Очерк положения военных дел на Кавказе,

ОЧЕРК ПОЛОЖЕНИЯ ВОЕННЫХ ДЕЛ НА КАВКАЗЕ,

С начала 1838 до конца 1842 года.

Головин, Евгений Александрович (1782-1858).

Очерк положения военных дел на Кавказе, с начала 1838 по конец 1842 года. - Рига: тип. Мюллера, 1847. -[2], 112 с., 1 л. карт.; 28. - Автор установлен по изд.: Энциклопедич. словарь. Брокгауз и Ефрон. Т.9, с. 70.

Источник: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/1820-1840/Ocerk_poloz_del/text2.htm

http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Kavkaz/XIX/1820-1840/Ocerk_poloz_del/text1.htm

Положение кавказского края в конце 1842 года, будучи прямым следствием предшествовавших там военных событий, всего ближе показывает, в какой мере успехи оружия в течение пятилетнего начальства на Кавказе генерала Головина, содействовали к достижению главнейшей цели, то есть — к распространению и упрочению владычества нашего в сем отдаленном и разнообразном крае.

Кавказский край, по топографическому положению своему, может быть разделен в военном отношении на четыре главные части: 1) страну, составляющую северную покатость Кавказа с прилегающими к ней равнинами — Кавказская линия и Черномория; 2) северовосточный берег Черного моря — Черноморская береговая линия; 3) страну по северо-восточному склону Кавказа с каспийским прибрежьем — Дагестан с шамхальскими владениями, дербентскою и кубинскою провинциями, и наконец 4) страну закавказскую.

Действия 1838 года.

Главные усилия в 1838 году были обращены на овладение черноморским берегом и на сооружение, для довершения береговой линии, в важнейших пунктах его укреплений; впрочем, и во всех остальных частях кавказского края к восстановлению дел и приведению в исполнение Высочайших указаний Государя Императора, принимались самые деятельные меры.

В видах обеспечения военно-грузинской дороги было приступлено к водворению на ней военного поселения; а на правом берегу Терека учреждена кордонная линия, по направлению от Владикавказа к Моздоку. По дороге устроены два военные поселения: Александровское и Николаевское, слишком по 100 дворов каждое, из женатых нижних чинов регулярных войск, и четыре станицы: Пришибская, Урухская, Ардонская и Архонская, в коих водворены женатые казаки бывших при корпусе двух малороссийских казачьих полков. На кордонной линии между Владикавказом и Моздоком возобновлены два редута: Елисаветинский и Константиновский. Сверх того, для усиления сего кордона на речке Курпи водворен аул, до 90 дворов, из осетинских переселенцев, а на Тереке — аул узденя Анзорова, дворов до 100.

По окончании работ по водворению поселений и возведению редутов, отряд, производивший оные ⁴, обращен был под начальством генерал-маиора Крюкова на левый фланг линии, для наблюдения за действиями Шамиля и отвлечения внимания его от Аварии.

Движение этого отряда в землю салатавцев и по направлению к Гумбету, послужило к приведению в покорность многих еще мало повиновавшихся нам деревень. Одно только селение [9] Миатлы, из числа ближайших к нам по своему положению, не только не последовало примеру прочих, но, выйдя совершенно из повиновения, сделалось гнездом разбойников и приверженцев Шамиля, затруднявших сообщения наши с линиею чрез Внезапную, и потому подверглось разорению. Надобно было наказать упорствующих, и генерал-маиор Крюков, овладев этим селением, взял часть жителей в плен, забрал весь их скот, а жилища уничтожил.

Войска, предназначавшиеся для высадки на незанятую еще часть черноморского берега, собрались весною в Абхазии и в Тамани. Отряд, собравшийся под начальством генерал-маиора Симборского ⁵ в Абхазии, был высажен 11 апреля у устья реки Сочи, в земле убыхов — самого воинственного между черкесскими племенами, и не взирая на самое упорное сопротивление со стороны горцев, овладел предназначенным пунктом, где и соорудил укрепление Навагинское; отряд же, собравшийся под начальством генерал-маиора Раевского ⁶ в Тамани, высажен 12 мая при устье реки Туапсе, и возведенное там укрепление, в память командовавшего войсками на кавказской линии, по Высочайшему Государя Императора соизволению, наименовано Вельяминовским. По сооружении сего укрепления отряд генерал-маиора Раевского вновь был посажен на суда и в присутствии корпусного командира, осматривавшего береговую линию, занял без всякого сопротивления устье реки Шапсуго и возвел там укрепление, названное Тенгинским.

