День 33. 15 августа, пятница. «Мост Мирабо минуют волны Сены».

Мало того, что с каждым днем атмосфера давила на меня все сильнее, как если бы я вдруг переселилась на Юпитер, так еще снова неожиданно коварно подкрались выходные. В своем неадекватном состоянии я стеснялась куда-то идти, чтобы не испортить мнение о себе окружающих людей, но, к сожалению, без этого было никак не обойтись. Находиться не на людях в уик-энд мне было строжайше противопоказано – сами по себе возникали пугающие суицидальные мотивы. А значит, хоть это мне и претит, нужно снова назначить приятелям встречи в течение завтрашнего дня, прямо с утра. Как бы замотивировать кого-то встать в субботу рано утром? Хм, можно отправиться на рыбалку. Если б я еще о ней что-то знала…

Надо сказать, что выглядела я в эти дни просто отвратительно, но в кои-то веки мне было на это просто плевать. Черные круги вокруг глаз я отчаялась замазывать тональником почти сразу же, как они появились. Он придавал моему теперь зеленоватому лицу зловещее выражение. Я знала, что как девушка очень симпатична, но сейчас обычный мой вид фарфоровой куклы с багряным румянцем исчез. Я была страшна, как ведьма. Щеки ввалились, красные от недосыпа глаза бегали туда-сюда. Руки дрожали. Я носила рубашки с длинным рукавом, чтобы не было видно тощих предплечий с высохшей кожей. Даже волосы потускнели и распрямились, метелками торча в разные стороны. Этакая помесь панды-дистрофика с китайским белым привидением.

Вместо того чтобы работать (дядя простил и махнул рукой, откладывая разгребание мной копившихся бумаг до следующего месяца), я напряженно перебирала в уме всех товарищей и их знакомых, с которыми хоть чуть-чуть виделась когда-то. К кому бы пристать в выходной? Дядя дал билеты в театр, хоть бы кто-нибудь из офисных или, Бог с ними, рабочих, был свободен и согласился пойти на историческую драму с элементами триллера и без любовной линии! Я так задумалась, что не заметила, что возле моего кресла стоит посетитель, внимательно изучая меня уже какое-то время. Я повернулась в его сторону. Рядом со мной стоял мой человек-кайф. Вернулся! Странно, как я раньше не замечала, сколько доброты и радости от него исходит… Я ощутила их каким-то шестым чувством. Он молча смотрел на меня, отходя от шока –явно испытал брезгливость от моего нынешнего вида. Наконец придал своему лицу приличное выражение и мягко сказал:

- Привет, Светланка, - выйдя из оцепенения, я пыталась найти в его зрачках сожаление, влюбленность, но обнаружила только бурление жизненных сил и равнодушное дружелюбие. Нижняя челюсть у меня задрожала, я отвернулась. Прошла еще минута.

- Что с тобой? – участливо спросил он, наконец, взял мою вялую ледяную конечность в свои ладони и начал растирать. Потом продолжил было теплым, участливым тоном, от которого всё мое существо начало ликовать. Нет, ему не всё равно до меня! – Белль, ты очень плохо выглядишь. Нельзя так издеваться над собой…

- Что там у тебя происходит? Кто-то пришел? – мы услышали тревожный голос дяди. Дверь директора распахнулась. Юрий Николаич схватил Валентина за кисть руки и дернул, заталкивая в свой кабинет. Ни одного слова между ними не было сказано не о делах, но Юрий Николаич орал в открытую, отыскивая мелкие недостатки в работе бригады, Валентин, защищаясь, отвечал ему неизменно в веселом и спокойном духе. Дядя в конце концов сумел оставить один выпад неотраженным и послал его проверять объект. «Хорошо», - сказал Валентин, открывая дверь. Оказавшись в приемной, он отобрал у меня ручку и стал быстро писать на клочке бумаги.

- Вы еще здесь?! – высунувшись из кабинета, дядя сказал это так громко, что едва не сорвал голос, пропищав в конце.

- Нет! – ответил тот и незаметно кинул мне на колени записку. У дяди был вид, будто он собирается кинуться в драку.

- Всё-всё, ухожу, - Валентин поднял руки, в шутку сдаваясь, и ослепительно улыбнулся мне на прощанье.

- Что надо было этому типу? – вопросил дядя. - Клянусь, больше ты его здесь не увидишь! Отправляйся-ка в бухгалтерию. Посиди там до вторника, когда они уже точно все отсюда уедут. Я буду связываться с тобой по мобильному.

