Счастье буддиста — отказ от жизни

Буддизм и страдание. В буддизме явно просматривается мощный культ страдания. Буквальный перевод слова «культ» означает «излишняя забота или поклонение», «сильная привязанность». По моему мнению, это определение работает в обе стороны. Слово «культ» относится не только к тому, что мы излишне любим и чему поклоняемся, но и к тому, что мы ненавидим и от чего бежим, ко всему излишнему: к безграничному уважению и к такой же безграничной ненависти, к преувеличению чужого и к преуменьшению своего. Разве признание великой силы и непобедимости противника не есть его культ?

Главное ведь не в том, как буддизм относится к страданию — позитивно или негативно, — главное в том, что он видит его везде и всюду. Благодаря такому отношению страдание приобрело в буддизме огромную силу и полностью закрыло собой весь земной светский мир. Разве это не культ страдания? Можно даже сказать, что в буддизме присутствует культ страдания, а в нас — культ буддизма.

Я говорю все это не из-за негативного отношения к буддизму. К буддизму я испытываю огромное уважение. Просто хочется хоть иногда быть справедливым. А то за последний век западное общество, устав от христианства и преисполнившись страха перед воинственностью ислама, настолько очаровало себя буддизмом, что стало принимать его без всякого критического анализа, забыв даже про нищету и неустроенность стран, его исповедующих. Но я реалист и готов идти на компромиссы. Поэтому для тех, кто все же хочет оставаться очарованными буддизмом, предлагаю эту же мысль в другой формулировке: «в буддизме нет никакого культа удовольствия».

Страдание и боль рассматриваются в буддизме как неотъемлемая часть существования, бессмысленная неизбежность, которая сопровождает человеческую жизнь во всех ее проявлениях. Страдание — атрибут любой жизни и характеристика бытия и поэтому относится не только к человеку, но и к любому другому живому существу, которое тоже страдает в вечном колесе перерождений — сансаре. Надо отдать буддизму должное: он не отделяет человека от остальных живых существ, человека не выгоняли из рая и не наделяли никакой особой миссией.

Все ситуации повторяются, все мучительно однообразно, все несет страдание в полном согласии с законом индивидуальной кармы, совокупности всех совершенных в жизни действий. Карма сама по себе не имеет никакого отношения к греху: в буддизме нет ни грехов, ни абсолютного зла.

В буддизме нет и наслаждения жизнью, которое можно легко противопоставить страданию. Страдание и удовольствие тут не антиподы, а две стороны одной медали: и боль есть страдание, и радость — страдание. Все удовольствия в жизни человека не являются чем-то отдельным от страдания, а включены в него. Буддизм даже называет неприятное ощущение «страданием страдания», а приятное — «страданием перемен». Удовольствие — такое же страдание, просто мы этого не видим или замечаем слишком поздно. Это легко объяснить: ни одно из земных состояний не может полностью удовлетворить человека, не приносит ему счастья и спокойствия. Человек может испытать удовольствие на короткий момент, но этот момент неуловим, в нем нельзя застыть, он быстро проходит, и это приводит к новым неудовлетворенным желаниям и новым, еще большим страданиям. Все удовольствие в жизни мимолетно и относительно, страдание же абсолютно. На эту тему очень хорошо сказал Бхагван Шри Раджниш, имя которого примерно переводится как «который бог», или просто Ошо:

«Счастья как такового нет, есть только временное отсутствие страданий. Это отсутствие страданий и принимают за счастье».

Согласно буддистской доктрине, причина страданий кроется в привязанности к материальным благам и наличии иллюзорных желаний, вернее вожделений, то есть тяге к жизненным удовольствиям. Тягу к удовольствиям невозможно насытить. Причем вожделение — это не только стремление к каким-то благам, но и отвращение от неприятного. Если бы человек не испытывал вожделений, то и не страдал бы. Эта тяга к жизни, это увлечение страстями, это отторжение неприятного — результат неверного видения, непонимания сути вещей. Человек закрывает глаза на океан страдания вокруг себя и не желает признать, что причина страдания лежит в нем самом, и только им может быть устранена.

