Возможность дальнейших уточнений отдельных моментов этой схемы можно видеть из материала, представленного Лессманом в его

Как видно из представленной схемы, во всех этих мифах отношение героя к своим отцу и матери неизменно имеет нездоровый характер, вследствие чего у нас есть основание предполагать, что такое отклонение должно быть обусловлено чем‑то в характере самого героя, и такого рода мотивы отыскать несложно. Вполне понятно – что можно отметить у современных эпигонов героического века – что для героя, которому, как никому другому, постоянно грозит людская зависть, подозрительность и клевета, его подлинное происхождение зачастую становится источником величайших страданий и осложнений. Старый афоризм о том. что “не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и у сродников и в доме своем” (Мрк 6‑4), означает не что иное, как признание того, что непросто почитать как пророка человека, чьи родители, братья и сестры или друзья детства хорошо известны нам Представляется, что существует необходимость в том, чтобы пророк отрекся от своих родителей; известная опера Майербеера также основана на признании того что профетическому герою во имя его миссии дозволено отречься даже от своей нежно любимой матери.

Однако, когда мы переходим к более глубокому рассмотрению мотивов, заставляющих героя разорвать свои семейные узы, возникает ряд трудностей Многочисленные исследователи подчеркивали, что понимание мифотворчества требует обращения к его первичным источникам, а именно к способности к воображению*, присущей индивиду. Подчеркивается также тот факт, что эта способность к фантазии в ее самых активных проявлениях и безудержной щедрости наблюдается лишь в детстве. Поэтому для облегчения понимания намного более сложной (а также более трудной) мифологической и художественной фантазии, в neppvwT очередь следует изучить образную жизнь ребенка

работе Сказание о Кире в Европе

См. также трактовку Вундта, который представляет героя как психологическую проекцию человеческих желаний и стремлений (loc.cit S 48)

Между тем, исследование детской способности к воображению еще только начинается, и лишь достаточно продвинувшись вперед, оно позволит нам использовать сделанные в этой области открытия для объяснения более сложных психических явлений. Причина такого недопонимания психической жизни ребенка объясняется отсутствием подходящего инструмента, а также надежного пути, ведущего к сложностям этой очень тонкой и довольно недоступной сферы. Такие детские реакции никоим образом нельзя изучать, наблюдая за нормальным взрослым человеком; и в самом деле, принимая во внимание определенные психические расстройства, можно даже говорить о том, что нормальная психическая целостность обычного человека заключается как раз в преодолении и забвении своих детских причуд и фантазий, и таким образом, этот путь оказывается заблокированным. С другой стороны, что касается детей, здесь эмпирическое наблюдение (которое, как правило, вынуждено довольствоваться внешними проявлениями) не достигает своей цели в исследовании психических процессов, потому что мы пока еще не можем правильно проследить все их движущие силы, за неимением надлежащего инструментария. Однако существует определенный класс людей, так называемых психоневротиков, которые, как показали исследования Фрейда, несмотря на то, что внешне выглядят совершенно взрослыми, в некотором смысле остаются детьми. Можно сказать, что эти психоневротики не отрешились от своей детской психической жизни, напротив, в ходе их созревания вместо того, чтобы претерпевать трансформации, она все больше упрочивалась, становясь все более выраженной. У психоневротиков детские реакции сохраняются и усиливаются и, таким образом, способны привести к патологическим последствиям, когда эти незаметные реакции приобретают чрезмерное распространение и гипертрофированные формы. Фантазии невротиков являются, так сказать, однородно преувеличенным воспроизведением детских фантазий. Казалось бы, это подсказывает путь решения проблемы. Однако, к сожалению, в таких случаях найти доступ к психике таких людей намного сложнее, чем к детским умам. Существует лишь один, известный на сегодня инструмент, который делает этот путь реальным: а именно – психоаналитический метод, разработанный Фрейдом. Постоянное обращение к этому инструменту способно прояснить видение наблюдателя до такой степени, что он может теперь различать подобные движущие силы в их самых нечетких проявлениях в психической жизни всякого человека, включая тех, кто не рискует стать невротиком.

