Тандем Рохо-Горев. Первые две интербригады

 

Военному атташе Гореву, в светлых волосах которого уже се­ребрилась седина, было за сорок. Голубые глаза его излучали ясный холодный свет. На слова он был крайне скуп. Каково же должно было быть его удивление, если он, несмотря на свою сдержанность и самообладание, не удержался от подобного восклицания!

Рохо и Горев принялись за рабо­ту.

С учетом ценнейших данных, ко­торые были теперь в их распоряже­нии, они срочно разработали план новой перегруппировки сил для обороны города.

С генералом Горевым я познако­мился в первые дни ноября во дворце Буэнависта — меня ему пред­ставил Михаил Кольцов, военный корреспондент «Правды». Кстати сказать, Горев испытывал к Рохо глубочайшее уважение. Он считал его первоклассным военачальни­ком. Я сам слышал, как он говорил об этом на безупречном англий­ском. Комплимент немалый, если учесть, что он был сказан весьма ответственным лицом (во время обороны Мадрида Горев был со­ветником № 1).

Впрочем, и Рохо отвечал ему та­ким же уважением. И не только по­тому, что быстро разбирался в до­стоинствах собеседника, а потому, что Горев никогда не превышал своих полномочий, а именно: пред­лагать, советовать, но не опекать начальника штаба, чего тот, кста­ти, и не потерпел бы. В сложивших­ся условиях союз Рохо — Горев дей­ствовал превосходно.

Изучив план мадридского сраже­ния, и Рохо, и Горев пришли к вы­воду, что он уязвим с двух сторон. (Рохо не раз отмечал это в своих работах, а с Горевым я сам беседо­вал на эту тему.)

Поражали непомерные амбиции плана. И действительно, в нем предписывалось одной колонне за день совершить бросок на значи­тельное расстояние (от моста Родахо до Клинического госпиталя, расположенного уже в пределах го­рода), словно франкисты были уве­рены, что не встретят ни малейше­го сопротивления. Дерзкая уверенность, граничащая с легкомыс­лием.

Вторая ошибка заключалась в полнейшем пренебрежении к про­тивнику.

Пример: приказ объявлял зара­нее с рассчитанной точностью те места в столице, где должны были

192

разместиться командные пункты колонн, как будто речь шла о про­хождении войск на смотру, а не о битве, где возможны любые не­ожиданности.

Более того, если общий фронт боевых действий Варелы прости­рался на двадцать-двадцать два километра (от Вильяверде до Кампаменто), то ширина фронта насту­пления (учитывая ее незначитель­ность — восемь километров) представляла узкую горловину, куда предстояло устремиться пяти ко­лоннам (то есть пятнадцати ба­тальонам, из которых девяти пред­стояло нанести главный удар и на большую глубину, а шести — при­нять участие в отвлекающих фрон­тальных атаках).

Этот узкий проход республикан­ская артиллерия не преминула бы подвергнуть обстрелу из всех своих орудий.

Республиканское командование, осведомленное теперь о намерении Варелы осуществить прорыв мощным фронтальным ударом, обнаружило в его плане слабое место.

В чем же заключался просчет?

Да просто в том, что ни он сам, ни Мола, ни Франко не учли, что задача, поставленная перед левым крылом их войск — нанести мощ­ный фронтальный удар, — отнюдь не была такой легкой, какой она им представлялась.

Хотя бы потому, что левому крылу франкистов противостояло правое крыло республиканских войск под командованием полков­ника Барсело, которое получило подкрепления, с одной стороны, переформированными частями, а с другой — свежими силами вновь со­зданной 3-й бригады, которая со­биралась вступить в бой.

Полученные подкрепления стали первыми песчинками, затормозив­шими военную машину Варелы. Штаб обороны Мадрида бросил их после Умеры против левого флан­га противника.

