Глава VII : Заказное убийство

Кристоферу Герра было пятьдесят лет, но выглядел он на все семьдесят. Правда, его облик спасал модный классический костюм, шляпа и черные кожаные перчатки. Мужчина был коротко подстрижен и всегда гладко выбрит, не считая отвратительных усов, напоминающих щетку от большинства швабр. Несмотря на усы, Кристофер выглядел довольно внушительно и всеми силами старался сделать так, чтобы остальные видели в нем что-то внушительное. Он был поэтом и преступником в одном лице, притом в обеих областях он достиг наивысших результатов. Глава союза писателей, заслуженный артист России, вор в законе и глава банды поэтов, терроризирующих Аранео – это неполный список достижений Кристофера.

Чтобы добраться до него, Льву Богдановичу и жене пришлось доехать до улицы Поэтов, окружающей парк Байрона и озеро Шелли. Кристофер жил в одном из домов, находящихся на берегу озера. Корольков и Эмелин покинули лимузин и вошли в нужное им цилиндрическое синее здание, а они здесь все были такими. Миновав вооруженных амбалов, депутат и его жена по коридорам и лестницам взобрались на самый верх в большой зал, где на троне со спинкой в форме павлиньего хвоста сидел сам Кристофер Герра, окруженный своими подчиненными.

Лев поздоровался. Кристофер ответил. Депутат осмотрелся. Если бы он знал, что происходит сейчас в мире поэзии, то узнал бы почти всех поэтов, сидящих в зале. Кристофер заметил недоверчивый взгляд своего гостя, оглядывающего его молодых шестерок.

– О, Лев Богданович, доверья я не вижу. Поверьте мне, здесь все друзья мои.

Лев кивнул.

– Хорошо.

Кристофер продолжил:

– Внимательно смотрите. Познакомлю. Данилов Стефан там сидит в углу и потирает лысину свою. Недавно сбрил он пышные кудряшки. В другом углу наивные милашки: Ирэн и Эндрю Арчеры в строю. Друг друга обнимают и милуют. Ах, как противно это созерцать. А тот усатый Фарс Пегас опять стихи свои в уме весь день читает, а Тима Рыбами все в облаках летает, китов жалеет (я их не люблю).

Кристофер почти незаметно вдохнул.

– Вот женщина, что с голыми ногами всех соблазняет старостью своей. Эх, Моносолова, ну как тебе не лень так краситься в свои «давно за тридцать»? А Саша Блоский, тот еще тупица, на Верочку Соскову бросил тень…

Лев перебил:

– Кристофер, я не хочу брататься с твоими кентами. Мне на них плевать. Главное, чтобы работа была сделана.

– Какая же работа? Говори!

– Нужно убить одного бомжа. Зовут Сигурд Кёниг.

– Бомжа найти – нелегкая задача. Они всегда скрывают имена, и нужно, друг мой, признак обозначить…

– Глаза у него разные, мать твою. Один карий, а другой – голубой. Хватит говорить стихами. Это неудобно. Я ни черта не понимаю.

Кристофер усмехнулся.

– Как знаешь, друг мой. Добрый господин.

– Ах, ладно, заказ ты получил. Откину тебе двести тысяч, если уберешь его без шума.

– В какой валюте, можно ли узнать?

– В тенге, мать твою. Конечно, в рублях. Двести тысяч долларов за бомжа?

– Поэты, друг мой, больше любят евро.

– Рубли. Согласен?

– Согласен ли? Конечно же, согласен.

Лев выдохнул.

– Ну, хорошо. Слушай, объясни мне одну вещь. Я не понимаю, какого хрена именно поэты? Ты больше никого собрать не мог?

Кристофер улыбнулся и заглянул в глаза депутату.

– Двуличней в мире не найти существ.

Поэзия – вот лоно лицемеров,

Что на словах почти уж все умеют,

На деле ж каждый ищет свой венец.

В своих стихах моральные герои,

А в жизни – аморальное дерьмо,

Которое не любит никого.