Дядя захлопнул дверь, а я подобрала с пола адресованную мне записку и повиновалась.

В бухгалтерии всегда было полно народу, притом почему-то самые отъявленные сплетницы сидели именно там. Б о льшая, чем у сотрудников других отделов, занятость удивительным образом не мешала им болтать. Главбух, весьма почтенная дама, тут же завалила меня бессчетными заданиями. От других двух бухгалтеров я с удивлением узнала, что за те две недели, пока я выпадала из реальной жизни, произошло много интересного. Проект заканчивается, и действительно партнеров скоро здесь не будет, причем до следующего года, когда будут сдаваться еще три многоквартирных несколькосекционных дома. А сегодня – сегодня! – состоится корпоративная вечеринка. Дядя ничего не сказал мне о ней. Девушки виновато замолчали, прикрыв руками рты. «Ой, Светка, извини, ты не должна была ничего об этом знать. Для тебя это слишком. Ты лучше не ходи, а? Посидим лучше с тобой в другой раз, всё расскажешь…» Но я не собиралась распространяться о себе. «Спасибо, девочки, - сказала я. - Мне надо в банк».

Выйдя за дверь, я возликовала. Банк находился как раз неподалеку от моего любимого моста, на котором Валентин в записке назначил мне встречу. Я мчалась по улицам, застроенным двухэтажными домиками XIX века, удивляясь всему, как в первый день творенья. Каждый раз мои ноги, шагая, попеременно упруго отскакивали от мостовой. Необыкновенное ощущение неги во всем теле! В опустевшем туловище снова поселился свободный дух, замерший было на две недели. Всё кругом: погода, птицы, мегафоны на столбах – вместе со мной ликовало и пело. Омрачало настроение только два соображения. Во-первых, он как-то иначе ко мне относился – похоже, совсем охладел в разлуке. А потом, к сожалению, встреча не могла быть долгой – нужно было еще выделить время на очередь в банке. Сейчас я практически бежала к мосту, почти задыхаясь. Как обычно, квартала за два я сменила бег на быстрый шаг и постаралась потушить безумный огонек в глазах. На улице было градусов восемнадцать, и в лицо дул приятный ветерок, однако, как только я ступила на мост, он усилился и стал чуть ли не студеным. Я прошла первую треть моста, закуталась в плащ и встала, глядя на реку. До водной глади было метров двадцать. Мимо проходили смеющиеся парочки студентов - недалеко был филиал вуза – и гуляющие старушки. Пару минут спустя я услышала за спиной голос Валентина.

- Пришла. У нас мало времени, нужно по-быстрому кое-что выяснить.

Я порывисто обернулась и уставилась на него. Он тут же перевел взгляд с меня на реку и наморщил лоб.

- А ты всё еще хочешь?..

Он сделал гримасу левой щекой.

- А чего ты сама хочешь? Перестань со мной играть, просто ответь на вопрос. Неужели так трудно ответить? Честно, – уточнил он.

Он скрестил руки на груди и смотрел на меня осуждающе, как строгий учитель на двоечника. Мне даже показалось, что он меня ненавидит. В подобной ситуации нормальные люди предпочли бы отложить признание в любви до лучших времен, но у меня, кажется, не будет другого шанса. Так почему же я чувствую себя глупо, будто лезу со свиным рылом в калашный ряд? Соберись! Человек ведь просит ответить честно, и чтобы ответственность за это решение в кои-то веки несла я, а не он.

- Я, - ой, как в горле вдруг пересохло, - х-хочу быть с т-тобой, - выдохнула я.

Он беззвучно рассмеялся и закрыл руками нос, как будто я сказала что-то очень забавное. Мне не нравился этот разговор, состояние у меня было подавленное, но лучше было молчать. На агрессию его провоцировать не хотелось.

- Это твое последнее слово? Я непростой человек.

- Да, Валла, последнее, - я посмотрела на него. Глаза его так и оставались «пустыми», но… если человек не проявляет теплоту ко мне, мне-то никто не мешает думать о нем с нежностью! Правда, надолго ли? Я не из тех, кто годами мучается от безответной любви. Только вот как потом от этих эмоций «отмыться»? Мне показалось, что сила притяжения действует на меня сегодня по-особенному, как это бывает, когда в метре от вас несется поезд, и вы отклоняетесь в другую сторону, чтобы не попасть под него. Так и я вцепилась в железную ограду, чтобы ненароком не обнять собеседника.

