Ваганты и Франсуа Вийон: средневековый поэтический критицизм.

· В поэзии вагантов и Франсуа Вийона читатель обнаруживает странную игру со священным. Христианские образы и идеи попадают в иронический контекст: тот, кто привык к авторитету духовенства, к мистическому характеру богослужения и незыблемости библейских имен, с трудом воспримет новое отношение к ним.

· Ваганты - образованные бродяги: недоучившиеся студенты, священники без места, переходящие из одного монастыря в другой. Они знают латинский язык, знакомы с античной литературой, разбираются в богословии, но – нет денег, крыши над головой и устойчивой социальной позиции, без которой в средневековом обществе человек становился существом второго сорта. Будучи маргиналами, ваганты позволяют себе то, что не может позволить епископ или духовный писатель. Они восхваляют винопитие, свободную любовь, шумную дружбу. Объектами их поэтической иронии становятся богатые, благополучные, все, кто осуждает других и гордится собой.

· Ваганты – средневековые «неформалы». Влияние Овидия и Ювенала в их стихах не уступает влиянию библейской образности. Вместо духовной идеальности они видят печальную действительность: все молятся и признают догматы, но как далеки они от того, о чем с трепетом говорят! Контраст слова и дела раздражает вагантов и стимулирует их творчество. Рим, официальный центр победившей религии, святостью не отличается. Главный священнослужитель - олицетворение греха. В себе ваганты видят не преображенную природу, а обыкновенного инстинктивного человека, которому ничто человеческое не чуждо.

· Ваганты – не еретики, с которыми Церковь боролась гораздо серьезнее. Они верят в Троицу, в Христа, почитают Деву Марию. Возможно, что в их кощунственных шутках есть замаскированный призыв не останавливаться на видимом и слышимом, учиться осмысленно, творчески реагировать на знаки, не абсолютизируя единство формы и содержания. Ваганты слишком хорошо знают, что не все красиво говорящие – правильно живут, и не все весело смеющиеся – прокляты. Они – «иронические христиане», воспринимающие Иисуса как главу всех «неформалов». Как и подобает средневековому человеку, евангельские события они переносят на себя, обнаруживая «орден вагантов» в евангельском сюжете. Их логика – борьба с вечным «фарисейством»: сейчас богатые, холеные церковники читают высокопарные проповеди, забыв обездоленных, «распяв» всех изгоев; раньше фарисеи-иудеи, «книжники» – «крашеные гроба» сделали все, чтобы убрать искреннего Христа со своего пути.

· Франсуа Вийон (XV век) продолжил традиции вагантов (X-XIII века). Его жизнь – авантюрный сюжет: рано потерял отца, с детства узнал бедность, учился в Сорбонне и стал магистром искусств, много пил и гулял, убил священника, писал стихи, грабил вместе с профессиональными бандитами, снова писал стихи, сидел в тюрьме и был амнистирован, скитался по Франции, опять сидел, был приговорен к смертной казни и помилован, в тридцатилетнем возрасте исчез. Время и обстоятельства смерти поэта неизвестны. В союзе с биографией и творчество Вийона: среди его героев повешенные и проститутки, постоянно звучит лексика парижских низов, лирический герой далек от гармонии, часто жалуется, злится, проклинает.

·      Трагическая ирония – главная интонация в поэзии Вийона. Основная тема – смерть. В средневековой литературе, будь то монашеские писания, героический эпос или поэмы Данте, эта тема не исчезает. Обычное ее решение – размышление о кратковременности земного существования и разделение ситуации смерти на «злую» (человек духовно погиб при жизни и навсегда отправляется в ад) и «добрую» (человек жил праведно и получает воздаяние за свои старания).

·      Традиционное для средневековой литературы двоемирие (земля-небо, тело-душа, человек-Бог) в поэзии Вийона ощущается едва-едва. Его стих независим от духовного созерцания, которое превращает мавров в бесов (”Песнь о Роланде”), измену – в мученичество (”Роман о Тристане и Изольде”), посмертное молчание – в ад, чистилище и рай (”Божественная Комедия”). Духовное созерцание – творящая вера. Франсуа Вийон больше всматривается в окружающий мир, и то, что он видит, заставляет говорить не о потусторонних перспективах, а о здешнем положении вещей.

· Часто он молится, говорит о Христе и Деве Марии. Как и ваганты, Вийон укоряет богатых и гордых, возвышая тех, кто находится на социальном дне. Христос – с ними, а не с мучителями. Но в его мире так много внимания отведено страданиям – не возвышенным (религиозным), а обыденным (душевно-телесным), что вера если и согревает, то ничего не исправляет.

· На фоне житий, эпоса и куртуазной лирики с ее легко узнаваемыми штампами поэзия Вийона выглядит также, как евангельские слова и события – на фоне хроникально-эпических книг Ветхого Завета. Души – больше, этикета – меньше. В творчестве Вийона привлекает многозначность мира, болезненная человечность христианина, думающего не о загробном блаженстве, а о здешних страданиях и мытарствах.