Возле домов поленицы дров, бочки с дождевой водой. На каждом участке насос, чтобы качать воду для поливки. У домов ярко горят осенние цветы.

НИКОЛАЙ КОЛЯДА

 

 

ДЫРОВАТЫЙ КАМЕНЬ

Комедия в двух действиях

 

город Екатеринбург

2014 год

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

 

 

ГАЛИНА СЕРГЕЕВНА, 65 лет

ЛАРИСА СЕРГЕЕВНА, 65 лет

ВЕРА СЕРГЕЕВНА, 60 лет

ИГОРЬ ПЕТРОВИЧ, 70 лет

НАТАЛЬЯ, 40 лет

 

Дом в дачном поселке на просеке в лесу.

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

Август. Дачный поселок расположился на просеке под высоковольтной линией. Когда-то давно вырубили просеку в лесу, в горку идут железные ноги высоковольтной линии, а под проводами – домики, домики, много домиков.

У домиков стоят многолетние яблони, они наклонили тяжелые ветки с яблоками, еще тут - кусты смородины и крыжовника, грядки с клубникой, луком и морковкой, а еще - старые теплицы, в которых зреют помидоры и огурцы, а рядом с теплицами - кучи компоста.

Возле домов поленицы дров, бочки с дождевой водой. На каждом участке насос, чтобы качать воду для поливки. У домов ярко горят осенние цветы.

Дачные участки отделены от леса забором, в заборе калитки, чтобы ходить в лес за грибами и ягодами.

Будний день и в домиках пусто. Провода высоковольтной линии прогнулись низко-низко и угрожающе гудят. Время от времени тихо падают яблоки в траву. Какие-то птицы пролетают стайками.

Вот и этот дом, как все, ничего необычного. В доме две маленькие комнатки, веранда, баня – всё под одной покатой зеленой крышей. У веранды стоит старая рябина с красными ягодами, рябина упирается стволом и ветками в крышу, качается на ветру и скрипит, будто плачет и жалуется. В доме на веранде открыты три окна, но всю веранду и окна облепило растение под названием «Девичий виноград» и почти ничего не видно из окон. У Девичьего винограда широкие листья, по-осеннему ярко-красные и зеленые, длинные цепкие побеги, ухватившие каждый выступ и бугорок на досках. Крепко-крепко прижалось растение к веранде.

На веранде какие-то травы сушатся под потолком, стоит широкая кровать, рядом с ней газовая плита, а еще тут - стол круглый, старый, прочный, а возле стола четыре стула. В углу пачка старых газет. Старое зеркало висит на стене. Утро, а на веранде темно и горит лампочка под потолком.

На веранде трое: Галина Сергеевна, Лариса Сергеевна и Вера Сергеевна. Галине Сергеевне 65 лет. Она в платье с люрексом, на высоких каблуках, голова в платке, под которым бигуди. Накрашена ярко. Ходит и ноги с непривычки от каблуков подламываются. В ушах у нее сережки, на шее большие бусы. Очень броско оделась она в этот жаркий день бабьего лета.

Стол накрыт на четыре персоны. Три свечи в подсвечнике ждут, чтобы их зажгли красиво. Еще на столе тазик с яблоками. За столом сидят Лариса Сергеевна, ей тоже 65 лет, Вера Сергеевна - она помоложе своих подружек, ей 60. Одеты они прилично, аккуратно. Лариса Сергеевна даже в брюках со стрелками, брюки коричневого цвета. Возле стола стоят две большие хозяйственные сумки из кожзама.

Гудят провода. Галина Сергеевна ходит, размахивает ложкой, которой она мешает варенье в большом тазике. Тазик на газовой плите, от варенья идет пар. Галина Сергеевна плачет, машет ложкой, то уйдет, то снова подойдет к газовой плите и к тазу с вареньем. Пальцем Галина Сергеевна слизывает с ложки варенье, машет ложкой, потом, опомнившись, снова мешает варенье, говорит без умолку.

ГАЛИНА. Я не сошла с ума. Я видела всё своими глазами.

ЛАРИСА. У тебя мешки под глазами, Галя, как куриные желудки.

ВЕРА. Девочки, не надо ругаться. Всякое бывает.

ЛАРИСА. Что ты мне рассказываешь сказки Андрисена, Вера? Я не вижу, что ли, что она сошла с ума? Это мне всё как олухом по голове.

ГАЛИНА. Обухом, Лариса!Вы привезли бутылочку? У меня просто нервы, нервы! Нужны силы!

ЛАРИСА. Мы привезли бутылочку. Мы привезли еще мешки для яблок, дашь нам, привезли баночки для варенья – тоже дашь. Вот, наши сумки. Крепкие. Из кожзама.

ГАЛИНА. Дам. (Плачет). Я всё вам дам. Всё! Забирайте всё! Она хочет меня отравить! Доставайте бутылочку! Надо успокоиться! Вы ведь коньячок взяли? Я не люблю водку!

ЛАРИСА. Прекрати болтать ерундой. Силы ей нужны. Ты старая алкоголичка.

ВЕРА. Лариса Сергеевна, ну не надо так грубо. Вы не видите, она не в себе.

ЛАРИСА. Я всё вижу. Почему ты так одета? Зачем каблуки? Почему бигуди? Куда ты собралась? Не маши ложкой, мешай варенье, закапала уже весь пол! Из чего варенье?