Осмотр береговой линии указал, что суджукская бухта, при устье реки Цемеса, представляет со всех сторон закрытый рейд. [10] Вследствие представления о том Государю Императору, Его Величество Высочайше повелеть соизволил: устроить там крепость, военный порт и адмиралтейство для крейсерующей эскадры у восточного берега Черного моря. Основание этой крепости, названной Новороссийском, положено в том же году построением одного форта и блокгауза.

Между тем; экспедиция 1838 года на восточном берегу Черного моря, при начале своем, ознаменовалась горестным, но достопамятным событием. В ночь с 30 на 31 мая сильная буря сокрушила, у устьев Сочи и Туапсе, фрегат Варну, корвет Мисемврию, один транспорт, один бриг, два тендера, превосходный пароход Язон и 15 купеческих кораблей. Пользуясь сим случаем, черкесы на обоих пунктах, в надежде получить богатую добычу, с остервенением устремлялись на выброшенные суда; но войска отрядов наших, отражая их нападения, в тоже время, с геройскою решимостию и самоотвержением, спасли все экипажи.

Положение дел в Дагестане хотя и требовало деятельных с нашей стороны мер, особливо в северной части оного, однакож верхние магалы кубинской провинции и вольные самурские общества, волновавшиеся в продолжение всей зимы с 1837 на 1838 год, должны были преимущественно обратить на себя внимание, и потому первые действия в северном Дагестане ограничены были возведением мостового укрепления на аварском Койсу, у аула Зиряны, — что и было поручено командовавшему временно войсками в Дагестане генерал-маиору Лачинову, с частию Апшеронского полка; в кубинской же провинции, в селении Хазры, был собран отряд под начальством генерал-лейтенанта Фези ⁷, для движения вверх по Самуру. А дабы развлечь внимание [11] горцев, генерал-маиору Севардземидзе поручено было собрать другой небольшой отряд в джарской области ⁸.

Генерал-лейтенант Фези был встречен горцами в аджиахурской теснине, где они в значительных силах заняли скалистое ущелье и укрепились завалами. Июня 4, 5 и 6 войска наши успели однакож овладеть частию неприятельской позиции, и устрашенные самурцы, явясь с покорностию, приняли присягу на верноподданство и обещали выполнять все требования начальства.

По исполнении сего генерал-лейтенант Фези двинулся в Аварию. Прибытие туда новых войск встревожило весь нагорный Дагестан, и послушные Шамилю племена собрались за хребтом Тала-Кори, у деревни Караты, вне западной границы Аварии. Так как генерал Фези не имел намерения вдаваться в бой с лезгинами, а ограничился только наблюдением за их скопищем, разрабатывая между тем дороги, то горцы решились сами напасть на отряд и атаковали его 6 и 7 августа, но, не имев успеха, отступили в свои вертепы. Обеспечив запасами укрепления Хунзахское и вновь воздвигнутое у Зиряны, генерал-лейтенант Фези возвратился с отрядом своим 30 августа в Темир-Хан-Шуру.

Так как время года дозволяло еще предпринять наступательные действия, и отряд генерал-маиора Крюкова мог уже быть присоединен к войскам в северном Дагестане, то предполагалось сделать отрядом генерал-лейтенанта Фези движение в землю гумбетовцев и, в случае возможности, овладеть убежищем Шамиля — скалою Ахульго — тогда еще не столь укрепленным, как впоследствии. Но предприятие это не могло быть исполнено в 1838 году, — неожиданное и смелое вторжение лезгин с верховьев Самура в шекинскую провинцию, заставило направить отряд генерал-лейтенанта Фези в Кубу. [12]

Вследствие бывшего в 1837 году возмущения кубинской провинции и едва только прекращенных волнений южного Дагестана, где хотя и было положено оружие, но где умы еще не могли так скоро успокоиться, к рутульцам и ахтинцам явился в августе месяце самозванец, выдававший себя за Искендер-бека, сына умершего в Персии шекинского Гусейн-хана. Он вместе с Ага-беком рутульским, который в последнее время приобрел некоторую значительность и сделался как бы главою всех обществ, обитающих по верховьям Самура, и который предводительствовал уже горцами в июне месяце в аджиахурском ущелье, собрал значительную партию и двинулся с нею в шекинскую провинцию ⁹.

