Гавриил Степанович Батеньков

(1793–1863)

 

Поэт, военный инженер, декабрист, масон.

Гавриил Степанович Батеньков родился в семье дворянина обер-офицера Степана Герасимовича Батенькова (около 1738–1808). Мать его – урожденная Урванцева. Гавриил был двадцатым ребенком в семье. То, что к моменту его рождения родители были весьма немолоды, сказалось на здоровье Батенькова. Родился он «почти мертвым», по легенде, только при похоронах, уже в гробике, обнаружилось, что младенец живой. С детства Гавриил отличался чрезвычайной нервностью, был близорук, хотя обходился без очков, был слаб голосом, а услышанный в детстве звук большого колокола расстроил его слух. Воспитывался Батеньков в Тобольском военно-сиротском отделении, потом в народном училище и гимназии, а также в Дворянском полку при 2-м кадетском корпусе в Петербурге. Оттуда в мае 1812 года Батеньков был выпущен прапорщиком в 13-ю артиллерийскую бригаду.

 

Г.С. Батеньков. Гравюра второй пол. XIX в.

 

Батеньков участвовал в Отечественной войне 1812 года и заграничных походах. 17 декабря 1813 года за отличие он был произведён в подпоручики. 20 января (1 февраля) 1814 года Батенькова наградили орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом – за отличие в бою при селении Ларотьер. В сражении при Монмирале 30 января (11 февраля) 1814 года был ранен (получил 10 штыковых ран) и попал в плен, в котором находился до 10 (22) февраля 1814 года. С сентября 1814 года служил в 27-й артиллерийской бригаде, с 11 января 1816 года – в 14-й батарейной роте 7-й бригады. 7 мая 1816 года уволен с военной службы по состоянию здоровья (последствия ранений).

Сдал экзамен в Институте Корпуса инженеров путей сообщения и с 5 октября 1816 года назначен инженером 3-го класса в Х (Сибирский) округ, 2 февраля 1817 года утверждён в чине поручика. В марте 1817 года Батеньков приехал в Томск, где возглавил работы по благоустройству улиц (строительство гравийных шоссе вместо полусгнивших деревянных мостовых), водоисточников, по укреплению набережной реки Ушайки и возведению деревянного Думского моста через неё. В аттестате, выданном губернатором перед отъездом, говорилось, что Батеньков «в короткое время… показал на пользу города Томска довольно успеха усердным своим старанием, деятельными всегда занятиями и искусством». В Иркутске в 1819–1821 годах он был ближайшим помощником генерал-губернатора Михаила Михайловича Сперанского по управлению Сибирью. В 1821 году Батеньков был произведен в майоры.

28 июля 1821 года он был назначен в Особый сибирский комитет с переводом в Петербург. 29 января 1823 года Батеньков стал чиновником по особым поручениям по части военных поселений, а затем – членом Совета главного над военными поселениями начальника Алексея Андреевича Аракчеева. 25 января 1824 года он был произведён в подполковники. С 10 июля 1824 года Батеньков – старший член Комитета по отделениям военных кантонистов. Он разработал устав об управлении инородцев, определявший правовой статус и внутреннее самоуправление коренных народов Сибири до самой Февральской революции. В 1825 году Батеньков вышел в отставку вследствие разных неприятностей по службе. В середине ноября начальник штаба военных поселений Петр Андреевич Клейнмихель (1793–1869) получил анонимный донос (т. н. «Записку об истинном и достоверном»), где подробно излагалось мнение Батенькова об убийстве Минкиной, любовницы Аракчеева: «Тогда как все почти изумлялись и считали происшествие сие ужасным поступком, Батенков изъяснялся об нем в разных шутках, в разных насмешках и всегда в веселом духе. Правда, что сие делал он неоткрыто. <…> На сожаление и удивление, по сему страшному происшествию изъявляемое, говорил он: «Не нужно жалеть! вещи идут своим ходом. Несчастие невелико; впрочем, несчастие одних есть счастие для других. <…> Стояние вещей в одном положении невыгодно – в обществе и вредно. Что за беда, что Настасьи не стало, и есть ли о чем жалеть?» В сем месте его разговора изъяснял он о покойной Настасье Федоровне разные нелепости, и столько распространялся в самых язвительных насмешках, что человеку благородно мыслящему невозможно слышать без досады, которая и во мне произошла к Батенкову, видя его в столь развратных, подлых и бессовестных мыслях. Потом, обратя разговор о графе, говорил: «Не беспокойтесь! Если случай сей расстроил графское здоровье и силы, то вместо графа Алексея Андреевича найдется другой граф Сидор Карпович, и при нем, может быть, и нам еще лучше будет. Например, – сказал он, – если таковой случай приблизит по-прежнему к Государю нашего хозяина (хозяином разумел Сперанского, у которого живет он, Батенков, и с ним привезенные из Сибири), то мы, без сомнения, не проиграли бы, а были бы весьма рады»