Послушайте сами эти замечательные слова, ну чем не поэзия?

«Монахи, вот Благородная Истина о Страдании: и рождение есть страдание, и старение есть страдание, и болезнь есть страдание, и смерть есть страдание. Быть с теми, кто неприятен, есть страдание; расставаться с теми, кто дорог, есть страдание; не получать того, чего желаешь — страдание…

Монахи, вот Благородная Истина о Причине Возникновения Страдания. Это есть Жажда, ведущая к перерождению, сопровождаемая удовольствием и привязанностью, направленная на получение наслаждений то здесь, то там».

(Дхаммачаккаппаваттана Сутта).

Буддизм не был бы столь привлекателен и успешен, есть бы он просто рассказывал о неисчислимых жизненных страданиях и не предлагал бы пути избавления от них. Буддизм предлагает освободить, вырвать человека из пучины страданий. Для этого необходимо отказаться от вожделений, отстраниться от земной реальности и вообще отказаться от жизни — это единственный путь избавления от оков кармы и возможность выйти из колеса перерождений. Такой морковкой стал Благородный восьмеричный путь, позволяющий достичь состояния нирваны — высшего блаженства, в котором человек не будет испытывать страданий.

Если следовать этой логике, то абсолютная нирвана достижима только при окончательном разрушении человеческого тела: ведь уже в самом факте существования заключается зло, ведущее к страданию. Буддизм остановился у подножия то ли горы, то ли пропасти и определил нирвану как не-желание, не-сознание, не-жизнь, но и не-смерть.

Буддизм и Античность

Буддизм помещает вопрос о страдании в самый центр своего учения, как и большинство древнегреческих философов, особенно античные школы эпикурейства и стоицизма. Да и по времени своего возникновения и первоначального развития буддизм намного ближе к Античности. У нас даже есть вполне обоснованное подозрение, что эпикурейцы и стоики позаимствовали из буддизма некоторые из своих идей. Все же Сиддхартха Гаутама, ставший позже Буддой Шакьямуни, родился и творил в VI и V вв. до н. э., а Антифон и Аристотель появились только в V и IV вв. до н. э. Эпикур совсем припозднился и приобрел мудрость только в III в. до н. э. Конечно, тогда еще не было авиасообщения, но все же двухсот лет вполне достаточно для того, чтобы любая идея успела переползти из Индии в Средиземноморье. Во всяком случае, влияние буддизма на греческую мысль намного более вероятно, чем наоборот.

Поэтому может показаться, что признание буддизмом концепции циклического времени и отторжение единого Бога, а также благородная толерантность к другим воззрениям и религиям сближает его с философией Античности. Некоторые античные философы, как и философы буддистские, признавали неизбежность страдания, искали способы избавления от него и призывали к умеренности в потребностях.

Однако сходство это чисто внешнее и поверхностное, и относится оно не ко всей греческой философии, а в основном к отряду стоиков внутри нее. То, что разъединяет буддизм и Античность, намного существеннее и глубже, чем то, что их соединяет. В этом вопросе мы совершенно не согласны даже с таким титаном мысли, как Ницше.

Пылкий сторонник Античности Ницше восхищался в «Антихристе» тем, что как свойство бытия страдание в буддизме находится «по ту сторону добра и зла»:

«Буддизм есть единственная истинно позитивистская религия, встречающаяся в истории; даже в своей теории познания (строгом феноменализме) он не говорит: “борьба против греха”, но, с полным признанием действительности, он говорит: “борьба против страдания”. Самообман моральных понятий он оставляет уже позади себя, — и в этом его глубокое отличие от христианства, — он стоит, выражаясь моим языком, по ту сторону добра и зла».

По непонятной причине Ницше не видел или не хотел видеть, что античные люди всячески выпихивали из себя страдание, а в буддизме оно прочно засело как в самой доктрине, так и внутри верующего в нее человека. Скорее всего, Ницше настолько ненавидел основные положения сменившего Античность христианства, что готов был априори поддержать любое непохожее на него философское или религиозное течение. Свойственный буддизму гимн страданию его, по-видимому, не смущал: он сам сильно страдал всю свою жизнь.

