Обилие противоречивых экспериментов

Когда социалистический лидер Ларго Кабальеро приступил к ис­полнению обязанностей председа­теля совета министров, проблемы, с которыми он неожиданно столк­нулся, представляли собой поисти­не странную мозаику.

Военная ситуация ухудшилась настолько, что Мадрид, а вместе с ним и само существование Испан­ской республики вдруг оказались под угрозой.

Политически республиканская зона представляла собой конгло­мерат партий и направлений, ко­торые объединяло только их общее стремление к победе над мятежни­ками — стремление, не раз провоз­глашенное, но пока не достигшее пели.

Республиканская Испания, от Каталонии, где господствовала анархо-синдикалистская милиция, Страны Басков, где буржуазия и большая часть духовенства, лишь формально присоединившись к ре­спублике, ловко удерживали в сво­их руках бразды правления, и до Новой Кастилии, контролируе­мой социалистической и коммуни­стической милицией, раздиралась тогда между четырьмя основными политическими течениями:

 — анархистским максимализмом ФАИ и НКТ, духовным отцом ко­торого был Михаил Бакунин; по­следний, несмотря на свою поле­мику и борьбу против Карла Марк­са, пользовался тогда широкой по­пулярностью среди каталонского пролетариата. И тем не менее ФАИ и НКТ не были идентичны, поскольку первая была создана ядром «чистых» анархистов, а вто­рая концентрировала свои усилия больше на профсоюзной деятель­ности в духе антиавторитарной традиции. Но с конца июля 1936 года установление либертарного коммунизма в Северной Катало­нии и Арагоне стало общей целью обеих организаций;

 — марксизмом, представленным, с одной стороны, Коммунистической

226

партией Испании и левым крылом ИСРП, стремившимися преобразовать экономические и со­циальные основы страны, а с дру­гой стороны, правым крылом ИСРП, скорее радикалистским, не­жели социалистическим;

 — буржуазным реформизмом левых республиканцев и Республи­канского союза, признававших эти преобразования лишь в опреде­ленных границах;

 — региональным национализ­мом Каталонии и Страны Басков, озабоченных больше расширением прерогатив, проистекавших из их статута автономии, нежели оказа­нием безоговорочной военной по­мощи Центральной зоне, на кото­рую легла основная тяжесть вой­ны.

Не все эти четыре политических течения принадлежали к Народно­му фронту: так, в него отказались войти анархо-синдикалисты (даже после их вступления 4 ноября 1936 года в коалиционное правитель­ство Ларго Кабальеро), а также баскские националисты из Нацио­налистической партии басков (НПБ).

Если буржуазные реформисты скрепя сердце снизошли до Народ­ного фронта, то остальные партии сосуществовали с ним. Правда, не всегда мирно.

Такое положение вещей, весьма пагубное для военной мощи респу­блики, отражало внутренние про­тиворечия коалиции, создание ко­торой стало возможным лишь перед лицом военного мятежа и агрессии международного фашиз­ма. И с этой коалицией Испанская республика была вынуждена про­должать начатое дело или погиб­нуть.

Противоречия, которые находи­ли выражение в новшествах, варьи­ровавших от одного региона к дру­гому, придали испанской револю­ции ярко выраженный разноликий характер.

Разрыв с прошлым в масштабах государства, чей аппарат был сло­ман, положил начало многомесяч­ному периоду двоевластия — власти правительства, с одной стороны, и власти бесчисленных комитетов, руководивших экономической и со­циальной жизнью, с другой. Этот разрыв нашел выражение в обла­сти промышленного и сельскохо­зяйственного производства, в ста­тусе собственности, он обусловил прогрессивное по своему значению формирование Народной армии, коренным образом отличающейся от традиционной, изменил харак­тер взаимоотношений между цен­тральной властью и каталонской и баскской народностями.

Все это привело к образованию некоего целого, уже к весне 1937 го­да обладавшего своими харак­терными особенностями.

Носило ли это целое социалисти­ческий характер или только харак­тер нового исторического экспери­мента? Характер народной револю­ции, как тогда говорили.

На протяжении всей войны и ре­волюции в Испании этот вопрос был в центре острых дискуссий, развернувшихся между анархо-син­дикалистами, которых поддержи­вали троцкисты, с одной стороны, и силами КПИ, радикально настроенными массами социалисти­ческой партии и ВСТ — с другой.

Первые, стремящиеся распро­странить на всю республиканскую зону режим, установленный ими в Арагоне и Северной Каталонии, требовали окрестить его «либертарным коммунизмом» и обвиняли коммунистов и социалистов в том, что они хотят «затормозить» рево­люцию и даже «предают» ее.

Вторые, озабоченные тем, чтобы не утратить связи с крестьянством (мелким и средним), с мелкой го­родской буржуазией и даже сред­ней буржуазией (особенно в Стране Басков), но стремясь положить ко­нец былым привилегиям помещи­ков-латифундистов, финансовой олигархии, церкви и армии, опи­раясь при этом на вооруженный на­род и сочувствующие им отряды рабочего класса, добились переда­чи в руки нового государства зем­ли, а также значительной части тя­желой промышленности, транс­порта и банков.

Все это было сделано без спешки и без громогласных заявлений на все лады о том, что они свершили социалистическую революцию, хо­тя фактически они заложили ее предпосылки.

Волюнтаристская позиция пер­вых, не желавших считаться с ре­альным положением сельских и городских народных масс, вовсе не готовых принять «либертарный эксперимент», резко контрастиро­вала с гибкой и нюансированной позицией вторых, которые, при­нимая во внимание как внутреннее, так и международное положение, связывали окончательную судьбу революции с исходом войны про­тив испанской реакции и междуна­родного фашизма.

По мнению коммунистов и со­циалистов, война и революция бы­ли, само собой разумеется, двумя аспектами одной и той же проб­лемы.

Они без устали повторяли: если каждая победа над врагом способ­ствует окончательной победе рево­люции, то всякое революционное преобразование общества в свою очередь побуждает вооруженный народ удвоить свой пыл и энергию в борьбе с легионами франкистов, марокканцев, итальянских и гер­манских фашистов.

Все лето, осень и первую воен­ную зиму не прекращалась откры­тая дискуссия на эту тему в партий­ной печати и на общественных собраниях; точка зрения сторон при этом по существу не менялась.

Так что, если иностранному на­блюдателю удавалось достигнуть республиканской зоны, перейдя сухопутную

227

границу в Пиренеях, и посетить последовательно Катало­нию и Левант, а затем Новую Ка­стилию и такие провинции, как Ламанча, Аликанте и Андалусия, то он мог воочию убедиться, что там существуют различные рево­люционные организационные фор­мы.

Если он прилетал самолетом на север, например, в Страну Басков, то здесь он обнаруживал иные ор­ганизационные формы, стоящие по своему уровню на целый порядок ниже.

Что касается территории, где шла кровопролитная война с ис­панской реакцией и междуна­родным фашизмом, то там наблю­далось обилие социальных экспе­риментов.