Глава семьдесят восьмая. Не было повода

Утром он всегда торопился. Так повелось чуть ли не с первых дней после появления Гримварда в горной долине. Укрепляющие отвары, мази — Гарри старался все делать сам, никому не передоверяя заботу о ящере. Единственное, что так и оставалось ему недоступно — само приготовление зелий для дракона. "Брось, — говорил ему Северус, — потом научу, если будет необходимость. Сейчас у тебя все равно нет на это времени". Времени и вправду не было: уход за Гримвардом, занятия с Валльштайном. Если вечером получалось выкроить хотя бы пару часов, они с Северусом спускались в тренировочный зал в Хижине — и вновь сложная вязь уже их объединенной магии. Заклинания, книги...

Отчего-то казалось, что надо спешить, Гарри сам не смог бы объяснить почему. Порой он пытался остановиться, говорил себе, что до срока, определенного в договоре Принсев и Поттеров, еще целый год. Что они успеют и научиться премудростям магии Стихий, запас которых у Валльштайна, похоже, не иссякнет никогда, и сварить старому волшебнику целый котел бессмертия. Но когда Северус обмолвился, что какой-то человек проник в дом на Тюленьем Утесе и даже пытался установить вокруг него следящие артефакты, Гарри по-настоящему встревожился. Кто-то сумел подобраться так близко, а главное — он был на верном пути. Если бы не Финог... по образу, переданному Рейком, Северус без труда опознал незваного гостя. Только вот Гарри имя Эштона Бёрда ни о чем не говорило — будучи студентом Хогвартса, он вряд ли имел возможность свести знакомство с главой Отдела Тайн.

— Я почти не знаю его, — Северус задумчиво хмурился, когда пару дней назад рассказывал об этом происшествии. — Он старше меня, учился точно не на Слизерине. Понятия не имею, какие у него отношения с Министром.

— Он и сам министерский, какие у них могут быть отношения?

Слова словно резали губы: Гарри часто ловил себя на мысли, что все, что связано с властями Магической Британии, вызывает у него глухую досаду. И ладони наливались тяжестью. Интересно, что будет, если при встрече с Шеклболтом Поттер запустит в того огненным шаром?

— В Министерстве полно группировок. Альянсы — временные или постоянные, старые связи, даже школьная дружба или неприязнь — все играет роль. Ты зря сбрасываешь со счетов подобные вещи. До меня доходило, что невыразимцы традиционно не в ладах с Авроратом. А Кингсли все же бывший аврор.

— Все равно, этот Бёрд наверняка одна из ищеек Кингсли. С чего бы иначе Министру назначать его на такой пост?

Северус лишь пожал плечами: в последние недели он никогда не горячился, не выходил из себя, если речь заходила о власть предержащих на их покинутой родине. Как будто это его вообще не затрагивало.

— Бёрд был шефом невыразимцев еще до Войны. К тому же Финог он не показался враждебным, скорее, заинтригованным. Ну и испугался, конечно.

— Как только увидел клыки и копыта? — Гарри презрительно поморщился, он знал о глейстигах лишь по рассказам Северуса. А вот в смелость служак из Министерства Магии он не верил.

— Да, она может нагнать страху... Пойми, я тоже далек от министерских, понятия не имею, что у них творилось раньше и что происходит сейчас. Все, что не касалось дел в Хогвартсе и не имело отношения к Ордену — думаешь, Дамблдор посвящал меня в свои планы? К тому же... кем бы я ни был в прошлом — для этих чинуш я оставался всего лишь зельеваром и профессором Хогвартса. В их глазах ничуть не значительнее аптекаря или книготорговца. Случись мне пару лет назад напроситься к кому-то из них на прием, и меня бы несколько часов мариновали под дверью. И в дальнейшем... знаешь, я предпочел бы пребывать как можно дальше от их дрязг. Мне по душе та жизнь, которую мы ведем сейчас. Или я просто устал — от войны, от вражды, от притворства. Маска Упивающегося смертью... быть может, это даже было в чем-то честнее. Одна из многих личин, которые носишь. Осязаемая, вещественная, скажем так.

