Тема: Происхождение Детей Икон

Подтема: Заметки в ходе исследования

Приложение: Свидетельства, обнаруженные во время рейда в убежище бунтовщиков

Вырванная из книги страница

Заглавие книги: «Сила мозга. Открой свою внутреннюю энергию»

Автор: Пауло Фортиссимо

 

ВВЕДЕНИЕ

Энергия есть основа жизни.

Энергия управляет, создает, изменяет и разрушает.

ПРИМЕРЫ

Радиация может убивать – быстро или медленно. Инфракрасный свет может проникать сквозь тьму. Электромагнитные волны можно использовать для того, чтобы заглянуть внутрь вашего ума и тела. Звуковые волны, как музыка или голос, могут вызвать чувства грусти или радости. Свет дает нам возможность видеть и может пробуждать разные ощущения.

ЛЮДИ ПОСТОЯННО ПРОИЗВОДЯТ ЭНЕРГИЮ

Звук, потрясение, чувство. Однако теперь мы выяснили, что человеческий мозг обладает скрытой возможностью производить куда больше энергии, чем мы предполагали.

Запертые в себе, мы все обладаем некоей внутренней звездой, которая может разгореться ярче, чем мы могли бы вообразить.

Нам нужно только найти ключ.

Глава 23
Обсерватория

Должно быть, он тронулся с места еще до того, как я упала на землю, потому что не прошло и секунды, как он напал.

Тот парень.

Лукас бросился на него с одной стороны, Фортис с другой. Но оба опоздали. А я только и увидела, что нож.

Ножи.

Я визжу и колочу руками и ногами изо всех сил. Мгновением позже нападавший скатывается с меня. Сверкающее лезвие падает в пыль.

– Пресвятая Дева! – визжу я снова и снова. Просто не могу остановиться.

– Дол! – Лукас бросается к изгороди, но Фортис хватает его за ворот рубашки.

– Погоди-ка.

Я наконец умолкаю. И сдерживаюсь, подавляя все еще рвущийся наружу крик. Мое дыхание становится быстрым и прерывистым, но все-таки теперь я молчу.

Парень лежит неподвижно. Хотя его лицо наполовину уткнулось в землю, я различаю, как закатились его глаза. Я придвигаюсь поближе к нему. Он не дышит. Как будто жизнь покинула его тело.

– Похоже, он мертв.

– Любой, кто пересекает линию этой изгороди, умирает. Такое Икона проделывает с любым из нас, – громко сообщает Фортис, но, говоря это, сам пятится от изгороди. Его лицо теперь выглядит изможденным, нервным. – Думаю, мне лучше держаться немного подальше.

Я во все глаза смотрю на внезапно умершего парня, лежащего под сеткой изгороди. Он даже не успел полностью пробраться под нее.

Лукас тащит его за ноги, выволакивая наружу. Потом распахивает на парне куртку, проверяет карманы. И достает какой-то помятый лист бумаги, сложенный пополам. Но прежде чем Лукас успевает его развернуть, Фортис выхватывает у него лист и читает сам.

– Судя по всему, это награда за твою голову. Всего тысяча монет? Дешево. Они так нам весь рынок обрушат. – На лице Фортиса написано отвращение. – Грабитель с большой дороги, вот он кто.

– Фортис!

– Да. Должно быть, он тебя узнал и подумал, что может срубить несколько монет.

– Да кто бы стал платить за мою голову?

Лукас тянется к бумаге, но Фортис отводит руку в сторону. И листок исчезает, как и многое другое, в необъятных складках его длинной куртки.

– Думаю, за этим стоит вовсе не Посол. Она, скорее всего, и не знает ничего.

– И что в таком случае это означает? – хмурится Лукас.

– Возможно, ничего. Разве что тебе следует помнить Юлия Цезаря.

– Почему бы это?

– Не врагов в Сенате следует бояться. Больше шансов получить удар ножом в спину от кого-нибудь из самых близких.

– Отлично. Мне сразу стало гораздо легче. – Лукас явно рассержен.

– Не стоит благодарности. Но тем не менее я буду присматривать за тем, что происходит вокруг тебя, и сообщу, если что-то пойдет не так. Пожалуй, стоит заплатить Каталлусу. Он уж точно головорез, это я отлично знаю. – Фортис сминает в ком свой носовой платок и засовывает его обратно в карман. – Бедняга. Он, наверное, решил, что это и для него безопасно. Он ведь видел, как Дол сунулась под сетку. – Фортис еще немного пятится, подальше от меня. – Ну, давайте не будем больше тратить на него время. Вам пора идти, вам обоим. А уж я к вам не присоединюсь, спасибо за приглашение. Придется вам самим о себе позаботиться.

Я чувствую, как стремительно работает его мозг. «Они могут войти внутрь, – думает он. – Они могут выжить внутри Иконы. У них иммунитет. На них Икона не действует».

Я ощущаю все это, и на моем лице отражается сомнение.

