Турция, Крым, Казань и Российское государство в 20—50-е годы XVI в.

 

Ведя войну против Габсбургов в тесном взаимодействии со своим новым вассалом венгерским королем Яношем Запольяи, а также в сотрудничестве с недавно обретенным союзником — польским ко­ролем Сигизмундом, султан Сулейман отнюдь не игнорировал поло­жения дел в Восточной Европе, не игнорировал факта заметного усиления Русского государства в период правления Ивана III и Василия III. Здесь Сулейман осуществлял последовательную анти­московскую политику, и осуществлял ее не только в форме санкцио­нирования крупномасштабных вторжений крымских и казанских сил на русские территории, но и в форме проведения различного рода политических и военно-стратегических диверсий в отношении Мо­сковской Руси.

Правда, в конце 20-х — самом начале 30-х годов XVI в. Турция и Крым несколько ослабили свой натиск на Московское государство, что было, видимо, обусловлено обострением внутриполитической борьбы в Крымском ханстве, борьбы между несколькими претенден­тами на ханский престол.

В результате Казанское ханство в период первого правления Сафа-гирея, а потом и в период правления Джан-Али (Ян-Али) оказалось нейтрализованным ⁴⁵, а Крымское ханство, хотя и пыта­лось организовать отдельные набеги на московские территории (на­пример, в начале 1531 г. или летом 1533 г.), все же не могло развить их в большое победоносное наступление ⁴⁶.

Не имея возможности в эти годы добиться значительных военных успехов в борьбе с Москвой, Османская империя стремилась тем не менее достичь каких-то политических результатов в своих отноше­ниях с татарскими юртами Восточной Европы. Так, в 1531 г. султан­ская дипломатия сумела превратить ногайского хана Абугая в сво­его вассала, закрепив такой его статус брачным союзом его дочери с крымским ханом Саедат-Гиреем⁴⁷.

Перелом в антимосковской политике Порты, Крыма и Казани наступил в 1534 г., когда в Москве к власти пришло правительство Е. Глинской и юного Ивана IV, когда в Бахчисарае прекратились распри и у власти оказался хан «сильной руки» Сахиб-Гирей (в про­шлом правитель Казани), а в Казанском ханстве престол опять за­нял представитель крымской династии, племянник Сахиб-Гирея — хан Сафа-Гирей, ставший теперь значительно более воинственным, чем раньше ⁴⁸. Именно он уже в 1536 г. возобновил вооруженную борьбу против Русского государства, заняв Балахну, и совершил походы к Костроме и Нижнему Новгороду ⁴⁹.

Правда, осуществляя свое наступление на Московскую Русь, Османская империя теперь, как и раньше, рассчитывала прежде всего на боевую активность Крымского ханства. При этом Порта координировала антимосковскую активность крымского хана Сахиб-Гирея с выступлениями против Москвы казанского хана Сафа-Гирея. В результате они не только осуществляли согласованные военные действия против Москвы, но и выдвигали общие требования к Русскому государству, в частности и такое требование, как отказ России от всего Поволжья ⁵⁰.

Но поощряя Крым и Казань на выступление против Москвы, Сулейман не забывал о существовании давнего соперника Московской Руси на ее западных границах — Польско-литовского государства, являвшегося тогда политическим партнером Порты. Видимо, не слу­чайно Крым заключил еще в 1532 г. антимосковский союз с Сигизмундом, а в 1533 г. сама Порта подписала мирный договор с польским королем ⁵¹. Вполне закономерным в этих условиях было объявление Польшей в 1534 г. войны Русскому государству, продолжавшейся вплоть до 1537 г. Действовавшие совместно польские и литовские войска при поддержке Крыма и Казани в 1535—1536 гг. пытались решить ряд важных стратегических задач: отделить от Москвы Рязань, отвоевать Северщину и т. д. Однако эти задачи решены не были: вынужденные действовать в разных направлениях, русские войска все же отстояли сложившиеся рубежи Московского государ­ства. В результате 17 февраля 1537 г. было подписано пятилетнее пе­ремирие между Москвой и польским королем Сигизмундом ⁵².

Внешнеполитическое положение Москвы осложнялось еще и тем обстоятельством, что внутри Русского государства находились тогда скрытые сторонники сотрудничества как с Портой и Крымом, так и с Польско-литовским государством. Об этом свидетельствовала деятельность политического эмигранта кн. С. Ф. Бельского, бежав­шего в 1534 г. в Литву, а потом в Крым, участвовавшего как в разра­ботке планов расчленения Русского государства и создания автоном­ного Рязанского княжества, так и в попытках их реализации, в част­ности в походах крымских и польско-литовских войск против Москвы ⁵³.