Через Александра Александровича Бестужева и Кондратия Федоровича Рылеева Батеньков в ноябре 1825 года стал членом Северного общества декабристов и предполагался на роль председателя правительства. Выступал за ликвидацию крепостного права и конституционную монархию. В ночь на 29 декабря 1825 года он был арестован. На следствии Батеньков сначала запирался, но в марте 1826 года заявил о принадлежности к тайному обществу и согласии с его планами. В своих показаниях он утверждал, что выступление 14 декабря – «не мятеж, как к стыду моему именовал его несколько раз, но первый в России опыт революции политической, опыт почтённый в бытописаниях и в глазах других просвещённых народов». Батеньков был приговорён к вечной каторге, замененной 20 годами. Год находился в крепости Свартгольм, но вместо Сибири был возвращён обратно в Петропавловскую крепость. С 1827 по 1846 год Батеньков содержался в одиночной камере Алексеевского равелина Петропавловской крепости. Возможно, он был подвергнут одиночному заключению из-за своей близости к Сперанскому и Аракчееву. Первые годы узник совсем не выходил из камеры, позже мог прогуливаться в тюремном коридоре, но, кроме солдат, не видел никого, ни с кем не общался и почти разучился разговаривать. В еде имел выбор и предпочитал вегетарианскую пищу, употреблял и вино. Имел право требовать священника для исповеди и причастия. Вёл записи своих мыслей. Из заключения Батеньков обращался с крайне дерзкими и полуабсурдными письмами к Николаю I и в прочие инстанции. Во всеподданнейшем докладе графа Алексея Федоровича Орлова (1787–1862) от 22 января 1846 года об облегчении участи Батенькова говорилось: «Причины, по которым Батеньков не был отправлен в Сибирь и заключен в крепость, III отделению неизвестны. В 1828 г. Батеньков намерен был голодом и бессонницею лишить себя жизни и показывал признаки сумасшествия, а в 1835 году два раза представлял через коменданта запечатанные пакеты на высочайшее имя, в коих оказались записки его бессвязного и запутанного содержания, обнаруживающие в нем явное помешательство ума». Император Николай I оставил резолюцию: «Согласен, но он содержится только от того, что был доказан в лишении рассудка, надо его переосвидетельствовать и тогда представить, как далее с ним поступить можно». 31 января 1846 года последовало высочайшее повеление отправить Батенькова на жительство в Томск с учреждением за ним там строгого наблюдения и с применением к нему всех правил, изданных о государственных преступниках, находящихся на поселении в Сибири.

В 1846 году Батеньков был освобожден и сослан в Томск. Здесь он занимался научной работой и часто получал заказы на проектирование дач и особняков.

После всеобщей амнистии 1856 года выехал в европейскую часть России. Жил в имении Петрищево Белёвского уезда Тульской губернии у вдовы своего однополчанина А.А. Елагина Авдотьи Петровны Киреевской и в собственном доме в Калуге, имея разрешение на время приезжать в Москву. Писал стихи, из которых при жизни была напечатана только поэма «Одичалый». В последнее десятилетие Батеньков работал над большим философским трудом, задуманным еще в Томске («Общая философия системы мира»), но оставшимся незаконченным. Он представляет собой совокупность заметок, написанных в разные годы и призванных дать философско-теистическую интерпретацию достижений естествознания в понимании бытия, пространства и времени, движении, жизни, места человека в космосе, роли мышления в познании. По Батенькову, «материалистический принцип ничего изъяснить не может, а еще менее способен быть ключом, которым бы могли отпереть все тайны мироздания и привести науки к истине».

