Второе странное обстоятельство. Несуществующие события существуют

 

Однажды дон Хуан решает поговорить с Карлосом о магах, которые были рассказчиками историй. Магах, для которых рассказывание было путём к силе и свободе. Дон Хуан называет то, что эти рассказчики делали с помощью своих историй, «нисхождением духа» и «скачком мысли в непостижимое»[15].

Для примера он приводит эпизод из истории войн индейцев с захватчиками их родины – испанцами и мексиканцами. Лидер индейцев племени яки – некто Калисто Муни – много лет плавал в Карибском море на пиратском корабле, для того чтобы изучить военную стратегию. Вернувшись к себе на родину, он провозгласил войну за независимость и поднял восстание против испанцев. Однако потерпел поражение, был схвачен и четвертован испанскими палачами.

Дон Хуан спрашивает Карлоса, что как человек учёный тот сказал бы, услышав, что маг‑рассказчик изменил концовку исторической повести и изобразил Калисто Муни победоносным повстанцем, успешно освободившим свой народ? Карлос разумно отвечает, что, меняя концовку рассказа, маг смягчает разочарование и сбрасывает психологический стресс. Слушая его, дон Хуан чуть не задыхается от смеха, будто говорит с умалишённым.

Старый воин разъясняет, что маг‑рассказчик может манипулировать своей связью с намерением и действительно менять события. Дополнительно к рассказу этот маг совершает символическое действие – сняв шляпу, бросает её на землю и поворачивает против часовой стрелки на 360°. Шляпа – это часы, и, поворачивая её против хода, маг отматывает время вспять.

Но его действия – не дешёвый спектакль. Маг‑рассказчик вызывает к жизни силу, которая меняет реальность. Он ломает барьеры восприятия и позволяет мысли совершить скачок в непостижимое. Теперь Калисто Муни – победитель, освободивший свой народ. Магический рассказ и поворот шляпы отменяют событие из истории нашего мира, в котором Калисто Муни потерпел поражение.

Сей странный ход мысли можно обнаружить у совершенно не связанных друг с другом авторов из самых разных эпох. К примеру, у Василия Шукшина есть рассказ под названием «Миль пардон, мадам». Городские жители, приехавшие в деревню на охоту, встречают местного мужика Броньку Пупкова. Односельчане посмеиваются над Бронькой, считая его слегка свихнувшимся. Ведь всем приезжим‑городским, которые нанимают Броньку проводником, он в последний день охоты рассказывает, как в Великую Отечественную войну совершил покушение на Гитлера и промахнулся с расстояния нескольких метров. Да так рассказывает, что у людей – мороз по коже.

А потом по два дня пьёт, переживает, отойти не может от своих выдумок. И, конечно, Бронька всё сочиняет. Снимает, как выразился бы Кастанеда, психологический стресс от подвига, который хотел совершить, да не подвернулся случай.

Проблема только в том, что это не стресс, а правда. Бронька стрелял в Гитлера. И промахнулся. Так же, как Калисто Муни освободил свой народ. Это жизнь, более реальная, чем сама жизнь, – момент истинного бытия Броньки и его слушателей.

Рассказ Броньки Пупкова – инструмент вызова вертикального времени, которое переворачивает мир с ног на голову. Это греческая мистерия, в которой выверены паузы, акценты, время и место действия. «Театр» Броньки – это высокоточный механизм, построенный со знанием законов человеческих реакций и душевных движений, открытых им опытным путём.

Читатели Кастанеды знают о «сталкинге» – искусстве изменения положения точки сборки, основанном на самонаблюдении. Однажды дон Хуан делает Карлосу странное предложение. Он предлагает ему практиковаться в этом искусстве, рассказывая о себе небылицы.

Я неоднократно пробовал себя в этой роли, однако смысла затеи уловить не смог. Ведь груз несделанного заставляет тебя быть тем, кто ты есть. Для того чтобы такие истории работали, ты прежде всего должен освободиться от этого груза.

Фантазия становится частью истории только тогда, когда ты подкрепляешь её делом. Ты должен фактически выйти к людям и честно рассказать им о том, что ты стрелял в Гитлера, или же о том, что Калисто Муни освободил свой народ. И ты должен стоять на своём до конца. И если нужно, отдать жизнь за эту правду. Если же играть с такими вещами в воображении или же просто путать собеседников с целью посмеяться над ними и подкрепить уверенность в том, что ты – великий воин, идущий по стопам дона Хуана, то сила твоего рассказа рассеивается и исчезает, словно мираж в пустыне.