В результате продвижение про­тивника через Каса дель Кампо оказалось куда более замедлен­ным, чем предусматривалось пла­ном, тем более, что Рохо, отозвав из Сомосьерры (то есть с гор­ного массива севернее Мадрида) колонну под командованием Франсиско Галана, послал и ее в этот

Руководители Коммунистической партии Испании в разгар боев за испанскую столицу. Справа налево: Хосе Диас, Долорес Ибаррури, Педро Чека (за ней, в очках) и Антонио Михе.

193

Командир батальона «Тельман» Ганс Кале выступает на похоронах немецкого коммуниста Ганса Баймлера, павшего в битве за Мадрид.

194

сектор, что еще более замедли­ло продвижение франкистских войск.

По прошествии времени, если тщательно проанализировать ход военных операций с 8 по 16 ноября, учитывая при этом, что «Боевой приказ», оказавшись в централь­ном штабе, помог последнему со­средоточить свои усилия там, где франкисты рассчитывали застать республиканцев врасплох, можно прийти к следующему выводу.

Знание плана битвы сыграло важную роль, но эта роль не была решающей.

Чем же было вызвано такое рез­кое изменение ситуации в Мадри­де, происшедшее в тот самый мо­мент, когда мятежники уже объя­вили дату своего вступления в сто­лицу, как, впрочем, и многие за­падные газеты?

Это изменение обусловлено мно­гими факторами — психологически­ми, политическими и организа­ционными, — которые вступили в действие с той самой минуты, как правительство Ларго Кабальеро покинуло столицу.

За несколько часов девиз «Побе­дить или умереть!», столько раз провозглашаемый, стал реаль­ностью. Внезапно и неудержимо вырвалась наружу доселе подспуд­ная энергия.

Этому способствовало и новое событие — ввод в действие 11-й и 12-й интернациональных бригад. (Со времени преобразования отря­дов народной милиции в сме­шанные бригады за ними были за­резервированы номера от 1 до 10. Поэтому, когда в середине октября было закончено формирование первой из интербригад, ей был, естественно, присвоен номер 11-й, а за ней последовали 12-я, 13-я и 14-я.)

Одиннадцатая интербригада еще не прошла полностью военную подготовку, когда правительство Ларго Кабальеро приняло решение направить ее на защиту Мадрида, куда она и прибыла 7 ноября.

Она прошла по главным про­спектам столицы с военным орке­стром впереди, с поднятыми зна­менами, в идеальном порядке, го­рячо приветствуемая десятками тысяч жителей Мадрида.

Самим своим присутствием она пробудила в защитниках Мадрида чувство мужества, сознание, что они не одиноки отныне перед ли­цом агрессии международного фа­шизма, его авиации, его танков, перед лицом марокканцев и легио­неров Варелы, что отныне не толь­ко первоклассная советская воен­ная техника (а именно так ее оцени­вали военные эксперты той эпохи), но и добровольцы, прибывшие из Франции, Италии, Германии, со всех уголков Европы, помогут им

Генерал Клебер (Манфред Штерн) был первым командиром 11-й интернациональной бригады.

Итальянский коммунист Николетти (Джузеппе Ди Витторио) — сражался под Мадридом, выполнял обязанности политкомиссара 11-й интербригады.

справиться с нависшей над ними чудовищной угрозой.

Множество трудов, брошюр и просто газетных статей было по­священо с тех пор этим просла­вленным интернациональным бри­гадам, ставшим легендой первой половины нашего века.

Но в этой массе рассказов, опи­саний, исследований всего понем­ногу.

Существуют такие, где эти до­бровольцы представлены как иска­тели приключений. Таковы многие публикации франкистских или со­чувствующих франкистам истори­ков. Их авторы, осыпая бранью и смешивая с грязью интербригадовцев, многие из которых погибли в траншеях под Мадридом и на дру­гих фронтах, утверждают, что если бы интербригады не появились в столице в решающие дни ее обо­роны, она пала бы под натиском войск Варелы, и война тут же за­кончилась бы полным разгромом

195

Испанской республики.