Фортис смотрит на меня с усмешкой:

– Ох, извини. Иной раз я забываю, с кем имею дело. Что ты можешь заглянуть в мое сознание так же легко, как в хрустальный шар.

– Это не так действует. Не всегда.

– Вот и отлично. Значит, как в симпатичный большой стеклянный стакан. Малость треснувший, как и сам старый Фортис.

– Фортис, что все это значит? – Я внимательно смотрю на него. Мне хочется, чтобы он хоть разок был просто с нами откровенен.

– Что все это значит, я элементарно не знаю. – Фортис ни на мгновение не задумывается. – Может, ты мне скажешь, когда вернешься. Так что вперед! Вверх по склону, моя храбрая малышка Грасси! – Он делает жест в сторону Лукаса. – Впусти в ворота своего дружка – и вперед!

– И что мы будем делать там, наверху? – Я смотрю в сторону Иконы, хотя и не могу ее видеть. Не отсюда. Нам нужно подняться вверх по склону.

– Не знаю.

Лукас поднимает руку и обращается к своему запястью:

– Док, хоть ты имеешь представление о том, что мы ищем?

Голос Дока потрескивает – связь плохая:

– Основываясь на том, что нам известно, ты должен суметь отыскать некое физическое пространство, ориентировочно – пункт управления, Лукас. Некий источник энергии, который связан со всем зданием. Даже если технология не имеет ничего общего с техническими характеристиками энергоснабжения Посольства.

Фортис хватает Лукаса за руку и сдвигает повязку с запястья:

– Старина Хакс прав, но он не слишком-то сможет тебе помочь, особенно за оградой. Там зона радиомолчания. Влияние пульсации Иконы.

– Все понял.

Лукас окончательно освобождает свое запястье. Потом нажимает кнопку на манжете, и вокруг становится как будто еще тише.

Док исчезает.

Фортис хлопает Лукаса по плечу:

– Помни вот что. Там все не из нашего мира. Не ожидай, что увидишь нечто такое, что будет похоже на знакомые тебе вещи.

– Я уже сказал: понял!

Лукас так же злится, как и я. Когда я отпираю ворота изнутри, он едва не спотыкается о какую-то старую кость.

– Поосторожнее, – предостерегаю я, но он лишь ожигает меня бешеным взглядом.

Что ж, ситуация такова, что у кого угодно испортится настроение.

Но мы не останавливаемся. Мы не можем. Поэтому мы молча шагаем. Наконец пустые дома расступаются перед идущей вверх дорогой, потом дорога превращается в широкую тропу, а тропа переходит в узкую стежку на склоне горы. Мы идем и идем, пока все вокруг не дичает окончательно. Высохшие остатки некогда густого мха и сгнивший папоротник навалились на мертвые деревья по обе стороны извивающейся тропинки. Теперь я понимаю, откуда взялось название той улицы – Мшистый Папоротник.

В висках у меня начинает стучать.

Лукас показывает на остатки деревянного указателя. Видна часть стрелки и буквы «РИЯ».

– Там. Там самый крутой подъем, должно быть, он и ведет к обсерватории.

– Что ж, веди.

 

Лукас прав.

Мы пришли, только я не понимаю, на что смотрю. За пустой парковкой, за несколькими остовами заржавевших автомобилей – это.

Обсерватория. Прежде люди отсюда наблюдали за небом. А теперь небеса захватили ее, и это наблюдает за нами, видимое за много миль. Оно напоминает мне форт Санта-Каталины, вот только перед этим не раскинулся океан, а есть только огромный потерянный город. И я вижу причину того, почему мы здесь. Она врезается в небо над старым зданием. Почерневший металл Иконы раскрывается, как зловещая тень, надо всем впереди нас.

– Просто шагай дальше, – бормочет Лукас – он тоже видит.

Я киваю.

По мере того как мы приближаемся к зданию, все становится более темным, непонятным и еще сильнее разрушенным. Стук в голове усиливается. Здание уже вовсе не выглядит похожим на обсерваторию. Оно выглядит как заброшенный военный завод.

Мы поднимаемся по растрескавшимся бетонным ступеням, что ведут к центральному комплексу. Двери обмотаны цепями. Лукас трясет их, но я не теряю времени зря.

Я обхожу здание сбоку и оказываюсь на бетонной платформе за обсерваторией, на самом краю холма, возвышающегося над городом.

Хоул.

Я вижу море зданий, белую дымку на горизонте, где дома наползают друг на друга, и все кажется таким, каким давно перестало быть на самом деле. Оболочки пустых деловых центров вздымаются, как древние обелиски и артефакты того времени, которое уже не имеет никакого значения. Ближе к холмам под обсерваторией бледная растительность заползает на склоны вперемешку с чахлыми деревьями и узкими тропинками. Я вижу все пространство – от холмов на востоке до воды на западе.

А кроме того, я вижу едва различимые неровные очертания острова Санта-Каталина, который выглядит небольшим пятном на горизонте.

