Но можно ли это верифицировать?

 

Чтобы избежать сциентизма, или исключающего эмпиризма, следует просто осознать, что эмпирическое знание не является единственной формой знания; за его пределами существует еще и ментально-рациональное, и созерцательно-духовное знание. Однако если это так, тогда каким образом можно верифицировать, или проверить, эти «более высокие» формы знания? Если не найти эмпирического доказательства, то что нам остается?

Это кажется проблемой по той причине, что мы не видим, что все достоверное знание, в основе своей, сходно по структуре, а посему сходным образом может быть верифицировано (или опровергнуто). Иными словами, все достоверное знание – в любой из сфер – состоит из трех базовых компонентов, которые мы назовем предписанием, озарением и подтверждением. Но сама эта тема настолько запутана и сложна, что мы посвятим целую главу (следующую) исключительно ей. Здесь же я хотел бы просто сделать введение в основные положения нашей аргументации, чтобы мы лучше подготовились к подробностям, которые последуют ниже. По сути, мы просто предложим следующее: все достоверное знание – в любой из сфер – в самом фундаментальном смысле состоит из трех базовых компонентов:

1. Инструментальный, или предписывающий, компонент. Это набор инструкций, простых или сложных, внутренних или внешних. Все они существуют в виде формулы: «Если вы хотите знать это, то сделайте следующее…»

2. Освещающий, или постигающий, или ухватывающий, компонент [56]. Это озарение при помощи определенного ока познания, производимое в результате следования предписывающему компоненту. Помимо самоозаряющего качества, он открывает возможность еще и для следующего:

3. Коллективный компонент. Это реальное совместное разделение озаряющего видения с другими исследователями, использующими то же око. Согласие других в отношении общего видения и составляет коллективное или консенсуальное доказательство истинного видения.

Это три базовых компонента любого истинного знания, использующего любое из очей. Знание действительно становится все более сложным, когда одно око пытается сопоставить то, что ему известно, с более высоким или низким оком, но эти базовые компоненты лежат в основе даже такого усложнения (как мы убедимся в следующей главе).

Позвольте мне привести несколько примеров, начав с ока плоти. Предписывающий компонент, как мы сказали, выражен в формуле: «Если вы хотите то-то увидеть, то вам необходимо сделать следующее…». В оке плоти, представляющем собой простейшее знание, предписание может быть довольно прозаичным: «Если вы не верите, что на улице идет дождь, подойдите к окну и взгляните сами». Человек идет, смотрит и видит, в этом-то и состоит его озарение, его знание (компонент № 2). Если другие повторяют ту же самую инструкцию («выгляните в окно») и видят то же самое, тогда задействуется коллективный компонент (№ 3), и мы можем сказать: «Верно, идет дождь» и т. д.

Даже по отношению к оку плоти, однако, предписания могут носить довольно сложный характер. В эмпирической науке, например, мы обычно встречаем весьма трудные технические инструкции, например: «Если вы хотите увидеть ядро клетки, тогда вам необходимо научиться делать гистологические срезы, научиться использовать микроскоп, научиться окрашивать ткани, научиться отличать одни компоненты клеток от других и затем уже собственно смотреть». Другими словами, компонент предписания требует, чтобы для любого типа знания соответствующее око познания прошло необходимое обучение, дабы быть адекватно квалифицированным, чтобы воспринять озарение. Это верно как в отношении искусства, так и в отношении науки, философии и созерцания. Это, на самом деле, верно для всех форм достоверного знания.

Итак, если человек отказывается тренировать определенное око (плоти, разума или созерцания), то это эквивалентно отказу посмотреть, и у нас тогда есть все основания не принимать во внимание мнение этого человека и лишить его права голоса в процессе коллективной проверки. Кому-то, кто отказывается выучить геометрию, не может быть позволено иметь право голоса в отношении истинности теоремы Пифагора; кому-то, кто отказывается обучиться созерцанию, не может быть позволено иметь право голоса в отношении истинности природы будды или Духа. Иными словами, если человек не выполняет компонент № 1 познания, он будет исключен из компонентов № 2 и № 3. Мы можем сказать, что знания такого человека неадекватны с точки зрения требований поставленной задачи. Церковники, отказавшиеся посмотреть в телескоп Галилея, были неадекватно квалифицированы в плане ока плоти, так что их мнением в этой сфере можно было пренебречь.

