Османская империя, Крым и страны Восточной Европы в 50-70-е годы XVI В.

 

Взятие Казани и Астрахани Иваном IV в 1552—1554 гг. знаме­новало собой наступление нового этапа в развитии международных отношений в Восточной Европе. После этих событий соотношение сил в системе восточноевропейских государств изменилось в пользу Московской Руси, Это было очевидно для многих политических на­блюдателей того времени ¹. Успехи Московского государства на Вос­токе вызвали немедленную реакцию на Западе.

Дальнейшее усиление Москвы обеспокоило не только Турцию и Крымское ханство, но также Польшу и Литву, Ливонию и Шве­цию. Встревожились также Рим и Габсбурги, хотя до недавнего вре­мени они, по существу, сотрудничали с Иваном IV.

Естественно, что прежде всего реакция последовала со стороны Порты и Крыма ², увидевших в факте ослабления османского влия­ния на территории Поволжья серьезную угрозу их наступательным планам во всем восточноевропейском регионе. Правда, занятый проб­лемами Ближнего Востока, а также борьбой с Габсбургами ³ Сулейман старался избегать прямого вмешательства османов в восточно­европейские дела. Эту задачу по-прежнему брал на себя крымский хан.

Именно Девлет-Гирей осуществлял политику создания выгодной для Крыма и Порты расстановки сил в Восточной Европе. Эта поли­тика предполагала как прямые атаки крымцев против Москвы (на­пример, в 1555, 1558, 1560 гг. ⁴), так и провоцирование выступлений против России ее западных соседей. При этом допускалось парал­лельное поощрение гегемонистских устремлений двух ведущих вос­точноевропейских государств, разжигание литовско-московских про­тиворечий в Поднепровье и в Прибалтике, создание «благоприят­ных» политических условий для возникновения нового вооруженно­го конфликта между Москвой и Польско-литовским государством. Так, если в начале 50-х годов — в период максимальных успехов Ивана IV в Поволжье — Девлет-Гирей поддерживал союзные отно­шения с польским королем (в 1552 г. Крым заключил с Сигизмундом антимосковский союз, в 1553 г. сама Порта подтвердила мирный до­говор с Польшей)⁵, то в 1557 г., видимо, в связи с наметившимся продвижением Сигизмунда Августа в Прибалтику крымский хан изменил свои внешнеполитические установки в Восточной Европе: он не только предложил Ивану IV в декабре 1557 г. политическое сближение против Польши ⁶, но и предпринял в конце 1557 г.— нача­ле 1558 г. вооруженное выступление против Польско-литовского го­сударства ⁷. Тем самым Крым и Порта старались активизировать за­падную политику Ивана IV, пытались внушить ему мысль о том, что тогда создалась выгодная международная обстановка для вклю­чения России в борьбу за Ливонию.

Однако этот зигзаг крымской политики был весьма кратковремен­ным. Уже в конце 1558 г. у границ Московского государства появи­лась стотысячная татарская орда во главе с царевичем Мухаммед-Гиреем, угрожая Рязани, Туле и Кашире. А весной 1560 г. не только Крым, но и сама Османская империя демонстративно готовились к большой кампании против Русского государства ⁸.

В эти годы было восстановлено реальное сотрудничество Крыма и Польско-литовского государства, направленное против Москвы. Так, в 1559 г. Сигизмунд предложил тогдашним союзникам Крыма — Малым Ногаям (казыевцам) — переселиться на левый берег Днепра, в район, максимально приближенный к московским рубежам ⁹. Весь­ма показательным был и тот факт, что крымский хан выдал в 1560 г. Сигизмунду как главе литовско-русского княжества традиционный ярлык на Русские земли, а польско-литовский посол в Крыму Тыш­кевич тогда же перезаключил с Девлет-Гиреем договор о союзе про­тив Москвы ¹⁰.

Вполне закономерным при таких обстоятельствах было стремле­ние Кракова и Стамбула найти новые рычаги политического воздей­ствия на ход международной жизни Восточной Европы, в частности, такие рычаги, которые были бы способны оказывать скрытое воздей­ствие на развитие отношений между Польско-литовским и Москов­ским государствами в нужном для них направлении, а вместе с тем и на сдерживание происходившего тогда стихийного формирования казачества в Поднепровье — процесса, тревожившего как Крымское ханство, так и феодальную Польшу ¹¹.

Одним из таких средств в руках султана и короля могло быть использование в указанных целях отдельных магнатов литовско-рус­ского происхождения путем предоставления им некоторой политиче­ской самостоятельности в международной жизни восточноевропей­ского региона, разумеется, «самостоятельности» регулируемой и, по существу, подконтрольной. Поэтому уже вскоре после падения Ка­зани Порта и Краков приступили к практическим поискам политиче­ских деятелей такого плана.