Зато в стихах любви той лживой море.

Взгляни на них. Здесь господа и дамы.

Амбиции едят их изнутри.

Пообещай печать и блеск витрин,

За это все они задушат маму.

Лев Богданович засмеялся.

– Гы-гы-гы, понятно. Отпетые бандиты.

Кристофер одобрительно кивнул.

– Поэт в своем привычном облачении прекрасный хулиган и мародер.

– Хорошо. Мы пошли…

 

***

 

Лев Богданович и Эмелин поехали домой на своем лимузине. Эмелин спросила:

– А они справятся?

Корольков серьезно подтвердил:

– Да. Это они со стороны выглядят, как молодые клоуны. На деле это профессиональные убийцы. Никакой чести и морали. Все задания мой кореш Кристофер выполнял в самом лучшем виде. Может, краля, надо себе в охрану взять поэтов. Они ничего такие. Дамы и господа. Одеваются богато, хотя еще совсем молодые. Стихи читают. Бездельники.

Эмелин выглянула в окно.

– И имена у всех такие странные.

– Как у бомжей, краля. У всех псевдонимы. Только вместо Сизый и Хриплый они называют себя как графы каких-то королевств. Понтуются, детишки. Глупые. Наивные. Но милые. Да. Этого не отнять. Кто бы мог подумать, что такие милые дети могут оказаться преступниками? Гы-гы-гы.

Эмерин подтвердила:

– Это действительно необычно. Поэзия как прикрытие для преступности. Это же очень хитрая идея.

– Ты, наверное, не совсем понимаешь. Идея не хитрая. Просто поэты никому не нужны. А во всех сферах заправляют преступники. В России нет ни одного большого бизнеса, в котором не принимал бы участие хотя бы один преступник. Ну, это если уж не все там преступники. Гы-гы-гы. Вот и поэзия, когда стала бизнесом, была вынуждена заняться преступностью. Иначе бы всех на хрен послали. Так еще бы другие преступники их обнесли с их тупыми стишками.

 

***

 

Стефан Данилов обратился к Кристоферу:

– И что будем делать?

Кристофер ответил:

– Конечно, заказ этот выполним.

Верочка Соскова задумалась.

– И как мы найдем бомжа? Разные у него глаза. У меня завтра концерт. Я не могу шляться по улицам.

Моносолова перекинула ногу на ногу, да так, чтобы все увидели её черное кружевное белье.

– Пусть Блоский и его ребята займутся этим.

Фарс Пегас засмеялся.

– Да, точно. Блоский новенький. Пусть докажет свою верность настоящей поэзии.

Саша Блоский покачал головой.

– Да че вы? Мне бы не хотелось никого убивать.

Тима Рыбами встал, подошел к полноватому Блоскому и заглянул ему прямо в глаза:

– А теперь слушай сюда, мелкий кусок дерьма. Ты решил быть с нами. Решил? Да. Теперь ты отвечаешь перед нами. И чтобы ты был повязан с нами, тебе нужно совершить убийство, о котором мы знаем. Все мы должны знать друг о друге такое, чтобы у каждого была возможность засадить остальных. Это гарантия молчания. Если ты будешь чистенький, то сможешь легко сдать нас полиции. Нет. Это так не работает.

Кристофер запамятовал.

– А знаете, друзья мои. Я помню…

– Что помнишь, старик? – поинтересовался Рыбами.

– Я помню Сигурда. Точней, его глаза. Один пылает, будто бы из лавы, ну а другой, как водные капканы, и, может даже, сами небеса.

Стефан Данилов поспешил расшифровать слова Герры:

– Один глаз светло-карий. И он настолько светлый, что кажется немного… красным. Я правильно понял?

Кристофер кивнул. Стефан продолжил:

– А второй глаз… наверное, аквамарин.

Эндрю Арчер спросил:

– Откуда такая уверенность?

– Я его тоже видел. Эти глаза. Их невозможно забыть и невозможно не узнать.

Фарс предложил:

– Так, может, Стефан и будет искать Сигурда?