Я смотрю на Хоул, на весь город, и он именно таков. Хоул, Дыра. Я пытаюсь вообразить его живым, снова свободным от непрестанного страха смерти.

Но не могу.

Не могу избавиться от чувства, что все кончено, что этот некогда великий город никогда уже не станет чем-то прежним. Потому что, стоя здесь, рядом с обсерваторией, единственное, что я могу видеть, – это то, что город умирает.

Икона – машина, пульсирующая прямо возле меня, – убивает его, убивает те остатки, что еще можно убить.

Это как пустые дома на склоне холма, только везде и гораздо хуже.

– Вот ты где.

Лукас нашел меня, но он нашел и кое-что еще. Он пятится, задрав голову.

Я прослеживаю его взгляд, неохотно повернувшись к обсерватории.

К Иконе.

Я почти ожидаю увидеть каких-нибудь стражей-нелюдей, или солдат-симпов, или какое-то инопланетное приспособление, которое не позволит нам войти внутрь. Потом вспоминаю, что ни одно человеческое существо не может добраться сюда, где стою я, и что вряд ли те, кто управляет Иконой, поставили здесь охрану.

Но когда я подхожу к Иконе ближе, я вижу то, что пугает куда больше, чем любая охранная система. Земля перед нами полностью засыпана обломками. Остатки стен с разбитыми окнами выглядят так, словно здание тряхнуло землетрясением. Парадные двери широко распахнуты. Одна створка вообще упала, вторая криво висит на сломанных петлях.

– Совсем несложно, – мрачно вздыхает Лукас.

Ни одному из нас не хочется идти дальше.

Но мы идем.

Мы направляемся прямиком к самому большому строению центральной части.

Лукас идет первым, покачивая головой, как будто пытается что-то уловить.

– Чувствуешь это?

Из его уха выскальзывает капелька крови и ползет вниз.

Я киваю. Потому что все мое тело дрожит – и даже сердце вибрирует. Нам с трудом удается устоять на ногах. Никто не в силах выдержать поток энергии так близко к Иконе.

Даже мы.

– Лукас, нам не следует находиться здесь, – говорю я, протягивая руку к его уху.

Лукас отдергивает голову:

– Да. И делать этого не следует. – Он берет меня за руку, и я позволяю это. – Давай взглянем на его мозг и уберемся отсюда, Дол.

Мы входим внутрь.

 

Икона полностью разрушила то, что некогда было обсерваторией.

То, что мы видим теперь, выглядит как лишь небольшая часть Иконы – того, что мы видели снаружи. Но даже это более чем устрашает.

Оно твердое и острое, металлическое и серебристо-черное.

Поверхность как будто пульсирует, почти как густая жидкость, она волнуется и течет, создавая разные рисунки.

Я не осмеливаюсь прикоснуться к ней.

Эта штука – словно заостренные когти какой-то гигантской лапы.

Длинные трубки торчат, как пальцы, и оплетают здание. Основная часть тела Иконы, длинная и широкая, покрыта выступами, и массивные стальные кольца соединяются вертикальными полосами. Это выглядит буквально насмешкой. Та часть, что находится перед нами, чем бы она ни была, кажется единственной живой вещью во всем Грифф-парке.

Эта машина – я просто не знаю, какое еще слово подобрать, – совсем не похожа на то, что я видела издали, через телескоп. Снаружи видна лишь оболочка. А то, перед чем мы стоим, остается скрытым от мира, но оно куда мощнее всего того, что в ней есть.

Мы нашли не просто мозг. Думаю, это нечто вроде сердца. Мы стоим и наблюдаем, как оно бьется, ощущаем его ритм. Лукас поднимает руку ко лбу. Я тоже это чувствую – странную энергию, исходящую от Иконы. Чувствую, как она исследует меня, стучится в меня, нападает на меня.

Эта сила просто неправдоподобна.

Эта сила может оборвать все, что поддерживает во мне жизнь. Она выстукивает ритм, похожий на сердцебиение.

Что-то там есть – глубоко в центре этой Иконы. Нечто живое. Нечто могущественное. Нечто, что существует единственно для того, чтобы убивать.

Я прижимаю ладонь к груди, чтобы почувствовать собственное сердце.

Да.

Я закрываю глаза и вспоминаю падре и Рамону. И вижу все до последней мелочи.

Помни.

Я знаю, что Икона желает овладеть каждой клеточкой моего тела, но чувствую также и то, как внутри меня что-то ему сопротивляется.

Мое сердце сегодня не остановится.

Я мысленно тянусь к Лукасу и хватаюсь за него. Рука в руке, сердце к сердцу.

Лукас тоже испуган, но мы не можем долго находиться здесь, мы и так зашли слишком далеко.

Мы снова пробираемся сквозь завалы и путаницу проводов. Здание стоит в руинах – Икона уничтожила все старые структуры. Наконец мы приходим к согласию, что видели достаточно и что пора возвращаться.

