Так что же мы имеем в виду под «наукой»?

По всем вышеприведенным причинам, в прошлом я всеми силами избегал говорить о «высшей науке» – науке не только сенсибилии, но интеллигибилии и трансценделии. Но следует признать, что есть некая «политическая» проблема – или, быть может, «PR-проблема» – с высказыванием, что, дескать, некая дисциплина «ненаучна», независимо от того, насколько осторожно мы формулируем определения терминов, ведь ныне «ненаучное» стало означать (в виду различных причин – как хороших, так и плохих) нечто «неверифицируемое», «по-настоящему не реальное» и «познавательно недостоверное».

Соответственно, если под «ненаучным» мы понимаем «нечто не поддающееся прямому наблюдению и верификации», тогда под «научным» мы должны подразумевать нечто противоположное – нечто открытое прямому, опытному наблюдению и совместной проверке. Если это так, тогда под наукой мы не можем иметь в виду исключительно эмпирическую верификацию (или опровержение), ведь тогда все, начиная с математики и заканчивая тем, что выше, «не научно». Под наукой, таким образом, мы должны понимать, в самом общем смысле, любую дисциплину, которая открыто, честно и добросовестно открывает свои утверждения о знании трем принципам сбора и верификации достоверных данных. И, аналогичным образом, эти утверждения о знании не должны быть только теоретическими (или ментальными); они также могут быть надментальными утверждениями, или утверждениями гностического сознавания, в той мере, в какой они добросовестно подчиняются трем принципам познания. В таком случае мы можем обоснованно говорить не только о науке сенсибилии (физике, химии, биологии, астрономии, геологии), но еще и о науке интеллигибилии (лингвистике, математике, экспериментальной феноменологии, интроспективной и межличностной психологии, исторической герменевтике, логике, интерпретативной социологии, коммуникативной философии), а также науке трансценделии (таких откровенно экспериментальных и созерцательных дисциплинах, как дзен, веданта, ваджраяна, мистические христианство и иудаизм и т. д.).

Но если мы и вправду хотим говорить о «высшей науке», тогда мы должны с большой осторожностью подходить к тому, чтобы не подразумевать под этим «чувственно-эмпирической науки». Ведь тогда как можно расширить общую честность и открытость научного предприятия до более высоких сфер интеллигибилии и трансценделии, то с узкой эмпирико-аналитической методологией этого не сделаешь. Посему, если мы и хотим говорить о подобных высших науках или, если уж на то пошло, о науке как таковой, тогда можно избежать бесконечной путаницы, если мы рассмотрим следующие общие рекомендации (как бы мы их в итоге ни сформулировали):

1. Под «наукой» давайте напрямую понимать любую дисциплину, которая добросовестно следует трем принципам сбора и верификации данных, будь то в сфере сенсибилии, интеллигибилии или трансценделии.

2. Когда данные приходят из (или базируются в) предметной области сенсибилии, давайте говорить об эмпирико-аналитических, или монологических (монологовых) науках, опирающихся на способ № 4.

3. Когда данные приходят из (или базируются в) предметной области интеллигибилии, давайте говорить о ментально-феноменологических, рациональных, герменевтических, семиотических или диалогических (диалоговых) науках, опирающихся на способ № 3.

4. Когда данные приходят из (или базируются в) предметной области трансценделии, давайте говорить о надлогических, трансцендентальных, трансперсональных (надличностных), или созерцательных, науках. И давайте тщательно и решительно проведем различие между следующими двумя классами наук:

А. Мандалические науки: попытка разума упорядочить и категоризировать, сколь бы неадекватно это ни было, данные трансценделии, опираясь на способ № 2 (это будет включать ментальные картографии надментальных сфер; рациональные «аргументы о правдоподобии существования» духа; словесное обсуждение Божества и т. д. – но в том случае, если относительная неадекватность и парадоксальность этого способа твердо осознается).

Б. Ноуменологические, или гностические, науки: методологии и предписания для прямого постижения, или ухватывания, трансценделии как трансценделии; прямое и интуитивное постижение духа, ноумена, дхармакайи, опирающееся на способ № 1.