В самом этом факте ничего не было удивительного. Исторические «прецеденты» подобного рода были хорошо известны правительствам Турции и Польши. И Сулейман, и Сигизмунд, разумеется, помнили о попытках использования крымско-турецкой дипломатией кн. Ми­хаила Глинского в начале XVI в. * (* См. с. 155 данной работы.), помнили и об особых услугах, оказанных им двадцать лет назад князем «Гедиминова рода» Семеном Бельским, который, будучи московским эмигрантом, вел энергич­ную борьбу против Русского государства ¹², пытаясь, если не захва­тить вместе с крымцами и литовцами Москву, то значительно ее ос­лабить путем «выведения» Рязанского княжества из состава Русско­го государства ¹³.

Теперь, в середине 50-х годов XVI в. султан Сулейман, занятый событиями на Ближнем Востоке и в Венгрии, так же, как и польский король Сигизмунд Август, стремившийся подчинить себе Ливонию, особенно остро нуждались в подобных политических помощниках — непосредственных исполнителях их замыслов в Восточной Европе. Видимо, не случайно они остановили свой выбор на крупном магнате среднего Поднепровья — князе Дмитрии Вишневецком, являвшемся с 1551 г. каневским и черкасским старостой. Судя по всему, отправ­ка королем в 1553 г. Вишневецкого в Стамбул также, как и пребыва­ние этого князя при султанском дворе в течение почти шести меся­цев, вряд ли были случайными эпизодами тогдашней международной жизни региона. Эти факты имели определенный политический смысл, хотя до сих пор еще не раскрытый историками с достаточной полно­той. Тем не менее, на основе определенных данных можно все же по­лагать, что тогда при султанском дворе с Вишневецким велись важ­ные переговоры по поводу его дальнейшей политической деятельно­сти, переговоры, в курсе которых, вероятно, был и сам польский ко­роль ¹⁴. Об этом говорит тот факт, что пока Вишневецкий находился в Стамбуле, функции каневского старосты выполнял его брат, а пос­ле завершения переговоров Дм. Вишневецкий не только был хоро­шо принят в Литве (у него возникла перспектива брачного союза с представительницей дома Острожских), но и снова получил канев-ское и черкасское староства ¹⁵. Хорошо приняв князя Вишневецко­го, только что обласканного Стамбулом, польский король еще раз продемонстрировал, что он не только высоко ценит любые политиче­ские контакты с султанским двором, но и готов их использовать в своей конкретной дипломатической деятельности.

Так, опираясь на поддержку Порты, зная о начавшейся в 1554 г. шведско-московской войне, Сигизмунд Август стал осуществлять еще более активную политику в Прибалтике, а также в Венгрии. Свои позиции в Ливонии Ягеллоны утверждали в весьма своеоб­разных формах. В 1554 г. коадъютором рижского архиепископа ка­толика Вильгельма (брата прусского герцога Альбрехта) был назна­чен родственник польского короля герцог Христоферс Мекленбург ¹⁶. А когда же магистр Ливонского ордена Генрих фон Гален, города и дворянство Ливонии ответили на эту акцию активным противо­действием, дело дошло даже до открытой вооруженной борьбы (в 1556 г.) ¹⁷.

Но если политическая поддержка Порты не давала пока заметных результатов польскому королю в Ливонии, то совсем иными оказа­лись итоги польско-турецкого сотрудничества в Венгрии. В 1556 г. Изабелла Ягеллон и ее сын Янош Сигизмунд Запольяи при прямой поддержке султана Сулеймана оказались реальными правителями значительной части венгерских территорий ¹⁸.

В этих условиях заметно усилившейся политической активности Османской империи и Польши положение Русского государства ста­новилось все более напряженным. Для правительства Ивана IV, стоявшего перед фактом создания антимосковской коалиции, особен­но острым стал вопрос об определении дальнейшего курса. Не имея возможности вести энергичную борьбу на нескольких фронтах, Грозный, учитывая устремления короля Сигизмунда в Лияонию, оказал­ся перед необходимостью форсировать свою западную политику, ос­лабив при этом на некоторое время военно-политическую активность на востоке и юге.