К тому времени, когда мы выбираемся наружу, мы уже понимаем, что старые стены обсерватории не настолько крепки, чтобы выдержать такие нагрузки, и что бетонные блоки рушатся под напором Иконы.

Как рука, сжимающая чье-то горло.

– Смотри, – говорит вдруг Лукас. – У этой штуки есть корни.

Это правда. Везде вокруг нас из-под растрескавшегося бетона высовываются куски черного металла. «Значит, тут куда больше того, что мы увидели», – думаю я, и в висках начинает стучать сильнее.

Кто знает, где это заканчивается?

Тут моя нога налетает на что-то среди щебенки, и я едва не падаю. Что-то твердое, как металл, и когда я наклоняюсь и поднимаю это, оно холодит мою руку. Я уже держу его в ладони, когда мне приходит в голову, что это часть Иконы. Оно вибрирует, испуская свою собственную энергию. Дыхание. Или пульс.

– Лукас?

Тот оглядывается.

– Это то, что я думаю?

– Наверное, отломилось, когда она приземлялась.

Я поворачиваюсь, чтобы швырнуть обломок через стену, в море мертвого города внизу. Но потом замираю. Я не могу заставить себя выбросить его. Не после того, как я ощутила в нем нечто.

Я понимаю, что в этом нет смысла. Единственное, что несет с собой Икона, – смерть.

Мне следует ненавидеть его.

Но вместо того обломок меня притягивает.

– Дол? Что ты делаешь с этой штукой? Брось ее!

Но я не могу. Я не хочу.

Я пожимаю плечами:

– Кто знает, может быть, Док сумеет что-нибудь из него извлечь? Может быть, это поможет? – И я заставляю себя бросить острый обломок в свою нагрудную сумку.

– Поможет чему? – Лукас прислоняется к стене рядом со мной.

Я оглядываюсь вокруг:

– Тому, что задумал Фортис. Заставить это место заткнуться или взорвать его. Полагаю, что-то у него на уме есть. Ты же его слышал.

Но когда я смотрю на Лукаса, то вижу в его глазах нечто странное.

– Дол… оглянись вокруг. Ты действительно думаешь, что можешь просто найти какой-то выключатель Иконы? Думаешь, ты, или Фортис, или Ро, или еще кто-нибудь может просто ее взорвать?

Я растерянно смотрю на него:

– Но разве не в этом смысл? Разве мы не для этого сюда пришли?

– Ты действительно…

– Что, Лукас?

– …настолько глупа? – Я фыркаю, но он продолжает: – Ты действительно хочешь и теперь слушать Фортиса? Соваться в его Сопротивление? Просто забыть о том, что есть Посольство, симпы, оружие, Дом Лордов – все то и все те, кто управляет миром, в котором нам довелось жить?

Симпы. Я никогда прежде не слышала от Лукаса этого слова, его произносят только грассы.

– Лукас, но если это не то, чего ты хочешь, то зачем мы здесь? В Хоуле? Возле Иконы?

– Разве тебе не очевидно? Я привел тебя сюда, чтобы показать, какое все это безумие. Доказать, что ты не можешь победить. Покончить с этим, Дол! – Он с грустью смотрит на меня. – Я просто хочу покончить со всем этим.

Я знаю, что он действительно так думает. Но когда я смотрю на Икону, во всей ее уродливости, я знаю также и то, что Лукас не прав.

– Это не так заканчивается, – говорю я. – Наша история. Какой бы она ни была.

– Но так должно быть.

– Мы не можем, – качаю я головой.

– А что, если Фортис лжет?

– Он не лжет. Ты и сам знаешь. Кроме того, посмотри вокруг. Вот это все не ложь.

Я поворачиваюсь спиной к городу, глядя теперь на обсерваторию. Но Лукас на нее не смотрит. Он просто закрывает на все глаза.

– Нет. Это всего лишь ночной кошмар.

– И дело ведь не только в Фортисе. Есть еще и Док. Ты должен доверять Доку.

Я смотрю на Икону, и вдруг меня поражает то, насколько это странно. Машина помогла мне добраться сюда, на то место, откуда она подавляет город.

Лукас наконец открывает рот. И встряхивает головой:

– Фортис не дружит с Доком. Док – просто компьютерная программа. Никто не дружит с Доком.

– Это неправда. Ты сам дружишь.

Теперь мы оба смотрим на город. Лукас молчит, и я продолжаю:

– Ты знаешь его с самого детства… Сам говорил.

– Но это не означает, что я собираюсь взорвать Икону просто потому, что какой-то сумасшедший мерк решил, будто это хорошая идея.

– Он не просто какой-то мерк. И ты не потому собираешься это сделать.

– Вот как? Так объясни. Почему?

– Потому что ты можешь это сделать. Мы можем.

– Прекрати!

– Только мы. А это должно что-то означать.

Подвывание Иконы как будто становится тем громче, чем дольше мы стоим здесь. И вскоре я уже не в силах его выдерживать.

– Означает ли?