Хитрый этот татарин, желая привлечь к себе народ, разослал объявления, что он, считая шекинцев единоверцами и друзьями своими, не только не сделает им никакого вреда, но, напротив, идет освободить их от иноверного владычества и истребить всех русских и армян. И действительно, лезгины не делали никаких насилий, требуя от жителей только одного продовольствия. Это имело вредное для нас действие, — многие из шекинцев содействовали горцам, а некоторые даже пристали к их скопищу, которое, не встречая нигде сопротивления, в исходе августа заняло город Нуху и обложило давно оставленную уже нухинскую крепость, где находился комендантский дом, провинциальное управление и казначейство, и куда укрылась некоторая часть жителей под защиту полуразрушенных стен и одной роты линейного баталиона. [13]

Происшествие это могло иметь самые неблагоприятные последствия, — оно могло произвесть волнение во всех соседних мусульманских провинциях; но скорое появление под Нухою, с небольшим отрядом, полковника Безобразова ¹⁰ и слухи о приближении из северного Дагестана генерал-лейтенанта Фези заставили лезгин удалиться в горы.

Между тем, генерал Фези, которому предписано было, для отвлечения горцев от Нухи, сделать диверсию движением к Ахты и Рутулу, прибыв в Хазры, продолжал следовать вверх по Самуру; но прежде нежели он достиг аджиахурской теснины, Ага-бек явился к нему с 30 старшинами и просил о помиловании. Зная, что лезгины, из опасения строгого наказания, приготовились поголовно к отчаянному сопротивлению, и при том зная крепкую местность аджиахурской позиции, генерал-лейтенант Фези, во избежание напрасной потери, а быть может даже неудачи, объявил им прощение с тем, однакож, чтобы они внесли причитающиеся на них недоимки и заплатили за убытки, причиненные ими при вторжении в шекинскую провинцию; — Ага-бек и лезгины поклялись выполнить все требования и отправили депутацию в Тифлис.

В это же время полковник князь Аргутинский-Долгоруков, направленный с малым отрядом ¹¹ из шекинской провинции к верховьям Самура, имел в хачмадском ущельи перестрелку и разогнал бывшее там скопище горцев. Мнимый Искендер-бек, опасаясь наказания, также бежал и, с небольшим числом приверженцев, успел пробраться чрез мусульманские провинции в Персию.

Кроме сих главных действий в закавказском крае, в 1838 году восстановлен силою оружия порядок, нарушенный [14] переселенцами из Турции, водворившимися на берегах озера Гохчи, а также прекращены неустройства, возникшие между осетинами в горах, прилежащих к военно-грузинской дороге. Тушетия охранена от вторжения горцев, движением малого отряда под начальством генерал-маиора Севардземидзе.

Действия 1839 года.

Вследствие вышеизложенных предположений, весною 1839 года собрано было три отряда:

На кавказской линии при крепости Внезапной, под начальством генерал-адъютанта Граббе, чеченский отряд ¹³, на который возложены были преимущественно действия в северном Дагестане.

В Тамани, под начальством генерал-лейтенанта Раевского, десантный отряд ¹⁴, для действий на черноморском берегу. [17]

В южном Дагестане, в укр. Хазры, поде личным начальством корпусного командира, самурский отряд ¹⁵ для действий на Самуре.

Чеченский отряд, главною целью действий которого было, по истреблении Ахульго, утвердиться на андийском Койсу, не мог тотчас же приступить к исполнению этого предприятия. Получено было известие, что один из ревностнейших сообщников Шамиля, мулла Ташав-хаджи, для развлечения внимания и сил отряда генерал-адъютанта Граббе, готовился производить сильные набеги на линию; почему генералом сим признано было за необходимое, прежде чем углубиться в гумбетовские горы, рассеять партию Ташав-хаджи. Для этого чеченским отрядом сделано было из крепости Внезапной движение в землю ичкеринцев, где были довольно упорные встречи с горцами; последствием этих встреч было истребление нескольких селений и в том числе небольшого укрепления, устроенного среди дремучего леса.

Отряд генерал-лейтенанта Раевского, в конце апреля, был посажен на эскадру черноморского флота и, не взирая на упорное сопротивление горцев, 3 мая высажен при устье реки Субаши. Возведенное там укрепление было кончено в июне месяце, а в начале июля войска вновь амбаркированы и высажены при устье реки Псезуапе. По возведении при сем последнем пункте также укрепления, отряд возвращен в Анапу и употреблен для возведения промежуточного укрепления между этою крепостию и Новороссийском.

По Высочайшему Государя Императора повелению, первое из названных укреплений наименовано фортом Головинским, другое — фортом Лазарева и, наконец, последнее — фортом Раевского. [18]

Независимо от исполнения сих предприятий, в том же году довершена постройка укрепления в Новороссийске ¹⁶.

