Первая командировка на войну

В первую мою командировку в Чечню я отправился со своим многолетним помощником Александром Рогожиным. Дело было зимой 2006 года. Конечно, перед поездкой мы очень волновались — ехали ведь в первый раз. Как будет? Что будет?.. Набрали подарков — крестиков, небольших иконочек. Взяли с собой ещё и икону побольше с изображением Спасителя. Обычная икона, недорогая, в пластмассовом киоте. Ехали мы в Чечню с молодым пополнением 33-й бригады внутренних войск. В командировку из бригады должны были ехать двести восемь человек. Из них отказников оказалось только пять. (Отказники эти — плод деятельности организации «солдатских матерей». Бригада отвоевала и вернулась. И теперь вот представьте, как будут до конца жизни чувствовать себя те пятеро, которые сломались, испугались и не поехали…) Приехали мы с Сашей в бригаду вечером. Заночевали в госпитале. Я там, воспользовавшись удобным моментом, больных ребят покрестил. Утром отряд построили. Мы с Сашей тоже на построении присутствовали. И когда ребята проходили мимо нас торжественным маршем, было заметно, что все они очень волнуются… Погрузились, колонной двинулись в Пушкин, на аэродром. Саша поехал впереди на машине гаишников, а я сел в кабину одной из грузовых машин. Когда прибыли в Пушкин, самолёта ещё не было. На улице холодновато, солдаты по аэродрому ходят, подпрыгивают — греются. Я зашёл в помещение, где ждали вылета старшие офицеры. Согрелся немного, чаю с ними выпили. А потом я вышел на улицу и пошёл к солдатам. Так и ходил от подразделения к подразделению, шутил, смеялся, анекдоты безобидные рассказывал. Мне было заметно, как ребятам непросто скрывать свою тревогу… Наконец-то прилетел борт. Опять построение. Я всех благословил иконой Спасителя. Быстро загрузились и взлетели. В салон все набились плечом к плечу — как селёдки в бочке. Мне повезло — пилоты пустили меня в кабину. Я так на месте штурмана весь полёт и просидел. Через несколько часов приземлились в Моздоке. Выгрузились, построились и пошли на милицейскую пересылку. Пересылка устроена была в палатках. На железных кроватях ни белья, ни матрасов нет. Ложишься прямо на голые металлические решётки. Внутри палаток печки дымят страшно! Так что выбор у нас был небольшой: либо задохнуться от дыма, либо задубеть от холода на улице (ночью стало ощутимо прохладно). Короче, был это не сон, а какое-то сплошное полуобморочное состояние: дыма в палатке наглотаешься, на улице побродишь, снова зайдёшь внутрь, опять дыма наглотаешься… Молодые офицеры, которые остались на пересылке с солдатами, этот вопрос просто решили — сидят себе гурьбой, потихоньку водочку попивают!.. Мне предлагали поехать со старшими командирами, где можно было бы уютно расположиться, но я отказался. В ту самую первую командировку мы себе поставили задачу: пройти с молодыми ребятами весь путь бок о бок. Как они, так и мы. Утром снова построились и колонной пошли на железорудный вокзал к бронепоезду «Козьма Минин». А впереди колонны шли мы с иконой! Местные жители нас долго провожали взглядами… Такого они ещё ни разу в жизни не видели: идёт колонна солдат с оружием, а впереди — батюшка с иконой! Потом мне рассказывали, что они спрашивали военных: «А что, в России всё изменилось? Революция произошла, что ли?». Бронепоезд оказался совершенно не похож на те бронепоезда, которые мы видели в кино про гражданскую войну. Это было нечто невообразимое… Бронепоезд состоял из платформ с танками, пулемётами и нескольких обшитых железом обычных вагонов. Набились мы внутрь под завязку, руки не поднять. Ребята мучаются — в туалет не сходить (а ехать нужно было пять-шесть часов). Вроде и были где-то туалеты, но чтобы до них добраться, надо было очень долго и мучительно, в прямом смысле по головам, ползти. По дороге сделали только одну остановку. Все выскочили из вагонов по нужде как ошпаренные. Я задремал. Тут меня кто-то в плечо легонько толкнул. Обернулся — это мне молодые лейтенанты стакан водки и кусок колбасы с уважением передали. Я водку выпил, колбасой закусил, чтобы ребят не обидеть. Мне показалось, что тряслись мы в этом скотовозе