МЫТАРСТВА: оптимизм через край

Видения о мытарствах, которые можно найти в житийной литературе, страдают одним существенным недостатком, а именно – избыточным оптимизмом. Не достаёт этим видениям мрачного пессимизма Нового Завета и аскетических творений отцов-подвижников.

Предвижу, что мне скажут: да что ты мелешь?! какой там оптимизм в мытарствах? какой ещё пессимизм в Новом Завете и у святых отцов? Сейчас объясню.

Что говорит о спасении Новый Завет? Ничего утешительного: «Если праведник едва спасается, то нечестивый и грешный где явится?» (1Пет. 4:18). Праведник спасается только «едва», а о грешном нечего даже и говорить! Если всерьёз задуматься над этим изречением, то невольно погрузишься в пессимистический мрак. Тут одно из двух: или признать себя праведным и тогда слегка вздохнуть с облегчением, потому что хоть «едва», но всё же можно будет спастись, или признать себя грешным и тогда уж потерять последние крупицы оптимизма.

В не менее густой мрак погружают и рассуждения преп. аввы Дорофея о свойствах страстей: «Душа, находясь в теле сём, хотя и ведёт борьбу от страстей, но имеет и некоторое утешение от того, что человек ест, пьёт, спит, беседует, ходит с любезными друзьями своими. Когда же выйдет из тела, она остаётся одна со страстьми своими и потому всегда мучится ими; занятая ими, она опаляется их мятежем и терзается ими, так что она даже не может вспомнить Бога; ибо самое памятование о Боге утешает душу, как и в псалме сказано: помянух Бога и возвеселихся (Пс. 76:4), но и сего не позволяют ей страсти. <…> Страстная душа всегда мучится, несчастная, своим злым навыком, имея всегда горькое воспоминание и томительное впечатление от страстей, которые беспрестанно жгут и опаляют её» (Поучение 12).

Какой отсюда вывод? Простой: если ты имеешь страсти (а ты их имеешь), то после твоей смерти они неизбежно начнут тебя мучить – таково уж их свойство. Страсти + душа = мучение. Согласно авве Дорофею, избежать мучений по смерти можно только одним способом – очистившись от страстей при жизни, т.е. достигнув бесстрастия. Те же, кто не достигли, неизбежно будут мучиться энергией собственных страстей.

Это такая жуть, после которой понятно, почему выдающиеся подвижники так пессимистично смотрели на собственную посмертную участь. Они видели в себе действие каких-то страстей и делали логичный вывод, что раз есть страсти, то будет и мучение. Только так и можно объяснить слова преп. Пимена Великого: «Уверяю вас: куда ввергнут сатану, туда ввергнут и меня» (Отечник св. Игнатия Брянчанинова.Авва Пимен Великий. Гл. 21). Не в смирение же он играл, когда говорил это.

Когда до меня впервые дошёл смысл процитированных выше слов аввы Дорофея, то я, помню, сильно задумался. С одной стороны, я привык считать, что спасение возможно и для тех, кто не достиг бесстрастия; а с другой стороны, возникает вопрос: а куда деваются страсти у того, кто умер не бесстрастным?

Подошёл человек к порогу смерти со страстями в душе, исповедал свои грехи (но исповедь ведь к бесстрастию не приводит), переступил порог – и вошла душа в загробный мир с теми же страстями в себе, какие и были в ней за секунду до смерти. И вот тут должен включиться неумолимый закон, о котором говорит Дорофей: «Когда же выйдет из тела, она остаётся одна со страстьми своими и потому всегда мучится ими». А отсюда логичный вывод: не могут люди, умершие в страстном состоянии, спастись.

И вот, на фоне всего этого жуткого пессимизма появляются описания видений с мытарствами душ в загробном мире. И, вопреки всей мрачной логике аввы Дорофея, в этих видениях показывается, как далеко не бесстрастные люди, проходя мытарства… спасаются. И тут впору было бы схватиться за голову и закричать: караул! рушатся все принципы аскетики!

Отправилась Феодора по мытарствам (а бесстрастием в её случае и не пахло) и – что с ней стало в итоге? – спаслась. Да как же так?! А учение аввы Дорофея о страстях куда денем? Или Феодора так со страстями в рай и вошла? Что, неужели, пустили?..

Или, например, безымянный разбойник во Фракии, который за 10 дней до смерти совершил своё последнее убийство и всего несколько часов перед смертью каялся. И что с ним произошло, согласно видению о его мытарствах?

«Мурины положили на одну чашу написанное на разбойника – эта чаша перетянула, а противоположная ей поднялась кверху. Святые ангелы сказали: «Не имеем ли мы здесь чего?» «И что можем иметь, – возразил один из них, – когда не более десяти дней, как он воздерживается от убийства?» «Впрочем, – прибавили они, – поищем чего-нибудь доброго». Один из них нашел платок разбойника, намоченный его слезами, и сказал другому: «Точно, этот платок наполнен его слезами. Положим его в другую чашу, а с ним – человеколюбие Божие и посмотрим, что будет». Как только они положили платок в чашу, она немедленно перетянула и уничтожила вес рукописаний, бывших в другой» (Св. Игнатий Брянчанинов.Слово о смерти).

А видение о мытарствах Петра Мытаря? Это вообще попрание всей аскетической логики:

«Злые духи принесли все злые дела, какие совершил Петр мытарь в течение всей своей жизни с самых юных лет, и положили их на весы; светлые же мужи не находили ни одного доброго дела Петра, которое можно было бы положить на другую сторону весов; поэтому они были печальны и с недоумением говорили друг другу:
– Нечего нам положить на весы.
Тогда один из них сказал:
– Действительно, нам нечего положить, разве только один хлеб, который он подал ради Христа два дня тому назад, да и то поневоле.
Они положили тот хлеб на другую сторону весов, и он перетянул весы на свою сторону» (Жития святых св. Димитрия Ростовского, 22 сентября).

А об этом хлебе чуть раньше в житии сказано: «Петр вышел из дома. Он вел осла, навьюченного хлебами для княжеского обеда. Нищий поклонился ему и стал громко просить милостыни. Петр схватил хлеб, и бросил его в лицо нищему и ушел».

И вот такая-то милостыня, которой он со злостью швырнул в нищего, перетянула его грехи!.. Я уж просто не знаю, как назвать этот оптимизм, который тут содержится – супер-оптимизм? гипер-оптимизм? как? Прямо-таки, какое-то розовое христианство. Такое впечатление, что эти видения написаны модернистами-обновленцами, которые хотели подкинуть христианам мысль: не всё так страшно, как вам казалось, спастись гораздо проще, чем считали отцы-аскеты, забудьте авву Дорофея и всю ту жуть, которую он нагнал, takeiteasy…

И, естественно, началась реакция. Как же без неё? Появились упёртые консерваторы, недовольные оптимистичными мытарствами, и призвали бросить описания мытарств фтопку, чтобы… ну, чтобы, наверное, вернуться к чистому жуткому пессимизму аввы Дорофея и ап. Петра – к праведникам, которые едва спасаются, и к страстям, которые автоматически начинают мучить душу по выходе из тела.