Чтобы вы случайно не подумали, будто нисхождение духа – это какая‑то интеллектуально‑психологическая игра, я приведу ещё один пример. У моей жены Тани была собачка – милый пуделёк по имени Десси. Таня очень её любила и всегда волновалось, чтобы с Десси всё было в порядке. Летом они подолгу жили в деревне, рядом с которой на бывшем колхозном лугу паслась скотина.

Любимым развлечением Десси было гонять коз. Её в высокой траве не видно, но лает она громко, а глупые козы, не понимая, что это за напасть такая, разбегаются в стороны. Таня очень боялась, что козы растопчут Десси, частенько ругала и наказывала её, но та всё равно раньше или позже «срывалась» и принималась за старое.

Но однажды Десси решила напугать пасшегося на лугу бычка. Таня не успела остановить её. Бычок, стоявший рядом с тем местом, где они шли, не испугался пёсика, который бросился на него с лаем. Лягнув ногой, он ударил Десси копытом по голове.

В этот момент произошло нечто поистине странное. Таня увидела две версии реальности. В одной из версий у Десси раскололся череп, и она погибла. В другой они обе – и собака, и человек – просто громко орали. Обе версии существовали в течение одного долгого мига. Моя жена сделала усилие, чтобы отменить ту версию, где пёсик погиб, и перейти в ту, где Десси осталась жива.

Испуг моей жены, её искренняя забота о собаке сработали так же, как история мага‑рассказчика и его поворот шляпы. Снизойдя, дух предложил ей выбор. И она выбрала. И после этого Десси прожила ещё много лет, и никакого следа от удара на её голове никто не видел.

Как видите, маги‑рассказчики встречаются не только в Мексике. Перенесясь в нашу страну, мы найдём тут ещё несколько примеров несуществующих событий, которые существуют.

Есть авторы постсоветского периода – Виктор Суворов (Владимир Резун, повесть «Ледокол»), Анатолий Фоменко («Новая хронология»), Алексей Кунгуров (Челябинск, цикл фильмов «Искажение истории»), – которые пересматривают историю. В своих сочинениях они подвергли сомнению общепринятые исторические факты, дали иные толкования мотивам политических фигур, расположили события в другом порядке. Они начисто отвергли некоторые факты, считая их заказной политической фальсификацией, и ввели предположения о существовании неизвестных, но логически необходимых фактов.

Намерение авторов этих попыток – не важно, понимают они это или нет – не в том, чтобы заменить «ложные» факты на «истинные». Факт – это просто факт. Цветок растёт, облако летит по небу. Или вот показательный факт из военной истории, который в «Беседах о мышлении» приводит М.К. Мамардашвили:

 

«Приведу вам исторический пример, о котором тоже можно бесконечно спорить… пример Варшавского восстания 1944 года, когда Советская армия стояла в нескольких километрах на другом берегу Вислы и наблюдала, как это восстание подавлялось и как уничтожали восставших» [16].

 

Есть факт стояния армии и её бездействия. Есть факт того, что в армии знают о восстании. А есть добавка к этим фактам – наше отношение к ним, наши предположения о причинах. Эта добавка склеена с фактом, и мы не можем смотреть на факт прямо, без этой призмы.

 

«Можно бесконечно спорить о смысле этого события, потому что есть взаимосплетения русско‑польских счетов как минимум трёхсотлетней давности, в которых распределены определённым образом все формы вины, все заслуги… и счёты уходят в бесконечность эмпирических фактов.

… а я тем не менее утверждаю, что смысл того, что произошло, один, абсолютен, закончен и завершён, так же как смысл того, что произошло в 1937 году. …тот, кто живёт в этом завершённом смысле, – один человек, и он развивается определённым образом, а тот, кто не живёт в этом смысле, находится в другом пространстве» [17].

 

Нельзя говорить, что факт истинен или ложен. Факт и человек с его отношением к факту склеились и образовали нечто, отличающееся от факта как такового. Автор‑историк не может расклеить пару человек‑факт со стороны человека. Он же не видит своего читателя прямо, не может поговорить с ним без посредства книги.

