В этом процессе принимают участие, наряду с половыми органами, всевозможные части тела, главным образом губы (сосание) и анальная область (удержание каловых масс).

Решающим моментом развития является стадия нормальным образом встречающаяся между аутоэротизмом и любовью к объекту; в патологических случаях эта стадия превращается в конечную, ее можно было бы назвать нарциссизм.  Она характеризуется тем, что либидо, которое с самого начала удовлетворяется с помощью аутоэротизма на разлинных частях тела, теперь нашло объект в собственном "я” рассматриваемом как единое целое. В известной степени человек остается в этой стадии развития навсегда, и степень нарциссизма имеет большое значение для развития характера и личности.

Ближайшая фаза знает уже любовь к объекту, протекающую, однако, при своеобразных условиях. Половые органы приобретают значение исключительно сексуального органа только позже, вместе с наступающим с половой зрелостью их анатомическим изменением. Связанная с половыми органами для зрелого, в половом отношении нормального человека, исключительная сексуальная цель – половой акт – не играет еще никакой роли; ее место занимают различные, смотря по характеру, формы удовлетворения: половое любопытство, стремление обнажать половые органы, причинение или перенесение боли и т.д. Таким образом, то, что оставаясь неизменным, образует у взрослого извращение (эксгибиционизм, вуайеризм, садизм, мазохизм), является проявлением нормальной сексуальности детского возраста.

Появляющиеся уже в этой стадии детства сексуальные объекты также очень существенно отличаются от сексуальных объектов взрослого человека. Сравнительно небольшое значение половых органов и незнание различий в строении и функции мужского и женского полового аппарата делают для ребенка невозможным принимать в соображение половые различия. Независимо от этого любовь ребенка чаще всего относится к таким лицам, которые для взрослого культурного человека обычно не имеют притягательной силы – к членам собственной семьи, прежде всего к родителям, затем к прислуге, как суррогату родителей.

Кого неприятно поражает тот факт, что в первых наклонностях человека всегда присутствуют элементы кровосмесительства, тот пусть вспомнит, что детская эротика, как бы ни был силен ее аффект, обычно проявляется в форме простой нежности. Для ребенка, выросшего в семье, другие отношения такой же интимности немыслимы; то же, что первые нежные чувства ребенка изливаются на родителей, издавна считалось самым прекрасным преимуществом последних. Вскоре ребенок начинает предпочитать одного из родителей, и при этом большей частью (т.е. взаимное притяжение полов сказывается и в отношениях между родителями и детьми) противоположного пола, который и к нему самому относится с особенной нежностью. С другим из родителей, часто также с братьями и сестрами, он легко становится в отношения соперников, так как ни с кем не хочет делиться; тогда наряду с любовью проявляется вражда  и часто сильно выраженное желание устранения соперника.

В период полового развития половые органы приобретают свое доминирующее значение; отдельные элементы определенного полового чувства теряют свою самостоятельность и подчиняются одному стремлению к нормальному половому акту. Отдельные элементы полового тяготения, как стремление подчинять у мужчины, удовлетворяются самим половым актом; другие, как, например, элемент созерцания, создают напряжение, подготовляющее половой акт. В этом периоде исчезает не только отдельное удовлетворение частичных элементов полового чувства, но и эротические склонности по отношению к членам своей семьи; направленная на новую цель, сексуальность вынуждена искать новый, находящийся вне семьи полноценный объект, что, обычно, после нескольких попыток и удается.

Половое чувство не представляет собой, стало быть, для того, кто уже пережил период полового развития, что‑либо новое; он должен даже отказаться от некоторых форм удовлетворения своего либидо – от полового удовлетворения при помощи своего тела и от тяготения к ближайшим родным. Если одна из частичных склонностей особенно сильно выражена, то при новом режиме она не получит достаточного удовлетворения.

Либидо не занимает внезапно место в душевной жизни и не может оттуда снова исчезнуть. Всякое стремление, направленное к достижению наслаждения, неразрушимо. Оно может под влиянием внешних или внутренних сил изменить свою форму, но само стремление будет всегда питаться из старого источника. Если при изменении формы наслаждение всецело или частично приносится в жертву, не находя в измененной форме достаточной возможности для удовлетворения, то само стремление все‑таки сохраняется во всей своей силе и, с его непреодолимой жаждой старого наслаждения, является опасным врагом нового порядка вещей.