— Тебе никогда не хотелось...

— Чего-то большего?

Прежде Гарри казалось, что Северус просто не может выглядеть таким умиротворенным. Так мягко улыбаться, кладя руку ему на плечо, вот так разговаривать, словно размышляя вслух:

— Нет. Пойми, я прекрасно осознавал, кем являюсь для всех. Я преступник, Гарри. Убийца, слуга Темного Лорда. Абсурдно было бы вынашивать какие-то далеко идущие планы — я не надеялся пережить войну. С тех пор как погибли твои родители, я считал, что не имею права на жизнь. И те годы, что мне еще отпущены — это время для искупления. Только и всего. Поэтому, если мы все же откроем Замок... я буду рад, если нам удастся жить, как тот же Альдигер, затворившись от прочих. Возможно, тебе это покажется скучным.

— Пока не знаю.

Северусу и вправду подходила их спокойная размеренная жизнь в Хижине. Порой, просыпаясь посреди ночи, Гарри обнаруживал зельевара сидящим за столом. В приглушенном мерцании свечей резкие черты его лица будто сглаживались, Северус старался не шуметь, придвигая к себе пергаменты или перелистывая страницы фолиантов. Если ему приходила в голову какая-то идея, он мог вскочить часа в два или три, писать свои формулы, рассчитывать, расшифровывать символы, сверяясь со старинными манускриптами. Он задумчиво потирает висок, халат на груди распахнут... "Я тебе не мешаю?" Конечно, нет. В этом было что-то настолько домашнее, что-то, что принадлежало исключительно им двоим. И воспоминания об этой случайно подсмотренной картине согревали еще долго, как его голос, как отсветы огня в камине.

Всегда, когда Гарри был рядом с Северусом, говорил с ним, ему становилось спокойнее. Как будто Мастер Зелий так и готов пронести его всю жизнь на руках, не давая даже ступить на грешную землю.

... Гарри поднимался к пещере, волоча на себе пусть и уменьшенные, но все же довольно увесистые баклаги с укрепляющим, снадобьями для восстановления мышц и костных тканей — как и обещал Северус, рога на голове ящера и шипы, пока что больше напоминающие едва прорезавшиеся клыки младенца-великана, начали расти, едва удалось справиться с последствиями истощения.

Внутри было тепло, пахло нагретым металлом, под ногами хрустели осколки скальной породы и сухой песок. Порой попадались и тонкие, обглоданные дочиста белые хрупкие косточки, и Гарри усмехнулся про себя: хищник — он и есть хищник. И нередко тащит добычу в свое логово, наверное, тоже хочет насладиться неспешной трапезой дома. Кстати, где он? Всю гору изрыл ходами, огнем выжег себе лаз — вначале один, потом еще и еще. Пойди найди его. А затаиться так, что ты и не заподозришь, что огнедышащая махина всего в паре шагов от тебя — на это Гримвард тоже мастак. Вот он — в свете факелов дремлющий ящер кажется нагромождением валунов, но сон его чуток: молниеносно выгибает длинную шею, так что огромная пасть оказывается в паре футов от твоего лица.

— Детеныш-ш-ш... — Покрытое мельчайшими чешуйками веко вздрагивает, черный вертикальный зрачок похож на расщелину, провал, ведущий в адские бездны. — Надумал полетать, да?

Нет, полетают они потом, сначала нужно смазать броню и подождать, пока мазь впитается. Процедура Гримварду явно нравится: он подставляется под прикосновения, вытягивает лапы, жмурится, как гигантский кот. И из его ноздрей вырываются две тонкие струйки пара — доволен.

Гарри размазывал вязкую густую мазь по чешуе, обретающей яркий бронзовый блеск. Полеты на драконах... когда читаешь или мечтаешь о подобном, тебе видится только бескрайнее небо, слышится свист ветра в ушах. И где-то далеко-далеко внизу — города, дороги, проселки... Смешно сказать, но с этими иллюзиями пришлось расстаться в первый же день: когда он сполз со спины Гримварда, он еще был опьянен, совершенно бесшабашно счастлив, чувствовал себя чуть ли не властелином мира. Но стоило добраться до Хижины, навалилась такая усталость, словно он попал под оползень в горах и его придавило камнями. И все болело — ноги, спина, поясница, руки... Конош добродушно посмеивался, осведомлялся, не приходилось ли Гарри в прошлом заниматься верховой ездой. Не приходилось. Когда они с Северусом вытаскивали Гримварда из пещеры на озере, где дракон собрался умирать, — тогда все было иначе. Гарри почти не запомнил тот перелет. Только желтое небо и какие-то размытые картинки, состоявшие сплошь из серого и черного.