Гавриил Степанович Батеньков умер 29 октября (10 ноября) 1863 года в Калуге от воспаления легких и был похоронен в селе Петрищеве.

В Петербурге в 1816 году Батеньков состоял членом масонской ложи «Избранный Михаил». В пору расцвета в ней состояло 213 человек. В ложу «Избранного Михаила» входили поэты пушкинского круга А.А. Дельвиг и В.К. Кюхельбекер (последний также был декабристом), художник Ф.П. Толстой, писатель М.Н. Загоскин, будущие декабристы Ф.П. Шаховской, Н.А. Бестужев, Ф.Н. Глинка и др.

А в 1818 году он был членом ложи «Восточное светило» в Томске. «Восточное светило» объединяло 39 человек. Печать томской ложи была выполнена в виде горящего факела, помещенного в круг и треугольник, на котором кроме даты основания ложи значились слова «Восток» и «Свет». Томские «каменщики» собирали пожертвования, в частности, «на предмет воспитания неимущих луфтонов», то есть масонских детей. Для этого требовалось ежегодно вносить в Великую ложу 50 рублей, что и было исполнено в первый год существования ложи.

Батеньков оставил в последние годы жизни воспоминания о масонстве: «Давно существует и распространено масонское братство как с отдельными по конституции своей, более или менее тайными ложами, так и соединенными в государствах под управлением их «великих востоков». Однако о существенном их отправлении мало что известно в народной жизни, даже собственная их литература печатная, но не публичная, в последнее время имеет более ученое, нежели истолковательное свойство. Много есть понятных причин такому состоянию дела, между прочим и то, что для вникновения в него недостаточно простой пытливости, нескромности лиц или наружного обозрения. Надобно быть, знают в точности одни и весьма немногочисленные адепты, всецело и всем своим существом преданным своему призванию. Сознаюсь, однако, что общество это мирное, безвредно для общей жизни, человеколюбиво; в лучших членах своих умно, нравственно, чуждо суеверия, друг света и чтит Бога как причину всего существующего.

В моей юности я любим был одним из усерднейших адептов, и здесь привожу мои воспоминания из отрывочных по временам разговоров с ним. Сказывал он, что при первом вступлении в ложу его поразила глубокая тишина и серьезное настроение собрания. Он почувствовал, несмотря на простоту обстановки, пребывание некоего особого древнего света – пред ним предстояло таинство. Обозрев символические вещи, заметил, что они прошли через веки и люди их не касались. Приняв звание ученика, он смутился, видя необходимость сложиться вновь. Его поразило, что никто не может произнести слова, не получив на то позволение мастера, и наблюдаемая обязанность безмолвно и внимательно слушать, что говорит один из прочих. Все движения должны иметь геометрическую правильность.

Символ ученика есть грубый булыжный камень, и упражнение его должно состоять в отвердении, чтобы быть годным в здание храма, посвященного вечному духовному Существу. Самое это понятие должно быть приобретено вниманием к ходу работ и не преподается извне словами. Оно внедряется по временам легальными, испытующими, краткими вопросами мастера и обрядами приема, непрестанно напоминающими о важности и неизбежности смерти. Клятвы и присяги не дается, но напоминается, что должно быть твердо и неизменно «честное слово», хотя бы и жизни то стоило. Так ученик должен упражняться, чтоб выработать в себе дисциплинарный склад и понимать речи братьев. Он должен вступить совершеннолетним. Для того это, чтоб человек занялся обработкой самого себя в зрелости дарований и сил и не стеснял своего ума и воли, избегал направлять их к внешнему авторитету.