Можно предполагать, что антимосковская активность С. Ф. Бельского, проявленная им на международной арене, перекликалась е антиправительственной деятельностью других боярских группиро­вок внутри самого Русского государства, в частности — с попытками Андрея Старицкого возродить традиции новгородского сепаратизма₈ свалить правительство Е. Глинской и малолетнего Ивана IV⁵⁴.

Весьма важным этапом в истории взаимоотношений Порты, Кры­ма и Русского государства оказался приход к власти противников правительства Е. Глинской — бояр Шуйских, Бельских и митро­полита Иоасафа, совпавший по времени с подготовкой большой во­енной кампании крымских войск против Московской Руси. Ряд отрывочных данных позволяет предполагать существование взаимо­действия между крымско-турецкой дипломатией и правящей в то время элитой Московского государства ⁵⁵. Весьма показательными в этом смысле были попытки правительства Иоасафа — И. Бельско­го амнистировать Семена Бельского, двигавшегося тогда с крымским войском на Москву, не допустить эвакуации из Москвы малолетне­го Ивана IV в момент наибольшей опасности для русской столицы и, наконец, сама секретная переписка Ивана Бельского с Семеном Бельским, осуществлявшаяся через крымских агентов ⁵⁶. Однако скрытое взаимодействие между управлявшими тогда Москвой боя­рами и Крымским ханством все же не дало больших результатов. Грандиозный план подчинения Москвы Крыму и Порте реализован не был, хотя, разумеется, военные вторжения татар 30-х — начала 40-х годов XVI в. оказались весьма разорительными для Московской Руси.

Иван Грозный вспоминал впоследствии об этих годах: «От Крыма и от Казани до полуземли пусто бяше» ⁵⁷. Это подтверждалось мно­гочисленными свидетельствами других источников — официальных и местных летописей, житийской литературой, разнообразным акто­вым материалом (в частности, Жалованными грамотами монастырям, выдававшимися после таких нашествий)⁵⁸.

Однако, несмотря на эти разорения и наличие опасных контак­тов находившейся у власти боярской группировки с Крымским ханством, Москва все же отстояла тогда свои государственные ин­тересы. В Русском государстве нашлись силы, которые в 1541 г. не допустили к Москве татарские войска, в январе 1542 г. смели боярскую группировку Бельских и митрополита Иоасафа. Важную роль в этом сыграло, в частности, московское дворянство, городские элементы Москвы, Новгорода, Владимира, а также определенные круги русской церкви, во главе с новгородским епископом Макарием, ставшим в январе 1542 г. митрополитом всея Руси ⁵⁹. Однако неудача задуманного тогда завоевательного плана в отношении Мо­сквы отнюдь не означала, что правители Порты, Крыма и Казани отказались от замыслов такого рода.

В середине 40-х годов XVI в. усиливается роль Казанского хан­ства в качестве «тарана» антимосковской политики Османской импе­рии, приобретает особое значение пребывание в Казани представи­теля крымской династии Гиреев — хана Сафа-Гирея вместе с его крымским окружением.

При этом следует иметь в виду, что коренному населению ханства, трудящимся татарским массам была чужда агрессивная политика крымско-казанских феодалов. Усилилось и стремление подвластных казанскому хану народов освободиться от этой зависимости. Народы Среднего Поволжья (чуваши, мордва, мари), давно связанные с рус­ским народом, тяготели к сближению с ним. Князьки и старейшины, ущемленные казанскими князьями и мурзами, постепенно тоже скло­нялись к союзу с московским государем. И в самой Казани отдельные дальновидные феодалы и торговые люди понимали, что агрессивная политика по отношению к Российскому государству, ослабление торговых связей не только не могут обеспечить сохранение государ­ственной самостоятельности ханства, а, напротив, приближают его гибель. Число сторонников сближения с Москвой возрастало: оче­видно, сказывалась деятельность «московской» группировки ⁶⁰. В Москву приезжают из Казани феодалы-эмигранты. Возобновляют­ся тайные переговоры с русским правительством о посажении на Казанский юрт снова московского ставленника.

Решительная борьба Российского государства с Казанским хан­ством началась с 1545 г., когда ослабели последствия возродившейся было в России политической децентрализации. К тому времени мо­сковскими идеологами (церковниками и дипломатами) были выра­ботаны и «исторические» обоснования прав московских государей на обладание Казанью ⁶¹.

