Ответное насилие и закулисные маневры

 

Тактика побежденных в феврале правых состояла в том, чтобы ис­пользовать и раздувать в своей прессе и с парламентской трибуны ими же спровоцированные инци­денты. Хиль Роблес и Кальво Сотело произносили громовые речи против «черни» и пугали призра­ком «красного коммунизма».

В одном из выступлений в корте­сах, 15 апреля, Сотело заявил: «Ес­ли правительство при таком поло­жении проявит слабость, то, что касается нас, мы используем все средства, чтобы Испанию не по­стигла судьба России!» А Хиль Роблес, прикрывавший своим ав­торитетом подготовку к граждан­ской войне, в этот день имел на­глость обвинить правительство Асаньи в том, что «своей пассив­ностью» оно провоцирует столкно­вение «двух Испании».

Нарушения общественного по­рядка все учащались. Не проходи­ло и недели, чтобы в городах и де­ревнях Испании не оплакивали по­гибших в обоих лагерях. При ма­лейшей тревоге пускали в ход ре­вольверы и ружья. Это было нетрудно, потому что в обоих лаге­рях оружия оказалось немало (по словам историка-социалиста Рамоса Оливейры, количество разреше­ний на огнестрельное оружие, вы­данных в Испании в 1936 году, достигло почти фантастической цифры — 270 тысяч).

В лагере будущих мятежников, врагов республики, существовали настоящие полувоенные формиро­вания, например отряды Испан­ской фаланги и ХОНС (о которых уже шла речь) или отряды наваррских  традиционалистов — рекете, носившие красные береты, распя­тие на груди и эскапулярий * и про­ходившие регулярную военную подготовку.

Наряду с этими ударными груп­пами могущественный Испанский воинский союз (ИВС) объединял тысячи офицеров, ушедших в 1931 году в досрочную отставку, а также и некоторых офицеров, состоящих на службе. ИВС, ассоциация конспиративного характера, следова­тельно тайная, сыграл потом пер­востепенную роль не только в рас­ширении насилия, но и в подготов­ке июльского военного мятежа.

Изо дня в день газеты Народно­го фронта обличали эти пригото­вления, а социалисты, коммунисты и анархо-синдикалисты требовали решительной чистки армии, даже роспуска и замены ее особой мили­цией в городском и общенацио­нальном масштабе, объединяющей в своих рядах трудящихся города и деревни, под началом нового ко­мандного состава, избираемого и ответственного.

Кадровые республиканские офи­церы, не пожелавшие безучастно наблюдать подрывную деятель­ность в своих подразделениях, ор­ганизовали Антифашистский ре­спубликанский воинский союз (АРВС) под председательством офицера генерального штаба,энер­гичного и опытного Элеутерио Диаса Тендере

Рабочий класс тоже не остался в бездействии. Союз объединенной социалистической молодежи — в этой организации слились 1 апреля 1936 года Коммунистическая мо­лодежь и Социалистическая моло­дежь, насчитывающие несколько десятков тысяч человек, — образо­вал собственные отряды милиции, которые по воскресеньям проходи­ли военную подготовку. Они моби­лизовали наиболее активную часть рабочей молодежи.

ИСРП и ВСТ со своей стороны создали милицию в общенацио­нальном масштабе. Но, за исклю­чением Мадрида, где существовали моторизованные отряды ( Motorizada ), располагавшие собственными транспортными средствами и насчитывавшие несколько тысяч бой­цов, милиция ИСРП была скорее возможностью, чем реальностью. Поэтому социалистические бойцы в провинции всегда оказывались слабее при стычках с полувоенными группами монархистов и фашис­тов. КПИ, которая росла стреми­тельно (102 тысячи членов к концу июня 1936 года), дала толчок орга­низации Антифашистской рабоче-крестьянской милиции (АРКМ). Милиция, численный состав кото­рой достиг нескольких тысяч тру­дящихся, превратилась как бы в школу, откуда в час июльского мя­тежа вышли молодые командиры, уже овладевшие начатками военно­го искусства.

Что же касается анархо-синдика­листов, то их прошлая долгая оже­сточенная борьба и постоянное обращение к прямым действиям позволили им без труда создать от­ряды бойцов, искушенных в веде­нии городской партизанской войны. Как мы видим, рабочий класс в большинстве своем был твердо намерен не давать воли мятеж­никам.