Но если не обращать внимания на эти оскорбления и внимательнее проанализировать события с воен­ной точки зрения, то сразу же бро­сается в глаза (для тех, кто считает­ся с цифрами), что в 11-й и 12-й интербригадах, которые одна за другой были брошены в мадрид­ское пекло, насчитывалось в целом около четырех тысяч бойцов. То есть в момент наивысшего накала боев, когда положение еще не ста­билизировалось, численность этих интербригад составляла примерно восьмую часть республиканских войск, противостоявших частям Варелы.

В связи с этим франкистский ис­торик Рамон Салас Ларрасабаль писал:

«11-я интербригада была велико­лепна... Всем ее бойцам был при­сущ высокий моральный дух, и сра­жались они превосходно».

И прибавляет:

«Большинство авторов и ком­ментаторов прославляют ее дей­ствия в битве [за Мадрид], не ску­пясь при этом на гиперболы, и многие приписывают едва ли не ис­ключительно ей одной заслугу за­щиты Мадрида. Но это легенда... Присутствие интербригад в Ма­дриде сыграло немалую роль, но отнюдь не решающую».

Обратимся к сказанному и напи­санному об интербригадах автора­ми, симпатизирующими республи­канцам. Среди них мало кто дает сбалансированную оценку той ро­ли, которую они сыграли в битве за Мадрид, их удельного веса по от­ношению к испанским силам.

Некоторые авторы, увлекаясь описательной стороной, говорят исключительно о героизме, дисци­плинированности, братстве, связы­вавшем бойцов интербригад, да­же об экзотичности этого вавилон­ского столпотворения доброволь­цев.

Другие ограничиваются исследо­ванием технических аспектов, ко­торые не всегда понятны читателю, плохо подготовленному к тому, чтобы разбираться в работах, предназначенных для военных школ.

Третьи же делают упор на поли­тическом аспекте этого движения добровольцев в обстановке надви­гающейся второй мировой войны. Они видят в нем, и справедливо, ярчайшее проявление международ­ной солидарности с Испанской республикой, но рассматривают или интересуются только этим аспек­том.

В действительности же роль ин­тернациональных бригад опреде­лялась всеми выше названными аспектами.

По правде говоря, особый вклад 11-й и 12-й интербригад в защиту Мадрида во второй декаде ноября 1936 года в определенном смысле можно сравнить с тем, что в химии именуется «катализатором».

Самим своим присутствием в самый разгар боев под Мадридом эти две бригады способствовали скорейшему изменению ситуации, — которое с 6 ноября происходило в столице в психологическом, поли­тическом и организационном пла­не, — они подали пример боеспособ­ности и дисциплины, которые вдохновили испанских бойцов.

В своей книге, посвященной ин­тернациональным бригадам — «Ис­панская война», — безусловно одной из самых значительных книг на эту тему, Людвиг Ренн, бывший прус­ский офицер, приехавший сражать­ся за республиканскую Испанию, описывает, приводя в изобилии бесценные подробности, как интер­националисты сражались и дей­ствовали, составляя и печатая ру­ководства для бойцов, как они обменивались с испанскими това­рищами своими соображениями о военной и политической подго­товке новобранцев и народных масс.

 

Четыре-пять решающих дней

 

Согласно «Боевому приказу», воскресенье 8 ноября должно было увенчаться победой франкистов. В действительности же в этот день началось, а 9 ноября явственно обозначилось поражение Варелы, и в конце недели после ряда продви­жений и отступлений фронт стаби­лизировался и началась длитель­ная позиционная война.

В историю вошли два самых же­стоких боя. Первый — у Француз­ского моста, где майор Ромеро со своими бойцами закрепился на за­воеванном участке земли, несмо­тря на огонь вражеской артилле­рии и неоднократные атаки фран­кистской пехоты. Второй — у Каса дель Кампо, где 3-я смешанная бригада и колонна под командова­нием подполковника Барсело про­вели такую ошеломительную кон­тратаку, что наступающие не поня­ли даже, что с ними произошло: ведь они привыкли овладевать по­зициями республиканцев после не­скольких залпов артиллерии и раз­вертывания сил на местности.