- Значит, так. Предлагаю тебе игру, - он увидел мои побелевшие пальцы и всё понял. Но виду не подал.

- Игру? – удивилась я.

- Конкурс! Со мной и тобой в главных ролях.

Вот тебе на. Мне скомандовал не играть, а сам играет. Что за кошки-мышки? Хотя, пожалуй, даже неинтересно. Не хочу участвовать ни в каких играх!

- Объясняю условия. Конкурс пройдет в пару-тройку этапов, - он посмотрел на свои ногти. – Я еще не все продумал, ты пришла очень быстро.

- А что я должна буду делать?

- Что-нибудь интересное, необычное, что лично тебе выполнить сложно, что вообще не так легко сделать заурядному человеку. И вот что получим в итоге. Если ты покажешь себя необычной, сильной девушкой, я заберу тебя себе насовсем. Как-то глупо говорить «навсегда» – это лишний пафос, но на ближайшую жизнь – это точно.

У человека решается жизнь, а он этим шутит? Я не поверила. Он видел, что я гляжу на его интриги с большим сомнением, как на аферу.

- Подумай, всего-то и надо – получить определенное количество баллов! – он попытался подбодрить меня, но я только больше пала духом. Балльная система не вдохновляла вообще. Лучше бы сдавать «зачеты», а не «экзамены».

- Зачем нужны баллы, если заданий будет немного? – я насторожилась.

- Заданий немного, но вот в чем фокус. Мы должны разыграть все этапы за выходные. Свет, в понедельник я уезжаю, теперь уже точно, к себе домой. В последний раз приду в офис, мы с Контой всё перепроверим, сделаем фотографии с участка, поставим печати на документах, а больше нам в этом городе… нечего делать.

Во все время нашей беседы он стоял поодаль от меня и пытался перекричать ветер. Ветер помогал мне: задувал слезы обратно в глаза. После последней его фразы я отвернулась и почувствовала себя так паршиво, будто вся моя жизнь оказалась просто сомнительным проектом со скомканным, невнятным финалом. Господи, что же будет дальше? Может пойти, поискать помощи у Конты, чтобы тот переубедил его? Вариант, но какой жалкий...

- Ты, похоже, уже сроднилась с этим мостом, - он попытался отодрать мои руки, но я держалась мертвой хваткой. - Ты что, приклеилась к перилам? Не грусти, - тут он совершенно неожиданно крепко обнял меня сзади. Я напряглась. Зачем так поступать, если превращаешь жизнь другого человека в шутку? Будь жесток до конца! Если он собрался играть, я буду стараться до последнего издыхания, так я смогу высвободить терзающую меня плохую энергию. Но почему он это делает? Держится отчужденно, значит, я для него теперь одна из многих, и тогда, что если так он утешает любую и каждую? Нет, такое невозможно вынести! Тогда я просто порву его на кусочки. Одержу победу, а потом растерзаю.

Он разомкнул мучившие меня объятья.

- Да не отчаивайся ты так, - с досадой заметил он.

- Как ты думаешь, я смогу победить? – тихо спросила я.

- Что?

- Смогу победить? Я?

- Знаешь, всё зависит от тебя и ни от кого больше. Конечно, я сужу, и это нечестно, потому что я заинтересованная сторона и главный приз. Но результат будет зависеть только от твоих усилий. Это я тебе гарантирую. Обещаю, что буду судить беспристрастно. Твое первое испытание: сегодня вечером будет корпоратив…

- Ты придешь? – дернулась я. Он поморщился:

- Когда ты отфутболивала меня, с тобой было приятней общаться. Конечно, приду. Буду вести себя как обычно, по-компанейски. Твоя задача – завлечь меня на свою сторону так, как если бы я был совершенно посторонним человеком. Ты должна не только меня заинтересовать, но и сделать так, чтоб окружающие, и особенно девушки, вышли из разговора и поняли, что главная здесь - ты. И, кстати, я прослежу, чтобы ты хорошо поела. Тебе понадобятся силы. Ну, с Богом! Рассчитываю на тебя, до встречи, - он потрепал меня по иссохшему плечу и зашагал в город. Я осталась стоять в полной прострации, глядя на буро-серые буруны на реке.