Любовь к буддизму немецкого историка и философа Освальда Шпенглера была вызвана, скорее всего, его отрицанием исторического времени: он считал, что каждая культура рождается, взрослеет и умирает. Мне очень нравится эта мысль и одновременно страшит. Где мы сейчас: в радостном раннем детстве или в маразме глубокой старости?

Шпенглер считал буддизм и стоицизм родственными философскими течениями, присущими умирающей светской культуре: оба полностью лишены метафизических построений и опираются на всемогущий разум. Где он увидел в буддизме светскость и тем более всемогущий разум, мне непонятно.

Я совершенно не согласен приравнивать буддизм к Античности. Ведь при непредвзятом рассмотрении принципиальные отличия буддизма от Античности сразу бросаются в глаза. Да, буддизм декларирует положительное отношение к разуму и заявляет о недопустимости принятия готовых догм. Но буддистский разум направлен не на земную жизнь, как в Античности, а на выбор правильной веры и обоснование религиозной практики. Для проникновения в суть вещей предлагается использовать не разум, а бесстрастную интуицию.

Далее, Античность превозносила чувственную жизнь и развила всесторонний культ удовольствия. В античной этической системе страдание является злом, а удовольствие — добром. Буддизм отрицает чувственную жизнь, в этом смысле буддизм и Античность полные антиподы. В этической системе буддизма между страданиями и удовольствиями нет принципиальной разницы, и оба являются злом. Добро означает устранение как страданий, так и удовольствий.

Наконец, Античность не мыслила никакой другой жизни, кроме чисто светской, а буддизм явно делает упор на чисто религиозный образ жизни, который ставится выше светского. Светский образ жизни — это поблажка для слабых телом, волей и духом. Иначе откуда в буддизме появилась такая туча монахов?

Так что, по моему мнению, философия буддизма совершенно не похожа на философию Античности. Зато сильно похожа на философию христианства.

Буддизм и христианство

Многие христианские апологеты яростно отрицали сходство буддизма и христианства и даже обвиняли буддизм в трусости: вместо того чтобы спасать мир, как этого хотел Христос, буддист бежит от него.

Бердяев, не признав в буддизме духовного брата, писал в работе «Дух и реальность»:

«Буддизм боится страдания и отказывается от бытия, от человеческой личности, чтобы избавиться от страдания».

И на самом деле, формально в христианстве и в буддизме трактовка страдания принципиально различна. Для христианства страдание — это добро, и его надо не избегать, а стремиться к нему, телесное и душевное страдание необходимо для очищения души от греха. Путь страдания предполагает самоограничение и даже полный отказ от эфемерных, неполноценных и грешных земных удовольствий, разрушающих тело и душу. Для буддизма любое страдание — это зло, не имеющее никакого отношения к грехопадению и нравственности, и от него надо избавляться. Приблизиться к Богу невозможно, так как никакого Бога-творца просто нет, как нет и Его лица.

Буддизм также отрицает существование неизменной и вечной души и считает, что вера в нее является причиной страданий и помрачения разума, ведь такой человек не понимает свою сущность. Человек испытывает страх за посмертную судьбу своей души и страдает, так как всегда недоволен самим собой.

Буддизм не борется с удовольствиями, мягко призывая к отказу от них тех, кто хочет добиться серьезного духовного прогресса. Но если отказаться не получилось или результат отказа не понравился, всегда можно вернуться обратно к удовольствиям.

Тем не менее буддизм намного ближе к христианству, чем кажется на первый, расслабленный в нирване взгляд: обе эти религии буквально помешаны на страдании и по этой причине между христианством и буддизмом существуют принципиальные совпадения.

Как и христианство, буддизм скептически относится к окружающему человека земному миру, полному иллюзий, зла и страданий, и поэтому жаждет растворения личности в религии:

«Из близости к людям возникают страсти и печаль возникает, всегда идущая за страстями: поняв, что в страстях коренятся страдания, ты гряди одиноко, подобно носорогу», — говорится в одном из основопологающих текстов буддизма Сутта Нипате.