Вечером после первого облета долины Северус уложил его на кушетку в комнате рядом с бассейном, где хранились полотенца, втирал ароматное, отдающее абрикосом масло в его забитые мышцы. От свежего дразнящего запаха кружилась голова, но прикосновения к пояснице, бедрам или ягодицам не вызывали привычного всплеска жгучего ослепительного желания, которое он всегда испытывал рядом с Северусом. Гарри просто заснул, поддавшись этой расслабляющей ласке. Да уж, Драконий Всадник... Гримвард, проживший сотни лет в неволе, не позволял ни надеть на себя сбрую, ни приторочить к спине седло, так что держись как знаешь.

"Не бойся, стань с ним одним целым, — твердил ему Конош. — Дракон никогда не сбросит того, кого считает чуть ли не братом по крови, поверь!" Пока что казалось, что целое — это Гримвард, а волшебник на его спине — вовсе не та мелочь, на которую стоит обращать внимание. Слетит вниз — и Мерлин с ним! Или кто там есть еще у драконов... Хотя Карпатский Князь и уверял, что Гарри не упадет, вздумай Гримвард хоть кувыркаться в воздухе. Проверять как-то не хотелось.

— Ну что, детеныш, готов?

Внутри пещеры дракон выглядел на удивление неуклюжим: одно неловкое движение — и он обрушит каменный свод. Ползет вперед, согнув лапы, наклоняет голову, все же задевая рогом о стену. Останавливается, высунув морду наружу. И вот теперь пришла пора залезать ему на спину.

— Что ты там шепчешь?

Ага, заметил! Сегодня Гарри решил воспользоваться заклинанием прилипания. Конош посоветовал, хотя было ясно, что сам Карпатский Князь считает, что это для слабаков. А вот Гримвард ничего не имеет против, должно быть, и ему так спокойнее. Его крепнущее тело требует вольного полета с резкими подъемами и спусками, Гарри не раз видел, какие виражи закладывал дракон, когда поднимался в небо один.

Нырок вниз — в этот момент всегда захватывает дух, будто падаешь — но ящер уже взмахивает крыльями, напоминая огромную тяжелую ворону. А лапы чуть ли не касаются снега, покрывающего берега ручья, журчащего внизу под тонкой ледяной коркой.

— Какая я тебе ворона? — ворчит... — Мы тут сейчас всех разгоним — и ворон, и галок!

С драконами, обитающими на землях Валльштайна, у него нейтралитет: те стараются не показываться, когда в небе царит их британский гость. Предпочитают уважать на расстоянии — они и вправду чуть ли не вдвое мельче. А уж сколько косуль переловил этот варвар, облаченный в бронзовые доспехи! Беспокойные стайки птиц мелькают вдали, заполошно мечутся, кружат над елями, чтобы тут же спрятаться и смолкнуть.

Еще несколько взмахов — когтистые лапы касаются верхушек растущих на склоне сосен. Подъем дается ящеру непросто, словно он на самом деле совершает восхождение по крутой каменистой тропе. Но на высоте он ловит воздушный поток, довольно рычит, отдаваясь на волю подхватившего его ветра. Теперь его крылья почти неподвижны, и только плавные движения огромного змеиного тела говорят о том, что они летят, а не просто висят над горами. А внизу, куда ни кинь взгляд, только серая скальная порода, запорошенная снегом, укрытые белым одеялом низины, да седловина между двумя горными пиками, над которой завис бледный круг солнца. И вот уже деревья внизу становятся едва различимыми точками, вы парите над самыми высокими вершинами, гигантский зверь наконец в своей стихии, здесь есть где развернуть огромные крылья. Дракон больше не кажется неуклюжим, нет, тут, под облаками, ему все по мерке. Гримвард — вот настоящий повелитель неба, ветра и солнца!