ГАЛИНА. Из вишни. Много вишни в этом году.

ЛАРИСА. Ты убирала косточки? От них аппендицит.

ГАЛИНА. Косточки очень полезны. Они, как камешки, всё в желудке прочищают и перемалывают.

ЛАРИСА. Кто тебе это сказал?

ГАЛИНА. Все это говорят!

ЛАРИСА. Почему ты так одета?

ГАЛИНА. Много народу в электричке?

ЛАРИСА. Никого нету. Какой дурак сюда поедет. Будний день. К тому же сейчас у всех машины. Могут приехать без электрички.

ВЕРА. Мы смотрели в окно, наслаждались природой. Бабье лето. Увядание.

ЛАРИСА. Как ты мне надоела со своей лирикозой. Трындычиха. Заплачь давай, Вера. Увядание, увядание.

ВЕРА. Да слова сказать нельзя! Нет, мне не хочется плакать. Галина Сергеевна, очень мне весело. Жизнь. Люди на огородах копают картошку. Всюду жизнь. (Достала платок, принялась рыдать).

ЛАРИСА. Ну что это такое, что за болото?! Всюду жизнь! Да! Все стоят раком на своих огородах. Как мыши потные. Надоели со своей картошкой. Слава Богу, у меня нет ни дачи, ни огорода. Пошла в магазин и купила, что надо.

ВЕРА (плачет). Чтобы сходить и купить – надо денежки иметь.

ЛАРИСА. У меня пенсия, мне хватает. Так, Галя, давай еще раз с начала расскажи: что случилось?

ГАЛИНА. Я сейчас затоплю баню. Вы же любите.

ЛАРИСА. Еще чего. Не вздумай. Я знаю - спалишь дом. У тебя руки не из того места растут.

ГАЛИНА. Я знаю, как. Я пойду, затоплю. Вера, не плачь, а то я тоже начинаю.

ЛАРИСА. Поплачьте, поплачьте. Меньше поссыте.

ГАЛИНА. Ну что это за слова?! Я пойду баню топить!

ЛАРИСА. Нет, ты не знаешь как! Раз в год нас привозила сюда Наталья, твоя невестка. Она топила баню, мы собирали яблоки. И ты сюда приезжала тоже раз в год. А теперь мы приехали на электричке, потому что ты звонила и орала в трубку, как худая свинья, белым звуком орала. Орала минуту и бросила трубку. И стала недоступна. Так?

ГАЛИНА. Тут не берет, нет связи. Эти линии электрические, вероятно, глушат связь. Я залезла на крышу и позвонила, больше не могла. Душат рыдания третий день.

ЛАРИСА. Где Наталья? Почему она нас не привезла? Зачем ты накрыла стол на четверых? Кто еще будет? Она на крышу лазит, сдурела!

ГАЛИНА. Наталья тебе нужна?! Вот что делает твоя Наталья!

ЛАРИСА. Она твоя, а не моя.

ВЕРА. Девочки, тише, слышно на весь лес.

ЛАРИСА. И пусть. Да что случилось, говори уже?

ГАЛИНА. Я не могу, мне надо собраться. Это такая обида и такое оскорбление!

ЛАРИСА. Почему так гудят провода? Голоса не слышно. И солнца не видно, темно на веранде. Почему ты не вырубишь этот «Девичий корень», он облепил всю веранду, днем надо лампочку зажигать, темно!

ГАЛИНА. Всегда так гудят. А ты каждый год спрашиваешь это, Лариса. А это - «Девичий виноград». Так красиво называется. А не «Девичий корень». Его садил еще отец. Я не могу его тронуть. Он так прижался к веранде сильно, так романтично, красиво …

ЛАРИСА. Кто к кому прижался? Что ты мелешь?

ВЕРА. Как хорошо гудят провода. Умиротворение какое. Слияние с природой. Скрипит рябина, вы слышите? Тут так тихо, гудят провода и скрипит рябина, рябина растет прямо под домом, у крыши и ее ствол трется об доски. Слышите?

ЛАРИСА. Ствол трется, ага. Это что такое?! У этой кто-то к кому-то прижался. А у этой какой-то ствол трется. Сбрендили обе! Хватит лирикозу! Ничего я не слышу. Говорите громче, гудят провода. Это так вредно – жить тут, под электрическим полем. Зачем ты тут? От этого гула и от электричества сходят с ума. Ну дак что, отвечай?

ГАЛИНА. Лариса Сергеевна, дорогая, я не сошла с ума! Но я твердо вам говорю: я больше не поеду в город, в эту страшную квартиру, где живет эта негодная страшная женщина Наталья! Я останусь здесь, здесь! (Галина Сергеевна топнула ногой, нога подвернулась, Галина Сергеевна упала, тут же поднялась, одернула платье). Да, здесь!

ЛАРИСА. Господи, ее уже ноги не держут!

ГАЛИНА. Просто каблук попал в щелку между досками! Так вот. Здесь буду! Наступит зима, занесет сугробами дом, а я буду бродить по лесу, как бездомная, собирать ветки и топить дом. И замерзну тут навеки! Я, и правда, поняла вдруг, что она колдует, я поверила в черную магию, я никогда в это не верила, но вот, вот, вот!