Однако он может расклеить эту пару со стороны факта, убрав или изменив его. Если он делает это аргументированно, то опора уходит из‑под ног читателя. И читатель попадает в поле, где существуют смыслы фактов, где есть законы, которые вертят фактами и создают их. Только в этом вневременном поле, которое есть некий срез посюсторонней жизни, существуют «истина» и «ложь».

И тогда между фактами, словно в узкой щёлочке между досок сплошного забора, мы видим что‑то, что сразу понять не можем. Оно не есть факт, не есть событие, объект, представление или что‑либо ещё, на что можно было бы указать пальцем, раз и навсегда опереться сознанием. Только через разрыв непрерывной цепи наглядных фактов или же через разрыв устоявшихся отношений к ним можно попасть в это поле. На языке Кастанеды это звучало бы так:

 

«Намерение, стоящее за попытками пересмотра истории, возникает от того, что человек не доволен жёсткой фиксацией точки сборки. Он пытается пошатнуть основы веры в то, что мир таков, каков он есть. И то, что делают эти авторы, они делают лишь для самих себя. Эти люди эгоистичны, но не в том смысле, в каком мы привыкли понимать это слово. Просто вера в само собой разумеющийся порядок вещей, пошатнуть которую они ощущают призвание, находится внутри них самих. Это их путь к остановке мира».

 

Истина открывается нам не тогда, когда мы в пику школьным учителям уверуем, что татаро‑монгольского ига никогда не было. Или в то, что 200 лет назад была ядерная война. Она открывается тогда, когда факты перестают быть самодовлеющими единицами. Когда они становятся тем, чем были всегда, – производными нашей воли, нашей внутренней силы. «Ложки нет», – говорит буддийский мальчик из «Матрицы». И ложка гнётся в его неподвижной руке.

Повторяю – это не фантазирование. Луч продуктивного воображения человека сталкивается с объектом. Тогда образуются пары, и на обоих концах связующей нити возникает изменение. И человек узнаёт, что сам конструирует мир фактов.

Изменение в объекте заметно в некоторых физических экспериментах. Например, в эксперименте с двойной щелью элементарная частица электрон, когда за ним никто не наблюдает, ведёт себя, как волна на море, а когда кто‑нибудь наблюдает – как твёрдый шар. А изменение в человеке мы видим на примере самих себя. Почувствовав запах, услышав звук или увидев что‑то, мы порой замечаем, что наше настроение, ход мыслей и состояние тела поменялись.

Дон Хуан говорит, что:

 

«никакого мира в широком смысле не существует, а есть только описание мира, которое мы научились визуализировать и принимать как само собой разумеющееся» [18].

 

Дон Хуан любит слово «описание». Иногда он ещё использует похожее слово – «интерпретация». Оба эти слова придают тому, о чём он говорит, какой‑то эфемерно‑умственный оттенок. Чтобы снять этот вредный оттенок, заменим оба этих слова на слово «факт», и тогда у нас получится: «Есть только факты мира, которые мы научились визуализировать и принимать как само собой разумеющиеся». И смысл его речи от этого никак не изменится.

Ещё два примера завершат наш разговор о несуществующих событиях, которые всё‑таки существуют. Однажды случилось так, что, занимаясь практиками пробуждения свободной воли – по‑кастанедовски, намерения, – Олег Георгиевич Бахтияров получил способность к остановке транспортных средств. На языке йоги такие способности именуются «сиддхи». Способностью этой он может пользоваться по своему усмотрению так же, как каждый здоровый человек может пользоваться рукой.

Задействованная, эта способность позволяет ему остановить любое транспортное средство: например, поезд на вокзале или кабину лифта в шахте прямо во время движения.

Странная особенность сиддхи состоит в том, что она может менять прошедшие события. Как рассказывает Олег Георгиевич, однажды он отправлялся из Киева в Таганрог. При пересечении границы требуется паспорт. Он пришёл на вокзал минут за 15 до отхода поезда, поднялся на второй этаж, взял в киоске воду на дорогу. Его портфель при этом был расстёгнут, а в портфеле были деньги и паспорт.