Тем временем левые республи­канцы маневрировали, пытаясь оторвать от ИСРП ее правое кры­ло. Избрание Мануэля Асаньи пре­зидентом республики (10 мая) предоставило им для этого удобный случай. За Асанью было подано 754 голоса из 847. После го­лосования, проходившего в Хру­стальном дворце, внутри социали­стической партии разгорелась борьба. Еще до того, как Асанья официально прошел на первый

________

* Наплечная повязка, которую носят ка­толические духовные лица и особо набожные миряне. Прим. ред.

66

пост в государстве, что легко было предположить, зная состав корте­сов, которые должны были избрать президента, он задумал доверить руководство советом министров Прието в надежде вызвать раскол в недрах ИСРП и остановить ее радикализацию.

Ларго Кабальеро, все более про­никаясь стратегией Октябрьской революции, публично ратовал за повстанческую линию в противо­вес росту фашизма и угрозе воен­ного мятежа. Будучи категориче­ски против такой линии, Прието поддался на маневр Асаньи, желав­шего сделать из него главу коали­ции, в которую входили бы левые республиканцы, правые социалисты, центристы и даже депута­ты СЭДА Хиля Роблеса. (Хотя Асанья впоследствии довольно неубедительно отрекался от своего замысла создать такую комбина­цию, которая означала бы конец Народного фронта, Прието при­знал после второй мировой войны, что президент республики говорил ему о такой возможности.)

Но этот хитрый расчет прова­лился, так как основная масса ИСРП, мобилизованная Ларго Ка­бальеро, решительно воспротиви­лась. Рядовые социалисты даже за­бросали Прието камнями на ми­тинге в городке Эсихе, в котором участвовали Гонсалес Пенья и Белармино Томас, вожди астурийского восстания, несогласные с пози­цией депутата Бильбао.

Обе социалистические газеты, «Кларидад» — орган левого крыла и «Сосьялиста» — орган правого кры­ла, вынесли спор на суд публики и осыпали друг друга оскорбления­ми, пока Асанья, поняв, что попу­лярность Ларго Кабальеро дости­гла зенита, а Прието бьет отбой, не избрал себе преемником на пост председателя совета министров одного из самых верных своих по­мощников Сантьяго Касареса Кирогу.

 

Бездействующий политик

 

Странное впечатление произво­дил этот пятидесятилетний гали­сиец. Снедавший его жестокий ту­беркулез придавал ему какой-то измученный, лихорадочный вид. Он был по профессии адвокатом (и земельным собственником), его преданность Асанье была пре­данностью ученика учителю: ради него он дал бы изрубить себя на куски. В общем, всем было извест­но, что Кирога — креатура дона Ма­нуэля, которому он и был обязан своим молниеносным продвижением.

В кортесах Касарес Кирога, раз­драженный нападками на него со стороны Хиля Роблеса, смело про­тивостоял лидерам Антиреволю­ционного национального блока и даже не раз брал над ними верх, клеймя их не без известного ораторского таланта. 19 мая, после особенно бурных дебатов, когда монархисты и консерваторы ярост­но обрушились на него, он встал с голубой скамьи (скамья правитель­ства, обитая голубым бархатом) и заявил, что его правительство отныне находится «в состоянии вой­ны против Фаланги и всех сторон­ников фашизма». Крики и угрозы раздались на скамьях правой. Шум стоял оглушительный. Центристы потребовали отставки правитель­ства в целом после слов, произне­сенных его главой. Они хотели, чтобы на смену пришло коали­ционное правительство, расширен­ное за счет правых партий.

Заявление Касареса Кироги о со­стоянии войны его правительства с фашизмом не имело серьезных по­следствий. Оно, в сущности, не пре­ступило парламентских рамок. В самом деле, хотя новый глава пра­вительства был в курсе малейших деталей тайно готовившегося воен­ного мятежа, он не принял реши­тельных мер, способных пресечь его.