ЛАРИСА. Вот, вот, дали ему год, просидел два – вышел.

ГАЛИНА. Да, Лариса! Наталья хочет сжить меня со свету! Я увидела это своими глазами!

ЛАРИСА. Ты сбрендила. У тебя морда опухшая, как часы на вокзале.

ВЕРА. Господи, я не могу остановиться, слезы бегут, как представлю Галину Сергеевну в сугробах, в лесу! Не надо ругаться, Лариса Сергеевна.

ЛАРИСА. Ты у нас известная слезомойка. Надо ругаться! Первое слово дороже второго! Первое в огне горит, второе Ленин говорит! Ты понимаешь, что она бредит?

ВЕРА. Причём тут Ленин?Ну, нет, мало ли, может - и правда.

ЛАРИСА. Гады немцы, убили Зою. Какая правда?!

ГАЛИНА. Везде, везде, по всей квартире насыпан белый порошок!

ВЕРА. Порошок? Белый?Может, это от тараканов?

ГАЛИНА. У нас нет тараканов давно! Все рыжие тараканы ушли куда-то из России, ты разве не знаешь? По телевизору сказали. Исчезли!

ЛАРИСА. От таких сбежишь. К черту на рога. На Северный полюс.

ГАЛИНА. Да! Белый порошок! А еще везде иголки натыканы, во все углы! А в горшках с цветами – лежат ломаные лезвия! Ну, разве непонятно, что это значит?

По дорожке мимо яблонь идет Игорь Петрович. Ему 70 лет, но он хорохорится: он в рубашке в полоску с бабочкой красного цвета, черные очки, белые брюки, на шее фотоаппарат. Идет, картинно машет рукой, входит на веранду. Говорит Игорь Петрович всегда с улыбкой, протяжно, будто всё время намекая на что-то.

ИГОРЬ (улыбается). Добрый день, дамы. Вашу ручку. И вашу. Галина Сергеевна, вы как всегда прелестны. Это ваши подруги?

ГАЛИНА. Да. Я вам рассказывала вчера.Это мои подружки.

ЛАРИСА. Да, да. Это мои подружки, козявки и лягушки.

ИГОРЬ. Как вкусно пахнет у вас!

ВЕРА. Это варенье.

ИГОРЬ. Это варенье? Правда?

ВЕРА. Правда.

ИГОРЬ. Вы не шутите?

ГАЛИНА. Нет. Это варенье. Да, варенье. Из вишни. Вишневое варенье. Или вишнёвое – не знаю, как правильно. Чехов тоже не знал. (Улыбается). Это Лариса Сергеевна. Это Вера Сергеевна. Мы все из одной школы. Работали много лет и подружились. Мы с Верой Сергеевной преподавали русский язык и литературу. А Лариса Сергеевна – физику.

ИГОРЬ. Да что вы? Как интересно? Даже физику?

ВЕРА. Да. И мы все по отчеству – Сергеевны. Надо же, такое вот совпадение.

Молчание.

Лихие девяностые, чего скажешь.

ЛАРИСА. Да при чем тут это? Ты к чему это? Что это такое? Что?!

ГАЛИНА. У нее припадок, Игорь Петрович, не обращайте внимания.

Молчание.

ЛАРИСА. Всё смешалось в доме Облонских.

ВЕРА. Простите. (Заплакала, мешает варенье).

ИГОРЬ. Ну да. Бывает.

ЛАРИСА. Значит, вы на скрипочке наяривали в оркестре в оперном? А я ходила много раз в оперный, но вас не видела что-то.

ИГОРЬ. Ну, понятно, я ведь был не на сцене, а в оркестре. В яме в оркестровой.

ЛАРИСА. Ах, в яме. Вы, значит, из ямы.

ИГОРЬ. Ну да, в яме. Всю жизнь проработал. Но полгода назад они мне вдруг в театре говорят: «Вы не вписываетесь в концепцию развития нашего театра!». Какая концепция? Остановите Землю, я сойду! Их концепция - ставить спектакли на тему «Фройкин и дети». Бог с ними. Я ушел сразу. Они взяли девчонок в оркестр. А мы, помню, перед последним актом «Фауста», перед «Вальпургиевой-то ночью», оркестранты, сходим в буфет, выпьем по бутылочке пивка, бутербродик с икорочкой там или с буженинкой съедим, да как «Вальпургиеву-то ночь» дадим! Как дадим! Мужики ведь сидят – так звучит, звучит! … А сейчас что? Девчонки после консерватории сидят, елозят туда-сюда смычком. А-а, что говорить. Говорить – нечего.

ЛАРИСА. Все артисты – пьяницы.

ИГОРЬ. Не все.

ЛАРИСА. Я так и знала, что они трезвые на сцену не выходят.

ИГОРЬ. Не знаю, но это не так. Я еще почикаю вас.

ЛАРИСА. Почикаете? Как-то угрожающе звучит. И что этот оперный ваш? Барахло. Стоят на сцене, бровки домиком. Мы добрые, мы злые. Беспонтовые какие-то. Фу. Я не люблю. Ни петь, ни плясать, а туда же.

ИГОРЬ. Ну, были, были достойные спектакли.

ЛАРИСА. Мимо меня почему-то.