Тима Рыбами покачал головой.

– Нет. Пусть толстяк ищет. Он нам должен. Мы не можем просто так отпустить толстячка Сашу Блоского. Он слишком много знает и слишком много слышал. Пусть выполнит это задание. Дадим ему сто тысяч. Нормально, выпустит свой сборник. Прокачается. Будет как мы.

Стефан кивнул.

– Рыбами прав. Пусть этой пустяковой работой занимается новичок.

Верочка Соскова засмеялась.

– Да, я помню, что всех вас заставляла сделать что-то плохое! Ну, кроме Моносоловой. Потому что она уже ста…

Моносолова перебила:

– Мудрая.

Кристофер закончил:

– Ну, хорошо, что все мы разрешили.

 

***

 

Эмелин сидела в своей комнате, держа в руках амулет со знаком «Ом». На глазах у нее наворачивались слезы. Она думала:

– Сигурд, прости меня. Честно, у меня не было выбора. Я ничего больше не могла сделать. Прости меня. Я не виновата. Просто выбор стоял так: либо я, либо ты, а я всегда выбираю себя. Я должна выжить. Я должна победить. Любой ценой. Ничто не остановит меня, даже ты. Если полиция схватит моего мужа, то и мне конец. Они раскроют все мои дела. Но я все помню. Я помню все, что нас связывало…

Эмелин внимательно посмотрела на амулет.

– Знак «Ом». Тогда я еще не знала, что он значит. Слово силы. Через него я должна была обрести покой. Но сейчас я не спокойна. И никогда не была. Во мне всегда было много злости и ненависти. С самого детства я накапливала злость. В этом мне помогали родители и все остальные люди. Они посылали в меня поток отрицательных эмоций. И в итоге я стала такой, какой стала. Жизнь несколько раз ломала меня, но я восстанавливалась. Я шла дальше. Я делала все, чтобы выжить и победить. Я не могу позволить тебе, Сигурд, стать причиной моего окончательного падения.

 

***

 

Сигурд лежал на берегу парковой реки, разглядывая красивый ритуальный нож с позолоченной ручкой. Нож был уже давно затупленным, и им сложно было резать даже хлеб. Однако суть этого ножа была не в его функциональности. Он был символом старой дружбы. Он был символом самых приятных моментов жизни Сигурда.

Диоген сел рядом и спросил:

– Почему этот нож так тебе важен, Кёниг? Продал бы его.

Сигурд покачал головой.

– Нельзя. С ним много связано.

– Иногда лучше отказаться от прошлого, которое тяготит тебя.

– Это хорошие воспоминания.

– Чем лучше воспоминания о прошлом, тем больше они тяготят. Поверь. Я чаще видел людей, которые гордятся испытанными страданиями, чем людей, спокойной переживших потерю лучших моментов своей жизни. Это печалит тебя, Кёниг?

Сигурд кивнул.

– Безусловно. Все это очень печалит меня. Я даже бомжом стал, но прошлое меня не оставляет.

– О, это самое интересное. Как ты относился к бомжам, когда был из социальных?

– Хм, презирал.

– Конечно, презирал. Все мы презирали. Но сейчас-то ты понимаешь, что у каждого бомжа свое прошлое. И у некоторых оно очень богато на события.

– Да.

– Кёниг, мы все в прошлом недооценивали бездомных. Знаешь почему? Потому что мы не уважали их. Всякий раз, когда тебя кто-то недооценивает, он тебя не уважает. Да и за что уважать бомжей? Знаешь, Кёниг, мне кажется, что многие люди думают, будто бомжи рождаются бомжами.

– Мы знаем, что это не так.

– Да, Кёниг, знаем.

Глава VIII: Подарки

Отец Эмелин вместе со всей своей семьей отправился в отпуск незадолго до того, как девочке исполнилось шесть лет. Поехали они в Египет. К слову, тогда же Жан Атталь перестал насильно брить голову Эмелин. Во многом, виновницей таких изменений была Изабелла Атталь, мать девочки. Семья Атталь покинула Аранео где-то на месяц, и получилось так, что за время их отсутствия прошли дни рождения Сигурда и Эмелин. Дети, конечно же, хотели поздравить друг друга и решили сделать это после приезда семейства Атталей.