Я совсем оробела. Тягаться с признанными мастерами светской болтовни, гламурного вида и закулисных интриг – вот это неожиданность. Это ничуть не проще, чем Иванушке попасть в сад с молодильными яблочками. Хотя к моему случаю больше подходит сказка «Финист – ясный сокол». Но там хоть задания были нормальные, женские, – например, постирать рубашку. Вот только героиня успела истоптать три пары железных сапог, а мы ограничены во времени. Как я смогу повернуть беседу со многими лицами в нужное мне русло? Если он нарочно будет много говорить, а наши – задавать ему вопросы, то мне не выпадет возможности вставить и словечко. Я растерялась и так и не смогла у него выудить, как он теперь ко мне относится. Хотя, перебираю в памяти разговор, - вёл он себя странно. Впрочем, он всегда странный, а его любят, удивительно. Я улыбнулась. Кажется, я догадалась, чего он подсознательно хочет и почему так себя ведет. Правда, победить мне эта догадка все равно не поможет. Эх, у меня с самого начала было чувство, что такие люди, как он, ценят лишь успех.

Остаток дня часов до четырех прошел впустую. И даже главбух, видя мое состояние, в конце концов оставила попытки третировать меня своими чрезвычайно важными заданиями.

В четыре в столовой начинался официальный фуршет. Впрочем, к нему еще ничего не было готово. Я вошла, когда мужчины сдвигали столы в один длинный ряд, ближе к выходу. Около раздачи поставили микрофон для ведущего вечера и столик с ноутбуком для ди-джея.

Я пришла одной из первых. Поскольку не могла избавиться от беспокойства, то сразу стала искать себе занятие. Накрывать на стол – включать голову не надо, и я вызвалась помочь. О чем тут же пожалела – наши девицы облепили Валентина, едва тот вошел, и очень мило ворковали с ним. Я ощущала себя преданной - в обоих смыслах - Пенелопой. Столовые приборы на их конец стола я ставила особенно громко. На меня удивленно косились, но не стали обращать особого внимания.

Вошел Никита. Я машинально посмотрела на него и подумала, не является ли сегодняшнее испытание местью мне за то, как мы водили Валентина за нос. Теперь остаться в дураках при всем честном народе полагалось мне. И поделом. Кажется, это называется «отработка кармы».

А вот Конты почему-то нет на этом празднике жизни. Может, решил, что я буду ныть у него на плече, а Валла напьется и станет безобразно себя вести? Пожалуй, на месте сурового Конты я бы решила, что с двумя мне не справиться! Я нервно хихикнула - вдруг припомнила поведение святого Петра в ночь перед казнью Иисуса. И ведь тот простил друга, потому что это было не предательство, а отступничество. Так и Конта – самый настоящий отступник! А Валентин? Кажется, сам еще не решил, на какой он стороне добра и зла. Что ж, посмотрим. Довольно лирических отступлений, раз бывшие «союзники» отступили, придется действовать самой!

Ну вот, салатики разложены, коллеги пришли, - пожалуй, можно садиться! Собрались все, правда, рабочие, многие из них – явно не русской национальности, сидели за отдельными от нас рядами столов, ближе к игравшей из колонок музыке. Отдельно от офиса сели и слесарь, завхоз и работники столовой. Рабочая часть стола стала пить и вести шумные разговоры сразу, белые воротнички по большей части молчали. Я уселась ровно напротив Валентина и окружавшей его теплой компашки. Похоже, так и буду молча не сводить с них глаз целый вечер. Наверное, со стороны это будет похоже на маниакальную одержимость. Надо придумать, что говорить, должна же я хотя бы сделать вид, что мне по плечу это задание.

- Эй, Ветка, что же ты не выступишь, как тогда? – «из танка» меня вернул в реальность бодрый голос Артема. Послышался одобрительный свист, и люди принялись обсуждать «Построение дома дружбы», а потом от постановки детской книжки перешли к обсуждению наших действительных дел. Все расчувствовались, выражали довольство друг другом и своей ролью в проекте. Все ощущали, что внесли свой маленький вклад, и чувствовали полное удовлетворение. «Светские» посиделки начались идиллией. Дальше было хуже.

Вошли Юрий Николаевич и два начальника из дорожной фирмы. Присутствовавшие приподнялись со своих мест и бурно зааплодировали.