Лукас задумывается, но я уже знаю ответ. Или, по крайней мере, вопрос.

Из всего, что я видела сегодня, что именно имеет значение?

Я закрываю глаза, и в моей памяти непрошено всплывает предсказатель. Я буквально ощущаю нефритовые фигурки в своей сумке. И пытаюсь вспомнить, что он говорил.

Есть некая девочка. Он сказал, что я должна ее найти. Не я важна. Она. Но как я могу это сделать? Я не могу.

Потом я вспоминаю золотой крестик, тот, что принадлежал моей матери. Тот, что Посол вложила в мою ладонь.

Ты выжила, чтобы суметь заплатить долг.

Я знаю, зачем я здесь, даже если Лукас этого не знает.

Я должна бы сказать ему, но исходящий от Иконы шум не дает возможности думать. И я хватаю Лукаса за руку и увлекаю к тропе на склоне горы.

Это – все это – куда больше того, что может выдержать один человек за один день.

Больше, чем могу выдержать я.

Нужно так много сделать, и никто больше не может сделать это. Это совсем не то, чего бы мне хотелось, но так уж все сложилось.

Мы должны быть сильными.

Мои родители мертвы. Наш город умирает. Речь не только о нас самих, речь о куда большем.

ОТЧЕТ ОБ ИССЛЕДОВАНИИ:

Проект «Человечество»

Гриф: совершенно секретно / Для Посла лично

 

Кому: Послу Амаре

 

Тема: Пауло Фортиссимо, иначе называемый Фортисом

Образование: докторские степени в Массачусетском технологическом институте и Колумбийском университете – астрофизика, неврология, генетика и искусственный интеллект.

Автор книги «Высшая сила. Освободи энергию своих эмоций».

Советник по науке при Министерстве обороны США при четырех президентских администрациях, с 2040 по 2056 г.

Получил специальное назначение в комиссию ООН по околоземным объектам, занимался вопросами возможной эвакуации в связи с приближением Персея.

Предполагаемый руководитель и автор исследований, относящихся к Детям Икон.

Местонахождение: неизвестно.

Принадлежность к сообществам: нет уверенности, но известен как враг оккупационного правительства.

Весьма опасен.

Примечание: имеется приказ Посольства уничтожить его при первой возможности.

Глава 24
Ро

К тому времени, когда мы добираемся до подножия холма, у меня болит сердце, стучит в висках, в ушах стоит звон, из них сочится кровь. Фортис исчез.

– Проклятый торгаш!

Лукас в бешенстве, да и я тоже. Моя книга – моя тайна – исчезла вместе с мерком. Но, по крайней мере, он оставил браслет Лукаса, повесив его на изгородь.

Лукас показывает в небо, и тут я слышу звук. Фрили приземляется прямо за воротами. Воздух бешено несется по пустынной улице, шум становится таким громким, что я зажимаю уши ладонями. Вертушка сдувает сухие листья вокруг нас, и я не хочу смотреть туда и видеть, сколько еще новых костей откроется взгляду.

– Должно быть, Док послал ему координаты! – кричит Лукас сквозь грохот мотора, и мы выскальзываем за изгородь.

Мгновением позже дверь вертолета уже с лязгом задвигается за мной, и мы взлетаем и мчимся прочь от парка. Я начинаю дрожать – так сильно во мне чувство облегчения и так тяжело было ощущать действие Иконы.

Я вижу, как Лукас откидывается на спинку сиденья и закрывает глаза. Он теперь тоже это ощущает. Освобождение. Пространство. Икона неохотно отпускает нас, хотя и не хочет. Я очень остро это чувствую, но мы взлетаем в небо, как последняя везучая птица.

 

Фрили быстро доставляет нас домой, пожалуй, даже быстрее, чем мне того хотелось бы.

Ро наблюдает за вертолетом, когда тот приземляется. Чем ближе мы к нему, тем сильнее я чувствую его. Ро не просто рассержен.

Лукас ведет себя так, словно не замечает Ро. И снова мы с Лукасом в тупике. Мы не получили книгу, хотя знаем теперь, что она у Фортиса. У нас нет плана, хотя похоже на то, что он есть и у Сопротивления, и у Посольства. Мы не можем по-настоящему понять значение тех вещей, которые видели. Или которых не видели.

Но…

Хотя события этого дня были ошеломляющими и не позволяющими сделать окончательные выводы, мы с Лукасом пережили их вместе. И они погрузили нас обоих в молчание, мы таимся друг от друга, уходим от решений, от того, что мы должны сделать, и от тех, кому должны доверять. Но именно это и объединяет нас теперь.

Лукас не знает, что думать обо мне, а я не знаю, что думать о нем. Но сейчас наши сомнения не имеют отношения к делу. Для меня сейчас важно то, что чувствует Ро, и когда вертушка приближается к нему – и к Посольству, – я улавливаю все его ощущения до последней капли.

