, а через четверть века вновь встретились в бою с немецкими войсками.

Весной 1917 года русская армия еще могла удерживать фронт и проводить локальные операции, но утратила стратегическую инициативу и была неспособны на второй «Брусиловский прорыв».