Если передвинуться наверх, к следующему оку – оку разума, то мы обнаруживаем, что предписывающий компонент может быть даже еще более сложным и труднодоносимым до других участников дискуссии. Но мы с вами, надеюсь, сейчас как раз этим-то и занимаемся: мы встречаемся понимающим взглядом, используя разум (хотя мы и можем не полностью соглашаться относительно того, что мы видим). Если бы это было не так, то вы бы не смогли понять ни единого слова. Однако для того чтобы увидеть значение любого из этих слов, нам пришлось последовать определенным инструкциям, первой среди которых была: «Научись читать». И это открыло перед нами целый мир, который недоступен оку плоти, взятому в отдельности. Э. Ф. Шумахер хорошо это выразил: «В свете интеллекта [ lumen interius ] мы можем увидеть вещи, которые невидимы для наших телесных органов чувств. Никто не отрицает, что математические и геометрические истины „видны“ таким образом [то есть при помощи ока разума, а не ока плоти]. Доказать утверждение – значит придать ему форму при помощи анализа, упрощения, трансформации и разбора [компонент предписания], благодаря которым можно увидеть истину [компонент озарения, или освещения]; за пределами же этого видения нет ни возможности, ни нужды в каком-либо дальнейшем доказательстве [за исключением, я могу добавить, совместного разделения этого доказательства с другими с целью провести коллективную проверку – третий компонент]».[57]

Можно тренировать око разума для внешнего философского видения или же внутреннего психологического видения. В той мере, в какой око разума отказывается возноситься над оком плоти, в философии оно производит только лишь позитивизм, а в психологии – только лишь бихевиоризм. С другой же стороны, в той мере, в какой око разума возносится до самого себя, оно производит феноменологию, лингвистику, правильную спекулятивную философию (критическую, аналитическую и синтетическую), а также межсубъективную психологию (как будет объяснено в следующей главе).

Доказательство в этой области имеет ту же форму, следует тем же трем принципам, как и во всех остальных областях: обучите око разума, лично посмотрите, а затем коллективно сопоставьте полученные данные и подтвердите их. Коллективный аспект этого знания, разумеется, труднее постичь, нежели то, что дается посредством ока плоти, ведь всем дано одинаковое око плоти, но различные ментальные воззрения. Это, безусловно, не изъян ока разума, а показатель его богатства и изобилия.

Знание в трансцендентной сфере получается точно таким же образом: есть предписание, озарение и подтверждение. В дзен это дзадзен, сатори и официальное признание опыта. Без всех этих трех компонентов нет никакого дзен-буддизма. На самом деле не бывает подлинно эзотерического, или трансцендентного, знания, не имевшего бы в себе все три компонента. Сначала осуществляешь практику созерцания (contemplatio), которая может заключаться в медитации, дзадзен, мантре, джапе, внутренней молитве и т. д. Когда око созерцания полностью обучено, тогда взгляните с его помощью. Затем проверьте свое прямое озарение, сопоставив его с данными других практикующих и, что еще более важно, с мнением учителя или мастера. Проверять полученный опыт с мастером – это то же самое, что и проверять решение математических задач с учителем, когда только начинаешь осваивать математику.

Это итоговое и наивысшее доказательство в предельном смысле является доказательством Бога, или природы Будды, или Дао, – но это не эмпирическое доказательство и не рационально-философское доказательство, а созерцательное доказательство. «Вся наша задача в этой жизни, – сказал св. Августин, – состоит в том, чтобы излечить око сердца, с помощью которого можно узреть Бога». Излечение этого ока состоит в его обучении, которое, тем самым, позволяет вам стать адекватно квалифицированными в плане знания, «ведущего к спасению».

Иногда утверждается, что мистическое знание не является настоящим знанием, потому что оно является не общественным (или публичным) знанием, а только лишь «приватным», а посему – недоступным совместной проверке. Данный взгляд, однако, ошибочен, ибо тайна совместной проверки во всех трех сферах заключается в одном, а именно: натренированное око – это общественное око, иначе оно вообще не поддавалось бы тренировке. А общественное око представляет собой коллективное, или консенсуальное, око. Математическое знание является общественным знанием для математиков (но не тех, кто не знаком с математикой); созерцательное знание является общественным знанием для всех мудрецов-созерцателей. Пусть созерцательное знание и невыразимо в словах, оно не является приватным, частным: оно представляет собой совместное видение. Сущность дзен заключается в следующем: «Особая передача вне Писаний [то есть между наставником и учеником]; независимость от слов и письмен [ока разума]; видение собственной Природы [при помощи ока созерцания] и становление буддой». Это прямое видение при помощи созерцательного ока, и его можно передать от учителя ученику, потому что оно напрямую общественно (или публично) доступно данному оку. Знание Бога общественно для ока созерцания точно так же, как геометрия – для ока разума, а дождь – для физического ока. И натренированное созерцательное око может доказать существование Бога в точности с той же очевидностью, с какой око плоти может доказать существование камней.