Ему больно, и Ро хочет, чтобы и мне было больно тоже. Я никогда ничего подобного не замечала в Ро, только не в Ро, который убил бы любого, кто посмел бы причинить мне боль. Между нами что-то начало меняться. Может быть, уже изменилось. Я закрываю глаза. Мне хочется сказать это Ро. Хочется заставить его понять ту путаницу чувств, что бурлит во мне. Мне и самой хотелось бы их понимать.

Вертолет опускается все ниже над голым бетоном посадочной полосы – и Ро становится все больше и больше… И я знаю: мне не избежать того, что последует дальше.

Я ведь оставила Ро.

Как всегда, в мире Ро есть только плохое и хорошее, правильное и неправильное – и никаких переходных степеней. Я готовлюсь к встрече. Я говорю себе, что все это скоро закончится, как обычно. Но это неправда, теперь уже неправда. По крайней мере, я уже не могу быть уверенной в этом.

Когда вертолет наконец замирает на посадочной площадке Посольства, Ро там уже нет.

Лопасти винта все еще вращаются, когда я выскакиваю наружу и бегу к дверям. Лукасу приходится поднажать, чтобы угнаться за мной.

 

Я ничуть не удивляюсь, когда Лукас тащит меня мимо главного входа во двор Посольства, но Ро нет и там, как я надеялась. Однако там есть охранники, так что наше дневное приключение сразу заканчивается. Ро нет и ни в одном из коридоров, по которым я бегу, нет в экзаменационном помещении № 9В, в котором запирает меня симпа. И я понимаю, что немедленно уладить проблему с Ро не удастся, и думаю о том, как много изменилось с тех пор, как мы покинули миссию.

Я должна отыскать Ро.

После третьей попытки отпереть замок я бессильно опускаюсь на пол у двери. А потом мне приходит на ум, что есть и более легкий способ открыть дверь, чем мои упражнения.

– Док! Ты здесь?

– Да, Долория.

– Док, можешь открыть для меня дверь?

– Конечно могу.

Я поднимаюсь на ноги и молча жду. Ничего не происходит. Я вздыхаю:

– Док! Я имела в виду – открой, пожалуйста, дверь!

– Отмечаю, что схема речи выглядит теперь гораздо понятнее. Предлагаю всегда говорить именно то, что ты имеешь в виду.

И запор послушно щелкает.

– В следующий раз, Док.

Я выскакиваю наружу еще до того, как Док заканчивает бранить меня.

 

За дверью нет охранников, и я предполагаю, что это положительный момент того, что я считаюсь надежно запертой. Я уже знаю, как избежать встречи с патрулями по пути в библиотеку, но и там я не нахожу Ро. Его нет в стеклянной камере-классе, хотя в ней находится Тима, и она как-то умудряется одновременно и не отрываться от своего цифрового текста, и при этом посмотреть на меня. Я прокрадываюсь к задней лестнице и поднимаюсь на крышу форта, но и здесь нет ни малейших признаков Ро. И только когда я добираюсь до дальнего конца дорожки вдоль парапета, я замечаю его. Ро сидит внизу, на каменистом берегу.

Я спешу спуститься – и снова, в точности так, как учила Тима, держусь подальше от охраны, пригибаюсь, трижды перехожу с одной лестницы на другую, пока не нахожу ту, которая выводит меня прямиком к узкой полоске земли позади форта. Дверь громко захлопывается за мной, но ветер так силен, что Ро не замечает моего вторжения.

Воздух завывает и мчится вокруг нас с такой яростью, будто мы стоим рядом с вертолетом.

Но это не ветер… Это Ро. С ним именно так все и происходит. Все начинается у него внутри, и наконец он просто не может это удерживать. И тогда оно разлетается в стороны – красный жар сначала обжигает людей рядом с Ро, потом летит дальше. Когда Ро переполнен адреналином, он так силен, что может разорвать пополам стальную балку.

То же самое случается, когда в Ро бушует химическое и электромагнитное безумие.

Я отпихиваю в сторону обжигающие волны, хотя они и накатывают на меня, давят на меня.

Я сажусь рядом с Ро. Он молчит.

– Извини, – только и могу я сказать.

– Док сообщил, что симпы стреляли в тебя. Я думал, вы погибли.

– Но мы живы. Доку следовало сказать тебе об этом. Когда мы уже оказались в безопасности.

Я смотрю на руки Ро. Они красные и исцарапанные. Ожоги и синяки на его собственных ладонях – результат его же собственных кулаков. Я причиняю ему боль.

Нет.

Он сам причиняет себе боль.

Именно так всегда говорил падре. Постарайся найти ту точку, где заканчивается Ро и начинаешься ты сама. Вы два человека. Вы не единая личность.

Мы не едины. Я знаю, что мы не одно целое, но мне трудно это помнить, потому что я чувствую все, что чувствует Ро, потому что я ощущаю его сильнее, чем кого-либо еще в этом мире. Может быть, и все другие так же соединены?

Два человека.

Не один.

Два.