ВЕРА. Не знаю, но я обожаю оперу. Я каждый день в театре. Но драма стала теперь такая грубая. Согласитесь, Игорь Петрович?

ЛАРИСА. Что это ты вдруг заобожала оперу? Первый раз слышу такое про тебя.

ГАЛИНА. Ну, хватит тебе. Ну, где, доставайте? Вы привезли?

ЛАРИСА. Что именно?

ГАЛИНА. Ну как – что? Бутылочку. Коньячок. Доставайте. Надо за знакомство.

Все сели, пыхтят. Молчат.

ИГОРЬ. Вы помните времена Мао Дзе Дуна?

ЛАРИСА. Нет, мы тогда еще не родились.

ВЕРА. Помним. Говорите.

ИГОРЬ. По телевизору показывали, как китайцы гоняли воробьев, вся страна гоняла воробьев, не давала им присесть. Потому что Мао сказал, что если каждый воробей съест по одному зернышку, будет куча огромная. Вот, китайцы гоняли и гоняли их, пока воробьи от изнеможения не падали. Замертво. И тогда их грузили лопатами в грузовики. Вы не помните? Я помню эти кадры по телевизору.

ЛАРИСА. И что? Вы решили так же от мух избавиться? Грузовик вам подогнать? Лопаты приготовить? Сидите, не двигайтесь!

Молчание.

ЛАРИСА. Да, да. Органы не работают. Белый порошок вижу, нюхаю. Но не слышу ничего. Ой, Боже. Надо в такой ситуации напиться.

ИГОРЬ. Какие у вас прелестные ягодки, Галочка. Глядя на них, я понимаю, почему придумано такое название: «Ягодицы»! Потому что попочка похожа на ягоды! Красненькая! Красненькие ягодицы!

ЛАРИСА. Вы всегда так много говорите? У вас бзик. А знаете, думаю, что у стариков жопки сморщенные. Гнилые такие высохшие ягодки. Не ягодицы, а ягодищи. Тьфу!

ВЕРА. Лариса Сергеевна, прекратите.

ЛАРИСА. А что прекратите? (Шепотом). У него бзик. Нет-нет, да опять на тему секса.

ИГОРЬ. Что вы сказали?

ЛАРИСА. Да так, личное.

ИГОРЬ. Вы сказали слово «секс». Я услышал. Я всегда слышу это слово. И что тут такого? Да, секс. Так устроен человек. Он не может жить без секса.

ЛАРИСА. Быстро у вас язык развязался. С двух рюмок-то. (Кричит). Но не в нашем возрасте! Старикам стыдно такое говорить! В ад попадете за такие слова!

ИГОРЬ (улыбается). В раю – климат, в аду – общество.

ЛАРИСА. Помолчите! У меня двое детей, трое внуков! Если бы я заорала, что вижу кругом белый порошок и рванула бы от них на дачу к любовнику, что бы они обо мне подумали? Мне было бы стыдно!

ГАЛИНА. Что ты кричишь, что ты болтаешь?

ЛАРИСА. А тебе – нет, не стыдно!

ГАЛИНА. Я просто помогаю Игорю Петровичу поливать огород, при чем здесь это? Ему нельзя, у него руки нежные.

ЛАРИСА. Да, да, я уже это поняла, что ему нельзя поднимать тяжелее стакана. Знаешь, Галя, стихи: «Не рви цветы, они завянут! Не верь блядям, они обманут!».

ИГОРЬ. Вы к чему это?

ЛАРИСА. Так.

ИГОРЬ. Вы, правда, работали педагогом? Странно. Уши режет мат.

ЛАРИСА. Нет, уши режет правда-матка! Наливай, а то уйду!

Молчание.

ИГОРЬ. Давайте, я поставлю фотоаппарат на автомат. И мы все вчетвером чикнемся.

ЛАРИСА. Зачем это?

ИГОРЬ. На память.

ЛАРИСА. Какая память? Чего вспоминать? Чтобы эту фотку на могильный обелиск потом разве что? Нечего уже вспоминать.

ИГОРЬ. Спокойно. Чикнемся.

Фотоаппарат щелкает.

Ну вот, теперь есть свидетельства, не отвертимся.

ЛАРИСА. От чего?

ИГОРЬ. Да я просто так сказал. Опять эти мухи!

Молчание.

ЛАРИСА. Вот пришел принц, идиот. Так. Так. Значит, так. Я выпила и скажу правду.

ВЕРА. Не надо.

ЛАРИСА. Надо, Федя, надо. Значит, так. Проводим выездное заседание педсовета.

ГАЛИНА. Отставных учителей.

ВЕРА. Отставной козы барабанщик.

ЛАРИСА. Сама коза! И причем тут барабанщик? Помолчите все! Да, заседание! Я председатель. Кто возражает? Возражений нет. Значит, вот что я вам скажу, дорогие товарищи. Наш товарищ, который нам теперь совсем не товарищ, наша коллега, которая теперь не коллега, а калека, по имени Галина Сергеевна, преподаватель русского языка и литературы - сошла с ума.

ГАЛИНА. Да что это такое?! Какая я дура, зачем я тебе позвонила?!

ЛАРИСА. Да. Сошла с ума! «Татьяна, русская душою, сама не знаю почему с ее холодною красою любила русскую зиму!».

