Где, нет надежды, нет весны.                     

Там нет улыбок, нет мечты.

Там нет влюбленных, встреч зари.

Восторгов пылких, чувств любви.

Неслышно пения соловья.

Там нет журчания ручья.

Там не цветут сады весной.

Не слышно, как шумит прибой.

Но, слышан вопль, вой и плачь.

И как, в безумстве вихря скач.

И раздирает душу крик.

Когда червями сгложен лик.

Я бут, то слышу голоса.

Они зовут меня туда.

Они в безумстве говорят.

Что, я должна их всех принять.

Я, не хочу, еще есть свет.

Но, он слабеет а в мыслях бред.

И воспаленная душа.

Пылает пламенем она.

Как рана сочится,кровит.

Так и душа моя болит.

Там,   червь гнездится в ней самой.

И не дает душе покой.

И с ядом  смешенная кровь.

Завет к отмщению уж вновь и вновь.

Я часто вижу, но явь иль сон.

Когда в душе моей, страдания стон.

Когда в не ровен час приходит тьма.

И думы грешных, тайн, видения ума.             

Когда свет солнца, луч не в силе превозмочь.

На сердце тьму которая, как ночь.

Я вижу призрак в тишине.

Огнем объят, и он в тоске.

Его глаза, надменный вид.

Он, как из пламени весь свит.

И руки сложены крестом.

Со взглядом гордым и решительным челом.

Стоит в безмолвии и смотрит в даль.

Он с думой выспренний стоит.

Как будто, что то ворожит.

Как бут, то он уж сознает.

Печальной тяготы, мой рок.

А    впереди вершины скал.

Где, тучи вольных караван.

Плывут, своею чередой.

У них свой мир и мир иной.

Им невдомек, что род людей.

По, крайней гордости своей.

Не могут буйные сердца.

Смерить уздой, что б до конца.

Носить венец из добрых дел.

В любви закон, он их удел.

Но, мысль грешная людей.

Не может крайностью своей.

Не льстить сердца о славе ей.

Она тот чудный, сладкий звук.

Сердец обманутых, недуг.

И вот уже не племена.                                                     

Уже не люди, но стада.

Идут по воли одного.

Что б всем, решить вопрос его.

Его желание закон.

Уже он бог, всевластен он.

И будет день его блюсти.

И небеса его вести.

Храним он будет, тьмой ночной.

И даже ветер будет свой.

Не повредят его мечте.

Знамений звезд, что в вышине.

Пока из мерзости, сосуд.

Не будет вновь, как прежде пуст.

И месть свершится, будет суд.

И реки крови потекут.

Тогда под солнцем на земле.

Услышат глас с не лживых уст.

А полубог, что из людей.

Погибнет сам в пылу страстей.

И вот опять я зрю его.

Встает он с места своего.

И медленно идет один.

Он бог земли, он властелин.

Теперь на нем убор войны.

Он бут, то весь, как бы из мглы.

В руке он держит острый меч.

Готов он мстить, разить и сечь.

И рыкнул он, как грозный лев.

Призвав народ свершить свой гнев.                 

И содрогнулись небеса.

И пали звезды с высока.

Промчался словно метеор.

Кометы огненный узор.

И  обожженная земля.

Страдала, так, как ни когда.

И люди возопили в раз.

Как бут, то их настал сей час.

И страх пронзил глубины душ.

Пролился страхом, стал не дюж.

Когда то в прошлом славный муж.

И женщины и старики объяты ужасом войны.

Его я вижу вот он идет.

И за собой людей ведет.

Вооруженных для войны.

Озлобленных со взглядом тьмы.

Они идут по тропам гор.

Вьюга и снег стелет им взор.

И вереницей караван.

Бредет уныло сквозь туман.

Авпереди гладины скал.

Засыпан снегом перевал.

И не пройти не обойти.

Природной вечной мерзлоты.

Но, трубный зов велит идти.

И не взирая на пути.

На все преграды и штрихи.

Что б суд свершить и отомстить.

За все обиды и грехи.                                                   

Вот вождь печалью, удручен.

Он выбрал стезь, тем обречен.

И нет пути и нет дорог.

Что б хоть немного сгладить рок.

Он принял бой, что б все   решить.

Какое царство в праве жить.

Кто будет миром управлять.

 И лик земной определять.

С восходом утреннем светило.

Часами ранними зари.

Едва ли лучом позолотило.

Как спрятанные тьмой углы.

Преображались в алтари.

Природы дивной старины.

Все в миг для жизни, воскресало.

Все в радости в любви сияло.

И птички пели в небесах.

И на земле не зная страх.

Не ведая пути лишения.

Кипела жизнь в любви смирения.

Но, не смирился человек.

Когда в его надменный век.

В уродстве духа в пустоте.

Во тьме надменнее лихом.

В его сердечной слепоте.

И потому он пуст и горд.

И для него смирение вздор.

А красота, любовь, позор.

Лицом к лицу они стоят.                                                

Питая ненависть и яд.

Пылая злобою и месть.

Теперь для них, важней чем честь.

Два вражьих  стана на земле.

Пролить готовы кровь во зле.

И вот, раздался трубный звук.

Сигнал для тысяч верных слуг.

Которых души, чья цена.

Не больше смысла простака.

И грянул с силою несметной.

Кровавый бой с надеждой тщетной.

Не уцелеть не устоять.

Повсюду смерть свою печать.

Нещадно дарит  тем, кто клят.

В единый гул слились все звуки.

Там были вопли, стоны муки.

Там были крики торжества.

Мольбы пощады меньшинства.

 И крики тех, кто разум свой.