Однако даже при таком перемещении главного направления сво­ей политики Грозный отнюдь не сразу достиг сколько-нибудь замет­ных результатов в попытках разорвать замыкавшееся вокруг Руси кольцо враждебных сил. Прямые переговоры с Крымом, происходив­шие в 1553 г., не оправдали надежд Ивана IV, хотя его связи с Ор­дой Больших Ногаев и с Кабардой расширялись ¹⁹. Не увенчались большими успехами и переговоры с Сигизмундом Августом, который согласился в 1554 г. продлить перемирие лишь на два года ²⁰.

Более результативными для Московского правительства оказа­лись контакты с Ливонским орденом, с его магистром Галеном, ко­торый в 1554 г. подписал с Москвой договор о 15-летнем перемирии. В этом договоре был пункт, исключавший возможность союза Орде­на с Польско-литовским государством ²¹.

Таким образом, несмотря на усилия Грозного, на договор с Ли­вонией, Московское государство в середине 50-х годов XVI в. про­должало оставаться в опасной изоляции, в тесном окружении яв­ных и скрытых противников.

Но дипломатический опыт Ивана IV подсказал ему все же пра­вильное решение. Выход из создавшегося положения оказался свя­занным с умелым использованием острой политической борьбы, про­исходившей тогда в Западной Европе.

Середина 50-х годов в жизни Западной Европы характеризова­лась чрезвычайно важными событиями. Это было время крайнего обострения противоречий между католичеством и протестанством, поражения католических сил, зафиксированного Аугсбургским ре­лигиозным миром 1555 г. Именно тогда ряд протестантских государств, противопоставивших себя Риму и Габсбургам, добились легаль­ного признания ²². В те же годы происходили столкновения интересов Габсбургов и Османской империи в Средиземноморье, на Балканах, в Венгрии, где, как мы знаем, в 1556 г. при поддержке Турции и Польши оказался королем Янош Запольяи Младший ²³. Все эти события, явно ослаблявшие позиции Габсбургов и Рима в Западной Европе, вновь заставляли их искать союзников на Востоке.

В такой обстановке Русское государство опять вошло в орбиту интересов габсбургско-римской дипломатии, рассчитывавшей с его помощью ослабить военный потенциал Крыма и Порты, затруднив тем самым активную политику Стамбула на Балканах, в Венгрии, Средиземноморье. Ради этой цели габсбургско-католические деятели готовы были даже пойти навстречу внешнеполитическим интере­сам Грозного.

Другим обстоятельством, пробудившим большой интерес Рима и Вены к Москве, оказалась неожиданно обнаружившаяся «нетер­пимость» Грозного к Лютеру и его последователям в Северной Европе. Иван IV хорошо понимал, что религиозные противоречия стано­вятся теперь политическими противоречиями между отдельными государствами, а политическое соперничество между ними довольно часто приобретает религиозный характер ²⁴.

Это стало особенно очевидным при попытке Сигизмунда Августа навязать летом 1557 г. протестантской Ливонии протекторат като­лической Польши. Реальное политическое значение этой акции со­стояло в том, что в результате вторжения большой армии Сигизмун­да в Прибалтику только что ставший магистром Ордена Фюрстенберг (фон Гален умер в мае 1557 г.) вынужден был капитулировать и заключить с Польско-литовским государством 5 сентября 1557 г. договор в Позволе. Одним из пунктов этого соглашения предусмат­ривалось превращение Ливонии в союзника Польши против Москвы, что находилось в прямом противоречии с ливонско-московским дого­вором 1554 г. и шестилетним перемирием России и Польши, заклю­ченным в 1556 г.²⁵

Имея в виду первостепенные задачи России на международной арене того времени (предотвращение создания антимосковской коа­лиции, обеспечение выхода к Балтийскому морю, противодействие крымско-польскому сотрудничеству, направленному против Моск­вы), а также реально оценивая тогдашние возможности протестант­ских и католических сил с точки зрения их полезности для внешне­политических целей Москвы, Иван IV вполне сознательно пошел на сближение с Габсбургами и Римом, рассчитывая таким путем ослабить их вмешательство в ливонские дела, а вместе с тем надеясь на более действенное их участие в борьбе против Османской империи.

Но, осуществляя подготовку к Ливонской войне, заботясь о нейтрализации Рима и Габсбургов в Прибалтике, Грозный пред­принял одновременно попытки установить какое-то взаимопонима­ние с самим Константинополем по интересовавшим его актуальным проблемам тогдашней международной жизни восточноевропейского региона.