Профессор Фрейд любезно предоставил в распоряжение автора*свои по достоинству высокоценимые разработки относительно психологии неврозов; на них и основаны нижеследующие комментарии, касающиеся воображения ребенка, равно как и невротика.

Отказ растущего индивида от опеки родителей является одним из самых необходимых, но также и одним из самых болезненных достижений эволюции. Такое отделение является абсолютно необходимым фактором, и можно считать, что у нормальных взрослых людей оно в определенной мере достигнуто. Социальный прогресс во многом базируется на противостоянии двух поколений. С другой стороны, существует категория невротиков, состояние которых указывает на то, что именно эту проблему им решить не удалось. Для маленького ребенка родители, в первую очередь, являются его единственным авторитетом и источником веры. Быть похожим на них, то есть на родителя одного с ребенком пола, вырасти таким, как отец или мать, – самое сильное и ни с чем не сравнимое желание ребенка. Последовательное умственное развитие, естественно, приводит к тому, что ребенок постепенно начинает осознавать, к какой категории принадлежат его родители. Он узнает о других родителях, которых сравнивает со своими собственными, и у него возникают сомнения относительно исключительности и несравненности, которыми он их наделял Самое незначительное происшествие в жизни ребенка, вызывающее у него настроение неудовлетворенности, способно обернуться критикой родителей; в отношение ребенка к ним вкрадывается растущее убеждение, что в некотором смысле другие родители могут быть предпочтительнее Из психологии неврозов мы узнали, что в этой связи могут быть также задействованы и очень интенсивные эмоции сексуального соперничества. Каузальным фактором, очевидно, является и ощущение отсутствия родительского внимания. Все чаще возникают ситуации, когда ребенку не оказывают должного внимания, или, по меньшей мере, когда он ощущает себя забытым, если не чувствует по отношению к себе всей полноты любви своих родителей, или просто несчастен от того, что ее приходится делить с другими детьми в семье. Ощущение, что его влечения разделяются не в полной мере, ищет выхода в идее – нередко сознательно запомнившейся с ранних лет – что он является не родным или приемным ребенком. Многие люди, отнюдь не ставшие невротиками, могут припомнить подобные случаи, когда неприязненное отношение родителей истолковывалось именно таким образом и получало соответствующую ответную реакцию (обычно это происходит под влиянием прочитанных книг). Влияние секса оказывается очевидным уже в том факте, что мальчик проявляет намного большую склонность питать неприязненные чувства по отношению к отцу, чем к матери, с намного более выраженным стремлением освободиться от опеки отца, чем матери. Возможно, что воображение девочек в этом отношении не так активно. Эти сознательно запомнившиеся психические эмоции детских лет становятся фактором, позволяющим интерпретировать миф. То, что не часто остается в сознательной памяти, но почти всегда может быть выявлено психоанализом, представляет собой следующую стадию в развитии этого начинающегося отчуждения от родителей, которая может быть обозначена термином семейный роман невротиков.  Сущностной составляющей невроза (и всех высших умственных способностей) является особая функция воображения, которая, в первую очередь, проявляется в играх ребенка, а начиная примерно с предпубертатного периода, распространяется на тему семейных отношений. Характерный пример этой особой способности воображения представляют собой так называемые сны наяву',  которые сохраняются

См работу Фрейда Истерические фантазии и их отношение к бисексуальности со  ссылками на литературу по этому вопросу