Как и христианство, буддизм проповедует аскетический отказ от жизни и самоограничение, вплоть до полного отречения от всех чувственных удовольствий. Буддизм уверен, что страсти лишают человека свободы и приносят страдания. Как и в христианской святости, в буддистской нирване все земное, мирское, животное, весь иллюзорный земной мир теряет свою силу и ценность, а человек входит в некое надличностное состояние, свободное от влечений.

Как и христианству, буддизму не нравится сам человек. Христианство считает человека греховным и ничтожным, а буддизм утверждает, что индивидуального «я» вообще не существует. Интересно отметить, что при всей ненависти к христианству и любви к буддизму Ницше тем не менее воспринимал Иисуса как буддиста, пришедшего в землю иудеев.

Как и в христианстве, буддистский дьявол Мара соблазнял Гаутаму Будду видением прекрасных девушек, чтобы умертвить его духовную жизнь.

Наконец, как и христианство, буддизм породил огромный, ядовито-заразный и неисправимо-ленивый гриб монашества: в отдельные эпохи количество буддистских монахов было сравнимо с населением придерживающихся буддизма стран.

Какой же вывод можно сделать из всего изложенного? Совершенно очевидно, что, как и христианство, буддизм тоже религия не жизни, а смерти.

Страдание — удел неверных

В общем и целом культа страданий в исламе нет. В рамках исламской этики тема страданий не является ключевой и любое страдание воспринимается негативно, как зло, отсутствие счастья, терзание, наказание. Страдания в исламе ждут кого угодно: язычников, иноверцев, грешников, предателей Аллаха, допускающих несправедливость, но только не правоверных мусульман — их Аллах оградит от страданий и дарует вечное блаженство в раю. Удовольствия исламу ближе страданий, хотя вместо страданий ислам налагает на жизнь верующего массу ограничений, требуя молитвы пять раз в день и длительного ежегодного поста.

Христианская идея, что страдания возвышают человека, способствуют его духовному росту, приближают к Богу и облегчают попадание в рай, воспринимается в исламе как маргинальная. Эта идея существовала в исламе на ранних этапах его развития, но в основном в тех течениях, которые подверглись сильному влиянию христианского мировоззрения, в суфизме, к примеру. Но в классическом исламе она не прижилась: очистить свою душу можно истинной верой в Аллаха и неукоснительным следованием Сунне. Телесным и душевным мукам тут не место.

Отсутствие культа страданий в исламе обосновано самой историей его появления. В отличие от Христа, пророк Мухаммед не страдал, не испытывал серьезных гонений и не подвергался истязаниям. Мухаммед с самого начала очень грамотно и мудро выстроил стратегию распространения своего учения: вначале он тайно проповедовал и обращал в ислам только близких ему людей, и только тогда, когда ислам окреп, обратился ко всему окружающему народу. По этой причине при его жизни не было мучеников за веру. Страдали не мусульмане, а неверующие в Аллаха, которым пришлось спасаться от мощного натиска новой религии.

Пророк хотел, чтобы верить было легко и приятно, и поэтому ислам призывал к умеренности во всем, даже в служении Аллаху. Не надо себя изводить, надо просто соблюдать продиктованные правила и радоваться той награде, которая обязательно ждет правоверного на небесах.

Более того, нет и не может быть единого стандарта правильной веры. Вера должна быть соизмерима с возможностями каждого человека. То, что Аллах не желает людям страданий, нашло отражение как в самом Коране, так и в хадисах:

«Вот к вам (о, верующие) пришел посланник [пророк Мухаммед] из вас самих же [из вашего народа]. Тяжко для него, когда вы страдаете. Он старается для вас [для вашей Веры и для вашего блага], (и) к верующим он — сострадателен (и) милосерден»

(Коран, Сура 9:128).