В этом плане очень ценно свиде­тельство франкистского полковни­ка Лопеса Муньиса, автора книги «Мадридское сражение», опубли­кованной в 1944 году, когда поли­тическая цензура вымарывала ма­лейшую положительную оценку действий республиканцев:

«Сказать, что упорное сопроти­вление врага не удивило лагерь на­ционалистов, означало бы всту­пить в противоречие с истиной. Ожидали, конечно, что вражеское командование предпримет от­чаянные усилия, чтобы оттянуть вступление наших войск в Мадрид, что положило бы конец войне. Но факт остается фактом — [наше выс­шее командование] не предполага­ло такой стойкости при обороне города и такого мужества в кон­тратаках».

196

9 ноября, когда Мадрид все еще держался, а набранные крупным черным шрифтом мрачные га­зетные заголовки возвещали Бер­лину, Риму, Парижу, Лондону и Нью-Йорку падение испанской столицы, штаб обороны получил подкрепления, прибывшие из Куэнки и Оканьи.

В данном случае это были, с одной стороны, бойцы анархо-синдикалистской милиции Сиприано Меры, возглавляемые майором Паласиосом, а с другой — каталон­ские милисьянос подполковника Бланко Вальдеса, которых генерал Посас послал на помощь своему коллеге генералу Миахе, с тем чтобы хоть немного ослабить страшное давление, которое испы­тывали войска, сражавшиеся вну­три городских стен.

В результате первых боев про­изошла реорганизация секторов Мадридского фронта.

Правое крыло обороны Мадри­да, прикрывающее подходы с севе­ра и сам город, было поставлено под командование Энсисо, чьи силы соединились с войсками май­ора Хосе Мариа Галана и подпол­ковника Барсело.

В центре обороны, на западной окраине столицы, были сосредото­чены 11-я интербригада под коман­дованием генерала Клебера, войска­

Французский мост через реку Мансанарес в Мадриде был ареной ожесточеннейших боев.

Франсиско Галана (11-я интер­бригада прикрывала секторы реки Мансанарес от моста Сан-Фернан­до до Французского моста, а части Ф. Галана — сектор Каса дель Кампо), а также части Эскобара, Меры и Прады, которые были эшелони­рованы вплоть до Эстремадурской дороги.

Командование центром обороны было поручено полковнику Альсугараю.

Что касается левого крыла обо­роны, то оно отныне состояло из войсковых соединений майора Ли­стера и подполковника Буэно. Ли­стеру выпала нелегкая обязанность руководить обширным сектором, который занимал левый фланг.

11 ноября, ободренные успеш­ным сопротивлением врагу, защитники

197

Мадрида, согласовав свои действия с генералом Посасом, ко­мандующим армией Центра, до тех пор остававшейся в резерве, приняли решение провести со­вместную контратаку в десятке ки­лометров к югу от столицы.

Замысел был превосходным. Не­льзя сказать того же о его претво­рении в жизнь.

Речь шла одновременно о том, чтобы отбросить правое крыло войск Варелы как можно дальше от жизненно важной дороги Мадрид-Валенсия и даже удержать его на юге, с тем чтобы ослабить натиск франкистов на столицу и попы­таться нарушить боевые порядки части их войск, стоящих у стен Мадрида.

В этой контратаке участвовала 12-я интербригада, прибывшая из Альбасете, несмотря на то что во­енная подготовка ее добровольцев еще не завершилась. Командовал бригадой генерал Лукач (венгер­ский писатель Мате Залка). Политическим комиссаром при нем был Галло (не кто иной, как Луиджи Лонго).

Однако возложенная на 12-ю ин­тербригаду задача — овладеть Серро-де-лос-Анхелес, скалистой го­рой, возвышающейся над окрест­ным плато, — оказалась для нее не­посильной.

Довольно смело задуманная опе­рация провалилась.

Эта неудача, которая могла при­вести к драматическим послед­ствиям из-за общей нестабильно­сти линии фронта, повлекла за собой новую перестройку воору­женных сил.