целую вечность. Наконец-то доехали до станции. Ребят пересадили в «уралы», кто-то сел на БТРы сопровождения. Мы с Сашей заскочили в «уазик» заместителя командира БТГ (батальонно-тактическая группа. — Ред.). Поехали дальше. Запомнилось, как по дороге местные мальчишки в наш «уазик» камнями запульнули. На это один из офицеров философски заметил: «Хорошо, что не гранатой…». Это сейчас всё с юмором вспоминается. А тогда, помню, точно было не до смеха. Приехали, расположились. У меня как-то сразу сложились отличные отношения и с замполитом, Олегом Петровичем Литвинчуком, и с командиром, Владимиром Владимировичем Поликарповым. Для меня этот командир — пример настоящего офицера. Человек слова и дела: сказал — сделал. А за ребят — вообще готов в огонь и воду. Но и требовал он от подчинённых по полной программе. Мы с замполитом Олегом Петровичем Литвинчуком обошли все подразделения. Я крестики ребятам раздал. А потом на плацу я за один раз крестил больше ста пятидесяти человек. Через некоторое время у меня уже правая рука не поднималась, когда помазывал ребят. Приходилось её левой рукой поднимать. Потом на следующий день ещё крестил, ещё крестил, ещё крестил… Началась кропотливая работа. В один батальон поехали, в другой, технику здесь освятил, там освятил. И до сих пор помню беседы и разговоры до самого позднего вечера. Как-то решил: надо отслужить молебен о тех, кто служит, и панихиду по погибшим. Командирам поставил условие — не надо никого насильно сгонять. Попросил: просто объявите по бригаде. Кто сам захочет — пусть приходит. Начал служить. Стою. Молюсь. Саша Рогожин рядом. Про себя думаю: ну придут человека три-четыре. Максимум — пять-шесть. Все же своими делами заняты. Слышу — сзади какая-то суета, шум. А когда во время молебна назад обернулся — человек двести ребят стоит… И солдаты-срочники, и офицеры. Сами пришли. С Владимиром Владимировичем мы завели новую традицию. Каждое утро мы с Сашей выходили на построение и выносили с собой икону Спасителя. Саша с иконой стоял впереди перед строем. А когда в конце построения все проходили торжественным маршем, мы всегда впереди колонны с иконой шли. В течение нескольких месяцев я в 33-ю бригаду в Чечню приезжал несколько раз. Казалось бы, прошёл всю вдоль и поперёк. Все подразделения обошёл, до самых дальних закоулков части добрался. Но не тут-то было! Как-то в очередной свой приезд все дела свои закончил. Присел около штаба на автомобильную шину, которая в землю вкопана. Рядом часовня, погода хорошая, солнышко светит. Лепота… Вижу — мимо чешет молодой парень. Я ему: «А чего в часовню-то не зайдёшь?». Он: «Так я некрещёный!». Ничего он не видел, ничего не слышал. Покрестил я и его. Получается, что как ты ни напрягайся, всегда найдётся кто-то, кто ничего не видел и ничего не слышал. Вот такой армейский закон… Когда мы уехали, традиция выносить икону на утреннее построение в бригаде сохранилась! Парнишку, сына священника, который служил в бригаде срочную, назначили каждый день утром выносить икону. Потом в бригаде построили часовню. Икона в ней постоянно находилась. До этого за Первую и Вторую чеченскую кампании в бригаде — сто сорок семь погибших. А после этого — как отрезало. Не было больше ни раненых, ни погибших. Вот так Господь ребят хранил! А когда бригаду вывели, Владимир Владимирович мне уже в Петербурге сказал: «Батюшка, никогда такого не было! Вывели как по маслу, даже палец никто себе не отдавил». Многие офицеры это заметили. Вот чудо Божие, вот присутствие иконы! А ещё до вывода бригады из Грозного командиры мне сказали удивительные слова: «Батюшка, вы знаете: наше подразделение, которое состояло из этих молодых ребят-срочников, готово было выполнить любую боевую задачу!». Это сказали офицеры, которые прошли и Первую, и Вторую чеченские кампании. Они много за это время повидали, и о подготовке солдат им сказки рассказывать не нужно. Это был мой первый опыт работы. Может быть, сейчас я сделал бы что-то по-другому. Но 33-ю бригаду я всегда вспоминаю с радостью. Столько друзей там появилось! До сих пор мы созваниваемся, общаемся, дружим, друг к другу в гости ходим.