Всеобъемлющая интегральная парадигма будет свободно опираться на око плоти и око рассудка; но также она будет обоснована и в оке созерцания. Это око воплощает достоверную форму познания; его можно общественно разделять; его можно коллективно проверять. Нечто большее невозможно. Ничего большего и не нужно.

 

Наука и религия

 

Конфликт между эмпирической наукой и религией является (и всегда был) конфликтом между псевдонаучными аспектами религии и псевдорелигиозными аспектами науки. Покуда наука остается наукой, а религия – религией, какой-либо конфликт невозможен – точнее, всегда можно показать, что любое возникающее противоречие так или иначе сводится к категориальной ошибке, когда богословы пытаются быть учеными, а ученые – богословами. В прошлом ситуация, когда богословы пытались стать учеными и говорить о Христе как историческом факте, сотворении мира как эмпирическом факте, рождении от девственницы как биологическом факте и так далее, была совершенно нормальной. В таком случае они должны быть готовы к тому, чтобы отвечать на научные вопросы об этих явлениях. Непорочное зачатие и рождение младенца девственницей как эмпирический факт означает рождение человека без биологического отца; в качестве ментального символа это могло бы означать рождение того, чей Отец на Небесах (то есть того, кто реализует трансперсональное Я); в качестве созерцательного прозрения это может быть прямым постижением того, что твое Истинное Я из мгновения в мгновение претерпевает процесс девственного рождения. Итак, утверждение о непорочном зачатии и девственном рождении как эмпирическом факте, вероятно, неверно, – а вот как о символе и прямом постижении, вероятно, верно. Смысл же в том, что когда богословы обсуждают эмпирические факты, они должны быть готовы столкнуться с учеными; когда же они говорят о ментальных принципах, они должны быть готовы столкнуться с философами или психологами; и только когда они практикуют созерцание, тогда они целиком и полностью в своей вотчине. И всеобъемлюще-интегральная парадигма должна уметь щедро вовлекать в себя все три ока познания. Именно это и отличает ее от традиционной религии, традиционной философии/психологии и традиционной науки, – ведь она включает и способна потенциально интегрировать их все.

Еще не так давно именно ученые- эмпирики попытались стать богословами или даже пророками. Здесь тоже нечем гордиться. Но когда ученые-эмпирики пытаются стать богословами и религиозными деятелями, они должны быть готовы к тому, чтобы встретиться со столь же суровой проверкой, в этот раз исходящей от созерцателей. Если, например, ученый-физик утверждает: «Современная физика показывает нам, что в фундаментальном смысле все вещи суть Одно, подобно Дао или Брахману», – то он делает утверждение не просто о физической сфере, но о всех сферах, в том числе предельных абсолютных категориях. Непосредственно связанные с религией деятели, таким образом, могут в ответ задать вопрос: «Это попросту идея, представленная оком разума; в чем же состоит ваш метод открытия ока созерцания? Опишите мне языком предписания, что необходимо сделать, чтобы увидеть  – напрямую увидеть – это Единство. Если вы не можете этого сделать, тогда вы совершаете категориальную ошибку: вы просто говорите о созерцательной/медитативной сфере, используя лишь око разума». Заметьте, мастер дзен может пройти этот тест, а вот от физика мы все еще ждем ответа. Ибо простой факт состоит в том, что можно быть хорошим физиком без того, чтобы вовлекаться в мистическую или трансцендентальную сферу. Можно быть мастером физики без мастерского владения просветлением. А вот хорошим мастером дзен нельзя стать без того, чтобы не стать мистиком. То, что глубинное и добросердечное исследование физики привело некоторых ученых (возможно, процентов десять или около того) к мистическому воззрению на мир, говорит нам нечто важное не о физике, а о том, насколько чувствительны и благородны сами физики. Однако те же самые чуткие и открытые физики нередко совершают категориальную ошибку и утверждают, что физические данные как таковые доказывают трансцендентальные состояния, – вполне понятное, но оттого не менее серьезное заблуждение, которое, очевидно, опровергается большим числом великих физиков, не являющихся мистиками.