В конце мая самурский отряд двинулся вверх по Самуру и, в тоже время, для развлечения внимания горцев со стороны шекинской провинции, тронулся в горы другой небольшой отряд, под начальством генерал-маиора Симборского ¹⁷, направляясь к верховьям Самура чрез гору Салават. Сверх того, владетель элисуйский угрожал Рутулу своею милициею.

Лезгины, устроив в нескольких местах завалы, сопротивлялись движению главного отряда, сначала — у деревни Хулух, потом на реке Тагердчал-чай, и, наконец, отступили к высотам аджиахурским, на неприступность которых они не без основания полагались.

Позиция аджиахурская состоит из отрога, который, примыкая верхнею своею оконечностию к огромнейшему вертикальному утесу горы Шах-даг, простирается высоким гребнем вниз и упирается другою своею оконечностию в реку Самур, перерезывая, таким образом, поперек всю долину правого берега сей реки. Нижний конец отрога возвышается над рекой недоступною крутизною, в которой, для перехода на другую сторону, высечена была на значительной высоте тропа для пешеходов и, с большою только нуждою, для вьюков. По всему гребню отрога устроены были горцами заблаговременно большие завалы из [19] камней с тем, чтобы, при нападении, скатить их на наступающих.

Главнейшие завалы находились на верхней оконечности отрога, которого гребень занимали от шести до семи тысяч лезгин, готовившихся к упорному сопротивлению.

Очевидно, что взятие такой позиции открытою силою представляло не малые затруднения, и при наилучшем успехе не могло совершиться без значительной потери в людях. Не менее того, однакож, к преодолению препятствия — другого пути не предстояло, и приступ назначен был 31 мая утром, тремя колонами. Между тем, корпусный командир, лично осматривая неприятельскую позицию накануне, т. е. 30 мая, удостоверился, что ключом ее служат вышеупомянутые верхние завалы, примыкающие к утесу горы Шах-даг, и что, овладев ими, мы будем господствовать над всем ее гребнем.

Вследствие этого, командовавший на левом нашем фланге, Тифлисского егерского полка полковник Берзуль, получил приказание, с наступлением ночи того же дня, подвести сколь можно ближе стрелковую цепь с ее резервами к верхним неприятельским завалам и, если, заметив оплошность горцев, найдет возможность, — то старался бы овладеть ими внезапно, не ожидая утра. Приказание это исполнено было с таким успехом, который превзошел желание. Все верхние завалы, числом три, вскоре после пробития в лагере зори, были взяты тремя ротами Тифлисского егерского полка, один за другим, почти без боя, с такою решительностию, что горцы, защищавшие их, никак не ожидая нападения и готовясь к сопротивлению только на следующий день, захвачены были врасплох и, едва успев сделать несколько выстрелов, обратились в бегство с одним только оружием, оставив в завалах свои пожитки вместе с бурками и начатым ужином. Столь неожиданная потеря главнейших укрепленных пунктов навела ужас на все скопище, собравшееся [20] при Аджиахуре, и когда, с рассветом другого дня, дан был сигнал к общему приступу, — оказалось, что аджиахурская позиция, слывшая дотоле непреодолимою, была в ночи оставлена горцами совершенно; весь гребень ее, густо занятый ими накануне, очищен, — и только посредством зрительных труб можно было видеть все народонаселение долины. спасавшееся по горным тропам в дальнейшие вертепы.

Аджиахурские высоты служат, сверх того, ключом и для всего края, лежащего по долине верхнего Самура и его притокам и огражденного с обеих сторон двумя главными отраслями снегового хребта, разделяющегося от горы Гудур-даг. Сама природа сделала, таким образом, край этот со всех сторон совершенно недоступным, исключая тесного аджиахурского входа, чрез который воды Самура прорываются из гор на прилежащие равнины.

С преодолением такой преграды, войска, в дальнейшем движении своем, не встретили уже подобных препятствий, и самурский отряд 5 июня занял без выстрела Ахты — главное селение всего края.

Туда собрались старшины и почетные люди со всех окрестных магалов и просили о пощаде, изъявляя вновь безусловную покорность, которая на этот раз была искреннею, ибо горцы не видели уже никакой возможности не только противиться более, но избегнуть строгого наказания в случае малейшего с их стороны упорства.

Оставалось только утвердить владычество наше там на прочных основаниях, чтобы навсегда лишить их средств и даже надежды к безнаказанному нарушению повиновения.