Надо же, так высоко они еще не поднимались. По привычке цепляясь за дракона, Гарри вдруг заметил, что сегодня забыл дома перчатки, торопясь скорее попасть в пещеру. И тут же изумился: обычно он замерзал настолько, что к концу полета едва мог ощущать собственное тело. А сейчас... нет, холодно не было. Казалось, что такого понятия, как "холод", для него вообще не существует. Ни пронизывающих до костей ледяных вихрей, ни стужи, медленно и неуклонно, словно отсроченное проклятие, сковывавшей руки и ноги, пробиравшейся под плотно надвинутый капюшон, стекавшей по спине. И никакие согревающие не спасали. А сейчас вроде даже жарко, можно немного ослабить узел шарфа.

Пальцы запутались в длинных шерстяных кисточках на концах, никак не... Ага, вот так. Черт — он же... он же пару минут ни за что не держался! Не вцеплялся прилипчивым крабом в драконью броню, не пытался вжаться ему в шею! И спина Гримварда, и бока.. они же теплые! Какое там теплые — они раскаленные, словно камни очага, в котором уже несколько часов пылают здоровенные поленья! Почему он не чувствовал этого раньше, почему... Кровь — шальная, обжигающая — несется по венам, бьется в висках, наполняет сердце пока еще робкой, недоверчивой радостью. Конош говорил, что так и будет однажды, но... они же с Гримвардом всего-то раз десять вместе летали.

А если чуть прищурить глаза... да! Горы и небо на пару секунд приобретают непривычный оттенок, вернее, цвет гор почти не меняется, разве что темнее становится, а вот небо... Да, оно желтое! Яркое, как летнее солнце, как золото!

— Что, детеныш? Нравится? Думал, так и будешь трястись у меня на спине, как мешок с костями?

— Я только что видел! Видел, как ты!

— А я — как ты!

— Тебе понравилось?

Гарри не сразу спохватился, что орет во всю глотку, от восторга позабыв про ментальное общение.

— Слишком пестро, детеныш. Так не разглядишь ничего путного.

Гримвард посмеивается, как же, он ведь мудрый змей, ему все ведомо! Ни черта ему не ведомо, только строит из себя всезнайку. Дракон и не пытается скрыть охватившего его ликования, по его телу пробегает волна — будто бы дрожь, судорога, Гарри даже не успевает понять, что это — и вот уже в воздух прямо перед ними вырывается струя чистого пламени, шипя в морозном воздухе. И почти тотчас же ящер складывает крылья, устремляясь вниз. Несется параллельно укутанной в белое долине, причудливая тень небесного великана скользит по заснеженной земле. Прямо к скалам, туда, где глухо шумит вода, срываясь с кручи. Водопад, а над ним огромная бородища из длинных сосулек, и каждая из них толщиной с кулак.

— Гримвард!

Еще чуть-чуть — и они врежутся в камень, он что, так ошалел от полета и слияния их магии, что готов расшибиться об отвесную скалу? Но нет, тело дракона выгибается, и он резко уходит вверх, заставляя Гарри замереть от страха, удивления и восторга. Ящер вспарывает блеклую небесную голубизну, словно сноп огня — так ярко пылает его броня в солнечных лучах. И его рык разносится на десятки миль вокруг, возвещая горам и лесам, ветру и далекому морю, что властитель поднебесья вновь вернулся в мир.

 

* * *

Гарри влетел в Хижину, на ходу стаскивая куртку и шарф, на шапке застыли крохотные ледяные кристаллики. Удивительно, но ему все еще было нестерпимо жарко, как будто драконий огонь переполнял его. На лестнице кобольд с величайшим тщанием протирал ступеньки и перила, сметая с них одному ему видимую грязь.

— Мани, а где Мастер Северус?

Сейчас, когда они уже несколько месяцев прожили здесь, Гарри мог худо-бедно объясниться по-немецки. По крайней мере, сказать и понять самые простые фразы.