Проходя мимо, дядя потянул меня за воротник блузки. Чтобы не выскользнуть из одежды, пришлось с ужасающим грохотом стула встать, густо покраснеть и засеменить за ним в середину «офисного» ряда столов. С микрофоном в руках дядя долго произносил речь. Потом эстафету подхватили чужие начальники. В пышные фразы я не вслушивалась, вытягивала шею, вглядывалась только в одного человека. Похоже, он решил изрядно нахлестаться, а я ведь знаю, что он не привык литрами пить.

Каждый раз, как Валентин опрокидывал рюмку с коричневой жидкостью, у меня что-то обрывалось в животе. После часа наблюдения за ним я испереживалась так, будто прокатилась на американских горках. Юрий Николаич периодически довольно чувствительно дергал меня за ухо, поворачивая к себе, но голова снова автоматически поворачивалась в ту сторону.

Около семи дядя ушел, для меня наступило полное тактически-наступательное раздолье. Правда, он сделал попытку забрать меня с собой на семейный ужин. В этот раз ему даже не было неловко, что на наши родственные чувства обратили внимание сотрудники.

- Поехали со мной? – он склонил голову и внимательно посмотрел на меня поверх очков.

- Нет, - преувеличенно весело помотала головой я. - Со мной всё в порядке!

Он сомневался, можно ли мне верить.

- Возвращайся домой не поздно! – наконец попросил он. Когда за дядей захлопнулась дверь, за столом заулюлюкали. Начался этап дурацких конкурсов. Откровенно глупых или пошлых выходок дядя не любил, поэтому почти всю «культурную программу» устроили у него за спиной.

Я пересела снова напротив Валлы и уставилась на него, не спуская глаз. Ревность пребольно колола меня в самое сердце на протяжении трех часов дальнейшего праздника. С обеих сторон на нем повисли соседки. Кроме них, с ним периодически вступали в беседу от двух до четырех человек, а прислушивались к ней в надежде услышать что-то остроумное еще человек десять. Да уж, в таких условиях только он мог бы без смущения завязать разговор с человеком и вырвать его из столь плотного окружения. Мне это не под силу.

Объявили игру в «ручеек». «Прекрасный шанс!» - пронеслось в моей голове, - но, увидев, что я вскочила с места, он мстительно посмотрел на меня и остался за столом.

К счастью, «ручеек» наскучил собравшимся скорее, чем я ожидала. В очереди завелись целых два традиционных пьяных дурачка, которые обычно ломают остальным всю малину, пытаясь целовать взасос, не разбирая возраст, внешность и даже пол своей пары. Я пострадала от обоих не по разу и села обратно за стол раскрасневшаяся и измученная.

Валла смотрел в стол, скрестив руки, но я заметила злорадную ухмылку на губах. Когда же он прекратит этот ад, и мы снова станем добрыми друзьями! Станем ли? Для этого нужно прежде разогнать весь зоопарк вокруг него, я бы даже сказала, птичник. Но, может, он того совсем и не хочет? К чему неволить человека?

С отчаянья я тоже стала пить, только не коньяк и не виски, а красное десертное вино.

Светский разговор, как водится, сначала зашел о погоде, потом перекинулся на хобби, автомобили, кулинарию, новинки кинопроката и сотню разных разностей. Я пыталась встрять со своими фразами в каждую тему, но каждый раз неудачно, и складывалось впечатление, что вместе с нормальными леди и джентльменами за столом сидит… легкий неадекват. Можно было даже подумать, что у меня не в порядке с головой.

Что бы я ни вставляла, мне либо никто не отвечал, и за столом на две секунды воцарялось неловкое молчание, а потом все скопом принимались жужжать, но уже на другую тему, либо я слышала серию укоров в свой адрес: «Света! Нельзя же так!» - «Что за чушь она несет? Уймите уже кто-нибудь!» - «Ты немножко не то говоришь, разве не видишь? – «Да что ее слушать!».

На мои плоские шутки он никак не реагировал, и только после десятого по счету неудачного анекдота вздернул подбородок и прошипел:

- Ешь! – я вспомнила, как он обещал следить за моим аппетитом, и покорно заковыряла вилкой в тарелке.

- Да, да, закусывать надо! – презрительно протянула одна девица из бухгалтерии, которая еще днем сладко пела мне, что в следующий раз в личной жизни меня обязательно ждет удача.

После этого замечания я сходила за чашкой замечательного крепкого чая, а когда вернулась, мужчины и несколько девушек решили устроить глобальный перекур. Валентин тоже завертел в пальцах невесть откуда взявшуюся сигарету. Я глотнула ртом воздух от удивления:

- Ты же задыхаешься от дыма! – но тут эстафету разговора подхватил Тема, и снова получилось, что напрямую мне Валентин не ответил.