В этих видах тотчас же было приступлено к возведению сильных укреплений, — одного у селения Ахты, а другого — в самой аджиахурской теснине ¹⁸. [21]

Первое из них, вполне господствуя над селением и над переправою через Самур, составляет верное ручательство в повиновении ахтинцев; а последнее — по Высочайшему соизволению, наименованное Тифлисским, обеспечивает за нами сообщение с недоступною страною, ими обитаемою.

Для довершения предприятия предстояло только открыть сообщение вверх по Самуру и, потом, через снеговой хребет, с владениями элисуйского султана. Корпусный командир, по заложении вышеупомянутых укреплений, предоставив производство окончательных построек генерал-лейтенанту Фези, сам двинулся с частию отряда и легкою артилериею через рутульский магал и возвратился в Тифлис кратчайшим уже путем, по вновь проложенной дороге на Рутул, Гельмиц и Элису.

Отряд генерал-маиора Симборского, о котором сказано выше, направленный для диверсии из шекинской провинции к Рутулу, прямою дорогою через гору Салават, по причине трудности подъема, не мог проникнуть до перевала п даже потерял на некоторое время сообщение, отрезанное у него в тылу горцами. Победа под Аджиахуром вывела его из затруднения, и отряд этот возвратился беспрепятственно, с некоторою потерею в людях, понесенною сначала при схватках с горцами. Не менее того, однакож, движение генерал-маиора Симборского принесло пользу тем, что оттянуло некоторую часть неприятельских сил от главного отряда. Селения Борч и Хнов, наиболее виновные в уроне, понесенном отрядом Симборского, наказаны при следовании части главного отряда через Рутул в Элису.

Таким образом, кратковременным, но успешным походом самурского отряда, предположенная цель была вполне достигнута почти без всякой потери; владычество наше в южном Дагестане утверждено на прочных основаниях, и дальнейшие с той стороны успехи обеспечены самым надежнейшим образом, — что затем оправдалось важными последствиями, о коих сказано будет в своем месте. [22]

Но не столь решительны и успешны были действия чеченского отряда в Северном Дагестане. Возвратившись из поиска против Ташав-хатжи, генерал-адъютант Граббе из Внезапной двинулся в конце мая месяца к селению Чиркат.

Черкей и некоторые другие аулы салатавского общества не принимали еще тогда никакого участия в неприязненных против нас действиях, но Буртунай и Алмак открыто присоединились к Шамилю и, при первой из этих деревень, отряд, будучи встречен четырехтысячным скопищем горцев, рассеял его и занял хребет Саук-Булак. Это были передовые толпы Шамиля; сам же он с главным своим скопищем ожидал русских в Гумбете, на спуске к андийскому Койсу, у селения Аргуани. Окрестности этого пункта, мало доступные по естественным преградам, были, сверх того, усилены искусственными средствами. Прибыв туда 30 мая, отряд оказался в весьма затруднительном положении: надлежало, не взирая ни на какие потери, овладеть неприятельскою позициею, потому что обратное движение на горы, коих вершины заняты были толпами горцев, сделалось уже невозможным.

Первая атака, 30 мая, было неудачна и стоила нам много людей. В реляции генерала Граббе покушение это названо только рекогносцировкою. С рассветом 31 мая войска снова пошли на приступ с трех сторон и овладели башнями и завалами; но этот двухдневный, впрочем, блистательный бой, стоил нам убитыми и ранеными 635 человек. Шамиль бежал еще при начале приступа, и с 800 человек из надежнейших своих приверженцев заперся на скале Ахульго.

После необходимого отдохновения и освежения продовольствием, отряд спустился к Чиркату и 5 июня занял эту деревню, без всякого сопротивления.

Вслед затем генерал Граббе, устроив мост через андийское Койсу, перешел с левого берега реки на [23] правый ¹⁹. Скоро, однакож, убедился он в трудности овладеть последним убежищем Шамиля, тем более, что отряд его уже потерпел в предшествовавших делах значительную потерю в людях; но отступить, не овладев вертепом возмутителя — значило бы потерять плоды дорого купленных успехов.

По счастию, самурский отряд, достигнув главнейшей цели своего назначения, к тому времени уже находился в сел. Ахты, и хотя ему предстояли большие работы по возведению ахтинского и тифлисского укреплений и, сверх того, по проложению сообщения через снеговой хребет в Элису, однакож, корпусный командир нашел возможным удовлетворить просьбу генерал-адъютанта Граббе и отправить на подкрепление к нему — три баталиона с четырьмя орудиями, а также обратить туда большую часть заготовлений в военных и продовольственных припасах.