Но падре знает – знал – и Ро, и меня. Он знал, что с нами все куда сложнее.

Сейчас я могу лишь постараться успокоить Ро.

– Я в порядке. Ты все равно ничего не мог сделать.

– В том-то и суть. Я ничего не мог сделать. Я не мог защитить тебя от него.

Мысль кажется мне почти забавной.

– От него? От Лукаса? Тебе незачем защищать меня от Лукаса.

– Вот уж точно! Мне незачем защищать тебя от того, кто тащит тебя с собой в Хоул, позволяет, чтобы в тебя стреляли, и впутывает еще в какие-то неприятности.

Я искоса смотрю на Ро, на ходу придумывая, что сказать.

– Он выглядел таким расстроенным. Я лишь хотела найти его и поговорить. Я думала, что смогу убедить его вернуться в библиотеку. Еще раз попытаться вычислить, почему пропали нужные нам сведения. Но Лукас буквально бегом помчался к вертолету, и, прежде чем я успела хоть что-то понять, мы уже поднялись в воздух.

Это чистая ложь и не лучшая из моих выдумок – мы оба это знаем.

– Чувства Тимы очень сильно задеты. Она думает, ты бегаешь за Лукасом. Я не знаю, заметила ты или нет, но она… – Ро пожимает плечами.

– Такое трудно не заметить.

Взгляд Тимы постоянно следует за Лукасом. Он, похоже, единственное, о чем она думает, кроме всех ужасов ее жизни. Да, я заметила. Но если это и Ро заметил, тут есть о чем задуматься.

Должно быть, он разозлился куда сильнее, чем мне казалось.

– Итак…

Это слово звучит ровно, но с силой множества других слов – слов, которых Ро не произнесет.

– Итак – что?

– Ты?..

– Я – что?

– Ты и Лукас.

Лицо у Ро красное, и я смотрю на него, как смотрела много лет, даже если Ро меня не замечал. Я пытаюсь понять, не становится ли его лицо еще краснее. Но в любом случае это знак. Только откуда мне знать, что я должна сделать или сказать?

Моя гордость задета, и все же я чувствую себя так, словно должна защищаться.

– Лукас Амаре? Любовь? Да его все в мире любят!

– Значит, «да».

Ро хватает горсть камней и швыряет их в пенистые волны прилива. Вода уже настолько бурлит, что я даже не замечаю всплеска.

– Ро! Ничего подобного! Люди следуют за ним и стреляют в него. Но Лукас совсем не тот человек, с которым девушка может… – Я вздыхаю, потому что, говоря это, осознаю правду. – Ни я, ни Тима.

– Это не ответ.

Я забираю камень из ладони Ро и сама бросаю в воду. Я в бешенстве. Я не могу говорить, я могу только кричать:

– Мы ничего не сделали! Там. Ты счастлив? А теперь моя очередь. У меня есть к тебе вопрос, Ро. С каких это пор ты превратился в такую задницу?

Теперь он смотрит на меня. Наконец-то. Но его лицо настолько открыто, что лучше бы он и не смотрел.

– С тех пор, как я полюбил девушку по имени Печаль, наверное. Следовало предвидеть, что радости она не принесет.

Ну вот.

Он сказал.

Любовь.

Он любит меня.

Теперь слово вырвалось наружу, оно в ветре, и в воде, и на берегу перед нами. И теперь, когда Ро произнес его, я вижу, как чувство исходит от него волнами – такими же реальными и яростными, как волны прилива перед нами, которые снова и снова обрушиваются на камни.

Оно алое и пульсирующее, это чувство, оно явно принадлежит Ро, но есть в нем и нечто новое.

И это любовь.

Ро говорит правду. Он ничуть не смущен. Но это и не то, что он всегда чувствовал ко мне. Ро меняется.

– Долория… – Он протягивает ко мне руку. – Ты нужна мне. – Голос Ро надламывается. – Прошу…

Он наклоняется ко мне, придвигает свое лицо к моему. Его жажда захлестывает. Он хочет одного: окутать меня гигантским облаком. Облаком ярости, таким, как его имя. Облаком скорости, и пота, и травы, и жары. А потом, подо всем этим, я вижу нежность. Надежную, настоящую. Это глубочайшее, правдивейшее в биении его сердца.

– Дол…

На мгновение я забываю о том, что нужно дышать, у меня кружится голова. Как будто мои ноги могут сами собой согнуться и бросить меня на камни. Как будто я могу захлебнуться в волнах. Я могу потерять все.

Но я позволяю событиям идти своим чередом.

Я поднимаю лицо.

Мы целуемся.

Это начинается легко, как будто шутя, но этого недостаточно. Ро не удовлетворен. Жар бушует в нем, и я как будто сгораю и рассыпаюсь в пепел. Я леденею, хотя и горю.

Ладони Ро опускаются на мои плечи, скользят по рукам. Он тянет повязку на моем запястье.