(Давайте также предварительно и великодушно не будем исключать и существование паранаук – наук, изучающих паранормальные явления. Обсуждение этой сложной проблемы выходит за пределы темы настоящего изложения, а посему предлагаю просто отметить: (1) паранауки – это не то же, что трансцендентальные науки как таковые, попросту потому что фактически во всех паранормальных феноменах разум и органы чувств вертикально не трансцендируются, они просто горизонтально расширяются при помощи механизма (механизмов), которые все еще неясны. Они работают, так сказать, с парасенсибилией и параинтеллигибилией, а не с полноценно надментальной трансценделией. (2) Тогда как сферы сенсибилии, интеллигибилии и трансценделии являются нормальными, естественными и необходимыми структурами, которые неизменно разворачиваются во всех людях, которые завершают полный цикл развития, паранормальные феномены, судя по всему, чаще всего являются событиями, которые могут наблюдаться, а могут и не наблюдаться на различных стадиях роста [хотя в некоторых текстах и утверждается, что они более часто наблюдаются при переходе от ментальных сфер к духовным]. Даже и в этом случае нет оснований считать, что это универсально необходимые структуры развития, а не экстраординарные, исключительные, или паранормальные, структуры развития. (3) Это конечно же делает процесс сбора и верификации их данных очень трудным – намного более трудным, чем даже процессы сбора и верификации данных трансценделии, ведь сфера трансценделии, будучи более высокой, но естественной стадией развития и структурой сознания, может быть многократно продемонстрирована теми, кто ее достигает, тогда как парапсихические события, подобно творческому вдохновению, по всей видимости, приходят и уходят.)

Несколько примеров

Предлагаю в качестве примера всех четырех основных наук (монологической, диалогической, мандалической и ноуменологической) использовать труды Абрахама Маслоу, посвященные иерархии потребностей человека. Он выделял физиологические потребности, потребность в безопасности, потребность в принадлежности, потребность в самоуважении, потребность в самоактуализации и потребность в самотрансценденции. Иногда утверждается, что работы Маслоу представляли собой эмпирическую науку (сам Маслоу утверждал то же самое), но из всего того, что мы только что обсудили, следует, что нам не стоит попадаться в эту семантическую и философскую ловушку. Далее предложен более точный анализ вопроса.

Физиологические потребности и, в некоторой степени, потребность в безопасности могут, в основе своей, быть исследованы при помощи эмпирико-монологических наук. Физиология, биохимия, науки о питании и т. д. суть именно такие науки. Их основополагающие данные принадлежат сенсибилии; их исследования могут осуществляться преимущественно монологическим образом.

Однако к тому времени, как мы добираемся до потребностей в принадлежности и самоуважении, эмпирические и монологические науки перестают быть достаточны; монологов более недостаточно, чтобы раскрывать нужные данные. Теперь мы входим в мир интеллигибилии, данные которого открываются только в диалогах, межсубъективном дискурсе, интерпретациях, коммуникативном взаимообмене, примерке на себе ролей и так далее. Тут Маслоу уже более не занимался исключительно эмпирической наукой: он занимался феноменологической и диалогической наукой.

Он, однако, обнаружил, что в некоторых его наиболее развитых, или наиболее продвинутых, испытуемых начинали возникать определенные потребности и состояния сознания, которые, совершенно очевидно, носили трансцендентальный характер. Они, казалось, трансцендировали пространство, время, отдельное «я» и, разумеется, язык и вербализацию. Всю эту сферу в общем Маслоу отнес к категории восприятия тождественности с абсолютным Бытием (трансценделией). Иначе говоря, в своих вершинных формах данные люди воспринимали не столько феномены, сколько ноумен – Бытие как таковое, – и, таким образом, феноменология как феноменология более не могла служить достаточно адекватной методологией. Конечно же, мы можем обобщенно говорить о «феноменологии» трансцендентальных состояний, медитации, религиозных переживаний, однако смысл в том, что сами подобные переживания становятся все менее феноменологическими и все более ноуменальными, а посему, феноменологическая методология (опросники, вербальные отчеты, описания интенциональности, интерпретационный и тематический анализ и т. д.) становится все менее адекватной.

И дело вовсе не в том, что их не стоит использовать! А в том, что мы обязаны признать, как признавали и сами испытуемые, что данные, действительные постижения (или ухватывания), более не принадлежат сфере интеллигибилии, они принадлежат трансценделии, и, соответственно, когда данные трансценделии выражаются в словесной или дофеноменологической форме, сущность постижения не только затуманивается или даже теряется, но еще она, как правило, вырождается в противоречивые и парадоксальные утверждения. И тут мы работаем не столько с феноменолого-диалогическими науками, сколько с мандалическими науками. Конечно же, мы все еще можем поговорить с этими людьми и безусловно можем задавать им вопросы и собирать словесные отчеты, но смысл в том, что мы пытаемся выразить в ментальных формах и понятиях то, что в конечном счете надконцептуально и надментально. И мы обязаны признать это, открыто используя совершенно иную терминологию, например ту, которую я ориентировочно предложил под названием «парадоксальных», «надлогических», или «мандалических», наук.