В 1557 г. он попытался добиться в Константинополе признания его царского титула, а также выяснить отношение Царьграда к перспективе развертывания борьбы за Ливонию. Обращаясь с тако­го рода запросами к Порте, Грозный имел основание рассчитывать на положительное к ним отношение с ее стороны. Во-первых, он знал, что Османская империя была заинтересована тогда в нагне­тании политической напряженности в Восточной Европе, в дальней­шем ухудшении московско-литовских отношений (пусть даже на почве борьбы за Ливонию), во-вторых, Грозный исходил из того, что Порта накануне назревшего уже польско-московского конфлик­та в Прибалтике исключала возможность масштабной войны с Моск­вой. (Как мы знаем, она даже предлагала тогда политическое сбли­жение с Московской Русью, направленное против Польши.) Эти два соображения позволяли Ивану IV рассчитывать на удовлетво­рение Константинополем его запросов, разумеется, при прочих благоприятных обстоятельствах. Как известно, Царьград признал в конце 50-х — начале 60-х годов и царский титул Грозного, и его наступательные акции в Прибалтике (в форме санкционирования его «антипротестантской» политики в Ливонии и Литве) ²⁶.

Но, начиная борьбу за Ливонию под флагом осуждения «Лютеровой ереси», Грозный, разумеется, имел в виду не поддержание пла­нов католической Польши в протестантской Прибалтике, а выдвиже­ние таких идейно-политических «аргументов», которые были бы способны нейтрализовать Габсбургов в наиболее напряженные мо­менты Ливонской войны.

И надо признать, что эти «идейные находки» Грозного оправды­вали себя как в самом начале Ливонской войны, так и на последую­щих ее этапах.

Если общие причины Ливонской войны, ее социально-экономи­ческие и политические предпосылки представляются в достаточной мере ясными ²⁷, то конкретные обстоятельства ее возникновения долгое время вызывали споры в историографии.

Как на важное внутриполитическое условие, позволившее Рос­сии начать Ливонскую войну, историки обычно указывали на факт разрыва Грозного с так называемой «Избранной Радой», выступав­шей будто бы против активной политики царя Ивана на Западе и являвшейся якобы сторонницей активизации политики России толь­ко на востоке и юге ²⁸. Представляется, однако, что эти утверждения не совсем правильны. Скорее не торжество Грозного над «Избранной радой» сделало возможной войну, а сам новый этап внешнеполити­ческой деятельности Ивана IV, оказавшийся связанным с началом Ливонской войны, в конце концов потребовал устранения тех со­ратников и советников Ивана IV, которые представляли предшест­вующий период его политики и которые становились теперь помехой для его новых акций на международной арене. Тех самых акций, которые были связаны с попытками форсировать политику в При­балтике (поскольку Позвольский договор 1557 г. сделал Ливонию вассалом Сигизмунда Августа), а вместе с тем с попытками свести к минимуму наступательные операции на востоке и юге, добиться какого-то взаимопонимания с Крымом и Портой.

Таким образом, отличительной чертой всей внешней политики России эпохи Грозного была ее тесная, органическая связь с посто­янно меняющейся международной конъюнктурой, способность на­мечать новые направления своей активности в зависимости от скла­дывавшейся расстановки сил в данной части европейского конти­нента. Период подготовки Ливонской войны, а также начальные ее годы не были в этом отношении исключением. Следя за всем ходом тогдашней международной жизни в Европе, и в частности — за попытками Сигизмунда Августа использовать союзные отношения с Портой и Крымом для утверждения позиций Ягеллонов не только в Венгрии, но и в Прибалтике, Грозный вел весьма осторожную и гибкую политику в отношении своих соседей, имея в виду создание выгодного для себя общего соотношения сил в регионе.

Не удивительно, что в столь сложной и запутанной международ­ной обстановке вспыхнувшая в январе 1558 г. Ливонская война с самого начала приобрела довольно необычные формы. Вступившие в начале 1558 г. в Ливонию русские войска под командованием Шагалея в сущности ограничились глубокой разведкой и демонст-рацией своей мощи, после чего покинули территорию Ордена. Весной того же года новая русская армия вторглась в Прибалтику и в течение мая—июля овладела Нарвой, Дерптом и рядом других укрепленных пунктов. В январе 1559 г. было предпринято еще одно разведывательное наступление в сторону Риги, которое, однако, не дало результатов. «Странная война» в Прибалтике неожиданно закончилась в марте 1559 г. заключением перемирия между русским командованием и Орденом ²⁹.