Таким образом, я чувствую, что самое важное, что может сделать всеобъемлющая, или интегральная, парадигма, это попытаться избежать категориальных ошибок: смешения и путаницы трех очей – ока плоти, ока разума и ока созерцания (или, если опираться на более подробные модели, такие как пятиуровневая модель веданты, избежать смешения каких-либо из уровней). Когда кто-то спрашивает: «Где же ваше эмпирическое доказательство трансценденции?» – нам не нужно паниковать. Мы объясняем инструментальные методы, при помощи которых получаем свое знание, и приглашаем спрашивающего человека проверить их лично. Если данный человек примет и выполнит компонент предписания, тогда он окажется способен стать частью сообщества тех, чье око адекватно для работы со сферой трансцендентного. До этого момента данный человек недостаточно квалифицирован, чтобы сформировать компетентное мнение о трансцендентальных вопросах. В таком случае мы не более обязаны давать какие-то объяснения данному человеку, чем ученый-физик – тому, кто отказывается освоить математику.

Мы находимся сегодня в необычайно благоприятной ситуации: мы можем сохранить совершенно уникальную позицию обладания и владения сбалансированным и интегрированным подходом к реальности – «новой и более высокой» парадигмой. Парадигмой, которая способна включить око плоти, око рассудка и око созерцания. И я думаю, что история человеческой мысли в конечном счете докажет, что сделать что-то большее, чем это, невозможно, но что-то меньшее – катастрофично.

 

Проблема доказательства

 

Если учитывать каждый из трех способов познания – чувственный, символьный и духовный, – то естественно встает вопрос (как он, безусловно, и вставал в истории философии, психологии и религии): каким образом мы можем убедиться в том, что «знание», полученное любым из этих способов, достоверно? Или наоборот (что более важно): на каких основаниях мы можем отринуть какое-либо «знание» как нечто, скорее всего, ошибочное?

 

Данные и знание

 

Под данными (data) я понимаю любое напрямую ухватываемое, или постигаемое, переживание (под «переживанием», или «опытом», в широком смысле подразумевается прегензия[58] или осознавание). Как объяснил Уильям Джеймс, прибегнув к примеру восприятия листа бумаги: «Если наше частное видение бумаги может быть рассмотрено отдельно, абстрагируясь от всех остальных событий [или «заключено в скобки»[59]], тогда увиденная бумага и ее видение суть лишь два разных имени, обозначающих единый нераздельный факт, который, если его правильно назвать, и представляет собой единицу данных (datum), феномен или переживание».[60] И я утверждаю (а также попытаюсь показать), что легитимные данные (прямые постижения, или восприятия) можно найти в сферах плоти, разума и духа, – то есть реальные данные в этих реальных предметных областях. Предметных областях, которые мы можем назвать сенсибилией (sensibilia), интеллигибилией (intelligibilia) и трансценделией (transcendelia). Именно реальное существование этих предметных областей (чувственно-сенсорных, ментально-умственных и созерцательно-духовных) и реальное существование соответствующих им данных служит основой человеческого поиска знания и обеспечивает его завершенность.

Обратите внимание, что термин «единица данных»[61] в любой сфере особенно сильно определяет не его простота или атомизм, а его непосредственная данность, его прямое ухватывание (apprehension – постижение, или восприятие. – Прим. пер.). Единица данных не обязательно представляет собой наименьшую частицу переживания в любой из сфер. Это непосредственное проявление переживания, раскрываемое при введении в эту сферу. Так, например, когда Джеймс говорит о данных в мире сенсибилии, он прибегает к примерам прямого переживания (или опыта) листа бумаги, тигра, стен комнаты и так далее: все, что непосредственно дано в наличествующей сенсибилии. Итак, подобные чувственные данные и вправду могут быть весьма атомистичны: приспособившаяся к темноте сетчатка человеческого глаза, например, может уловить один-единственный фотон, и в этом непосредственном улавливании фотон (или что бы там ни было) и есть единица чувственных данных. Однако единица данных также может быть и чем-то очень большим и достаточно сложным – закатом, ночным небом, пейзажем, открывающимся с возвышенности, и т. д. Ключевой момент здесь не столько в размере или сложности феномена, сколько в непосредственности или данности его в прямом переживании (или опыте). (Многие философы на самом деле называют это прямое постижение сенсибилии интуицией – Джеймс и Кант, например. Однако нельзя путать эту чувственно-сенсорную интуицию с духовной интуицией или даже ментально-рассудочной интуицией, как это детально объясняет Кант. Когда я использую термин «интуиция» в этом широком смысле, он просто означает осуществление прямого и непосредственного постижения феномена в любой из сфер, и это прямое постижение, переживание, опыт, или интуиция, и является самой определяющей чертой того, что понимается под «единицей данных».)