Благословение

В самом начале работы в Чечне я ломал голову, как и с чего мне начать работать с отрядами спецназа… Шли мы как-то с Сашей ночью в Ханкале по взлётке. Вижу: «вертушка» стоит, в неё группа спецназа готовится грузиться. Вдруг парни разворачиваются и ко мне подбегают: «Батюшка, благословите!». Я их благословил. Они в вертолёт запрыгнули, и «вертушка» ушла…

Крещение в особых условиях

Как-то приехал я в подразделение в Веденский район. Погода стояла слякотная, холодная. Приехал я поздно вечером, а уже утром надо уезжать. Времени на крещение очень мало. (В боевой ситуации так часто бывает. Крестить полным чином просто нет возможности. Бывает, приезжаешь на дальнюю заставу и можешь там находиться всего двадцать минут, не имея возможности задержаться, потому что надо двигаться дальше. И как-то получалось крестить ребят за эти двадцать минут… А как не покрестить, если парни сами хотят?) Стали думать, где проводить крещение. Солдаты к тому времени уже спали, поэтому в палатках крестить было нельзя. Мне говорят: «Батюшка, самое нормальное помещение — это баня. Там человек пятнадцать можно собрать». Баня настоящая, бревенчатая, не в палатке. Всё чин-чинарём: раздевалка, парилка с мыльным отделением. А в бане перед этим помылись. Зашли мы в парилку. Ребята, как часто бывает во время крещения, до пояса разделись, им хорошо стало. А я-то запакованный в священническое облачение! Пока я парней добросовестно крестил, то как будто попарился. А заодно и помылся… После крещения выходим на улицу, а там дождь идёт. Все стали ёжиться, от дождика прятаться. А я до самой своей палатки шёл с чувством огромного наслаждения. Даже не попытался ничего на себя накинуть…

«Улица роз»

В 2006 году прилетели мы под Энгиной на «вертушке». Когда мы садились, мне показалось, что прямо сейчас мы вот-вот рухнем на склон гор. Так лихо лётчики заходили на посадку. Оказалось, что в этом месте они так садятся специально, совершают противозенитный манёвр. На склоне горы стоял отряд спецназа. Нас поселили в палатке, ближе к вершине. Это одна из самых высоких гор в округе. Вид открывается на удивление красивый: такая изумрудная зелень вокруг! Казалось, здесь бы только отдыхать и отдыхать… Я особенно поразился, когда на гору сел плотный туман. А мне сказали, что это не туман, а тучи! Запомнилась ещё дорога вниз из сплошной грязи. Было впечатление, что когда она подзамёрзнет, по ней можно душевно, со свистом и песнями, прокатиться на чём-то типа детской «ватрушки». Поэтому приходилось спускаться вниз очень осторожно. Выше спецназовцев стояли артиллеристы и другие подразделения. У каждой части была своя стая собак. И каждый вечер эти стаи собирались на тропинке и устраивали разборки. То одна стая идёт на другую в атаку, то наоборот… Из-за этого ходить везде приходилось со здоровенной палкой. Я сразу познакомился с командиром. Вижу — ребята как раз уходят на задачу. Выступил перед ними, благословил. Командир этого отряда был человек очень своеобразный. Он искренне считал, что как человека с утра зарядишь, так он весь день и проведёт. Но понимал он это по-своему… Посредине отряда поставили гигантскую акустическую колонку концертную. Каждое утро в отряде начиналось с того, что на полную мощность врубалась музыка. А вокруг — горы! Прекрасная акустика. Потому на всю округу стоял дикий рёв!.. А солдаты с утра выбегали на утреннюю пробежку под этот мощный аккомпанемент и носились по окружающим горам под жуткое завывание песен. Солдаты-то парни молодые, а вот командир — постарше. Поэтому и репертуар был соответствующий: забойные песни типа «Улицы роз» группы «Ария». Но особенное «удовольствие» этот утренний концерт доставлял, конечно же, местным жителям. И есть мнение, что после вывода нашего отряда с этой горушки в округе было зарезано немало баранов, чтобы отметить такой праздник. Достали всю округу спецназовцы своей музыкой…