ГАЛИНА. Ты сама сошла с ума. Не позорь меня перед Игорем Петровичем.

ЛАРИСА. Так вот. Наша Галина Сергеевна нашла повод сбежать на дачу. Придумала, что ее травит невестка белым порошком, иголками и лезвиями. Думаю, что было так. Бедная Наталья приехала отсюда, с дачи, дня три назад, и рассказала ей про соседа. Который мается, ему поливать некому. И у той засвербело!

ГАЛИНА. Хватит!

ЛАРИСА. Точно. Так и было. Как говорит Вера: следаки выяснили. Я – следак. Но ей мало. Она решила нас втянуть. И мы две старые бедные больные женщины сели в электричку и поперлись к ней на дачу, шли лесом, нас жрали комары и мухи – мухи, Игорь Петрович особенно! И вот мы здесь. Зачем? Кто виноват? Что делать? Доедет ли это колесо до Казани?

ВЕРА. Ну хватит, хватит.

ЛАРИСА. Продолжаю педсовет! Она неумёха. Яичницу сварить не может! А путь к сердцу мужчины через что лежит? Она всю жизнь ненавидела эту дачу, Игорь Петрович. Невестка ее, бедная, прелестная, как вы говорите, девушка …

ГАЛИНА. Ей уже сорок!

ЛАРИСА. Прелестная девушка в сорок лет с высшим образованием, а работает продавщицей на рынке. И всё из-за нее! Наталья ездит сюда. Поливает, выращивает, крутит банки. А эта – ноль. Всё на готовом. И придумала про нее эту чушь. Не стыдно?!

ГАЛИНА. Да, не ездила. Что мне тут делать? Я знаю эту дачу с нуля. Сорок лет у нас эта дача. Ее отец строил. Я ее терпеть не могу. Не ездила. Потому что эти провода меня облучали.

ЛАРИСА. А теперь – нет?

ГАЛИНА. А теперь – нет.

ЛАРИСА. Раз в лето мы приезжали сюда на девичник. Раз! В баню! Потрундеть по душам, собрать яблок. И что я вижу теперь? Она сбрендила. Она тут живет. Три дня. Всё из-за тебя, дорогая наша первая скрипка! Она тебе на фазенде поливает, как рабыня Изаура! Я глазам своим не верю! Не связывайся с ней! (Пауза). Педсовет закончен.

Молчание.

ИГОРЬ (улыбается). Ну, а вам-то что до этого?

ЛАРИСА. Как это – что до этого? Мой долг, моя обязанность – наставить старших и младших товарищей на нужный путь!

ИГОРЬ. Остановите Землю – я сойду. Да кому нужен ваш путь? Какое вам дело до наших взаимоотношений и до того, как они развиваются?

ЛАРИСА. Это противно! Когда старики собираются заняться этим, вот этим самым, что у вас на языке, эти ягодицы, это самое вот, это вот, когда старики – дак вот это, это противно, как представлю!

ИГОРЬ (улыбается). А вы не представляйте, зачем себя мучить?

ЛАРИСА. Старые ягодицы! Или что, уже было?! Не выносите мне мозг, я с ума сойду! Уже было! Боже, Боже! Знаете, что?

ИГОРЬ. Что?

ЛАРИСА. Скоро, скоро, скоро!

ИГОРЬ. Что скоро?

ЛАРИСА. Скоро придет Добро, увидит Зло и отрубит Злу голову!

ИГОРЬ. И что?

ЛАРИСА. А то! Отрубит! Добро отрубит, отхерачит Злу голову, вот так!

ИГОРЬ. Председатель педсовета, сядьте, выпейте, закройте рот, а то муха попадет. Я понял уже, что вам хорошо, когда другим плохо, такой вы человек?

ЛАРИСА. Нет, не такой. Не хамите!

ГАЛИНА. Такой, такой.

ЛАРИСА. Хамство! Какое хамство! Знаете, как это называется? Соловей кукушечку зазвал в избушечку, взял за титеньку рукой, накормил ее крупой! Вот как это называется!

ИГОРЬ. Правда? Ну и стишки. Похлеще моих. А вы не заметили, что вы за час раз десять выругались. И вы – педагог? Не верю. Чему учили вы? Вам за бдительность хочется орден дать. Орден Сутулого первой степени с закруткой на спине.

ЛАРИСА. Не смешно! Придурок лагерный! Сгинь, долгоносик! Кто тебя родил и не облизал?! Мне от тебя застрелиться хочется!

ИГОРЬ. Ну, стреляйтесь.

ЛАРИСА. Стыдно! О, какой мрак! Гадость какая! «И так мне погано, как будто в двадцатом году под дулом нагана бандитского в балку иду…»

ИГОРЬ. Что?

ЛАРИСА. Ни что!

ИГОРЬ. Я тоже знаю стишки. В вашем вкусе. «Осень наступила, отцвела капуста, у меня увяли половые чувства».

ЛАРИСА. Кошмар! Кошмар!

ИГОРЬ. «Весна наступила, зацвела капуста, у меня проснулись половые чувства». Хватит вам? Донна Роза, хотите, я вам прикус исправлю?

ЛАРИСА. Пошляк и анекдоты пошлые! Попа узнаешь по рогоже, а подлеца - по роже!