Когда ничего нет вредного в масонстве, почему же оно так старательно скрывается и избегает всякой известности? На такой вопрос дан был ответ, что это перешло от таинств древнего мира. Самый образ работ, требующий тишины и углубления в самого себя, не может происходить в виду общей жизни и при открытых дверях. Притом требует такой осторожности хранимый ложею великий свет знания космической причины всему – бытия самобытного вседействутощего Бога. Это тайна от мира, не могущего устроить себя сообразно с познанием истины. Оно профанируется самою речью, употребляемою в общежитии, наполовину ложною и двусмысленною. Посему никакой рассказ о масонстве не дает точного и ясного понятия, для сего требуется быть масоном и употреблять те определенные термины, тот язык, который, подобно математическому, выработан и возделывается трудами мысли множества поколений. Обязанность таинств есть передать достигнутые понятия чрез смерть поколений для их продолжения в целостности и чистоте.

В обыкновенной жизни оставляется между поколениями большой промежуток в знании, правах и направлении. Таинство хранит последовательность, не выкидывает ничего полезного и не препятствует прогрессу, наблюдая его как вывод и без скачков. Должно стоять на незыблемой почве. Таким образом, таинство необходимо для всякого долговечного общества, составляет его регулятор и критериум и, будучи основано на истине и человеколюбии, ничего кроме света и блага, потребных для собственного себя сохранения, содержать в себе не может. К этому не способны страстные увлечения общей жизни. Так, пред началом работ чрез особенного члена удостоверяется мастер, тщательно ли закрыты двери. Этот обычай наблюдался и в древней христианской церкви, где, и по прекращении гонений, пред совершением освящения даров, напоминается возгласом: «Двери, двери!» Человек, основываясь на достигнутых понятиях истин и приобретенных познаний, обозревая всю задачу, предлагаемую состоянием и явлениями вселенной, убеждается, что в краткий свой век познать он может весьма малую часть из всей целости. Посему масонство внедряет разумное смирение, не возбуждает зависти, будучи чуждо гордости, и хотя нередко подвергалось гонениям от неразумной тирании, но сохранилось чрез многие века незапятнанным юридическим обвинением. Как познание самого себя и устройство жизни, чрез смерть проходящей, масонство называет себя работою и искусством, прилагая часто эпитет царственного…

Масоны сохраняют предание, что в древности убит злодеями совершенный мастер, и надеются, что явится некогда мастер, не умом только перешедший через смерть, но и всем своим бытием. Такое предание, должно быть весьма не новое, и составляет стимул надежды на высшее на земле просвещение и цивилизацию, на освобождение от неотвратимого жала смерти, при шествии судеб человеческих к свету и правде чрез тьму и рожденную в ней отрицательную природу зла, и ставят это в соответствие учению о прирожденном грехе. Как бы то ни было, но такой способ мышления и склада жизни не заслуживает презрения. Я могу представить из опыта два значительных факта, избавившие меня от верной смерти.

В одном из сражений в 1814 году в холодном и сыром январе месяце во Франции я, потерпевший многие раны и оставленный с трупами на поле сражения, был неприятельскими солдатами раздет до рубашки. Вслед за ними явились верхом два офицера французской гвардии и обратили на меня внимание, приникнув к лицу, удостоверились, что я жив, тотчас покрыли (меня) плащом убитого солдата и на своих руках донесли до шоссе, чрез расстояние не менее полуверсты. Там сдали на фуры, собиравшие раненых, и строго приказали отвести в госпиталь ближайшего города и передать особенному попечению медика. Впоследствии я узнал, что обязан спасением положению своей руки, которою покрывал одну из главных ран случайно в виде масонского знака. Крайне горестно, что я не знаю имен своих благодетелей.

Пробыв двадцать лет в секретном заключении во всю свою молодость, не имея ни книг, ни живой беседы, чего никто в наше время не мог перенести, не лишась жизни или по крайней мере разума, я не имел никакой помощи в жестоких душевных страданиях, пока не отрекся от всего внешнего и не обратился внутрь самого себя. Тогда я воспользовался методом масонства к обозрению и устройству представшего мне нового мира. Таким образом укрепил я себя и пережил многократные нападения смерти и погибели».

 

Павел Пестель

(1793–1826)

 

Декабрист, руководитель Южного общества.

Павел Иванович (Пауль Бурхардт) Пестель родился в Москве в семье саксонца Ивана Борисовича Пестеля (1765–1843), московского почт-директора и генерал-губернатора Сибири, тайного советника, и его дальней родственницы Елизаветы Ивановны Крок (1766–1836).