- Ты куришь!

Валентин провел рукой по волосам:

- Начинал когда-то, потом бросил, когда понял, что другие не могут расслабиться без сигареты, а мне расслабляться не надо – я люблю свою работу.

В курилке ребята провели минут двадцать. Вначале я вошла туда и присела в уголок, но потом, почувствовав себя человеком-невидимкой, парией, стала носиться по коридору, как заведенная. Из столовой уже слышалась романтическая музыка, там танцевали две пары.

Когда народ вернулся из курительной, танцующих стало больше. Я с облегчением заметила, что Валентин и ухом не повел на намеки барышень, вид он теперь имел задумчивый и усталый. Карина пригласила его на «медляк» в лоб, хотя был не белый танец. Он мягко отказался, мол, не хочет испортить ее замечательную прическу и оттоптать не менее замечательные ноги. Я всё продолжала глядеть на него с мольбой во взгляде, как заведенная. Теперь уже все гости по очереди, даже с дальнего конца стола, даже конферансье и ди-джей, тыкали в меня пальцем и шушукались. Кое-где слышались смешки. Со стороны ближайшего «рабочего» столика послышался призыв:

- Эй, красивая, не грусти! Иди сюда, я тебя согрею!

Мне внезапно захотелось спровоцировать в Валентине ревность. Как лунатик, я встала и направилась туда. Помолчала, извилины ворочались после вина очень медленно, и произнесла:

- Что вы имеете мне предложить?

Смущенный парень пробормотал:

- Ты не поняла, давай не так скоро… Может, потанцуем?

От трехдневной черной щетины и запаха перегара мне стало не по себе. Я пожелала:

- Приятного вечера, - развернулась и, снова обойдя стол, опустилась на свое место. Валентин прикрыл ладонью лицо, его душил смех. Всё это, конечно, было очень обидно, но терпимо, окончательно же я растерялась и огорчилась, когда услышала от девиц следующее:

- Да, с такой в разведку не пойдешь. При первой же возможности она тебя променяет на ближайшего ротозея...

Дальше я не слушала. Зажала руки между коленями под столом и пожевала губы. Лоб сложил скорбную извилину. Ком застрял в горле. Меня травили в родном учреждении, добровольного паяца явно желали «опускать» и дальше. Я неловко и весьма неделикатно вышла, взяв со стола чашку.

В туалете, слава Богу, никого не было. Оправившись, я пустила воду из крана, стараясь не смотреть на отражение в зеркале, поскольку изнутри пробивалась ненависть к самой себе. Конечно же, все кругом казались мне крутыми и адекватными ситуации, и лишь я отличилась убогостью поведения. Наверное, пора идти домой. Я уже сделала всё, что могла, больше нет сил. И почему другие обладают этой дивной способностью сплетничать и трещать ни о чем часами, как ведущие радиоэфира, а мне такой «талант» никогда не казался привлекательным? Чем же эти бесполезные светские болтуны лучше меня?

От злости и унижения потекли слезы, которые я, впрочем, тут же размазала вместе с холодной водой по щекам. Не время и не место раскисать. Но что же делать, что делать? Я тону. Или нет, еще пока «плаваю», как на экзамене. Только экзамен этот мне все равно не сдать. Похоже, остается только с честью признать поражение. Если я сдалась, по крайней мере, можно больше не волноваться, сбросить с себя нечеловеческое напряжение. Успокоив себя такой настройкой на худшее, я стала мыть чашку, нажав сильнее, чем нужно, и вдруг… фарфор рассыпался у меня в руках! Не сплю ли я? Рукам было не больно в холодной воде, но на ладонях оказалось несколько порезов, сочащихся кровью. Кровь выдавливалась на поверхность медленно, но и не собиралась переставать. Так. Чашка выброшена в урну. Бежать к дяде в кабинет за аптечкой. Локтями я нажала на передние карманы джинсов. Ключей не было, я неосмотрительно забыла их на столе.

Я спрятала руки за спину, бегом домчалась до своего места, схватила ключ и, ни слова не говоря, выбежала из дверей. Краем глаза увидела, что Валентин вскочил и двинулся за мной.