ИГОРЬ. Сто пудово - не про меня.

ЛАРИСА. Придет, придет Добро и отрубит Злу голову!

ГАЛИНА. Ну, хватит тебе кричать.

ЛАРИСА. Вы все – большая ошибка с многолетним стажем! А ты нас зачем позвала? Чтобы мы на него с бабочкой и в белых штанах на такого посмотрели и позавидовали? Так знай: я – не завидую!

Молчание. Лариса Сергеевна стонет. Все кинулись к ней, взяли за руки за ноги, отнесли на кровать, положили. Вера Сергеевна порылась в своей сумке, достала валокордин, накапала в стакан с водой, принесла к кровати, дала выпить из стакана Ларисе Сергеевне.

ЛАРИСА (рыдает). Я одна, я одна! Я совсем одна, я никому не нужна! Они бросили меня! У меня даже и дачи нет! У меня порошка нет! Никто не хочет ни моей жизни, ни моей смерти, всем всё равно на меня! Я не была во Франции!

ГАЛИНА. Тише, тише вы. Да что ж это за истерика?

ЛАРИСА. И никогда не буду во Франции!

ИГОРЬ. Ну вам полегчает, если я скажу, что я тоже никогда не был во Франции.

ЛАРИСА (перестала плакать). Как - не был?

ВЕРА. Не был?

ИГОРЬ. Не был. Это просто моя мечта, фантазия. Увидеть Париж и умереть. Может, еще сбудется. Легче вам стало от того, что я наврал? И хуже я стал как человек от того, что желаемое выдал за действительное?

ЛАРИСА. Ну, не знаю. Вы вообще странный. Тут нельзя сказать – лучше или хуже.

ИГОРЬ. Я не странный. Я нормальный. Я не был во Франции.

ГАЛИНА. А что за снимки вы мне показывали?

ИГОРЬ. Из интернета. Ну и что, Галина Сергеевна? Какая Франция? Вы были в нашем оперном? Вы видели этот театр и оркестр? Я конечно, переживаю, что они меня выгнали, но переживаю от того, что они нарушили привычный уклад вещей, мою привычную жизнь: утром на репетицию, вечером спектакль. Какая Франция? Кто позовет? Только – добро пожаловать в Быдлостан и в каких-нибудь Пимах на сцене ДК играть, вот и все гастроли нашего оперного. Ну, легче стало?

ЛАРИСА. Нормально. Легче. Вы меня извините, но я рассердилась вот на нее. Да и воообще – вся ситуация такая, что …

Молчание.

ЛАРИСА. Бесстыдство. Галина Сергеевна, неужели вы не понимаете, что есть вещи, которые нельзя рассказывать?

ГАЛИНА. А почему нельзя и почему бесстыдство? Я говорю про то, что я была немножко когда-то счастливая. Совсем немножко. Сын вырос, женился, потом развелся и оставил меня в квартире с невесткой и внучкой. И вот, нате – она хочет меня со свету сжить. Белый порошок, иголки, лезвия.

ЛАРИСА. Ты опять за свое? Хватит. Большая 65-летняя человеческая ошибка.

ИГОРЬ. Девушки, хватит. Остановите Землю, я сойду. Ну, что же это – к вам парень пришел, а вы сидите, как Аленушка на камешке, слезы льете. Ну? Некрасиво.

ВЕРА. Правильно. Можно спеть. А потом сгонять к магазину за фляжкой еще одной.

ГАЛИНА. Можно петь громко и неправильно? Это не оскорбит ваш музыкальный слух?

ИГОРЬ. Можно петь и орать на весь лес. Соседей нет, они приедут только в выходные. (Поет). «Пусть всегда будет водка! Колбаса и селедка! Огурцы, помидоры! Вот такие мы обжоры!».

Все подпевают, хохочут.

ГАЛИНА. Я всю жизнь мечтала станцевать на столе, как в кино куртизанки! Выпьем!

ИГОРЬ. Мечты сбываются! Ваш Газпром! Залезайте на стол!

Наталья, невестка Галины Сергеевны, уже давно стоит в дверях и наблюдает за происходящим. Наталья в кроссовках, в спортивном костюме «Адидас» с полосками на штанах сбоку. Наталье сорок лет, она полная, рыхлая, волосы покрашены в белый цвет, в руках у нее сумка с рисунком Эйфелевой башни. Галина Сергеевна, Лариса Сергеевна, Вера Сергеевна и Игорь Петрович замерли, смотрят на Наталью.

Поздняк метаться, спалила я вас.

ИГОРЬ. Остановите Землю, я сойду. Добрый день.

ЛАРИСА. Наташа, ты же нас не довезла. Вот мы и сами, пеходралом, пришли, в баню, так сказать.

ВЕРА. Где-то тут черепаха. Давайте ее искать.

Галина Сергеевна схватила топор, который лежал в углу, выскочила на улицу и начинает сдирать прилипшие к веранде ветки растения. Рубит и рвет их, оттаскивает от веранды к компостной куче. Плачет. Лариса, Вера, Наталья и Игорь пораженно стоят, не двигаются. Галина оторвала растение, пришла на веранду, бросила топор в угол, упала на кровать, рыдает.

Молчание.

Темнота

Занавес

Конец первого действия

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

Молчание.