Этот шаг русского правительства оценивается в историографии самым различным образом. Одни считают его проявлением чуть ли не глупости царя, другие склонны видеть в нем вынужденную уступ­ку Ивана IV «Избранной раде», осуществлявшей будто бы боярскую программу национального предательства, третьи склонны думать, что свертывание" борьбы в Ливонии было обусловлено стремлением царя Ивана заключить с Сигизмундом Августом союз против Крыма и начать в соответствии с программой «Избранной рады» совмест­ную борьбу против якобы главного тогда противника — Турции и Крымского ханства. Представляется, однако, что временный отказ Грозного от активных действий в Прибалтике, санкционированные им переговоры об антикрымском союзе с Сигизмундом (февраль 1558 г., март 1559 г. и т. д.), а также одобренные им походы Адашева и Вишневецкого против Крыма (лето 1559 г.) были вызваны совершенно иными обстоятельствами и иными соображениями³⁰.

Дело в том, что уже зимой 1558—1559 гг. сравнительно скром­ные успехи Грозного в Ливонии заставили Швецию, Данию и, что особенно важно, Габсбургов ставить вопрос о «посредничестве» в мирном урегулировании ливонско-русских отношений, об оказании Ягеллонам косвенной поддержки³¹. Именно эта позиция, означав­шая, что Габсбурги грозили прекратить скрытое сотрудничество с Москвой, и вынудила Грозного снова продемонстрировать огра­ниченность своих претензий к Ливонии, одновременно доказав «на деле» и свою мнимую готовность быть активным участником анти­турецкой, антикрымской коалиции.

Если в отношении Прибалтики Иван IV ставил перед собой в те годы задачу противодействия попыткам Сигизмунда II закрепить за собой данные территории, задачу изоляции Ливонии на между­народной арене, а потом ослабления ее политического потенциала как дипломатическими, так и военными средствами, то в отношении Крымского ханства и Порты у Грозного были тогда несколько иные цели. Здесь он стремился отнюдь не к масштабной войне с Крымом, а по сути дела — к примирению с ханом Девлет-Гиреем, хотя при этом старался прикрыть эти стремления перед западными соседями демонстрацией своей мнимой готовности вести борьбу про­тив Крыма.

Вместе с тем важная цель южной политики Грозного состояла еще и в том, чтобы любыми средствами ослабить сотрудничество Крыма с Польско-литовским государством, а при благоприятных обстоятельствах и внести элемент раздора между ними. Реализация такой задачи оттягивала бы силы Литвы и Польши на юг, значительно затрудняла бы их продвижение в сторону Ливонии. В сущности, санкционированные Москвой «антикрымские» акции Дм. Вишневец­кого, Ржевского и др. 1556—1558 годов ³² так же, как и более позд­ние переговоры Московского правительства с Сигизмундом, фор­мально посвященные заключению антикрымского союза ³³, в дейст­вительности имели в виду указанные цели.

Весьма характерно, что и польско-лиювское правительство, хотя и санкционировало военно-политическое сотрудничество Дм. Виш­невецкого с Иваном IV и вело в 1558—1559 гг. с московскими дипло­матами переговоры якобы по поводу союза против Крыма, на самом деле вынашивало применительно к отношениям Крыма с русским го­сударством аналогичные планы — планы сталкивания их друг с дру­гом ради отвлечения Грозного от Ливонии. Содействуя переселению казыевцев — тогдашних противников Ивана IV — в район московско-литовского пограничья, с благодарностью принимая ярлыки Девлет-Гирея на Русские земли, а потом и заключая прямой союз с Крымом против Москвы ³⁴, Сигизмунд Август тем самым доказывал, что он на деле думал не о сотрудничестве с Грозным против Крымского ханства, а об ослаблении Московского государства в Восточной Ев­ропе, об оттягивании военных сил России из Прибалтики в Причерноморские степи.

Таким образом, следует иметь в виду, что формальные и реаль­ные цели двух правительств в указанных военно-политических ак­циях не совпадали. Если формально упомянутые мероприятия должны были обеспечить совместное выступление Ивана IV и Сигиз­мунда против Крымского ханства, то, по существу, они выдвигали при этом совершенно иные задачи: каждая из сторон стремилась тог­да втянуть другую в конфликт с Крымом и делала это главным обра­зом для того, чтобы снизить уровень военного присутствия сопер­ника в Ливонии.

