Алексей АЛЕШКОВСКИЙ, сын Юза. Ему 36 лет, он закончил Литинститут, стал журналистом, его мама – первая жена Юза Ирина – филолог, африканист.

– Мы с отцом перезваниваемся. Он изредка бывает в Москве. Иногда останавливался у меня, теперь – у своих новых друзей: Леонида Ярмольника и Андрея Макаревича. С «Машиной времени» он записал свой новый диск. Пала с малых лет воспитывал меня в духе поклонения правде. Он насаждал во мне эту правду, как Екатерина картофель: «Алеша, говори правду. Всегда говори правду». С тех пор я так и говорю. Он сам пострадал от этой моей «правды». Много лет назад позвонил мне и спросил: «Алеша, ты по мне скучаешь?» Я покопался в себе и сморозил: «Нет такого чувства». Он до сих пор этого забыть не может. Когда мне было семь лет, он спросил: «Ты знаешь, Алеша, как дети делаются?» Тут я соврал, ответил ему: «Нет». Я, конечно, уже знал. Папа помолчал, потом одобрил мою непосвященность: «Ну и не хера тебе знать». (Смеется.) Еще папа посоветовал мне не любить женщин с карими глазами. Но со мной все‑таки это случилось. Моя бывшая жена была кареглазой… Я развелся с ней.

– Предостережение отца оказалось пророческим?

– Возможно. Кстати, у отца и моей мамы глаза карие. Я унаследовал свои от ее отца, моего деда‑латыша, глаза стального цвета.

– Что вы позаимствовали от Юза?

– Дух противоречия и любовь к правде остались во мне навсегда. Вероятно, от отца во мне упертость и бытовое занудство. Я не очень силен в метафизике занудства. Но надо пожить с ним или со мной, повариться в нашем общении, чтобы это почувствовать. Если газетная стилистика позволяет, замечу: мужики делятся на мудаков и зануд. И зануды, на мой взгляд, предпочтительнее. Есть исключения – некоторые умудряются сочетать в себе оба эти качества.

– Что еще у отца переняли?

– Я очень хорошо готовлю. Это наследство отца. Он изумительно стряпает. И первая его жена, и вторая – обе они Ирины – любят вкусно накормить. Но как они там, в Штатах, готовят, нам и не снилось! Ира «сочиняет» и колдует по журналу «Гурме», делает фантастические вещи. Однажды в мой приезд она приготовила невообразимый китайский суп с грибами, лососем, с разными овощами, пряностями. На столе были креветки по‑китайски, даже торт она испекла по китайскому рецепту. Отец готовит мясо и овощи. Гениально делает плов. Мясо ест полусырое. У него замечательные зубы – все свои и без единой пломбы. Мне передалась его любовь к приготовлению мяса, и ем я его тоже полусырым.

– У Юза с Ириной есть дети?

– У Иры от первого брака сын Даня. Считаю его своим братом. Общих детей у них нет.

– Какие книги Юза вы больше всего любите?

– «Николая Николаевича» и «Кенгуру», конечно.

– Что вы подарили отцу к юбилею?

– Сайт yuz.ru.

 

Зайдите на этот сайт Юза – он набит интереснейшим материалом, вы узнаете нового Алешковского, автора цикла ЮЗ‑ФУ «Чаинки», и подивитесь поистине восточной образности и краткости, изяществу слога:

Столько б юаней ЮЗ‑ФУ,

Сколько блох у бездомной собаки,

Он бы, ядрена вошь, тогда не чесался.

И еще:

Пусть династия Вынь сменяет династию Сунь,

Пусть династия Сунь сменяет династию Вынь –

Любовь не проходит.

В декабре 2000 года, накануне года Змеи, «МК» решил подготовить несколько блиц‑интервью со знаменитостями из нашего серпентария, где соседствовали Юрий Любимов, Валерий Золотухин, Фазиль Искандер, Александра Пахмутова с Алешковским. Мой первый звонок Юзу рассмешил его, но он не отказался участвовать в игре.

– Дорогой Юз, знаете ли вы, что рождены в год Змеи?

– Год Змеи – это существенная мифология моей биографии.

– Что‑то проглядывает в вашем характере от ужасающей красавицы змеи?

– Я должен был бы находить в себе мудрость, изворотливость и грациозность движений. Но в себе этого не замечаю, потому что считаю себя человеком скромным и много о себе не думающим. Если эти качества во мне замечают любимая жена и хороший друг, мне это приятно.

– Приходилось ли вам столкнуться нос к носу с ползучими существами?

– Личные встречи не случались. Признаюсь, у меня некоторая неприязнь к змеям, особенно к мелким. К удавам – совершенно другое у меня отношение. Почему – я уж не знаю. Наверное, разгадка кроется в подсознании. Я не питон и ни с какой другой змеей себя не ассоциирую. Я не худой. Но, думаю, вы несколько упрощаете психологическое отношение человека к самому себе, втискивая его в рамки астролого‑мифологических понятий. Если отнестись к вашему змеиному опросу шутливо, то внесу ясность в свои взаимоотношения со змеями: наверное, я потому недолюбливаю змей, что бессознательно недолюбливаю и себя.

– Приходилось ли вам по‑змеиному сбрасывать кожу?

– Конечно, приходилось что‑то сбрасывать, но не так часто, один‑два раза в жизни. Это происходило не мучительно для меня. Наоборот, с замечательной легкостью, с зудом кожи и души, с шелушением отвратительных, всяких отживших мыслей, исчерпавших себя понятий и отношений.

– Россию собираетесь посетить?

– Возможно. Но мне неохота ехать в такую паршивую погоду, даже из дому выходить лень. Весной, в тепле, по делам и просто так, для кайфа, в Москву наведаюсь. Теперь и вас спрошу. А вы в каком году родились?