Следствием такого положения была бы никогда не кончающаяся борьба; сознание, которое должно разбираться во впечатлениях внешнего мира, было бы всецело занято восприятием этой психической борьбы и психическое равновесие было бы нарушено. Только вытеснение пережитых форм удовлетворения полового чувства из поля зрения сознания дает возможность сохранить сознание для чувственных восприятий и удержать психику в равновесии. Мы сейчас увидим при помощи какого механизма совершается этот процесс,

То, с чем мы до сих пор познакомились, образует только ядро бессознательного, но не весь его объем. Правда, на пути своего развития более всего человеку приходится отказывать себе в сексуальной области, и этот отказ труднее всего осуществить, но содержание бессознательного образуют и другие не приведенные в исполнение желания. Жизнь часто ставит нам требование признать известную неприятную для нас реальность, исключающую выполнение тех или иных наших желаний. Нормальный человек, обычно, в состоянии сознательно выполнить это требование. С другой стороны, когда нужно покончить с особенно мучительным конфликтом, притягательная сила процесса вытеснения может быть так соблазнительна, что и данный конфликт исчерпывается тем же путем, путем вытеснения. За исключением тех случаев, когда и первоначальный процесс вытеснения протекал с затруднениями, он удается и во втором случае. Следствием неудачи является невроз.  Но и у здоровых, при благоприятных условиях сна, невыполненные желания настоящего времени вступают в связь с детскими, и из этого соединения возникает сновидение.  Всякий человек не только видит сны, но и в какой‑либо мере приближается к больному неврозом – будь то в смысле силы аффекта, которому он подчиняется, будь то только в силу мелких ошибок обыденной жизни – и потому весьма вероятно, что и нормальный человек устраняет путем вытеснения часть своих душевных конфликтов, сходных в том или другом отношении с конфликтами детства.

Мы займемся теперь той группой психических сил, при помощи которой выполняется вытеснение. С одной из этих сил мы уже познакомились, а именно, с органическими изменениями  до периода полового развития и в течение этого периода. Наиболее важным фактором являются, однако, те требования, которые ставит по отношению к взрослому культурная среда; эти требования невозможно выполнить, не отказавшись от инфантильных форм полового чувства. Вытеснение обозначает размеры той жертвы, которую культурное развитие общества возлагает на членов данного общества Те средства, при помощи которых требования культуры дают себя знать, очень разнообразны; наиболее важным из них является воздействие со стороны объектов детской любви – воспитание родителями или их заместителями.

Здесь мы должны упомянуть известный психический механизм, делающий возможным распределение психического материала между сознанием и бессознательным Лри противопоставлении любви  и ненависти,  когда оба чувства направлены на один и тот же объект, более слабое должно уйти в бессознательное Такой амбивалентный исход  можно констатировать и по отношению к некоторым элементам полового чувства, состоящим из двух противоположностей (например, садизм и мазохизм). Оба противоположных влечения не могут существовать вместе, и потому более сильное приобретает доминирующее значение и вытесняет более слабое в бессознательное

Во всяком случае следствием этого процесса является то, что победивший элемент для обеспечения своей победы проявляет в сознательной душевной жизни необычайную интенсивность (реакция),  энергия к которой доставляется и побежденным элементом, у которого была отнята возможность прямого проявления. Для культурной дисциплины еще важнее способность многих элементов полового чувства менять форму своего удовлетворения; вместо прежней принимается другая цель, дающая наслаждение, если форма удовлетворения подобна и между старой и новой целью возможна ассоциативная связь. Таким путем удается направить, по крайней мере, часть грубо сексуальных инстинктов ребенка на высшие культурные цели (сублимация). Элементы, не поддающиеся изменению, поскольку они не могут быть прямо удовлетворены, обречены на вытеснение.

Из того, что желание бессознательно и исключено из области непосредственного проявления аффекта, еще не следует, стало быть, что оно не обнаруживает никакого воздействия; наоборот, оно влияет в определенном направлении на важнейшие процессы душевной жизни, поскольку это возможно при исключении сознания. В этой психической ситуации нами не выяснены еще два пункта. Во‑первых, при посредстве какого механизма бессознательному удается обнаруживать свое воздействие, не выходя в то же время из области бессознательного? Во‑вторых, в какой психической области бессознательное или же процессы, направленные из бессознательного, играют особенно важную роль?