Смысл сказанного в том, что любые попытки делать нечто непосильное для себя (например, молиться днем и ночью до полного изнеможения или поститься ежедневно), всегда приводят к нежелательным последствиям, так как рано или поздно человек теряет силы и оказывается не в состоянии делать даже то, что могут делать умеренные верующие. В этом плане ислам коренным образом отличается от христианства с его культом страдания и крайней аскезы, в котором верующему нужно постоянно бороться с самим собой, тем самым демонстрируя Богу свою веру.

Ислам, который зародился как религия простых воинов, не принял ни первородного греха, ни искупительного страдания. Человеческая природа мусульман осталась целой, и преодолевать в ней было нечего. Страдание не считалось результатом греха, скорее наоборот, страдание побеждает грех. В сборнике хадисов Сахих аль-Бухари говорится:

«Сообщается, что ‘Абдуллах (бин Мас‘уд), да будет доволен им Аллах, сказал: “(Однажды) я зашел к пророку (да благословит его Аллах и приветствует), страдавшему от сильной горячки, и сказал (ему): “Какая у тебя сильная горячка!” И я спросил: “Это потому, что тебе предназначена двойная награда?” Он сказал: “Да, и любого мусульманина, который будет испытывать страдания, Аллах обязательно освободит от (бремени) его грехов подобно тому, как дерево освобождается от своих листьев”».

Говорить об искуплении чужих грехов и вовсе немыслимо, каждый обязан отвечать перед Аллахом только за себя самого. В исторической перспективе такие взгляды на религиозную жизнь оказались очень разумными и сделали ислам привлекательным в глазах различных народов.

Тем не менее страдания в жизни неизбежны, и правоверный мусульманин должен сделать все возможное, чтобы достойно и стойко их переносить и извлекать из всех несчастий уроки на будущее. Абу Хурайра, один из наиболее известных сподвижников пророка Мухаммеда, поведал, что пророк сказал: «Верующий подобен только что появившемуся ростку: откуда бы ни подул ветер, он сгибает его, а когда ветер стихает, росток выпрямляется» (Сахих аль-Бухари).

На практике это означает, что верующему не следует выражать недовольства, когда его постигает то, что предопределено. Мусульманин должен принять страдание с надеждой и верой, не сопротивляться и не спрашивать «почему?». Принять страдание как волю Аллаха и воздать Ему хвалу, когда оно закончится (или когда верующий умрет). Аллах ведает обо всем и никогда не подвергнет человека испытаниям, которые ему не по силам, и не пошлет больше страданий, чем человек может вынести. Не следует роптать и обвинять Аллаха, если обрушилось незаслуженное несчастье или неожиданная болезнь, — вполне возможно, что Аллах намеренно послал испытание, которое надо с честью выдержать. За все страдания, за любую несправедливость мусульманин получит от Аллаха щедрую награду как в этом бренном мире, так и в будущей жизни, на Небесах (эта идея воистину очень близка к христианской!).

Единственные люди, на самом деле заслуживающие самых страшных и ужасных страданий, — это не верующие в Аллаха. По отношению к ним у Аллаха нет никакого снисхождения (это отсутствие снисхождения мы хорошо видим сегодня в Сомали, в Нигерии и особенно в ИГИЛ):

«И не проявляйте слабости в поисках [преследовании] этих людей [ваших врагов] (и сражении с ними). Если вы (о, верующие) страдаете (от войны), то и они [неверующие] страдают так же, как и вы страдаете. Но при этом вы надеетесь от Аллаха на то, на что они не надеются [на награду, помощь и поддержку]. И ведь Аллах — знающий (и) мудрый!»

(Коран, Сура 4:104);

«И для них [для неверующих] есть (там) железные булавы [молотки] (которыми их бьют ангелы). Всякий раз, как они хотят выйти из нее [из пламени Ада] из-за страданий (и мучений), их (обратно) возвращают в нее [в пламень Ада]. И (им говорят): “Вкушайте наказание сжиганием!”»

(Коран, Сура 22:21).