ИГОРЬ. Я хотел сказать, что …

НАТАЛЬЯ (кинула тряпку в ведро, брызги летят, кричит). Молчать! Молчать! Ни слова! Молчать! Заткните все свои носопырки или я вас всех поудушиваю, поубиваю, в мешках отсюда вынесу, ну?!

ИГОРЬ. Я просто хотел сказать, что мы можем помочь, если хотите …

НАТАЛЬЯ. Молчать, сказала?! Молчать! Стойте там и молчать мне тут или я вас – я не знаю, что я с вами сделаю!

Молчание.

ИГОРЬ ПЕТРОВИЧ. Очень много мух. Девочки, пойдемте бить.

Молчание.

ЛАРИСА. Так, Вера Сергеевна, помогай, надо в банки налить варенье, надо, пока горячее и закрутить крышками, тогда не скиснет.

ВЕРА. Банки надо сначала продизенфицировать, простерилизовать. В кастрюльке воду вскипятить и банки вниз горлышками поставить в кастрюльку. А потом туда сразу варенье.

ЛАРИСА. А я чайник кипячу и держу банки над паром.

ВЕРА. Есть разные системы стерилизации.

ЛАРИСА. Ну, давай, займемся.

Рыдает. Наталья тоже.

НАТАЛЬЯ. Никакой жалости, никакого сострадания, никакого уважения. Это ужас ужасный. Стакана воды не подадут, вот ведь злые бабки какие, а?

ВЕРА. Да, мы попросим у камня счастья себе! Камень очень сильный! У него пробитое сердце! Он поможет!

НАТАЛЬЯ. Правильно! С камнем разговаривайте! Когда вокруг живые люди – ну, что с ними говорить? На минуточку, ну?

ЛАРИСА. Мы пойдем к камню.

НАТАЛЬЯ. Да замолитесь идите! Идиотки старые! Это ужас ужасный. А вас, Игорь Петрович, я же просила просто проследить за нею, чтобы она ничего не сделала с собой. И объяснить ей как-то по своему, по-старчески, по-стариковски, как вы умеете, что ей хотят только добра, ну, не так? А вы что, на минуточку? Что вы тут создали за революционную ситуацию?

ГАЛИНА. Наталья, ты его знаешь?

НАТАЛЬЯ. Ну, а как нет-то?

ГАЛИНА. Это правда, Игорь Петрович?

ИГОРЬ. Ну, мы же соседи, а Наталья тут всегда бывала …

НАТАЛЬЯ. Я позвонила ему вчера, и пообещала ему денег даже дать за помощь.

ГАЛИНА. Это правда? Денег?

ВЕРА. Это подло.

ИГОРЬ. Она пообещала. Но я же не взял.

НАТАЛЬЯ. Ну, а что тут такого? Он на пенсии, любая подработка нужна.

ГАЛИНА. Крохобор. Скупердяй. Я давно заметила, что вы страшно жадный и любите деньги.

ИГОРЬ. Нет, Галина Сергеевна.

НАТАЛЬЯ. Мы познакомились еще весной. Я грядки садила, а он как раз приехал сюда жить. Телефонами обменялись. Вот и разговаривали пару раз. Ну, он не в моем вкусе. Тебя ведь, Галина Сергеевна, палкой не загонишь сюда, на дачу.

ГАЛИНА. Игорь Петрович, это правда?

НАТАЛЬЯ. Конечно, правда. Он мне позвонил, как вы тут объявились. Три дня назад. И всё рассказал про порошки, иголки, лезвия. Ну, всю чешую, которую вы ему рассказали сразу по приезду сюда. Про этот белый порошок всё рассказал. Это ужас ужасный. И каждый день я ему звонила, и он докладывал ситуацию. Я ждала, что вы вернетесь, ждала. На минуточку. Ехать сюда мне не было времени. И сил разборки устраивать – тоже.

ГАЛИНА. Как вы могли рассказывать ей такое личное, то, что я вам рассказала?

ИГОРЬ. Галчонок мой, мне хотелось помочь тебе в этой ситуации выйти из пике.

ГАЛИНА. Из пике?! Я в пике?!

НАТАЛЬЯ. Ты в пике.

ГАЛИНА. А я ему огород поливала, дура.

ЛАРИСА. А я тебе давно говорила, что ты дура. А ты не верила.

НАТАЛЬЯ. Она вам огород поливала? Серьезно? Не верю. Ей Богу. Она же то на балконе сидит в ясную погоду, книжку читает, устраивает себе солнечные процедуры, то в интернете общается в «Одноклассниках» со своими, то гуляет где-то. Чтобы она пол вымыла, или цветы полила хотя бы – да никогда в жизни. Бабушка у нас святое, бабушку не трогай, бабушка – священная корова из Индии, шляется, где попало и никто ее не тронь. Я ж говорю, что палец о палец не ударит, а тут вдруг чужим людям огород поливать. Ну, значит – пришла любовь, на минуточку, точно. Это ужас ужасный.

ГАЛИНА. А тебе что, завидно?

НАТАЛЬЯ. Конечно, завидно. А ты как думала, уважаемая? Я ведь одна сколько лет. Педагог по образованию, а на рынке хомячусь. Вы посмотрите на мои красные огрубевшие от мороза руки, на мое лицо красное. Это ужас ужасный. Кому я нужна теперь? С ребенком в сорок лет, со сраной двушкой и со сбрендившей бабкой.