Мимо проходила какая‑то компания, его слегка толкнули, но он не обратил на это внимания. Закрыл портфель и поспешил к поезду. Сев в вагон, он обнаружил, что из портфеля исчезли паспорт и деньги. Ехать было нельзя, он вышел и поспешил в отделение милиции сделать заявление о пропаже паспорта. В милиции выяснилось, что человек, укравший паспорт, задержан и документ вернули Олегу Георгиевичу.

Оформление всего этого дела заняло минут 30. Выйдя из отделения, он понял, что поезд уже ушёл 20 минут тому назад. И произвёл то самое действие, которое формирует «активный синхронизм», то есть остановку поезда, при этом понимая, что это совершенно бесполезно. Выйдя же на перрон, Олег Георгиевич обнаружил поезд, который задержался с отправлением минут на 30–40.

Само простое объяснение этого случая – фантазия или галлюцинация, а может быть, случайное везение. Более изощрённым объяснением воспользовался бы автор‑фантаст. Он начал бы с того, что, хотя события‑причины в прошлом влекут события‑следствия в будущем, при некоторых особых обстоятельствах (например, при наличии у вас машины времени или же сверхспособности) порядки эти могут нарушаться. И, залезая в прошлое и меняя события в нём, мы, конечно, меняем следствия этих событий в будущем. Например, переместившись на машине времени назад и убив машиниста, мы заставим поезд остаться на перроне. Можно представить себе какое‑нибудь фантастическое незримое излучение, действующее на прошлое, которым Олег Георгиевич и заставил поезд остаться на месте.

Однако же в момент особой интенсивности переживания жизни мы понимаем, что все эти описания не соответствует сути дела. Причинам и следствиям нет доступа в область вечного мира. И там не работает логика повседневной связи событий, как бы мы ни крутили эту связь – из прошлого в будущее или же наоборот. В этой области есть нити, на которые нанизано всё и которые в следующей главе будут зваться у нас впечатлениями. В вечном мире мы совершаем выбор версии реальности из некоторого числа альтернатив.

При этом сам этот выбор – не причина, а выбранная версия реальности – не следствие. Причины и следствия есть нечто, замкнутое само на себя в каждой из версий реальности. И за рамки версии, в которой они сидят, им нет хода.

Точно такое же «действие намерения на прошлое», какое мы видели на примере сиддхи Олега Бахтиярова, мы видим и в фильме Андрея Тарковского «Жертвоприношение». Это художественное произведение, однако мы неверно понимаем вещи, если думаем, что художественное произведение изображает реальность. Оно не изображает, оно создаёт реальность.

Фильм Тарковского, в котором герой отменяет начавшуюся на земле ядерную войну, не показывает нам, как работает намерение. Он создаёт прецедент работы намерения – свободного выбора версии реальности. И в области свободного выбора нет причин и следствий. Например, люди, в которых вошло впечатление от этого фильма, уже живут в версии реальности, отличающейся от той, в которой они были до просмотра. Их сняли с нитки одних бус и нанизали на нитку других.

Пытаясь описать логику вечности, в корне отличающуюся от логики повседневной жизни, люди изощряются как могут. И если кому‑то удаётся создать верное описание вечности, которое в том числе обязано быть непохожим на все предыдущие описания, то что‑то на миг приоткрывается перед читателем. Приоткрывается только для того, чтобы снова закрыться, погрузив его в поток объяснений вещей в обычной повседневной манере.

Представления о вилках реальности, об альтернативных пространствах, из которых ты выбираешь одно, о квантовой неопределённости и пузырьковой вселенной берут своё начало в актах прикосновения к вечному миру. Я как‑то читал у одного автора, что Иисус, ходя по воде, не ходит по ней в физическом смысле, а «движется по волнам вероятности». Конечно, так оно и есть. И не только Иисус делает это. То, что нам кажется непрерывной жизнью, на самом деле – куча вилок реальности, из которых мы всё время выбираем, двигаясь по маршруту своей личной пузырьковой вселенной.

Выбор реальности происходит «над» реальностью или извне реальности. А потом мы склеиваем вселенные, попавшиеся на нашем маршруте. Вселенные, которые на самом деле различны и не входят друг в друга. И с помощью наработанных инструментов, таких как память, мы придаём этой искусственной склейке обманчивый вид непрерывного движения по шкале времени в единственной версии мира.