В сущности, отражением этой сложной игры различных полити­ческих сил региона явились загадочное, на первый взгляд, поведе­ние литовско-русского князя Дмитрия Вишневецкого в середине 50-х годов, частые смены его внешнеполитических ориентации в тот период. В самом деле, если во время своего пребывания в Стамбуле в 1553 г. Дм. Вишневецкий рассматривался султанским правитель­ством как еще один рычаг крымско-турецкой политики в Восточной Европе, в частности как рычаг сталкивания Польско-литовского го­сударства с Москвой, то в дальнейшем его роль оказалась более слож­ной: во второй половине 50-х годов он превратился в политическое орудие двух ведущих правителей восточноевропейского региона — Сигизмунда и Грозного, каждый из которых пытался при его содей­ствии поссорить соперника с крымско-османской дипломатией. Так, польский король, санкционируя и, по существу, поощряя сотруд­ничество Вишневецкого с Москвой в 1557—1559 гг. якобы ради сов­местного противодействия натиску Крыма и Порты, на самом деле пытался таким путем втянуть Русское государство в новый конфликт с грозными южными соседями, стараясь при этом Польшу оставить вне этого конфликта. О том, что Вишневецкий (Дмитраш — крымско-турецких источников), находясь формально на службе Ивана IV, в действительности выполнял «особые» поручения Сигизмунда, сви­детельствует тот факт, что после разрыва с Москвой летом 1560 г. этот князь был с почестями принят польским королем, «вознаграж­ден» восстановлением его прав, привилегий, возвращением ему всех его должностей и земельных владений ³⁵. А сам Грозный, принимая Вишневецкого к себе на службу, даже выделяя ему в управление Белёвский «удел» ³⁶, старался в то же время поставить его в такую политическую ситуацию, при которой этот князь представлял бы перед Портой и Крымом интересы не столько московской, сколько польско-литовской стороны.

В сущности, не только все поведение Дм. Вишневецкого, но и организация серии походов московских и днепровских «казаков» в направлении Крыма подчинялись этим политическим замыслам Грозного. Не случайно, видимо, Иван IV организовал «совместные» походы против Крыма таким образом, что ответственность за них чаще всего должна была ложиться на польско-литовские власти: в одних случаях потому, что отряды «казаков» (как московских, донских, так и днепровских) ходили на Крым с польско-литовских территорий (такими были походы московских военачальников Ржев­ского в 1556 и в 1560г., Адашева в 1559 г.³⁷), в других случаях пото­му, что походы осуществлялись, хотя и от московских границ, через Дон к Азову и Керчи, тем не менее под руководством таких очевид­ных представителей «литовско-русской» знати, каким был «Дмитраш» Вишневецкий (так было в 1558, 1559 и 1560 г.) ³⁸. Судя по крымско-турецким документам тех лет, и в Крыму и в Стамбуле его счи­тали не военачальником московского войска или «князем царя Ива­на», а «самостоятельным» политическим деятелем, -предводителем сложного по структуре военно-политического объединения, в состав которого входили «черкасы», «русские казаки» вообще (московские, донские и днепровские) и политическая линия которого отнюдь не совпадала с тогдашней программой Грозного ³⁹.

Не менее показательным было и использование правительством Ивана IV в 1559 г. одного из активных «сторонников» казанской вой­ны Д. Адашева в качестве военачальника отряда «казаков», направ­ляющихся с польско-литовских территорий в сторону Крыма ⁴⁰. Данное назначение Д. Адашева также хорошо вписывалось в общий тактический замысел Грозного: этим шагом Иван IV не только при­бавлял к старым казанским «заслугам» дома Адашевых новые, свя­занные с Крымским походом, но и превращал этот дом в еще более ценную «разменную монету» в его сложном торге с крымско-турецкой дипломатией. Последовавшая вскоре после крымского похода отставка Адашевых как бы символизировала решительный отказ Грозного от враждебной Крыму и Порте политики, была еще одним доказательством его стремления установить мирные отношения со своими южными соседями. Видимо, не случайно уход из политической жизни Адашевых совпал с удалением и другого временного полити­ческого партнера Грозного — Дмитрия Вишневецкого. Разрыв Ивана IV с литовско-русским князем произошел, видимо, летом 1560 г., после чего он должен был вернуться назад в Литву, где его подчерк­нуто хорошо встретили ⁴¹.

Дальнейшее развитие международных отношений в Восточной Европе подтвердило правильность всех перечисленных выше поли­тических шагов Грозного, предпринятых им в 1558—1560 гг. Хотя польский король 31 августа 1559 г. и сумел навязать свой протек­торат Ливонии, а датский король Фридрих осенью 1559 г. установил контроль над островом Эзель ⁴², тем не менее Крым и Порта не про­являли тогда значительной антимосковской активности (весной 1560г. от похода на Москву они отказались, Константинополь даже готов был признать царский титул Ивана IV) ⁴³, а Габсбурги и Рим не вмешивались энергично в дела Ливонии, не угрожали войной Русскому государству ⁴⁴.