Точно то же самое применимо и к данным интеллигибилии и трансценделии. В сфере интеллигибилии, например, непосредственно присутствующие в настоящем ментально-умственные переживания, какой бы природы они ни были, и являются единицей данных – ментальной единицей данных (или вереницей данных). Такая единица данных может быть и весьма лаконичным или атомистичным (некий простой образ или промелькнувшая мысль), но также оно может быть и довольно сложным и длительно удерживаемым (понимание общего значения предложения, ухватывание смысла идеи, удержание воспоминания в уме). В любом случае единица ментальных данных попросту представляет собой непосредственный гештальтоподобный опыт, какой бы «размер», сложность или продолжительность она ни имела. Даже если вы размышляете о каком-то событии из прошлого или предвосхищаете действия, которые совершите завтра, сама мысль является текущим событием, воспринимаемым и переживаемым непосредственно, – то есть единицей данных.

В сфере языка аналитические философы нередко говорят о непосредственном и прямом постижении символов как о «лингвистической интуиции». Когда вы в совершенстве овладеваете каким-то языком, вы начинаете просто знать (или ментально «интуитивно улавливать») смысл распространенных слов. И даже во время изучения языка вы все равно напрямую переживаете сами символы по мере того и в процессе того, как вы о них думаете, даже если вы еще не знаете их значения. Смысл же в том, что в любом случае вы видите их при помощи ока разума, и это «видение» как таковое является прямым и непосредственным. Если же за этим следует осмысление, то восприятие этого теперь становится прямой и непосредственно воспринимаемой единицей ментальных данных и так далее. Таким образом, будь то буква, слово, предложение или идея – в каждом случае единица ментальных данных есть просто непосредственный ментальный опыт, что бы он собой ни представлял.

Сходным образом, в сфере трансценделии единица данных может быть единичной духовной интуицией, тотальным озарением, неким определенным гностическим прозрением или же всепронизывающим сатори – все подобные трансцендентальные данные напрямую воспринимаются или интуитивно улавливаются оком созерцания. И здесь наиболее определяющей характеристикой «единицы данных» также является не ее сложность, а непосредственность или данность.

В последующем анализе или изучении есть, безусловно, вероятность обнаружения того, что различные совокупности данных содержат в себе другие совокупности данных или что одни совокупности данных перетекают в другие. Возьмем джеймсовский пример, использующий лист бумаги, сам по себе являющийся отдельной единицей чувственных данных и содержащий четыре угла, каждый из которых и сам может стать отдельной единицей чувственных данных (если мы просто взглянем на них). Тот же лист является частью большего переживания листа-стола-комнаты – очередной единицей чувственных данных. Сходным образом, воспринимаемый умом символ «дерево», будучи отдельной единицей ментальных данных, состоит из шести букв, каждую из которых можно воспринять как самостоятельную единицу ментальных данных. Но важный момент состоит в том, что когда я, например, улавливаю смысл, или непосредственно воспринимаемую единицу данных, слова «дерево», то это не происходит по принципу последовательного сложения отдельных букв. Единица ментальных данных (то есть значение, или смысл, или лингвистическая интуиция слова «дерево») не дается мне в виде быстрого последовательного сложения шести букв – «д» + «е» + «р» + «е» + «в» + «о». Единица ментальных данных «дерево» представляет собой прямое, нередуцируемое, гештальтоподобное ухватывание, и именно это прямое ухватывание, или интуиция (непосредственно присутствующий данный опыт, каким бы он ни был и в какой бы сфере он ни возникал), и является основополагающей характеристикой единицы данных – чувственно-сенсорных данных, ментально-умственных данных или трансцендентально-созерцательных данных.