Это усиление войсками и средствами, поставило генерала Граббе в возможность стеснить обложение Ахульго и, употребив сначала некоторые способы правильной атаки, предпринять штурм этого вертепа.

Первые приступы были неудачны и, можно сказать, преждевременны. По прибытии к отряду подкрепления из-под Ахты, генерал Граббе, вместо того, чтобы овладеть левым берегом Сулака, через восстановление моста, и отнять у неприятеля сообщение с тою стороною, как сам прежде предполагал, употребил прибывшие войска для штурма, 16 июля, отвесной скалы, на которую штурмующие должны были взбираться по одной только тропе, по одному и по два человека в ряд. Предприятие это, будучи [24] основано на одной только надежде — иметь удачу каким-нибудь нечаянным случаем ²⁰, обратилось в полное торжество для неприятеля и отдалило взятие Ахульго на целый месяц. Неудача эта заставила, наконец, генерала Граббе сделать то, с чего ему следовало бы начать, а именно: устроить мост чрез Койсу и отнять у осажденных сообщение с противным берегом. Стесненные, таким образом, со всех сторон и доведенные до крайности, приверженцы Шамиля вступили в переговоры, которые, однакож, ни к чему не привели, — и скала Ахульго, после 76 дневного обложения, была, наконец, с новою огромною потерею в людях ²¹, взята приступом около 20 августа. Все защитники ее истреблены или захвачены в плен; но Шамиль, с небольшим числом мюридов, пользуясь оплошностию своих победителей, успел бежать и скрыться от преследования.

По разрушении аула Ахульго и всех его укреплений, генерал-адъютант Граббе, полагаясь на нравственное впечатление, которое, по мнению его, было произведено на умы горцев, двинулся чрез Гимры в Темир-Хан-Шуру, оставив Койсубу, Аварию и шамхальские владения, по прежнему, совершенно открытыми вторжениям возмутителей.

Из Темир-Хан-Шуры чеченский отряд пошел в Черкей. Черкеевские старшины встретили войска на мосту через Сулак с хлебом и солью; но когда авангард отряда проходил обширными садами к самому селению, то сделано было по нем с [25] обеих сторон столь неожиданное нападение, что шедшие впереди два баталиона немедленно были опрокинуты, и одно горное орудие досталось в руки вероломных изменников. Неудача эта тем менее извинительна, что генерал Граббе предваряем был о намерении некоторого числа черкеевцев, нам враждебной партии, воспротивиться переходу его через означенное селение. Но командовавший авангардом, генерал-маиор Клюке-фон-Клугенау, не взирая на такое предостережение, углубился в теснины и сады, чрез которые надлежало проходить, без всяких воинских предосторожностей и даже не с заряженными ружьями, имея в голове только песенников, которые песнями открывали его шествие. Немного надобно было усилий, чтоб опрокинуть такую нестройную толпу: на это достаточно было нескольких человек и нескольких выстрелов из-за деревьев и заборов. Столь неблагоприятная встреча вынудила генерал-адъютанта Граббе сделать обходное движение к Черкею, чрез миатлинскую переправу. К счастию, черкеевцы, между которыми мы еще имели людей хорошо к нам расположенных ²², встретили отряд у селения Инчке с повинною головою и выдали захваченное ими орудие. Генерал Граббе поспешил воспользоваться таким неожиданным оборотом дела, тем более, что по позднему времени года, а особенно по совершенному расстройству отряда в материальной части, он не мог уже продолжать действий, и потому, наложив на черкеевцев штраф, которого они, впрочем, никогда не заплатили, распустил войска на зимние квартиры. Не менее того, однакож, первое отступление его [26] от Черкея, которое, по всей справедливости, можно назвать необдуманным, много нам повредило, ободрив наших противников. Эго происшествие, вместе с побегом Шамиля, который был уже, так сказать, в наших руках, объясняет, почему нападение на Ахульго не имело тех выгодных для нас последствий, каких следовало ожидать.

События в начале 1840 года.