Все это тем более важно, поскольку с философской точки зрения мы собираемся воспринять и признать тот факт, что рационально-ментальные утверждения о Духе, или Бытии, всегда в результате вырождаются в противоречия и парадоксы – по причинам, которые были указаны Кантом, Стейсом, Нагарджуной и прочими (и резюмированы в первой главе). Так что же в действительности обнаружил Маслоу в сердце опыта самотрансценденции? Эти люди, по его словам, могут быть описаны только лишь как «одновременно эгоистичные и альтруистичные, дионисийские и аполлоновские, индивидуалистичные и социальные, рациональные и иррациональные, находящиеся в слиянии с другими и отстраненные от других и так далее… [Это] одновременное сосуществование непоследовательностей, оппозиций и прямых противоречий. То, что я считал прямолинейным континуумом, крайние значения которого должны быть настолько полярны и отстранены друг от друга, насколько возможно, оказалось скорее окружностями или спиралями, в которых полярные крайности объединились в слитом единстве», – этим слитым единством как раз и «характеризуется восприятие Бытия».[72]

Вы уже можете заметить некоторые проблемы, которые связаны с попыткой «феноменологически описать» эти высшие состояния в форме ментально-словесных высказываний. Но дело обстоит даже еще хуже, чем это представлял себе Маслоу, ведь любой более преуспевший в диалектике исследователь (например, Нагарджуна) укажет на то, что и Бытие, описанное как «слитое единство», все еще будет оставаться дуалистическим (или двойственным) понятием, ведь единство есть противоположность многообразию. И мы никоим образом не преуспеем в большей степени, если заявим, что абсолют – это и единство, и многообразие, ведь эти два термина, взятые вместе, теперь представляют собой класс понятий, сам имеющий свою противоположность (в виде ни единства, ни многообразия), и так далее, до бесконечности. Даже термин «Бытие» дуалистичен, ведь у него есть противоположность – «Ничто», и так далее. В общем, вы улавливаете основную идею: мандалическая наука всегда будет базироваться (в целом или частично) на парадоксах, и нам лучше сразу же встретиться с этим фактом лицом к лицу, или же наша мандалическая наука попросту будет именоваться внутренне-противоречивой и отвергаться «настоящими учеными». Дух как Дух не парадоксален: он вообще неописуем посредством ментальных терминов. Однако если пытаться его выразить при помощи ментальных терминов, то результату будет свойственна парадоксальность. И, поскольку часть высших, или надлогических, наук обязательно будет обсуждать трансценделию на ментальном и концептуальном языке, самой этой части будет свойственно то, что мы описали как «парадоксальность-мандаличность». Это и есть то, что мы должны прямо и безотлагательно признать.

Итак, мы видели, что Маслоу занимался эмпирической наукой, феноменологической наукой и мандалической наукой. В каждом случае он описывал и объяснял свои предписания, или методологии (опросники, биографическая интерпретация, прямые словесные отчеты и т. д.); он собирал данные; он приглашал других проверить, повторить и подтвердить его исследования (все три компонента познания). Иными словами, он оставил для других людей путь к получению таких же или сходных данных и их интерпретаций, к которым пришел сам. Но занимался ли он чем-то большим – ноуменологической наукой?

Ответ: нет. Маслоу исследовал ряд людей, имевших опыт ноуменального; у него самого также, судя по всему, было несколько ноуменальных переживаний. Однако он не представил сколь-нибудь досконально систематизированный набор предписаний, которые приводили бы к постижению Бытия, дабы это постижение затем могло быть коллективно подтверждено. В отличие от всех других компонентов его научных исследований здесь он не оставил нам трех компонентов познания: он не оставил нам ни пути, ни способа соприкоснуться с этим предельным постижением и воспроизвести его.

Кто же, в таком случае, занимается ноуменологической наукой? Ответ таков: наставники дзен, учителя тхеравады, последователи ваджраяны, христианские созерцатели, мастера веданты и так далее. Представители любой подлинной дисциплины, которая добросовестно и открыто выражает и содержит трансцендентальные (созерцательные) предписания, постижения (или ухватывания) и коллективные подтверждения. Итак, большинство этих гностических наук также выполняет функцию мандалических наук: они переводят, или транслируют, высшие сферы (вниз) на язык ментальных карт, картографий и так далее, преимущественно для использования новичками и посторонними. Но также они весьма открыто говорят об ограниченной функциональности подобных мандалических карт: они попросту являются картинками, изображающими реальность, а не самой реальностью. (Или, как выразительно это сформулировано в дзен, это все равно, что различие между меню и собственно ужином, и цель состоит в том, чтобы по ошибке не съесть меню вместо ужина.)

Сегодня мы наблюдаем, как возникает новый тип ученого – того, кто уже обучился и мастерски овладел одной (или более) из эмпирических и феноменологических наук и при этом овладел или находится в процессе обучения ноуменологической науке. И это, если в общем, вотчина общих трансперсональных исследований, – как бы мы их ни называли: ноэтикой (Митчелл, Харман), метапсихиатрией (Дин), трансперсональной психологией (Сутич, Маслоу), трансцендентальной, или «вечной», философией (Лейбниц, Хаксли) и т. д. Все это предприятие с его общей, или «интегральной», парадигмой, какое имя бы мы ей ни приписывали, пытается использовать и интегрировать око плоти, око рассудка и око созерцания, тем самым отдавая должное полному спектру человеческих и, воистину, божественных возможностей.