- А ну стоять! - я уже было подумала, что он собирается дать мне затрещину. – Покажи руки, - за ним бежала на шпильках вездесущая Карина, которой он только что расточал любезности. Он тревожно схватил меня за запястья.

Карина в босоножках на каблуках, лосинах и сиреневом свитере топнула с досады ногой и вперилась в меня орлиным взором. Ноздри ее раздувались от гнева. Это же надо! Сама уверяла всех, что ей его не надо, уступила остальным девицам, а потом взяла и так просто отбила его обратно! Почему в уголовном или административном праве нет наказания за наглость, ложь и лицемерие?! – говорило Каринино лицо.

Валентин обернулся на нее.

- О, Карин, у тебя есть ключи от этого кабинета? Тут, по-моему, была аптечка.

Карина изо всех сил вглядывалась в его лицо, пытаясь найти там следы былого расположения, но, как и я утром, ничего, кроме вежливости, не нашла.

- Может, вызвать скорую? – как можно ехиднее заметила она, подавая ключи так, чтобы он прикоснулся своей ладонью к ее. За ее спиной стали появляться остальные парни и девушки, одна из них закрыла рот рукой при виде моей раны.

- Ничего не надо. Я скоро вернусь, - он толкнул дверь и вошел. Я засеменила за ним – он всё еще крепко держал меня за руку. Как ни странно, в большом кабинете оказалась не только аптечка, но и раковина, как в школьных или медкабинетах, так что он смог отмыть от крови наши руки перед тем, как приступить к работе. Я, как и прежде при всех, теперь, без свидетелей, не знала, что ему сказать. Между тем он просто сидел и бережно смазывал мои ладошки первым, что подвернулось под руку - настойкой календулы, в то время как я мучительно думала о том, что проиграла этап. Благо спиртовой раствор обжигал руки - от этого неловкость положения смазывалась.

- Как думаешь, сколько ты сегодня заработала очков? – вкрадчиво поинтересовался он. - Какую оценку ты бы сама себе поставила за это?

Я подавленно молчала, мученически сдвинув брови. Мне и в голову не могло прийти тогда, что ведь формально условия этапа я выполнила! Правда, отвлекли его не мои слова, а разбитые, но теплые и гладкие руки. Валентин прекрасно об этом знал, но не подал виду. Он весело рассмеялся, как мне тогда показалось, моей беспомощности – в гиперопеке над моими ничтожными ранами – ни одна венка не была повреждена – он замотал мне обе руки, так что я с трудом сгибала пальцы.

- Ну что ж, теперь мне надо вызвать тебе такси!

- Ты поедешь со мной? – с надеждой спросила я.

- Хм, сегодня ты нахальнее обычного. Ты делаешь успехи! Но всё равно, я хочу еще повеселиться здесь.

- Тогда я тоже остаюсь!

- Нет, Свет, поезжай домой. Мне будет гораздо спокойнее, если ты будешь там, а я здесь.

- А о моем спокойствии ты не подумал? – мы вышли во двор. Было темно, поддувало.

- А что нужно для твоего спокойствия? Надеюсь, ты сможешь уснуть. Тебе нужно хорошенько выспаться до полудня. К часу я позвоню тебе и скажу, как действовать дальше. Но скажу сразу – тебе понадобится вся энергия, так что спи до упора.

- Ну… Ты просто шутишь со всеми ними или… или, может, ты уже подыскиваешь мне замену? – я отвела глаза. Мне было совестно ревновать его вслух, но, с другой стороны, это чувство лишало меня покоя.

Он закинул голову и расхохотался.

- Не беспокойся, ты единственная в своем роде, замену так просто не найдешь! А если серьезно, мы с тобой заключили пари, и оно не настолько долгое, чтобы ты могла подозревать меня в свинском поведении. Иди домой и ни о чем не волнуйся. Я могу кокетничать сколько угодно с любым человеком в ближнем радиусе, всё это для тебя ничего не значит. У нас с тобой, по крайней мере, в ближайшие три дня, друг перед другом обязательства. И выспись, я тебя очень прошу.

Он подождал со мной такси у ворот предприятия. Это были одни из самых прекрасных минут того дня. Меня поймет каждый, кто хоть раз намеренно молчал вместе с любимым человеком. Я думала, что долго не усну от разлуки и обиды. Но, против ожидания, обиды на сердце не было. Позвонил дядя, он был рад, что я уже дома, и мягко пожелал спокойной ночи. В постели мне пришлось читать всего лишь час, прежде чем я уснула.