В 1805–1809 учился в Дрездене. В 1810 году вернулся в Россию, обучался в Пажеском корпусе, который блестяще окончил с занесением имени на мраморную доску, и был определён прапорщиком в Литовский лейб-гвардии полк (с 1817 года – Московский лейб-гвардии полк). Участвовал в Бородинском сражении. Был тяжело ранен и награждён золотой шпагой «За храбрость». В дальнейшем был адъютантом графа Петра Витгенштейна. участвовал в сражениях при Пирне, Дрездене, Кульме, Лейпциге (награждён орденами Святого Владимира 4-й степени с бантом и австрийским Леопольда 3-й степени), отличился при переправе через Рейн (награждён баденским орденом Военных заслуг Карла-Фридриха), в боях при Бар-сюр-Об и Труа (награждён орденом Святой Анны 2 степени), отмечен прусским орденом «Pour le Mérite». С 1818 года служил в Тульчине Подольской губернии, где располагался штаб 2-й армии, которой командовал Витгенштейн.

 

П.И. Пестель. Гравюра начала XX в.

 

В 1822 году был переведён полковником в расстроенный Вятский пехотный полк и за год привёл его в порядок. Александр I, осматривая полк в сентябре 1823 года, восхитился: «Превосходно, точно гвардия» – и пожаловал Пестелю 3 тысячи десятин земли.

Участвовал с 1816 года в масонских ложах и уже в 1817 году получил 5-ю степень шотландской ложи «Сфинкс». Член лож «Соединённые друзья» (1816–1817), «Сфинкс» (1817) и «Три добродетели» (1817–1819) в Петербурге. В начале 1817 года был принят в тайное общество «Союз спасения» и участвовал в написании его устава. В 1818 году стал членом Коренной управы Союза благоденствия и создал его управу в Тульчине, а в 1821 году, после его самоликвидации, возглавил Южное тайное общество. В 1821 году ездил в Бессарабию для сбора сведений о греческих обществах и вступил в Кишиневе в масонскую ложу «Овидий».

Был сторонником республики и цареубийства. Пестель написал «Русскую правду» – программный документ Южного общества, названный им «Заповедная государственная грамота великого народа российского, служащая заветом для усовершенствования России и содержащая верный наказ как для народа, так и для временного верховного правления, обладающего диктаторскими полномочиями». Столицу унитарной республики планировалось перенести в Нижний Новгород, который следовало переименовать во Владимир. Высшая законодательная власть принадлежала однопалатному народному вече из 500 человек. Исполнительная власть осуществлялась Державной думой в составе 5 человек, избиравшихся народным вече на 5 лет. Высшая контрольная («блюстительная») власть доставалась Верховному собору из 120 человек, куда пожизненно избирались самые уважаемые люди. Распорядительную власть на местах получали областные, окружные, уездные и волостные наместные собрания. Исполнительная власть на местах осуществлялась соответствующими наместными правлениями. Крепостное право отменялось, земля распределялась пополам между общинами, которым следовало заботиться о преодолении бедности, и частными владельцами. Помещичья земля должна была сдаваться в аренду фермерам для организации крупных капиталистических хозяйств. Пестель полагал, что «ещё хуже – отдать землю крестьянам. Здесь речь идёт… о капитале и просвещении, а крестьяне не имеют ни того ни другого».

Все проживающие в России славянские племена и народы, за исключением поляков, сливались в коренной русский народ. Жители Средней Азии должны быть преобразованы в Аральское казачество с правом сохранения мусульманского вероисповедания, но искоренением многоженства. Цыгане обязаны были либо принять православие, либо быть выселенными за пределы России. «Буйные» кавказские племена следовало переселить «в глубь России», предварительно раздробив на малые части, а «мирные» кавказские племена оставить на Кавказе. 2 млн евреев либо должны были договориться с христианами о невраждебном к ним отношении, либо их следовало выселить в Палестину. Все население России получало демократические свободы, включая избирательное право мужчин с 20 лет. На переходный период от самодержавия к республике вводилась диктатура.