 

***

 

Сигурд прокрался в мамину комнату. Мама была пьяна. Она выпила слишком много пива, чтобы заметить, как маленький мальчик ворует у нее из сумки тысячу рублей. Сигурд выскочил из комнаты, потирая свежую купюру. Теперь его ожидало длительное путешествие в большой торговый центр «Коммуна», находящийся на северо-западе улицы Маркса-Энгельса-Ленина. Путь до «Коммуны» занял около часа, но Сигурд поставил себе цель и выполнил её.

Он долго бродил внутри торгового центра, пока случайно не зашел в магазинчик индийских товаров. К нему сразу же подбежала загоревшая девушка с красной точкой на голове. Она осмотрела себя, а после поправила сари.

– Ой, здравствуй, малыш. Ты маму потерял?

Сигурд покачал головой.

– Здравствуйте. Я ищу подарок.

– О, эм, подарок! Ты по адресу! Для кого подарок? Для мамы? Для отца?

Кёниг опустил голову, услышав про отца.

– Нет. Для подруги.

Девушка улыбнулась.

– Ну, все понятно! Тогда ты точно пришел по адресу. У нас тут широкий выбор для шиваитов, вишнуитов, брахмаистов, буддистов, джайнов…

– Я вас не понимаю…

– Ой, прости, мальчик. Точно же! Ты же русский! Видно. Не знаешь всех этих странных слов. Ну, ничего. Не все нужно знать, чтобы получить защиту. Ты же хочешь, чтобы твоя подруга была защищена магической силой?

Глаза Сигурда загорелись.

– Конечно, хочу!

Девушка поинтересовалась:

– Сколько у тебя денег?

– Тысяча рублей.

– Хм, ну, было бы пять тысяч, я бы посоветовала тебе купить статуэтку Ганеши. Стопроцентная защита. Было бы три тысячи, посоветовала бы купить статуэтку будды Майтрейи, владыки, нареченного состраданием. Было бы у тебя две тысячи, я бы продала тебе статуэтку Шакти, жены Шивы. Но у тебя только тысяча. Посмотри…

Девушка показала на амулет, видящий на витрине.

– Видишь это, мальчик? Это знак «Ом». Самая главная защита для индуистов. И, как ты видишь, стоит ровно тысячу рублей. Очень редко так совпадает. Больше ни один товар здесь не стоит ровно тысячу рублей. Получается, что звезды сошлись, чтобы ты купил его.

– Беру!

– Ох, какой умный мальчик!

 

***

 

Эмелин подошла к отцу, сидящему на лежаке на пляже.

– Папа, можешь дать мне денег.

– На что?

– На подарок.

– Кому?

– Сигурду.

– Хм, после смерти отца его мать спилась. Он неподходящая компания для тебя. Безотцовщина, да еще и мать алкоголичка. Он вырастет плохим мальчиком.

– Папа…

– Что папа? Знаешь, я тебя берегу. Мне бы не хотелось, чтобы ты начала общаться с алкоголиком или наркоманом, а он таким, скорее всего, станет. Или, того хуже, будет бомжом. Что, будешь его подкармливать, когда вы вырастите.

– Буду…

Жан Атталь засмеялся.

– Ну, если у вас такая крепкая дружба. Но знай, я очень плохо отношусь к вашей дружбе. Ты берешь на себя полную ответственность за все, что произойдет. Если он станет наркоманом или алкоголиком, а ты будешь с ним дружить, то мне придется обучать тебя силой. Ты знаешь, что я не люблю это делать, но мне приходится. По-другому ты не хочешь учиться. Сколько денег тебе нужно?

– Ну, тысяч пять.

Жан засмеялся.