Первоначально планировалось заменить враждебного Москве хана московским ставленником. Им мыслился Шах-Али («Шигалей» русских источников), уже ранее занимавшей казанский престол, а в то время — «царь касимовский». Он был из рода наследников ханов Большой орды, к которым Гирей питали наследственную не­нависть, и это уже предрешало невозможность союза Казанского и Крымского ханств. Первый поход весной 1545 г. имел, однако, характер лишь военной демонстрации. Но результатом этих дей­ствий было усиление «московской» группировки в Казани, где росло возмущение Сафа-Гиреем и «крымцами». В конце 1545 г. вспыхнула восстание, и хана изгнали из города. Хотя внешнеполитические сим­патии казанских феодалов были неустойчивы, «насилия крымцев» объединяли обиженных ими, и наиболее вероятным кандидатом на казанский престол казался тогда московский. Но Шах-Али, заняв­ший летом 1546 г. престол, «на Казани сидел» лишь месяц; сопрово­ждавших его воинов и даже московских бояр не пустили в городскую крепость, против него образовалась поддерживавшая Сафа-Гирея коалиция: крымский хан, ногайские мурзы, часть астраханских и казанских феодалов. И Сафа-Гирей снова воцарился в Казани.

Московское правительство было вынуждено продолжать гото­виться к решительной борьбе с Казанским ханством, и поход начала 1547 г., когда «Казанские места многие повоевали», не следует рассматривать только как местное оборонное мероприятие. Посте­пенно утверждалась мысль о том, что «Казанская война» — это общероссийское дело. Конечно, в политике мыслили привычными тогда категориями силы, с помощью которой и старались решать основные проблемы, но учитывались и общественно-политические факторы.

Важным моментом во внешней политике Российского государства явилось венчание Ивана IV на царство в январе 1547 г. Официально провозглашалось единодержавие государя всея Руси на всей терри­тории государства. Это подрывало почву для притязаний крупных феодалов на роль соправителей в государстве и отдельных его обла­стей — на сохранение политической обособленности. Тем самым предопределялась и единая официальная линия внешней политики России. Венчание на царство утверждало международное положение Российского государства и определяло характер и направление внешней политики его в будущем. Этим актом московский государь приравнивался к государям так называемых «великих держав», тем самым подрывалась почва и для притязаний иностранных госу­дарей на установление какой бы то ни было зависимости от них российского государя.

Показательно, что митрополит Макарий в молитвенной речи, произнесенной во время венчания на царство, пожелал Ивану IV покорить «вся варварьскыя языки» ⁶². «Царями» официально называли в Москве после падения Византийской империи только му­сульманских государей. В то же время в литературе так именовали и правителей, известных из Библии, и государей древних монархий Средиземноморья, и южнославянских государей. На Руси в XIV—XV вв. привыкли соединять титул «царя» с титулом золотоордынских ханов ⁶³. Позже он был перенесен на ханов Крыма, Казани, Астрахани, Сибири — отсюда и наименования «казанский царь», «Казанское царство». Только восточные мусульманские владетели XVI в. изображались с царским венцом и на миниатюрах официаль­ного лицевого летописного свода времени Ивана Грозного ⁶⁴. По­этому венчание Ивана IV на царство являлось показателем стрем­ления прежде всего к активной восточной политике и так и рас­сматривалось современниками. Иван IV сам уже принимает участие в Казанской войне — в походах зим 1547—1548 гг. и 1549—1550гг. С приходом к власти правительства так называемой «Избранной рады» или, как его иногда называют, правительства А. Ф. Адашева восточная политика Российского государства еще более активизи­ровалась. Однако неудачная попытка воцарения московского став­ленника на Казанском юрте в 1546 г. показала, что не сложилась еще благоприятная обстановка для победоносной войны. К такой войне с Казанским ханством следовало серьезно и последовательно готовиться.

«Избранная рада» образовалась в результате временного спло­чения прослоек господствующего класса — боярства, дворянства, церковных феодалов. Главной причиной этой временной консоли­дации феодалов были массовые восстания в городе и в деревне, прежде всего Московское восстание июня 1547 г.⁶⁵ Другой причи­ной являлась в середине XVI в. необходимость незамедлительной борьбы с Казанским ханством.