Вероятно, в таком ходе событий большую роль сыграли не только упомянутые уже военно-политические акции Грозного, но также и то обстоятельство, что царь Иван, сознательно или бессознательно до­пустив поглощение Ливонии Польшей в 1559г., тем самым столкнул Сигизмунда II Августа с императором Фердинандом, являвшимся верховным протектором Ливонского ордена. Последнее обстоятель­ство способствовало еще большему сближению Габсбургов с Русью.

Наличие скрытых союзников в Европе, с одной стороны, а также установление какого-то временного взаимопонимания с Константи­нополем, с другой, позволили Грозному возобновить вооруженную борьбу в Прибалтике уже в 1560 г. В ходе военной кампании этого года русским войскам удалось овладеть рядом важных укрепленных пунктов Ливонии (Мариенбургом, Феллином и др.) ⁴⁵. Этот успех Грозного вызвал быструю реакцию не только Польши, но Дании и Швеции, которые договорились в ноябре 1561 г. о разделе При­балтики, а польский король Сигизмунд 28 ноября 1561 г. подписал акт о присоединении Ливонии к Польско-литовскому государству ⁴⁶.

В этих условиях Грозный должен был снова отказаться от актив­ных военных операций в Ливонии, а также попытаться установить мирные отношения со своими западными соседями. Еще летом 1561 г. он заключил перемирие со шведами, в 1562 г.— с Данией ⁴⁷, однако его попытка добиться примирения с Польшей путем заключения брачного союза с домом Ягеллонов не увенчалась успехом ⁴⁸.

Одновременно Иван IV стал опять добиваться сближения с Кры­мом и Портой. Характерно, что Грозный решил теперь искать себе супругу на мусульманском востоке. Осенью 1561 г. он остановил свой выбор на кабардинской («черкасской») княжне Марии Темрю-ковне ^4Э. Этим браком Иван IV открыл целую серию мероприятий 60-х годов, которые должны были доказать его лояльность к му­сульманским странам, а вместе с тем подчеркнуть решимость Москвы вести борьбу против Польско-литовского государства. К числу этих мероприятий следует отнести многочисленные знаки внимания та­тарским царям, перешедшим на московскую службу ⁵⁰, настойчивые попытки дипломатическим путем добиться примирения с Крымом (миссия Аф. Нагого) и более глубокого взаимопонимания с Кон-стантинополем, подчеркнутое использование татарских контин-гентов на западном фронте⁵¹. Однако как ни энергичны были попыт­ки Грозного разорвать польско-крымский союз, добиться значитель­ного эффекта в этой области ему тогда не удалось. Политическое и военное сотрудничество польского короля с Девлет-Гиреем про­должалось и в начале 60-х годов. В результате Ивану IV приходи­лось не только вести операции в районе Белоруссии и Полоцка, но также держать оборону со стороны Крыма.

Так, в мае 1562 г. Иван IV вынужден был приостановить едва начавшиеся на литовско-русском пограничье разведывательные опе­рации из-за вторжения на территорию Московского государства Крымской орды. Появление армии Девлет-Гирея в районе Мценска в момент развертывания военных действий в Литве, разумеется, сле­дует рассматривать как результат прямой договоренности Сигизмунда с правящими кругами Крыма ⁵². По поводу этого похода крым­ских татар состоялся даже обмен мнениями между ханом и польским королем. Сигизмунд благодарил Девлет-Гирея за совершенную в мае 1562 г. операцию, настаивая при этом на новом выступлении татар­ских войск против Москвы осенью того же года. Видимо, этим новым походом польский король хотел помешать начинавшимся операциям русских войск в районе Полоцка. Однако осенью нового татарского вторжения не последовало. Возможно, в этом была заслуга уже мос­ковской дипломатии.

Как бы то ни было, Иван Грозный получил возможность в тече­ние зимних месяцев 1562/63 гг. сосредоточить усилия на литовском фронте. Перед русскими войсками стояла задача овладеть Полоц­ком, важнейшей крепостью на Двине, контролировавшей подступы не только к Риге, но и к самой столице Литовского княжества — Вильно. Хотя подготовительные операции в районе Полоцка нача­лись осенью 1562 г., непосредственная осада города происходила в январе и феврале 1563 г. Операциями руководил сам Иван IV. Го­род был взят 15 февраля 1563 г. ⁵³ Захват Полоцка русскими произ­вел настолько сильное впечатление на правящие круги Литовского княжества, что уже 21 апреля начались переговоры между предста­вителями Сигизмунда II Августа и Ивана IV, закончившиеся заклю­чением короткого перемирия (до декабря 1563 г.) ⁵⁴. Пользуясь этой передышкой, прикрываясь мирными переговорами, обе стороны осу­ществляли военную и дипломатическую подготовку к возобновлению борьбы.