– Ну, если у тебя хватило наглости столько попросить, то держи. Сейчас посчитаю, сколько это будет в евро. И иди с мамой. Она хорошо знает английский. Купите что-то в сувенирной лавке.

 

***

 

Маленькая Эмелин, похожая на мальчика, вместе с мамой отправилась в сувенирную лавку. Она долго осматривала уродливые и скучные пирамиды и прочую ерунду, которую стыдно было дарить своему лучшему другу. Через несколько минут её взгляд остановился на красивом ноже с позолоченной ручкой.

– Мама, я хочу подарить это!

Изабелла покачала головой.

– Нельзя дарить маленькому мальчику нож. Что скажет его мама?

– Его мама не узнает!

– Эмелин…

– Мама, посмотри. Тут все очень плохое. Пирамиды. Вот кому они нужны?

– Важен не подарок, а внимание.

– Ой, мам, ты сама-то в это веришь? Сильно радуешься, когда тебе мусор дарят?

Изабелла кивнула.

– Справедливо. Хорошо. Ты думаешь, что ему понравится этот нож?

Глаза девочки заблестели.

– Конечно. Он влюбится в этот нож. Я уже влюбилась! Я бы хотела такой себе!

Мама покачала головой.

– Нет уж. В подарок тому оборванцу – ладно, но тебе такой нельзя. У тебя и так проблемы с психикой, мы тебя к врачу не зря же водим. Нож может все усложнить. Ты точно хочешь подарить ему нож? Может, посмотрим еще?

Эмелин посмотрела на маму.

– Я уверена! Берем нож!

 

***

 

Эмелин и Сигурд встретились на берегу пруда Шиллера. Они очень часто сидели здесь, а потому оба с легкостью нашли нужную часть берега. Оба прятали за спинами подарки. Увидев друг друга, дети медленно сошлись.

– Привет, – сказала Эмелин.

– Привет, – ответил Сигурд.

– Как твой день рождения?

– Мой день рождения… Мы не праздновали. Мама опять спала. И пила.

Эмелин опустила глаза.

– Понятно.

Сигурд поинтересовался:

– А как твой день рождения?

Эмелин улыбнулась.

– Папа извинился за то, что брил меня. И подарил много всякой всячины. Новый компьютер, монитор, клавиатуру, мышку…

Сигурд опечалился, ведь у него никогда не было компьютера. Только дешевый телефон с давно уже потрескавшимся экраном. Эмелин заметила, что Сигурду некомфортно. Она достала нож и вынула его из ножен.

– Сигурд, я хочу провос… провозгла… провозгласить тебя рыцарем и дарю тебе этот меч. Он будет верой и правдой охранять тебя, – что-то подобное она слышала в мультике про короля Артура.

Сигурд расплылся в улыбке и взял нож свободной рукой.

– Вау! Какая красота! Какая красотища! Он такой! Золотой! Серьезно? Какой он красивый. Спасибо тебе, спасибо тебе огромное. У меня никогда не было таких крутых подарков!

Эмелин тепло посмотрела на Сигурда.

– С прошедшим днем рождения!

Сигурд протянул своей подруге амулет.

– А это тебе. Держи. И тебя с прошедшим днем рождения.

Эмелин схватила амулет и начала его рассматривать.

– Ого-ого-ого! А что это за символ?

– Это «Ом»!

– «Ом»! Как же мне нравится! Спасибо тебе.

Дети некоторое время осматривали свои подарки, а после уселись на берегу. Сигурд сообщил:

– Мне через месяц в школу.

– Боишься?

– Боюсь. И не хочу.

– А мне еще год ждать. Говорят, в школе страшно. Она похожа на тюрьму. Там мучают детей.

Сигурд кивнул.

– Тоже слышал от школьников. Мрак. Предательство. И тьма.

Эмелин начала отражать солнечные блики от своего амулета прямо в глаза Сигурда. Мальчик закрыл лицо.

– Ну, хватит, Эми!

Девочка засмеялась.

– Красивая штука. Очень красивая.