Что касается механизма, при помощи которого вытесненным инстинктам и бессознательным желаниям удается пробиться и обнаружить известное влияние на мысль и действие цивилизованного человека, то все формы его направлены на то, что ясно из самой природы конфликта с сознательным, на видоизменение  бессознательного и создание компромисса  с сознательным. Это видоизменение удается в различной степени, в зависимости от стадии вытеснения, от психического состояния индивида, от цивилизованности расы, коротко говоря, в зависимости от господствующего соотношения сознания и бессознательного; соответствен‑

2 Рлмк

но этому получаются компромиссы различной социальной ценности. Психоанализ вообще учит понимать жизнь восприятий, как отражение жизни инстинктов; точно так же отдельные психические механизмы видоизменения и создания компромиссов соответствуют различным возможностям, представляющимся инстинктам; из этих возможностей мы знаем кроме вытеснения еще и другие, в особенности, превращения инстинктов (сюда входит и превращение в противоположность). Для нас важны сейчас не те процессы, которые кончаются, как вытеснение, удалением в бессознательное, а те, которые замещаются в сознании; эти замещения поддерживаются первоначальным аффектом. Так мы знаем в психической сфере механизм тенденциозной проекции,  при помощи которой невыносимое внутреннее восприятие проецируется наружу; механизм разложения  (расщепления), который разлагает, обычно, мирно соединенные в бессознательном элементы, в особенности противоречия, на их составные части, в известной степени констатирует противоположности, дабы облегчить сознанию отдельное восприятие несовместимых друг с другом стремлений. С другой стороны, мы знакомы с механизмом, собственно, вытеснения,  при помощи которого устраняются невыносимые для сознания элементы, в особенности – противоречия. Изменению инстинкта, наконец, соответствует замена противоположностью,  причем в большинстве случаев отталкивающий бессознательный элемент замещается его чрезмерно подчеркнутой в сознании противоположностью. Другие механизмы создают видоизменения, извращения и компромиссы при помощи изменения аффекта,  далее, перенесения аффекта  с существенного на несущественное и, наконец, при помощи перенесения  телесных восприятий или их представлений с отталкивающих на безобидные места (перенесение снизу наверх).

Упомянутые механизмы работают, хотя и под тенденциозным принуждением цензуры сознания, все же по собственным специфическим для бессознательного законам; но кроме них имеются еще воздействия, исходящие из логических и формальных требований сознательного; они, в свою очередь, придают дальнейшие модификации бессознательному материалу. Сюда относится прежде всего при сновидении так называемая вторичная обработка; если какая‑либо часть бессознательного материала была видоизменена слишком сильно или же слишком мало и потому непонятна, полна пробелов или все еще сохранила свой отталкивающий характер, то данный механизм старается приспособить ее к требованиям сознательной психической инстанции. При этой обработке или изменении отдельные непонятные более элементы бессознательного теперь, ради желательной связи, логически мотивируются – в течение развития часто даже несколько раз – и приобретают таким образом новый, так сказать, систематизированный смысл. Этот вид вторичной обработки механизма, исходящего из сознания рационалиэирования  или систематизации,  – имеющий чрезвычайно важное значение в психоаналитическом понимании культурного творчества, – представляет собой целесообразное дополнение к механизмам бессознательного; он создает для тенденциозно видоизмененных продуктов фантазии новую осмысленную связь. Знакомство с этим процессом позволяет психоанализу и там держаться принципа детерминизма всего совершающегося в психике,  где логически удовлетворительный смысл и полное сознательное понимание, по‑видимому, делают излишним и исключают всякое дальнейшее объяснение феномена. Знакомство с ролью сознания само по себе не дает еще полного понимания душевных явлений; точно так же и знакомство с бессознательными мотивами не исчерпывает их полного значения. Но благодаря им становится понятным генезис данного психического продукта и, вместе с тем, сам процесс рационализации в своей связи с отклонением вытесненного материала.

Дальнейший формальный фактор,  с которым бессознательное должно считаться при своем проникновении в сознание – возможность и легкость изображения; этот фактор проявляется достаточно ярко как в культурно ценном – в особенности в художественном творчестве, так и в сновидениях. Ясно без дальнейших комментариев, что материал, в котором провозглашается бессознательное стремление, не только определяет форму, но в известном смысле влияет и на содержание, так что, например, одно и то же ощущение иначе выражается поэтом, чем художником, одна и та же мысль выражается философом иначе, чем создателем мифа. Но в изображении сказывается и данное состояние психики, так что, например, у религиозного фанатика те же чувства получат другое выражение, чем у трезвого мыслителя, безумный изобразит те же импульсы иначе, чем видящий сон.

Последним средством выражения бессознательного является символ;  при его помощи особенно легко замаскировать бессознательное и приспособить его (создание компромисса) к новому содержанию сознания, и потому оно пускается в ход более охотно, чем какое‑либо другое средство. Под символом мы понимаем особенный вид косвенного изображения, отличающийся, в силу известных особенностей, от близких ему форм изображения мыслей в образах – от сравнения, метафоры, аллегории, намека и т.д. Символ представляет собой в некотором смысле идеальное соединение всех этих форм выражения; он является наглядной заменой чего‑либо скрытого, с чем у него имеются общие внешние признаки или внутренняя ассоциативная связь. Его сущность заключается в двусмысленности, и если можно так выразиться, в многосмысленности, и сам он возник в силу своего рода соединения отдельных характерных элементов. Его тенденция – от понятия к постигаемому созерцанием – роднит его с примитивным мышлением; в силу этого родства символизация в существенной степени относится к бессознательному, но в качестве орудия компромисса не лишена и сознательных элементов, которые обусловливают создание и понимание символов.