— Внизу, у себя в лаборатории, — с неизменным достоинством отозвался кобольд, не выпуская из лап мокрой тряпки. — Мастер Гарри сегодня вернулся рано.

Рано? Действительно, если полагаться на Темпус, то сейчас около половины двенадцатого, обычно сразу же после полетов с Гримвардом Гарри отправлялся в замок Валльштайна, но сегодня старик был занят.

Пойти наверх, в библиотеку, почитать? Северус наверняка возится со своими зельями, быть ему помехой не хотелось. Но и погружаться в книжную пыль тоже желания не было. А было какое-то неясное беспокойство, ожидание — то, что он только что пережил в воздухе, такое радостное, яркое... Казалось, что в суете каждодневных занятий это чудо уйдет, позабудется, как будто его и не случилось вовсе.

Спуститься вниз? Почему бы и нет? Бассейн, горячий источник, таинственный полумрак, свет факелов, плывущий в воде. И вот Гарри уже сбегал по ступенькам, сдергивая свитер и расстегивая рубашку. Он ожидал окунуться в абсолютную тишину, но нет — до него донесся негромкий всплеск, и он остановился у входа в подземный грот. В первый момент ему почудилось, что водную гладь рассекает хищная рыба: быстрые неуловимые движения, нырок, разворот под водой. Северус? Значит, он не в лаборатории?

— Вернулся? Так рано? — зельевар остановился и, уже не торопясь, подплыл к кромке бассейна. Колеблющиеся тени на стенах, отсветы огня падают на его лицо и шею, придавая им оттенок расплавленного металла. — Не замерз?

— Нет, — собственный голос казался неестественно тихим, как будто что-то мешало говорить. Мешало говорить, не давало дышать... — К тебе можно?

Он пока не осознавал, что с ним, что толкает его лезть в прохладную воду, едва спустившись с холодных зимних небес.

— Почему нет?

Гарри не помнил, как избавился от одежды, всего несколько движений — и вот он уже рядом с Северусом. Драконий огонь все еще жил в нем, и ему мнилось, что вода закипит, едва соприкоснувшись с его кожей. Ладони Северуса легли ему на поясницу, Гарри не мог отвести взгляд от блесток влаги на висках и на щеках, от мокрых отброшенных назад прядей черных волос...

— Что с тобой?

Но Гарри уже не слышал обращенных к нему слов — только этот голос, словно шепот горячего ветра в ушах. И невероятные глаза зельевара — как зрачки у дракона. Как будто тоже затягивают тебя в бездонные провалы, а что там — неизвестно. А губы... губы мягкие. И хочется обхватить ладонями его лицо, целовать его бесконечно, гладить исчерченную белыми штрихами шею, крепко сжимать его плечи.

Ты ощущаешь, как у него под кожей разгорается тот же огонь, что вспыхнул в тебе, когда ты парил под облаками. И в то же время... теплая ласковая податливость чужого тела... так хочется присвоить ее себе. Нет, не присвоить, все совсем не так — отдать все без остатка, весь мир отдать. И выдохнуть "хочу тебя", и не отводить взгляд, зная, что сейчас он читает тебя, как свиток, в котором так мало слов.

Отдать ему и блеклое бесконечное зимнее небо, и лимонное солнце, и стайку быстрых облачков на горизонте, снега, горы, запах влажных сосновых ветвей, глухой рокот водопада, запертого в темницу из ледяных зубцов. Отдать день, отдать ночь, звезды сорвать с неба и принести их ему, целую россыпь. Выбирай, забирай любую, мне же не жалко.

— Смотри, — тихо шепчет Северус, — ты видишь?

А звезды и правда падают вниз, прямо с каменного свода над вами, опускаются в воду, пронизывая ее светом, ложатся на плечи, словно снег.

— Я так люблю тебя... так хочу тебя, Сев...