Штаб обороны Мадрида добил­ся того, что все шесть смешанных бригад, а также анархо-синдикалистская колонна, прибывшая из Арагона на помощь столице, ока­завшейся в опасности (возглавляе­мая Буэнавентура Дуррути, одним из лидеров ФАИ-НКТ), поступили в его распоряжение вместе с танка­ми, экипажи которых были сме­шанными: механики-водители — ис­панцы, а стрелки — советские.

Генерал Миаха полагал, что с та­кими подкреплениями необходимо возобновить контратаку, захлеб­нувшуюся 11 ноября. Но он пере­оценил эти силы, и, когда утром 15 ноября республиканский авангард (в него входили все каталонские ча­сти и 5-я смешанная бригада) под общим командованием Дуррути был брошен в атаку, он столкнулся с войсками Варелы, которые также пошли в наступление.

Удар республиканцев был напра­влен на запад и предусматривал ос­вобождение Каса дель Кампо.

Столкновение бросившихся в атаку защитников столицы и на­ступающих франкистских войск, решивших выйти из полу-обороны, в которой они рисковали увязнуть, отличалось редкостной силой. Дуррути, не выдержав удара, от­ступил.

Одиннадцатая интербригада и части Энсисо, которые должны бы­ли поддержать Дуррути, пытались приостановить отступление аван­гарда, в иные мгновения превра­щавшееся в беспорядочное бегство.

Итог республиканского контрна­ступления оказался негативным, а враг, воспользовавшись этой си­туацией, проник довольно глубоко на территорию Университетского городка, расположенного на севе­ро-западной окраине столицы.

Недавно построенные здания различных факультетов Мадрид­ского университета стали ареной ожесточенных боев, предвосхитив­ших кровопролитные схватки под Сталинградом, где защитники и нападающие сражались за облада­ние (если можно так выразиться) тем или иным железобетонным скелетом, превращавшимся в ка­кой-то момент в оборонительное сооружение.

Бои в Университетском городке, где  прославились  добровольцы 11 -й интербригады и испанские ре­спубликанцы из частей под коман­дованием Энсисо, ознаменовали собой конец первого штурма, пред­принятого Варелой, — штурма, в ходе которого самые закаленные ко­лонны африканской армии Франко и Иностранного легиона понесли немалые потери и оказались не в состоянии выполнить миссию, воз­ложенную на них «генералиссиму­сом», — овладеть столицей респу­блики.

 

Ход сражения

 

Во второй половине ноября из­менился характер и масштаб сра­жения за Мадрид.

Впервые с августа месяца афри­канский экспедиционный корпус был вынужден перейти к обороне и оказался втянутым в позиционную войну. Он окопался в глубоких траншеях, снабженных обширной системой ходов сообщений, связанных с его глубоким тылом; ощетинился линиями колючей про­волоки, земляными оборони­тельными сооружениями, отражал атаки республиканцев и вступал в рукопашные схватки, пуская в ход штыки и гранаты.

Противники стремились за день овладевать хотя бы несколькими сотнями квадратных метров терри­тории.

Перед лицом очевидного измене­ния масштабов военных операций, видя, что победа ускользает от не­го, Франко все свои надежды свя­зал с двумя новыми акциями.

С одной стороны, с борьбой за господство в воздухе над Мадри­дом и его окрестностями, в связи с подготовкой нового штурма сто­лицы, как только его поредевшие, измотанные войска немного отдох­нут и получат подкрепления. Тем более, что он не сомневался в том, что республиканская авиация, уже получившая бомбардировщики, истребители и штурмовики, доставленные

198

в ноябре из СССР, будет бомбить франкистские линии ком­муникаций, растянувшиеся на со­тни километров.

С другой стороны, Франко ре­шил прибегнуть к варварскому и до тех пор неслыханному методу ведения войны — к систематической бомбардировке с воздуха и артил­лерийскому обстрелу гражданско­го населения.

Несмотря на принятые меры, мя­тежникам так и не удалось добить­ся господства в воздухе. Прошло то время, когда немецкие и италь­янские бомбардировщики — «Юнкерсы» и «Савойи» — под прикры­тием истребителей «Не-51» и «Фиат CR-32», пилотируемые на­цистами и чернорубашечниками, были полновластными хозяевами воздушного пространства.