Он прибегал к красноречию, к метким откровенным выпадам, но без конца откладывал начало дей­ствий, зная, однако, лучше, чем кто бы то ни было, благодаря ежеднев­но поступавшей информации, что это равно отступлению перед на­двигавшимся взрывом. Вместо то­го чтобы явить пример твердости, который заставил бы конспирато­ров задуматься, он ограничивался тем, что перемещал наиболее ском­прометированных заговорщиков из гарнизона в гарнизон и привле­кал к суду «пистолерос», наемных убийц Фаланги, захваченных на ме­сте преступления.

Теперь, по прошествии времени, мы знаем в общих чертах, как шла подготовка июльского военного мятежа и какой безнаказанностью пользовались заговорщики. Один за другим почти все организаторы мятежа откровенно рассказывали об этом либо в беседах со своими биографами, либо в появившихся потом бесчисленных мемуарах.

Эта литература, торжествующая по тону, открыто насмехается над «наивностью» Касареса Кироги, который, имея сведения обо всех нитях заговора, предоставил пол­ную свободу действий и время для его осуществления.

Здесь невольно возникает воп­рос: действительно ли Касарес Ки­рога грешил наивностью или же он привел Испанскую республику к гибели вследствие тех надуманных расчетов, в которых часто запу­тываются слишком хитроумные люди?

Наивным Касарес Кирога был в известной мере.

Расчеты он также строил.

Но дело было не только в этом. Во время этой роковой весны он вел себя как либеральный буржуа XIX века, который столкнулся бы с настоятельной проблемой воору­жения народа. Перед перспективой выдать оружие отрядам рабочей милиции,  готовой  держать

67

военных и фашистских мятежников в повиновении, его охватил какой-то утробный страх. Дальше мы уви­дим, к чему он его привел.

Возвращаясь к поставленному вопросу, надо сказать, что «наив­ность» Касареса Кироги граничи­ла, по правде говоря, с чем-то го­раздо более серьезным, что следует назвать своим именем, то есть пол­ной неспособностью оценить ре­альную опасность, которую пред­ставлял государственный перево­рот для республиканских институ­тов.

Что же касается его туманных расчетов, то он хотел выждать, по­ка генералы поднимут мятеж, предать их суду военного трибуна­ла и затем предстать перед обще­ственным мнением проницатель­ным, хладнокровным правителем, который одним щелчком распра­вился с операцией, задуманной зна­менитыми стратегами.

Каталонский миллиардер Хуан Марч (сидит слева), субсидировавший правые партии и фашистские группировки с целью свержения власти Народного фронта.

Одним словом, Касарес Кирога поверил, будто он покончит с этим мятежом, как Асанья в 1932 году покончил с мятежом Санхурхо в Севилье. Иначе говоря, он ката­строфически недооценил высокий уровень организации и тщательность подготовки военного перево­рота, которому посвятил себя гене­рал Мола с согласия Франко и при поддержке фашистской, консерва­тивной и монархической партий, а также наиболее влиятельных про­мышленных и финансовых кругов. (Согласно различным, совпадаю­щим между собой франкистским источникам, один только миллиар­дер Хуан Марч предоставил в распоряжение заговорщиков басно­словную по тем временам сум­му — 450 миллионов песет.)

В наши цели, заметим, не входит описывать, хотя бы сквозь призму поведения Касареса Кироги, под­готовку  военного  мятежа.  Его сложная история часто напоминает плохой приключенческий роман, в котором действует множество бол­тунов, предателей, интриганов, че­столюбцев, стремящихся любой ценой урвать ту или иную выгоду на пути к власти. И происходят не­вероятные повороты.

Бесчисленные версии этой исто­рии, опубликованные после конца войны в Испании, подобны лесу, в котором историку трудно найти верную дорогу. От одной версии к другой все меняется: даты, содер­жание планов, распределение задач, перипетии того или иного эта­па. Разобраться в этой путанице порой совершенно невозможно. Тщательный и терпеливый крити­ческий анализ всех этих текстов ча­сто приводил нас к вопросу о скры­тых причинах таких противоречий. Что это, мания величия одних? Слабеющая память других? Жела­ние задним числом изменить хронологию событий? Разгул ярмарки тщеславия?

Не вникая в эту мелкую борьбу страстей, мы ограничимся тем, что попробуем выявить основные эта­пы военного мятежа и его подго­товки в течение весны и начала лета, когда судьба Испании решалась надолго.