"Ты мне позволишь?" — ты так и не спросишь об этом, потому что уже прочитал в его глазах "да". Ты перекрещиваешь ноги у него за спиной, окончательно теряешь голову, вжимаясь в него, а хлопья света кружатся в воздухе, падают, падают... Нет, нет, не надо здесь — ты хочешь видеть его, дотрагиваться губами до влажной кожи на груди и животе, чувствовать дрожь, пробегающую по его телу. И не понимаешь, как вы оказываетесь в той самой комнате, где еще недавно он втирал в твои затекшие мышцы ароматное масло, а ты нежился и засыпал под его ладонями. Бросаешь на кушетку какие-то полотенца — все, что подвернулось под руку, превращая их в подушки и простыни, шепчешь что-то, сам не разбирая, что ты говоришь.

Слизываешь капли, сбегающие с его волос, целуешь его... везде... обводишь языком темные пятнышки сосков, прихватываешь губами волоски на груди, поглаживаешь кончиками пальцев ямку между ключицами. Мой, мой, только мой, любимый... И смотришь, смотришь, как он откидывает голову назад, как едва внятно стонет, позволяя тебе ласкать его. Ты будешь бережен, хотя желание выжигает тебе глаза. В твоей руке оказывается флакон с тем самым абрикосовым маслом — и ты касаешься его ануса, мягко, осторожно, как это всегда делает он. Он никогда не был нетерпелив с тобой, хотя — ты уверен — хотел тебя ничуть не меньше, чем ты сейчас. Просто обведешь, легко, словно играя, дотрагиваясь до нежной кожи, и тут же приникнешь к его закушенным губам:

— Люблю тебя, люблю...

А он смотрит на тебя так открыто, почти растерянно. Проводишь языком дорожку по внутренней стороне бедра, чуть касаешься губами налившейся головки, дразнишь, вбирая и тут же выпуская — и позволяешь пальцам скользнуть внутрь, ощущая, как от вторжения сжимаются упругие мышцы. Но когда ты чувствуешь нестерпимый жар его тела, ты понимаешь, что больше тебе не сдержаться.

— Гарри... иди ко мне...

Будешь командовать даже сейчас? Да, он будет. Только не сделать ему больно, только... Чуть помедлить, подождать, запомнить, как чуть подрагивают его ресницы. Влажные, кажущиеся сейчас такими яркими губы, рваное прерывистое дыхание. Ты видишь его распростертым перед тобой на постели в неярких отблесках свечного пламени — его кожа будто светится изнутри. А когда он кладет ладони тебе на плечи, чуть выше локтя, тебя словно подхватывает теплая волна. И ты на мгновение так ясно ощущаешь слияние ваших тел. Всего один удар сердца — и мир замирает. А потом ты словно ухаешь вниз, летишь так, что захватывает дух — вот-вот разобьешься. И тут же взмываешь, к самому солнцу, к бескрайнему небу, туда, где нет преград. Свет, жар — и затапливающее тебя тепло. Шепчешь его имя, целуешь, гладишь. И вновь головокружительное падение и взлет. И счастье — безудержное, смеющееся, бесконечное, как небо.

... Ты лежишь у него на груди и какое-то время не можешь понять, что с тобой. Проводишь языком по шее, забираешься за ухо — он смеется. А когда поднимаешь голову, то видишь в его глазах безбрежную нежность, и она окутывает тебя, словно приглушенный свет свечи. Он выглядит сейчас настолько довольным и умиротворенным — таким ты не видел его еще ни разу. Засматриваешься, любуешься... а потом вспоминаешь про очищающие, дергаешься, но он удерживает тебя, просто подзывая к себе полотенце. Сосредоточенно стирает белые следы сначала с твоего живота, потом со своего.

— Пусть, оставь пока. А то... как будто бы ничего и не было.

— Сев... ты... ты на меня не обиделся?

Опять смеется, только обнимает еще крепче.

— Гарри... — ты наклоняешься и ловишь губами его слова, его дыхание. — Разве можно обидеться на то, что ты меня любишь?

— Тебе не было больно?

— Конечно, нет, — ты проводишь языком по горбинке его носа, он фыркает, зарываясь пальцами в твои вихры. — Когда тебе почти сорок, самое время потерять девственность.

— Ты... ты никогда...

— Нет. Как-то не было повода. Тебя не было.

Глава опубликована: 21.01.2018