Пестель был арестован в Тульчине 13 (25) декабря 1825 года по доносу капитана Аркадия Ивановича Майбороды (1798–1845), члена Южного общества и приятеля Пестеля. В тот же день он был отрешен от командования полком.

По свидетельству одного офицера, перед казнью Пестель сказал: «Что посеял, то и взойти должно и взойдёт впоследствии непременно».

 

Петр Яковлевич Чаадаев

(1794–1856)

 

Философ и публицист, масон, член Северного общества декабристов.

Петр Яковлевич Чаадаев родился в старинной зажиточной дворянской семье в Москве. Его отец, отставной подполковник Яков Петрович Чаадаев, являлся одним из основателей Московского английского клуба и был женат на княжне Наталии Михайловне Щербатовой, дочери историка князя Михаила Михайловича Щербатова. Родители Петра рано умерли. Его опекуном стал дядя – князь Дмитрий Михайлович Щербатов, в доме которого Чаадаев получил блестящее светское воспитание, с юности увлёкся науками. С 1807 года он слушал лекции в Московском университете.

 

П.Я. Чаадаев. Художник А. Козина. 1840-е гг.

 

В мае 1812 года вступил прапорщиком в Семёновский полк, в 1813 году перешел в Ахтырский гусарский полк. Чаадаев участвовал в Бородинском сражении, в сражении под Тарутином, при Малоярославце, Лютцене, Бауцене, Кульме, под Лейпцигом, во взятии Парижа, был награждён русским орденом Святой Анны и прусским Кульмским крестом.

В 1816 году Чаадаев познакомился с Пушкиным. Тот охарактеризовал Чаадаева знаменитыми стихами «К портрету Чаадаева»:

 

Он вышней волею небес

Рожден в оковах службы царской;

Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес,

А здесь он – офицер гусарский.

 

В 1817 году Чаадаев был назначен адъютантом командира гвардейского корпуса генерал-адъютанта князя Иллариона Михайловича Васильчикова. В октябре 1820 года взбунтовался 1-й батальон лейб-гвардии Семёновского полка, где Чаадаев служил ранее. В связи с этими событиями к государю, находившемуся в Троппау, был послан Чаадаев, которого Васильчиков, командир гвардейского корпуса, выбрал для подробного доклада царю. Они беседовали с глазу на глаз больше часа. Об этой беседе Чаадаев писал своей тетушке: «Я счёл более забавным пренебречь этою милостию, нежели добиваться её. Мне было приятно выказать пренебрежение людям, пренебрегающим всеми… Мне ещё приятнее в этом случае видеть злобу высокомерного глупца». Через полтора месяца после этой поездки, в конце декабря, Чаадаев подал в отставку и приказом от 21 февраля 1821 года был уволен от службы. Как указывают, гвардии ротмистр подал в отставку, не считая нравственно возможным продолжать службу после наказания близких друзей из восставшего полка. Эта отставка молодого человека, которому прочили самую успешную карьеру, была неожиданной и потрясла общество.

Друг Чаадаева Грибоедов запечатлел его как Чацкого в своей комедии «Горе от ума». После отставки Чаадаев впал в глубокий духовный кризис. Он продал большую часть своей библиотеки (рационалистическую и деистическую литературу) и начал собирать новую библиотеку из религиозных и историко-философских сочинений.

В 1823 году Чаадаев отправился путешествовать по Англии, Франции, Швейцарии, Италии и Германии. Он познакомился с философом Фридрихом Шеллингом и стал первым шелленгианцем в России.

В 1826 году Чаадаев вернулся в Россию и, поселившись в Москве, несколько лет жил отшельником. Затем стал появляться в светских салонах, участвовать в беседах на разные темы. Петр Яковлевич начал распространять в обществе свои письма. Они широко обсуждались.

Чаадаев полагал, что России нужно перестать идти своим путем и признать, что никакого своего пути нет. Есть путь восточный, под которым Чаадаев понимал ислам, есть путь варварский – все народы, которые вели тогда кочевой образ жизни, и есть путь западный – единственный магистральный.