Появившись в мадридском небе 3 ноября, первые советские истре­бители, которых столичные жители прозвали «чатос» («курносые»), сбили в этот день за пределами го­рода несколько «Юнкерсов» и «Фиатов», а 5 ноября в воздуш­ной дуэли вражеская авиация по­теряла пять «Фиатов». 6 ноября в районе Серро-де-лос-Анхелес, к югу от Мадрида, итальянские и немецкие потери составили: два «Юнкерса», один «Фиат», два «Не-51».

С 8 по 11 ноября советские истре­бители и бомбардировщики удвои­ли свою активность, они соверша­ли налеты на вражеские аэродромы (в том числе на аэродром в Авиле, где уничтожили прямо на земле не­мало немецких самолетов: несколько «Не-51», «Не-46» и два «Юнкерса»).

13 ноября над Мадридом развер­нулось весьма впечатляющее воз­душное сражение, за которым сле­дили сотни тысяч жителей сто­лицы, вышедших на улицы, чтобы поаплодировать акробатическим фигурам высшего пилотажа, ко­торые проделывали их защитники.

Тринадцать «чатос», преследуя пять «Юнкерсов-52» и три «Ro-57», сопровождавших четырнадцать «Фиатов», добились немалого ус­пеха, уничтожив пять «Хейнкелей» и несколько «Фиатов». В этом бою советские и испанские экипажи по­теряли двух пилотов — испанца и русского.

Испанскому пилоту, Хосе Антонио Галарсе, сбитому над враже­ской территорией, выпала на долю страшная участь: его изувеченное, обезглавленное тело с отрубленны­ми руками было сброшено на пара­шюте над республиканскими позициями.

Иностранные военные коррес­понденты смогли увидеть это ужа­сающее зрелище в мадридском морге, где в квадратном ящике ме­тровой ширины и высоты покои­лись останки авиатора, предста­влявшие собой окровавленные ку­ски мяса.

И по сей день франкисты отри­цают сам факт этого варварства, но как свидетельство сохранился фотоснимок. Он неопровержим.

С 16 ноября ввиду провала попы­ток установить прежнее господство в воздухе «генералиссимус» выну­жден был обратиться к военному министру Третьего рейха Бломбергу, который по его просьбе ввел в действие воздушную армию в со­ставе более 100 боевых самолетов и нескольких десятков средств со­провождения, поставленную под командование генерала Шперле.

Эта воздушная армия была укомплектована исключительно летчиками-нацистами. Это и был пресловутый легион «Кондор», подчинявшийся непосредственно каудильо, который один имел пра­во им распоряжаться.

Отныне соотношение военно-воздушных сил было таково: 70-75 вражеских истребителей на при­мерно такое же количество респу­бликанских (советского производ­ства), которые, будь то «чатос» или «москас», были более быстрыми, более маневренными, с более высо­ким «потолком», чем итало-гер­манские самолеты.

Массовое участие в воздушной войне нацистских летчиков сделало воздушные бои более частыми и ожесточенными, но в конечном итоге не дало того результата, на который рассчитывал Франко, — аб­солютного господства в воздухе. Однако оно позволило придать широкий характер бомбардиров­кам гражданского населения, пре­следующим новую, четко опреде­ленную цель: создать атмосферу террора в осажденном городе.

Тем не менее 19 августа в ин­тервью корреспонденту газеты «Пти паризьен» каудильо заявил:

«Я никогда не буду бомбардиро­вать Мадрид. Там есть ни в чем не повинные люди, которых я не хочу подвергать никакой опасности».

Это свое обещание, как и множе­ство других, он растоптал, как только почувствовал, что победа, о которой он мечтал целое лето, мо­жет вот-вот ускользнуть из его рук.

И с холодной жестокостью, при­обретенной им во время его службы в Иностранном легионе в Африке, где он отправил человека на казнь, даже не взглянув на него, Франко обрек целый город, и не просто город — столицу своей страны, на чудовищную гибель от бомб и снарядов.