Мои пальцы сжимаются в кулаки. Я знаю, что Ро нуждается во мне. Я знаю, что успокаиваю и утешаю его – и даже в каком-то смысле дополняю. Но моя рука застыла. Моя рука – лед.

Ро отрывается от моих губ. Он не сводит с меня глаз. Я чувствую, как он пытается снять повязку. Его пальцы не находят узла, и Ро тянет сильнее. Он разочарованно срывает муслиновую полоску.

Я отворачиваюсь от него как раз в тот момент, когда белая ткань летит на камни позади нас.

– Дол…

Он притягивает меня к себе. Я пытаюсь отстраниться. Я чувствую себя куклой, вещью.

Я не могу.

Я не могу соединиться с ним, только не так. Нет, если это означает больше, чем наши ночи на кухонном полу, наше детство в миссии, наше братство грассов.

Я не слишком хорошо понимаю собственные чувства. Я ничего не знаю о самой себе. Я лишь знаю, что не могу быть связанной с Лукасом и не могу быть связанной с Ро. Даже при том, что какая-то часть меня хочет отдаться им обоим.

Что со мной не так?

– Я не могу, – качаю я головой.

Но легче мне не становится. Алая ярость не рассеивается. И любовь тоже. Ничто не исчезает.

– Ро… мне очень жаль. Мне не следовало позволять тебе целовать меня.

– Но ты тоже это чувствуешь. Не притворяйся.

– Я не знаю, что я чувствую.

– А я знаю. Ты просто боишься. Ты не хочешь страдать. Ты думаешь, что те, кого ты любишь, исчезают, уходят. Что я тоже уйду, и ты останешься одна.

– Да.

Ро говорит правду, я не могу этого отрицать.

– Но я здесь. Я останусь. Я именно тот, кто останется с тобой.

– Может, мне просто хочется, чтобы все было по-прежнему.

– Дол, посмотри вокруг! Люди умирают. Вся планета умирает. Ничто не осталось прежним.

– Я знаю. И именно поэтому так растеряна.

Ро отворачивается. Потом вздыхает и поднимает с камня мою повязку. Протягивает мне грязный лоскут:

– Ну, как хочешь.

Я люблю Ро, всегда любила его. Мы любим друг друга, и он это прекрасно знает. Но не похоже на то, что мне следует напоминать ему об этом прямо сейчас. И в любом случае это совсем не то, что он имеет в виду.

Я начинаю обматывать руку тканью. Мне хочется спрятать под ней все. Свои чувства, его чувства. Я не желаю их.

Я завязываю концы полоски так туго, что мне кажется, будто кровь уже не доберется до кисти. Может, это и к лучшему.

– Идем-ка отсюда, – говорит Ро, швыряя в воду последний камень.

Он наблюдает за тем, как тот летит и исчезает в волнах. Это не тот мирный океан, что плещется у пляжа нашей миссии, там, вдали от Трассы. Здесь вода бурная и беспокойная и такая же хаотичная, как сам Хоул. Такая же гневная, как Ро. Такая же запутанная, как Лукас. Такая же растерянная, как я.

– Я уже сказала, мне очень жаль.

Но Ро хотел бы услышать другое, и по этому поводу я тоже сожалею. Лицо Ро выглядит мрачным. Он вздыхает и качает головой:

– Неважно.

Еще одна ложь.

Ро шагает вдоль береговой линии, и я спешу за ним.

– Ты хотя бы узнала что-нибудь полезное там, в Хоуле? Или вы просто развлекались, ну, если исключить стрельбу?

 

К тому времени, когда мы возвращаемся в Медицинское крыло, я уже рассказываю ему все. Об Иконе. О том, как та убила напавшего на меня парня, но не меня саму. И не Лукаса. И как мы взобрались на холм и что там увидели.

О Доке, и о Хаксе, и о Фортисе, и о Сопротивлении.

– Значит, кое-что мы все-таки можем сделать. – Ро смотрит на небо, на форт, думает. – Мы должны рассказать Тиме. Она знает, что нам необходимо. И может быть, у нее есть доступ к информации, которую мы можем использовать для удара.

– Какого удара?

Ро глядит на меня как на последнюю дуру:

– Впервые в жизни мы действительно способны сделать что-то такое, что нам поможет. Поможет всем.

– Но нам следует быть осторожными, Ро. Нас ведь всего четверо.

– Трое. Нас всего трое.

– Что?

– Ты просто дурочка, если думаешь, что Лукас поможет нам сокрушить его собственную мамашу и лишить ее работы.

– Ты не знаешь Лукаса.

Ро смотрит на меня с недоверием:

– Лукас больше ничего не значит. Никто из этих медных пуговиц не имеет значения. Это дело грассов. Как я хочу вернуться в миссию! Я знаю там кое-кого, кто мог бы помочь.

– Да ведь нам не известно даже, уцелела ли миссия!

Мое сердце болезненно сжимается, когда я думаю о Биггере и Биггест, оставшихся там.

– Неважно. Это наш шанс, Дол. Другого может и не быть. Мы должны <