ГАЛИНА. Мне бы сорок лет, я бы жила себе да жила. Нечего тут жаловаться.

НАТАЛЬЯ. Я торгую на рынке землей, семенами вот уже десять лет! Этот мерзавец бросил меня!

ГАЛИНА. Не смей так про моего сына.

НАТАЛЬЯ. Знаешь что, дорогая? Ты иди, встань на рынке поторгуй один день, а я посмотрю на тебя!

ГАЛИНА. Вот как? А ну – ушли все отсюда! Мне пол мыть надо!

Молчание.

ВЕРА. Игорь Петрович, а вы любите своего сына?

ИГОРЬ ПЕТРОВИЧ. Не знаю. Скорее – нет, чем да. Нет, наверное. И потому он меня тоже – нет. Я же им почти не занимался. Между нами вот и выросла стена.

ВЕРА. А я вот ненавижу детей. Всю жизнь в школе, а ненавижу. И ненавидела. Они это чувствовали. Троглодиты. Если бы у меня были свои, я бы сидела за решеткой. Потому что я их поубивала бы сразу всех. Правда. Они в школе все надо мной смеялись. Придумали мне кликуху «Лохушка». Я же «Синий чулок», понятное дело. А что такое «Лохушка»? не знаю. Никто не знает. Я преподавала русский и литературу. А я ненавижу русский и литературу. Я вообще люблю биологию. Цветочки, гербарии, пестики, тычинки. Но зачем-то себя насиловала всю жизнь. Не знаю, зачем. Прожила жизнь в ненависти и в рабстве. Причем, я уже в 35 лет поняла, что что-то не то и не так идет. Но так и жила. Любила театр. Ходила каждый вечер в театр. Любовалась на красивых артистов.

ЛАРИСА. Сублимировала.

ВЕРА. Считай, что так. И на приезжих гастролеров ходила, денег не жалела. Приду после спектакля и полночи плачу.

ЛАРИСА. Вот так вот и появляется рак. Когда что-то тебя грызет изнутри.

ВЕРА. Ничего меня не грызет. Просто – тоска. В прошлом году я поехала в Испанию. Накопила денег. И что? Я уже не могу жизни радоваться. Я могу только страдать, чтобы – тоска зеленая была. Там все пьют, поют, пляшут, загорают, а я сижу в номере и читаю Достоевского, душу себе рву: мол – нет, нет, надо страдать! А с чего? Не знаю. Тосковала по России. А чего ей сделается без меня, России? Только дома это поняла. Что надо жизнью наслаждаться. Но уже было поздняк метаться. Великая русская литература. Бред. В Москву, в Москву, в Москву! Да бред! Сели бы в поезд да поехали. Какого черта ныть?!

ЛАРИСА. Хватит. Никому не нужны эти твои страдания. На хер, на хер, кричали пьяные пионеры!

ГАЛИНА. Очень однобокое восприятие русской литературы у тебя, Вера.

Молчание.

ИГОРЬ. А я когда весной приехал в дом, был пусто. Не шевелилось ничто. А потом вдруг одна муха прилетела, потом другая. Потом, смотрю, паук пришел и свил сетку в углу. Потом какие-то жуки побежали. Я рассыпал сахар и тут же накинулись на него муравьи – откуда они вылезли? Бабочка влетела в окно, мотылек давай биться о лампу, мышь в углу стала скрести и свой красный глаз косить на мой хлеб, который я оставил на столе. Вдруг всё ожило. Ничего не было, стоял пустой дом и вдруг все прибежали, как только я вошел в дом.

ГАЛИНА. Ну вот видите. Вы никогда не будете один. Всё к вам тянется и льнет. Всё просыпается. Когда вы приходите.

ИГОРЬ. Вы преувеличиваете. Просто это свойство природы.

Молчание.

(Вере). Вы не дорассказали тогда, а что там дальше было с теми цыганами?

ВЕРА. Рассказать?Сейчас расскажу. Так вот, эта цыганка вылезла из горящего шатра тогда, десять лет назад, и спаслась. А Кот остался в шатре, и она думала, что он погиб. Ее подобрали оборванную на станции железнодорожной люди какие-то добрые, вырастили, она выучилась на психолога и приехала снова в поселок работать. И тут зашла в ресторан и видит – люди, мужик старый и парень молодой. И парень молодой запел песню цыганскую. Ту самую! Она узнала в парне Кота и поняла, что папа его – тот самый гад, он расстрелял всех цыган!

ЛАРИСА. Какой Кот? Про какого кота ты рассказываешь? Про твоего, который усики теряет?

ВЕРА. Нет! Про Кота парня красивого! Тогда она вот этого соседа, который обгорел, загиптинотизировала, когда он пришел к ней лечиться от алкоголизма, и заказала ему спалить этого папу Кота и самого Кота. Но ей пришлось перелезать через забор вместе с этим зомби и потому осталась ниточка от ее платья на заборе, следаки это потом поняли. И пришлось застрелить этого зомби, почему-то, не знаю почему, и даже прирезать. Но он был так загиптинотизирован, что он пошел все-таки зарезанный с канистрой бензина к крыльцу,