Климатические болезни в продолжении осени 1839 и зимы на 1840 год, не взирая на возможные подкрепления гарнизонов приморских укреплений, к весне до того, наконец, их ослабили, что воинские начальники фортов не в состоянии были не только докончить остававшихся еще в них внутренних построек и исправить разрушившиеся от снегов и дождей верки, но не имели даже под ружьем необходимого числа людей для самой обороны. К этому обстоятельству присоединилось другое, в самых недрах Кавказа обнаружившееся. Бывшие там несколько лет сряду неурожаи произвели между черкесскими племенами голод, какого они с незапамятных времен не испытывали. Бедствие это, производящее волнение даже между образованными народами, возбудило диких горцев ко всеобщему, поголовному восстанию. Предпочитая гибель с оружием в руках мучительной голодной смерти, и зная недостатки оборонительных средств наших на береговой линии, они решились открытою силою овладеть приморскими нашими укреплениями и воспользоваться находившимися в них запасами.

Февраля 7 большие толпы горцев окружили форт Лазарев. Мужественная защита не спасла укрепления, которого верки в продолжении осени и зимы потерпели сильные повреждения и частию даже обрушились. Гарнизон, подавленный многочисленностию противников, истреблен, — и черкесы овладели фортом. Ободренные таким неслыханным успехом и захваченною добычею, горцы напали, 29 февраля, на укрепление Вельяминовское, которое испытало ту же участь. Становясь час от часу предприимчивее, черкесы, в числе нескольких тысяч человек, окружили, 23 марта, укрепление Михайловское. Истощив все средства геройской обороны, но не будучи в силах сопротивляться многочисленности горцев, гарнизон этого укрепления также погиб; но гибель его была [31] ознаменована незабвенным подвигом рядового Тенгинского пехотного полка Осипова, который взорвал пороховой погреб и остался погребенным под его развалинами ²³.

Делая безуспешные покушения почти на все другие береговые пункты наши, горцы обратились потом на сообщение береговой линии с Кубанью — и 2 апреля овладели фортом Николаевским. Но дерзость их была, наконец, наказана, когда, 26 мая, они атаковали укрепление Абинск. Потерпев при нем сильное поражение, черкесы разошлись по домам и более уже ничего предпринимать не осмеливались.

С другой стороны, опасения корпусного командира в отношении к делам северного Дагестана и левого фланга линии также оправдались: страх, произведенный на горцев взятием Ахульго, продолжался недолго, — и Шамиль, которого генерал-адъютант Граббе считал бесприютным бродягою, стал снова собирать приверженцев и распространять свое могущество. Но убедившись, что никакие укрепления не могут обеспечить его от мужества русских, он переменил систему своих действий: стал избегать встреч с нашими войсками и, неожиданно нападая на беззащитные покорные общества, отчасти обещаниями, а еще более силою, возбуждал их против русских и присоединял под свое владычество. Ошибки местного начальства на левом фланге кавказской линии, а быть может, и слухи об успехах черкесов на черноморском берегу, весьма много ему в том способствовали. Зимнее движение по Чечне генерал-маиора Пулло для сбора податей и преждевременная попытка обезоружить чеченцев — взволновали [32] этот народ. Шамиль не упустил тем воспользоваться; — в начале марта он беспрепятственно явился с своими мюридами на реке Сунже, а за сим вся малая и большая Чечня, ичкеринцы, ауховцы, качкалыковцы, галашевцы и карабулаки, постепенно поднимая оружие, одни за другими пристали к мятежной его партии.

Действия 1840 года.

Между тем, до воспоследования всех этих событий, невозможно было предвидеть такого неблагоприятного оборота дел, а потому предназначено было приступить в 1840 году к исполнению еще прежде предположенного перенесения кубанской линии на реку Лабу и заселения пространства между Кубанью и Лабою казачьими станицами кавказского линейного войска. Исполнение этого предприятия разделено было на периоды с тем, чтобы в продолжение первого года возвести на Лабе, в необходимейших пунктах, укрепления, дабы потом, под их прикрытием, водворить казачьи станицы.

На левом фланге линии предназначалось обеспечить землю кумыков возведением укрепления при Герзель-ауле и упрочить покорность салатавцев укреплением Черкея.

Вследствие сих предположений, на линии составлено было два отряда:

На правом фланге, под начальством генерал-лейтенанта Засса, лабинский отряд ²⁴.

На левом фланге, под начальством генерал-лейтенанта Галафеева, чеченский отряд ²⁵. [33]

Сверх того, с получением первых известий о несчастии, постигшем на черноморской береговой линии форт Лазарева, и потом другие укрепления, Государю Императору благоугодно было Высочайше назначить для сильной десантной экспедиции, независимо от отдельного кавказского корпуса, особый отряд из войск 5 пехотного корпуса ²⁶.