– И нож красивый. Очень красивый. Сколько он стоил?

– А сколько амулет стоил?

– Не скажу.

– И я не скажу…

 

***

 

Дети вернулись домой после долгой прогулки. Сигурда ждала пьяная мать. Ну, как ждала. Она сидела с ремнем. Её маленький сын пришел затемно. Когда он позвонил в дверь, Маргарита резким движением её отворила, а после за ухо завела его в комнату и толкнула на кровать. После этого последовал удар ремнем.

– Сученок, я уже ментам позвонила, чтобы они тебя искали! Я плакала! Как ты мог?! Я думала, что ты умер!

Еще один удар ремнем. Сигурд пытался оправдаться, но ремень успевал его затыкать. Мать била неточно. Ремень несколько раз попал по ногам мальчика, несколько раз по лицу и несколько раз по спине. По заднице не пришлось ни одного удара. Сигурд заплакал, пряча в руках нож. Он знал, что если бы его нашла озлобленная мать, то он бы его лишился.

Когда пьяная мать покинула комнату мальчика, он закрыл дверь на защелку и лег на кровать, утирая слезы.

– Как же я тебя ненавижу. Отец был прав. Все это время отец был прав…

 

***

 

Жан Атталь встретил свою дочь более сдержано. Полицию он не вызывал. Кроме того, он хорошо знал, где и с кем была девочка. И, в отличие от Маргариты, он не был пьян. Пьянство сводит людей с ума. И чем больше они пьют, тем больше лишаются разума. И от этого часто страдают дети. Но пьянство не единственный способ сойти с ума. Жан был тому отличным подтверждением. Он сидел на кухне и усадил напротив себя девочку, а после начал словесно её терроризировать.

– Знаешь, а ты поздно пришла домой. Я запрещаю тебе гулять целую неделю. Будешь сидеть дома.

– Но папа.

– Не папкай. Решено. Ты будешь сидеть дома. И что это за безделушка у тебя на шее? Эту хрень он подарил тебе на день рождения, когда ты подарила ему нож? Глупая девочка. Потратила кучу папиных денег на какого-то жалкого…

На кухню вошла Изабелла.

– Жан, хватит. Она все поняла. Неделю будет сидеть дома. А этот амулет довольно милый. Не нужно так про него говорить.

Жан усмехнулся.

– Это безделушка.

Изабелла покачала головой.

– Это подарок её лучшего друга. Не нужно говорить, что это безделушка.

Эмелин вмешалась:

– Это защитный амулет! Он спасет меня от многих неприятностей!

Жан засмеялся.

– Не верь во всякие глупости. Безделушки не спасают. Это суеверие.

Эмелин встала.

– Знаешь, папа, верь во что хочешь.

Девочка ушла в свою комнату. Изабелла села напротив мужа.

– Мне кажется, что ты с ней слишком суров.

Жан покачал головой.

– Мой отец был со мной суров. И посмотри, кем я стал. Зажиточным и дисциплинированным человеком, который отвечает за свои действия. Ты же хочешь, чтобы мы могли гордиться нашей дочерью?

Изабелла кивнула.

– Конечно, хочу. Но я хочу, чтобы мы гордились ей за её заслуги, а не за твои нагоняи.

– Если не мои нагоняи, то она станет пьяницей или наркоманкой. Поколение сейчас такое. Уже в десять лет тянутся к сигарете и пиву, а в тринадцать во всю пьют водку и беременеют. Ты хочешь, чтобы наша дочь забеременела в тринадцать лет?

– Нет.

– Вот и я не хочу. И если придется её бить, чтобы это не случилось, я буду её бить. Если придется ругать её, я буду ругать. Я люблю это маленькое создание. Я хочу, чтобы оно выросло достойным человеком.

– Если будешь и дальше так давить, то она тебя возненавидит.

– Пусть ненавидит, лишь бы человеком стала. Я готов принести в жертву её любовь ко мне, лишь бы она не избаловалась и не стала как эти все… которые сейчас везде.

Раздел II: Школа и охота