При всем своем негативном отношении к страданию ислам допускает, даже приветствует, страдание за веру и отводит особое место мученикам-шахидам, хотя в исторической перспективе таких мучеников было относительно немного (это в исторической перспективе, а вот сегодня их более чем достаточно!). Кроме погибших в борьбе с неверными и в междоусобных войнах в эту категорию входят пророки и ученые-улемы. Погибнуть в сражении во славу Аллаха, с целью укрепления веры в Него, а также защищая родину или семью, настолько почетно, что может само по себе стать целью жизни. При этом неважно, страдал ли шахид или умер мгновенно, — важен достигнутый положительный эффект. В отличие от христианства, значение смерти за веру не усиливается предшествующим ей страданием.

Шахсей-вахсей в штатах Джамму и Кашмир (Индия) и Кабуле (Афганистан)

Своей смертью шахид провозглашает непоколебимую веру в Аллаха и взамен получает от Него щедрое вознаграждение: прощение всех земных грехов и гарантированное место в раю вблизи трона Аллаха. Он даже не нуждается в омовении перед погребением. Так что мученичество в исламе — очень выгодная сделка с Богом:

«А тем, которые переселились или были изгнаны из своих жилищ, были подвергнуты мучениям на Моем пути, сражались и были убиты, Я непременно прощу их злодеяния и введу их в Райские сады, в которых текут реки. Такой будет награда от Аллаха, а ведь у Аллаха — наилучшая награда”»

(Коран, Сура 3:195).

Говорят также, что мученикам будут завидовать даже пророки, так как мученики будут освобождены от наказания могилой, смогут разместиться в раю, где пожелают, заступиться перед Аллахом за семьдесят своих родственников и получить в жены семьдесят темноглазых девственниц. Им будет так хорошо, что в Судный день они будут просить оживить их снова, чтобы снова умереть как шахиды.

Звучит на самом деле очень красиво. И неудивительно, что при таких щедрых наградах от шахидов нет отбоя и тысячи восторженных мусульман готовы взорвать себя вместе с врагами Аллаха. Сам бы с большим удовольствием стал мучеником, если бы хоть немного верил в существование рая. Тем более что мученик умирает без страданий, умереть за Аллаха очень легко:

«Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: “(Что касается) страданий (в момент) гибели, то шахид ощутит лишь то, что ощущает любой из вас от укуса”»

(«Сады праведных»).

Ислам признает две категории мучеников. Тех, кто признан мучениками в этом мире (кто умер, сражаясь на пути Аллаха, в джихаде), — им обещана немедленная награда. И тех, кто, возможно, будет признан мучениками в будущем мире (кто умер от стихийных бедствий или болезней). Аль-Бухари повествует: «Пятеро являются мучениками: умершие от чумы, умершие от болезней живота, утонувшие, погребенные под обломками и павшие на пути Аллаха». «Возможно», потому что на вторую категорию законы мученичества в этом мире не распространяются, и их загробная судьба будет зависеть от состояния их веры — человек восстает в будущей жизни таким, каким он скончался.

В отличие от христианства самоистязание в исламе никогда не приветствовалось. За одним, но весьма значительным исключением. Я имею в виду шиитский обряд Ашуры, или шахсей-вахсей, представляющий кровавую ритуальную церемонию, имитирующую страдания и гибель потомков халифа Али, зятя пророка Мухаммеда. Речь идет о втором сыне халифа имаме Хусейне и его сыновьях, которые стали мучениками за чистоту веры. Этот обряд, по сей день распространенный во многих мусульманских странах, широко освещается в мировой прессе, и нет никакого смысла посвящать ему много места.

Пожалуй, это все, что следует знать о любопытнейшем феномене религиозного мазохизма — желании причинять боль и страдание самому себе, — который пришел на смену вполне здоровой древнейшей традиции наслаждаться жизнью и причинять страдание другим.

Хотя все это самоистязание и выглядит верхом абсурда и с разумной точки зрения лишено всякого смысла, реализовать его проще простого — надо всего лишь вступить в бескомпромиссную битву со своими естественными потребностями и рождаемыми ими удовольствиями. А потом можно уже приниматься за праведные страдания — их, как известно, много не бывает.

ГЛАВА V