Общее наблюдение за действиями всех этих трех отрядов, Высочайше поручено было генерал-адъютанту Граббе.

За Лабою и нижнею Кубанью, кроме немногих непродолжительных движений со стороны Черномории к Абинскому укреплению, для исправлении его верков и снабжения всеми нужными запасами, а также для наказания закубанских племен за их дерзость, равно со стороны Лабы к реке Белой — для разогнания неприятельских скопищ, собиравшихся в намерении препятствовать устройству новой линии на Лабе, — никаких важных военных действий не происходило, и возведение новых укреплений произведено было весьма успешно. Лабинский отряд, 3 мая, перешел за Кубань, и к осени Лаба частию уже защищена была укреплениями Зассовским, Мохошевским и Темиргоевским, а сообщение с Кубанью обеспечено укреплениями Новодонским и Новогеоргиевским.

Напротив того, дела на левом фланге кавказской линии день ото дня принимали оборот более и более неблагоприятный, и, можно сказать утвердительно, что это было следствием буквального исполнения предположений, сделанных еще сообразно с предшествовавшими обстоятельствами и уже вовсе не отвечавших новому положению дел того края. Нам необходимы были неотложные и самые решительные меры к успокоению волнений, возникших [34] в Чечне вследствие появления на Сунже Шамиля; но вместо того отряд генерал-лейтенанта Галафеева был обращен к Герзель-аулу и занят возведением тамошнего укрепления ²⁷.

Таким образом, ничто не препятствовало Шамилю распространять и утверждать влияние свое в Чечне и, вместе с тем, возбуждать чеченцев к всеобщему восстанию. Не ограничиваясь одним каким-либо пунктом, подобно предшествовавшему году, он и его поборники тревожили в одно и тоже время сунженскую и терскую линии, окрестности Назрана и Владикавказа, направляя свои скопища на те пункты, где всего менее они были ожидаемы. В половине июля Шамиль появился в земле салатавцев и успел склонить на свою сторону многие их деревни.

Встревоженный такими успехами возмутителя, генерал-лейтенант Галафеев (который, впрочем, в действиях своих руководствовался предписаниями генерал-адъютанта Граббе), двинулся, 17 июля, чрез Внезапную к миатлинской переправе, а оттуда к деревне Инчке, к Салатау. Между тем, Шамиль, следуя принятой им системе, обратился вновь в Чечню и, пользуясь удалением отряда, перешел Сунжу и увлек с собою все мирные аулы, бывшие на правом берегу Терека, за исключением трех деревень: Брагуна, Старого и Нового юртов. Вся малая Чечня опустела, и мы лишились целого, покорного до тех пор, населения, которое бросило свои дома, оставило богатые земли и, скрывшись в дремучие леса за Сунжею и в Черные горы, весьма много увеличило собою те препятствия, которые мы встретили в достижении нашей цели. Ускоренное движение генерал-лейтенанта Галафеева [35] от Инчке к крепости Грозной и, далее вверх по Сунже к Казак-Кичу, не могло предупредить этого неблагоприятного для нас события. Возвратясь в Грозную, генерал Галафеев убедился, наконец, в необходимости действовать наступательно и внести истребление во внутрь возмутившегося края.

Отряд его ²⁸, 6 июля, выступил в малую Чечню. Выжигая аулы и уничтожая хлеба, генерал Галафеев прошел чрез Чах-Кери, Урус-Мартан, Ачхой и возвратился в Грозную чрез Казак-Кичу, левым берегом Сунжи. Он сделал некоторый вред чеченцам, над которыми в бою везде имел верх, но и сам потерпел значительную потерю в людях, особенно 11 июля, в деле на реке Валерике, где войска наши неожиданно наткнулись на весьма крепкую позицию, занятую многочисленными скопищами мятежников.

Едва отряд генерала Галафеева вступил в Чечню, Шамиль обратился опять против салатавцев и на этот раз, не встречая нигде сопротивления, принудил все аулы, в том числе и многолюдный Черкей, снова изменить правительству. Дороги, ведущие в шамхальские владения, и переправы через Сулак сделались ему через то доступными, и он не упустил воспользоваться этою выгодою для вторжения в северный Дагестан, где почти вовсе не было наших войск.

7 июля, Шамиль, с большим сборищем, перешел через Сулак у деревни Ахатль, а 10 — имел у деревни Ишкарты дело с шестью ротами, вышедшими к нему на встречу под начальством генерал-маиора Клюке-фон-Клюгенау.

Ишкартинское дело хотя и не было решительным, однакож, имело то немаловажное послед