Сигизмунд созвал в мае 1563 г. сейм и старался мобилизовать де­нежные и людские ресурсы для увеличения военного потенциала страны. Он активизировал усилия по осуществлению унии между Польшей и Литвой, ставя это новое сближение условием участия ко­роны в обороне литовских земель ⁵⁵. Вместе с тем польский король стремился активно действовать и на международной арене. Он снова толкал Крым к выступлению против Москвы, а также зондировал поч­ву в Скандинавии ⁵⁶.

Со своей стороны и Грозный деятельно готовился к предстоящим столкновениям с противником, широко используя дипломатические средства. Его послы продолжали хлопоты в Крыму и Прибалтике. Так, Афанасий Нагой, находившийся в Крымском ханстве с мая — июня 1563 г., пытался нейтрализовать союзника Сигизмунда⁵⁷, и в январе 1564 г. ему даже удалось заключить с Девлет-Гиреем до­говор о мире ⁵⁸. Правда, этот договор не сразу создал перелом в крымско-московских отношениях: крымские феодалы не выпол­няли соглашения, продолжая осуществлять враждебную Москве политику.

В этом не было ничего удивительного: Россия, овладевшая По­волжьем, частью Ливонии, Полоцком, казалась Крыму более силь­ным государством, чем Польша и Литва. Этого соотношения сил не изменили и отдельные довольно крупные поражения русских армий (при р. Уле 26 января 1564 г., под Оршей 2 июня). Поэтому в сентяб­ре — октябре 1564 г., т. е. именно тогда, когда литовско-польские войска пытались вернуть Полоцк, крымский хан Девлет-Гирей вы­ступил с большим войском против Московского государства ^б9. Од­нако ни татарам, ни польско-литовским войскам не удалось добиться важных стратегических результатов. Девлет-Гирей, разорив Рязань, вернулся в Крым, а отряды Сигизмунда вынуждены были оставить мысль об овладении Полоцком. Более того, в ноябре русские войска, перейдя в контрнаступление, заняли важную крепость на Витебщи-не — Озерище ⁶⁰.

Хорошо известно, что кровопролитные столкновения между рус­скими и литовскими войсками в эти годы сопровождались острой внутриполитической борьбой как в Русском ⁶¹, так и в Польско-литовском государстве ⁶². Естественно поэтому, что именно в середи­не 60-х годов обе стороны почувствовали необходимость в передышке. Мирные переговоры между Иваном IV и Сигизмундом возобновились в июне 1566 г., когда в Москву прибыли литовские послы Ходкевич, Тышкевич, Гарабурда.

Переговоры сосредоточились на тех же проблемах, что и в 1563 г., когда максимальные требования обеих сторон показали стремление Ивана IV и Сигизмунда II Августа к гегемонии в Восточной Европе. Важное место в переговорах заняла проблема будущей судьбы Ливо­нии. Польская сторона предложила план раздела, по которому Рос­сия не получала выхода к морю (если не считать Нарвы). Естествен­но, что этот проект был отвергнут царем и собором ⁶³.

В результате послы были вынуждены покинуть русскую столицу, не добившись никаких результатов. Такими же безрезультатными оказались и переговоры в феврале 1567 г., когда в Литву направи­лись русские послы Колычев, Нагой и Щелкалов ⁶⁴. Однако сам факт мирных переговоров двух ведущих государств Восточной Европы, видимо, настораживал крымско-турецкую дипломатию. Активизируя свою борьбу с Габсбургами за Венгрию, Порта была заинтересована в те годы в том, чтобы политическая напряженность в Восточной Ев­ропе сохранялась. С этой заинтересованностью, видимо, следует связывать попытки турецко-крымских правителей восстановить ту политическую обстановку в регионе, которая исключила бы про­должение мирных переговоров между Грозным и Сигизмундом и спо-собствовала возобновлению открытой борьбы между ними. Можно допустить, что достижению этой цели служили такие акции крымско-турецкой дипломатии, как временный отказ от военного сотрудниче­ства с Сигизмундом против Москвы (неудача миссии польских пос­лов в Стамбуле и в Бахчисарае в 1565 г. ⁶⁵) и даже небольшие походы крымцев на территории По л ьско-литовского государства ^6в, прекра­щение в середине 60-х годов атак на Москву и предложение Ивану IV добиться политического сближения за счет Литвы. Этим же целям служили, вероятно, и переговоры крымских дипломатов с москов­скими о присылке большой казны хану, а также по поводу «целе­сообразности» отказа Москвы от