– Я из вашего серпентария: почти по Лермонтову – и Змея с Змеею говорит.

– Неплохо, неплохо придумано. Ну что ж, всем хорошего Нового года и так далее и так далее.

 

Накануне его 75‑летия я вновь позвонила Юзу.

– Юз, здравствуйте, вам звонит Наталья Дардыкина, обозреватель «МК». Через реки, горы, и долины, и океан примите наши объятия и сердечные поздравления с вашим юбилеем. Как вы себя чувствуете?

– Ничего. Слава Богу. Не было бы хуже.

– Мы вам желаем большого здоровья.

– Спасибо. Очень рад.

– С каким новым произведением вы пришли к юбилею?

– Сочиняю сейчас один роман. Тяжелое для меня занятие. Но если серьезно – есть у меня кое‑что в работе.

– Вы переехали сейчас в лесной дом. Наверное, была причина? В Москве ахают, когда Макаревич рассказывает про ваше новое житье‑бытье. Хочется от вас услышать, что это за дом, что это за места.

– Этот дом действительно в лесу. Но это не значит, что мы в дикарстве проживаем. Это в 10 километрах от университета, где преподает моя жена, профессор филологии. А вообще‑то я не готов сейчас давать интервью. Вы так по‑газетному… наскочили.

– А как же иначе, мы же далеко от вас, и поймать вас непросто. Скажите, в вашем пруду рыба водится?

– В пруду рыба есть, но мы ее не ловим. Этим занимаются коршуны. Пруд не настолько велик, чтобы там водились щуки.

– Вы купаетесь в пруду?

– Нет, тут рядом озеро ох…енное.

– Охотиться собираетесь?

– Ни в коем случае не стану охотиться – убивать не хочу. Вот вчера к нам прилетали на участок индейки… восемь штук. А позже услышали выстрелы – сейчас сезон такой, убивать индеек разрешено. Я не хочу иметь оружие. Одним словом, охота не мое дело.

– Раньше вы дружили с Бродским. Что вас сближало?

– Сближали какие‑то общие интересы. Мы вообще были как‑то расположены друг к другу. Слава Богу, он меня осчастливил своей дружбой. Уж не говорю о поэзии.

– А теперь с кем из русского зарубежья знаетесь?

– Есть несколько близких мне друзей. Есть друзья, которые отпали. По глупости своей, как я считаю. Я не позволил себе по отношению к ним никакой подлянки. Отпали, возможно, по идеологическим мотивам. Кое с кем дружу. Мы привыкли с женой жить в таком прелестном одиночестве, изредка облагораживаемом нашими дружками.

– Вы с женой Ириной жили в Китае полгода.

– Не полгода, а три месяца. Она преподавала там в университете английский. В очень хорошем доме у нас была квартирка. Разъезжали по интересным местам Китая и испытали настоящее очарование от того, как все у них делается, как они строят, как проводят реформы. От всего того, что они достигли за последние годы. Они построили новую цивилизацию на той разрухе, которую устроил Мао. Там возникают голубые города, о которых мечтали наши романтики 20‑х годов. Я счастлив, что побывал в Китае.

– Вы дружны с Ярмольником и Макаревичем. Чем вам дорог этот дружеский союз?

– Я с ними познакомился с началом перестройки и гласности. Они милые мои друзья, нас многое связывает: и хулиганское в хорошем смысле слова, и интеллектуальное.

– Много народу будет на праздничном обеде?

– Да человек 20. Постараюсь всех угостить от брюха. Собственными заквашенными помидорами и маринованными грибами.

– Вы сами мариновали?

– А кто же?

– Водочки выпьете?

– Русской водочки выпью, американскую, немецкую и голландскую не пью. А когда не привозили из Москвы водку, я пил виски и коньяки. Напиваться, как раньше, я уже не могу, да и не охота. Придут друзья Иры по университету и мои друзья, в том числе и приехавший из Москвы Саша Горелик. Макаревич приехать не мог. У него в Нью‑Йорке в октябре открывается выставка рисунков. Вот тогда мы с ним и встретимся. А вообще‑то у меня нет никакого юбилейного настроения. Я рад, что дожил до этих лет, можно было 30 раз сделать дуба. Причем не только от хвори, а так, разные случаи бывали в жизни. Благодарен родителям, что я дожил до этих лет.

– Не перестали влюбляться в женщин?

– Перестал вот уже 30 лет, после того как влюбился раз и навсегда в мою жену Ирину.

– Примите нашу любовь и благодарность.

– Очень тронут. Передайте привет моим близким друзьям Макаревичу и Ярмольнику и их семьям. И пришлите мне вашу статейку.

21 сентября 2004 г.

 

 

Во власти страсти

 

Аллюр на резвых лошадках

 

Дмитрий Липскеров: «В женщине лежит все чувственное начало мира»

Первая же пьеса молодого драматурга ставилась в «Табакерке». Спектакль Марка Захарова по его «Школе для эмигрантов» в свое время был знаковым – публика рвалась его посмотреть. По‑настоящему его прославили романы: «Пальцы для Кэролайн», «Сорок лет Чанчжоэ» (в 1997 году он входил в шорт‑лист Букера), «Пространство Готлиба», «Последний сон разума», «Русское стокатто – британской матери», «Леонид обязательно умрет».

Жизнь без иллюзий

– Дмитрий, вы человек успешный и, вероятно, вызываете зависть у тех людей искусства, кто не успел, не сумел, остался на нищем довольствии. А сами кому‑то завидовали, когда еще не были известны?

– Никогда и никому.

– Какое качество характера вас всегда выручает?

– Сила воли.