Для того, чтобы понять все многообразные значения символов, нужно обратиться к их генезису. При этом выясняется, что мифы не создаются, как этого можно было бы ожидать ввиду их многообразия, произвольно и индивидуально обусловленно; творчество символов подчинено определенным законам, ведущим к типичному, общечеловеческому, стоящему вне времени и пространства, вне половых и расовых различий, даже вне крупных лингвистических групп. Об этом типичном общечеловеческом значении символа эстетик Дильтей говорит: “Если под естественным символом понимают образ, находящийся в тесной закономерной связи с данным внутренним состоянием, то сравнительное исследование показывает, что в основе нашего психофизического существа имеется круг естественных символов для сновидения и безумия, для языка и поэзии”. “Наиболее существенные условия действительности всюду аналогичны, сердце человека всюду одно и то же, и потому основные мифы проходят по всему человеческому кругу. Такие символы: отношение отца к своим детям, взаимоотношения полов, борьба, грабеж и победа”.

Исследование типичных форм символа и восстановление их потерянного понимания при помощи совместной работы различных наук (истории культуры, лингвистики, этнографии, исследования мифов и т.д.) едва еще только началось. Психоаналитически наиболее изучена та большая и значительная группа символов, которая служит изображению сексуального материала и эротических отношений, или, как мы обычно сокращенно говорим, группа сексуальных символов;  к этой же группе наиболее легко подобрать культурноисторические иллюстрации. Доминирующее значение сексуальной символики объясняется не только индивидуальным наблюдением, по которому ни один инстинкт не подвергается в такой степени культурному подавлению, как составляющийся из различных “извращений” половой инстинкт; по этой причине его психическая область, эротическое, в широких пределах нуждается в косвенном изображении. Гораздо большее значение для генезиса символики имеет тот факт, что в примитивных культурах половым органам и функциям приписывается колоссальная, по нашим понятиям, совершенно невероятная роль, о которой приблизительное представление мы можем составить себе по данным этнографического исследования и по остаткам, содержащимся в культе и мифах*

Этой переоценке примитивным человеком сексуальных мотивов и ставшему необходимым их ограничению мы обязаны основам культуры, так же, как дальнейшим ее разви‑

Ср R.Payne Knight: Le culte du Priape,  Bruxelles, 1883; Dulaure. Die

Zeugung in Glauben, Sitten und Brauchen der Volker.

тием мы обязаны беспрерывному сублимированию отдельных неудовлетворенных и вытесненных слагаемых полового инстинкта. Если мы встречаем ныне в сновидениях пахоту или добывание огня – как символ полового акта, то изучение истории культуры показывает, что первоначально эти акты действительно замещали половой акт, то есть были снабжены той же энергией, тем же либидо, быть может, теми же представлениями, что и половой акт. Классический тому пример дает добывание огня в Индии, представляемое там в виде совокупления. В Ригведе  (III, 29,1) сказано: “Вот огниво; рождающее (мужской кремень) приготовлено: "Принеси сюда госпожу племени (женский кремень). В общих кремнях покоится плод любви, который уже помещен в беременную женщину... В нее, которая уже раздвинула ноги, он входит как опытный и знающий (мужское дерево)"*

Когда индус зажигает огонь, он творит священную молитву, имеющую связь с мифом. Он берет кусок дерева со словами**: “Ты – место рождения огня”, и кладет на него две соломинки: “Вы – два яйца”; после этого он берет второе лежащее внизу дерево: “Ты – urvaci"  Он мажет затем дерево маслом и говорит при этом: “Ты – сила", кладет его на лежащее дерево и говорит: “Ты – pururavas ” и т.д. Для него лежащий кусок дерева с его маленькой впадиной – символ богини, а стоящий кусок дерева – половой орган бога. О распространении этого представления известный этнолог Лео Фробениус говорит: “Добывание огня, совершающееся так же, как и у большинства народов, символизирует у древних индусов половой акт. Я позволю себе указать на то, что древние индусы с этим своим представлением далеко не одиноки. То же воззрение мы встречаем у южных африканцев. Лежащее дерево называется у них "женскими половыми органами", стоящее – “мужским”“* Шинц в свое время нашел это воззрение у некоторых племен,

По переводу Л.фон Шредера (см.. Mysterium und Misnus in Rigveda, S.260).