еще долгое время после наступления зрелости. Тщательное изучение этих снов наяву показало, что они направлены на свершение желаний, восстановление справедливости в жизни и имеют два основных мотива: один – эротический, другой – более честолюбивого характера (внутри которого, впрочем, обычно также скрыт эротический фактор). Приблизительно в это время воображение ребенка занимает задача избавиться от родителей, которые отныне вызывают презрение, и теперь их должны заменить другие, как правило, более высокого социального положения. Ребенок оперирует случайным стечением действительных обстоятельств (встреча с владельцем поместья в сельском окружении; с находящимся у власти правителем – в городе; в частности, в Соединенных Штатах – с каким‑либо государственным деятелем или миллионером). Случайные происшествия такого рода вызывают у ребенка зависть, и это находит свое выражение в причудливых фантазиях, в которых собственные родители заменяются другими, более высокого ранга. Детали подобных фантазий, которые к этому времени, конечно же, становятся сознательными, зависят от изобретательности ребенка, а также от материала, имеющегося в его распоряжении. Определенное значение имеет, строятся ли эти фантазии с большей или меньшей претензией на правдоподобность. Эта стадия относится к тому времени, когда ребенок еще не все знает о сексуальных моментах своего появления на свет. По мере роста знаний о многообразии сексуальных отношениях отца и матери, с осознанием ребенком того факта, что отцовство всегда остается неопределенным, тогда как материнство не подлежит сомнению, – семейный роман подвергается специфическим ограничениям; он удовлетворяется облагораживаем отца, в то время как происхождение от матери уже не ставится под вопрос, а принимается как непреложный факт. Эта вторая (сексуальная) стадия семейного романа кроме того поддерживается другим мотивом, который отсутствует на первой (асексуальной) стадии. Знания в сексуальной области дают начало тенденции воображения эротических ситуаций и отношений, побудительным мотивом здесь служит удовольствие от чувства, когда мать или субъект самого сильного сексуального любопытства помещается в ситуацию тайной неверности и скрытой любовной связи. Таким образом, первичные, или асексуальные, фантазии поднимаются до уровня последующего более полного понимания

Снова очевиден мотив мести и расплаты, который и первоначально был на переднем плане. Такими невротическими детьми оказываются, главным образом, те, кого родители наказывают, чтобы отучить от вредных сексуальных привычек. Такие дети своими фантазиями мстят родителям. Самые младшие в семье в особенности склонны лишать своих предков их превосходства (в точности как в исторических сюжетах). Зачастую они без колебаний приписывают матери такое количество любовных связей, сколько у них самих имеется соперников перед нею. Интересная вариация обычного семейного романа сводится к восстановлению законности рождения самого сочиняющего героя, тогда как другие дети выставляются при этом как незаконные. Кроме того, семейный роман может подчиняться особым интересам, всевозможного рода влечениям, дающим начало выдумкам самого разнообразного характера. Например, юный романтик таким образом может избавиться от родства с сестрой, которая привлекает его в сексуальном плане.

Тот, кто в ужасе отворачивается от этой развращенности детского ума или, скажем, оспаривает вероятность такого положения дел, должен принять во внимание, что все эти с виду неблаговидные фантазии в конечном итоге не имеют такого пагубного смысла и что под их тонкой личиной все равно сохраняется изначальная любовь ребенка к своим родителям. Неблагодарность и предательство со стороны ребенка являются лишь видимостью, ибо, исследуя более детально самую распространенную из этих романтических фантазий, а именно замену обоих родителей или только одного отца более высоко стоящими лицами, можно увидеть, что эти новые, знатного происхождения родители во всем наделяются качествами из реальных воспоминаний о настоящих, простых родителях, так что по существу ребенок не устраняет своего отца, а возвышает его. Стремление заменить реального отца на более выдающегося в целом является просто выражением желания ребенка вернуть “добрые старые времена", когда отец еще казался самым сильным и благородным человеком, а мать – самой милой и прекрасной женщиной.  Ребенок отворачивается от того отца, каким он знает его сейчас, к отцу, в которого он верил когда‑то; его воображение в действительности является лишь выражением сожаления о том, что эти счастливые времена прошли. Таким образом в этих фантазиях снова утверждаётся переоценка ранних лет детства'

Интересный вклад в эту тему вносит изучение сновидений. Толкование сновидений показывает, что даже в более поздние годы в сновидениях о повелителях или повелительницах, эти величественные особы представляют отца и мать**