В 1829–1831 годах он создает своё главное произведение – «Философические письма». Публикация первого из восьми писем в журнале «Телескоп» в 1836 году вызвала резкое недовольство властей. Журнал был закрыт, издатель Николай Надеждин сослан, а Чаадаев объявлен сумасшедшим. Неудовольствие Николая I вызвало то, что главной особенностью исторической судьбы России Чаадаев считал «тусклое и мрачное существование, лишенное силы и энергии, которое ничто не оживляло, кроме злодеяний, ничто не смягчало, кроме рабства. Ни пленительных воспоминаний, ни грациозных образов в памяти народа, ни мощных поучений в его предании… Мы живем одним настоящим, в самых тесных его пределах, без прошедшего и будущего, среди мертвого застоя». Теперь философ был обречен на отшельничество в своем доме на Басманной улице, где его посещал врач, ежемесячно докладывавший о его состоянии царю.

В ответ на обвинения в сумасшествии Чаадаевым была написана статья «Апология сумасшедшего» (1836–1837), задуманная как своеобразное оправдание перед правительством и обществом: «Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной… У меня есть глубокое убеждение, что мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей, возникших в старых обществах, ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество». Чаадаев считал, что Россия призвана быть «совестным судом человеческого духа и общества».

Всем житейским утехам – вину, женщинам, картам – Чаадаев предпочитал мыслительную активность.

Чаадаев считал, что «обиходная», эмпирически-описательная история не даёт ответов на вопросы, которые ставит общество, а лишь перечисляет беспрестанно накапливающиеся события и факты, бесконечно повторяющиеся в «жалкой комедии мира». Подлинно философски осмысленная история должна «признать в ходе вещей план, намерение и разум», постигнуть человека как нравственное существо, изначально связанное многими нитями с «абсолютным разумом», «верховной идеей», «Богом», «а отнюдь не существо обособленное и личное, ограниченное в данном моменте, то есть насекомое-поденка, в один и тот же день появляющееся на свет и умирающее, связанное с совокупностью всего одним только законом рождения и тления. Да, надо обнаружить то, чем действительно жив человеческий род: надо показать всем таинственную действительность, которая в глубине духовной природы и которая пока ещё усматривается при некотором особом озарении».

Чаадаев умер в Москве 14 (26) апреля 1856 года от воспаления легких и был похоронен, по его желанию, в некрополе Донского монастыря.

Находясь на службе, Чаадаев в 1814 году в Кракове был принят в масонскую ложу, в 1819 году – в Союз благоденствия, в 1821 году – в Северное тайное общество декабристов. Вступив в общество декабристов, участия в его делах не принимал и относился к ним сдержанно-скептически. Активно участвовал в жизни петербургских масонских лож, был членом ложи «Соединенные друзья», входил в качестве великого герольда в высшее правление масонства в России – капитул Феникса. Затем вышел из масонской ложи «Соединенные братья», но лишь для того, чтобы перейти в другой масонский союз – ложу «Астрея», где в 1818–1819 годах был 1-м надзирателем ложи Северных друзей. Когда Петр Яковлевич покидал «Астрею» в 1828 году, он в иоанновском масонстве, строгом, шотландском, имел восьмую степень посвящения.

В 1826 году после возвращения в Россию был арестован по подозрению в причастности к декабристам – в июле в пограничном Брест-Литовске. «Чаадаев в письмах к близким говорил, что уезжает навсегда, и близкий друг Якушкин был до такой степени уверен в этом, что на допросе после разгрома восставших спокойнейшим образом назвал Чаадаева в числе лиц, завербованных им в нелегальную организацию». 26 августа с Чаадаева по повелению Николая I был снят подробный допрос, взята подписка о неучастии его в любых тайных обществах, причем он категорически отрицал свою принадлежность к Северному обществу. Через 40 дней он был отпущен и оправдан. Чаадаев негативно оценивал восстание декабристов, утверждая, что их порыв отодвинул нацию на полвека назад, и был категорическим противником насилия.

Поэт-гусар Денис Давыдов, сам состоявший в тайном обществе, но масонов не жаловавший, написал злые строки про Чаадаева:

 

Старых барынь духовник,

Маленький аббатик,

Что в гостиных бить привык

В маленький набатик.

Все кричат ему привет

С аханьем и писком,

А он важно им в ответ:

Dominus vobiscum![1]