Выбор основного направления внешней политики находился в теснейшей связи с другими правительственными мероприятиями тех лет, направленными прежде всего на удовлетворение интересов верхов общества. Активизация восточной политики Российского государства, серьезные преобразования в организации военной служ­бы должны были способствовать и устранению поводов для народ­ных волнений, столь опасных для господствующего класса. Разоре­ние сел и городов, потеря рабочих рук во время татарских набегов, сопровождавшихся массовым уводом в плен населения, существен­но вредили и феодальному хозяйству. Успешная война с Казанским ханством должна была не только ликвидировать угрозу восточным районам страны, но и обеспечить феодалам новые земельные угодья и холопов. Настойчиво призывал к решительной войне с Казанским ханством идеолог дворянства Иван Пересветов, откровенно выра­жая материальную заинтересованность дворянства в войне, в при­обретении земель и пленных. Бояре и церковные феодалы были также заинтересованы в присоединении новых земель. Включение в состав Российского государства территории Поволжья не только должно было создать благоприятные условия для роста феодально­го землевладения, но и могло в какой-то мере обеспечить сохранность старинных боярских и монастырских вотчин, на которые претендовало дворянство: можно было бы раздавать новоприобре­тенные земли, не посягая на вотчины крупных феодалов. Церковные феодалы, особенно воинствующие «стяжатели» — иосифляне во гла­ве с митрополитом Макарием, энергично поддерживали идею войны с Казанью и потому, что лозунгом ее была борьба с «басурманством» и крещение покоряемых народов. А это еще более повышало идей­ный престиж и материальную обеспеченность церкви и способствовало ее вмешательству в правительственную деятельность.

Активная восточная политика соответствовала также интересам значительной части торговых людей Российского государства. Ка­зань в XVI в. была крупным центром международной торговли. От Казани зависела возможность использования Волжского торго­вого пути. Здесь сходились пути, связывавшие Северо-Восточную Ев­ропу с Кавказом и Закавказьем, Средней Азией, Сибирью, даже Ираном ⁶⁶. В Казань «ездили гости многих земель» из Астрахани ⁶⁷. Волжский торговый путь тем более привлекал в то время русских купеческих людей, что с начала XVI в. заметно уменьшалось значение русско-крымской торговли, способствовавшей в XV в. обогащению гостей-«сурожан» ⁶⁸. С укреплением в Казани власти крымских Гиреев русско-казанская торговля захирела, а волжский торговый путь стал малодоступен для русских людей. Передвижение через при­волжские степи — «поле» — было нарушено вследствие постоянных грабежей купеческих караванов. Поэтому «торговые» люди также были заинтересованы в устранении препятствия в торговле со стра­нами Востока, в овладении волжским торговым путем, в установ­лении надзора московского правительства за передвижением купцов в степях Поволжья. Таким образом, в середине XVI в. война с Казанским ханством более всякого другого направления внешней политики отвечала интересам господствующих классов.

Было бы, однако, ошибочно искать причины войны только в этих стяжательских стремлениях. Первоочередность войны России именно с Казанским ханством объяснялась потребностью само­обороны от нападений мусульманских юртов Восточной Европы, захватническими действиями которых руководила Османская им­перия. Потребности феодальной экспансии и народной обороны в данном случае сближались. Этим-то и определялся прогрессивный характер Казанской войны.

Победа над Казанским ханством должна была в первую очередь принести облегчение простому народу, особенно страдавшему от кровопролитий и пленений. «Черные люди», не дожидаясь прихода воевод, повсеместно вели самоотверженную борьбу с отрядами та­тарских феодалов, мужественно сопротивлялись насильникам. Идея войны с Казанским ханством — «преокаянной дщерью» Золотой орды — была близка и понятна народу. Война против «безбожных казаньских сарацын» ⁶⁹ понималась как продолжение вековой борь­бы русского народа с ордынскими захватчиками. В памяти народа бдои свежи страшные картины татарских набегов, особенно уча­стившихся в годы малолетства царя Ивана.

После смерти Сафа-Гирея (март 1549 г.) в Казани именем его младенца-сына стала править «крымская» группировка во главе с пришедшим из Крыма Кучаком («Кощаком» русских летописей). Была предпринята попытка просить стать ханом Девлет-Гирея ⁷⁰, и отношения между Казанью и Российским государством еще более обострились. Неудача похода русских зимой 1549/50 г. против Казани показала, что с большим войском вернее двигаться не зи­мой, а летом, и убедила московское правительство в необходимости длительной и планомерной военно-дипломатической подготовки к завершению Казанской войны.

Вырабатывается широкая программа постепенного подчинения ханства власти государя всея Руси, предусматривающая проведе­ние серьезных преобразований в организации военной службы и военного дела, рассчитанная на максимальное ослабление ханства изнутри и внешнюю изоляцию его от других юртов.

Для разработки дипломатической части этой программы были привлечены московские правительственные деятели, а также быв­ший хан Шах-Али и казанские феодалы-эмигранты; велась пере­писка с ногайскими мурзами. Главную роль в конкретизации меро­приятий играли «ближние думцы»: первый советник Ивана IV Алексей Федорович Адашев, боярин Иван Васильевич Шереметев Большой и руководитель Посольского приказа думный дьяк Иван Михайлович Висковатый. Они-то впоследствии и составили комис­сию боярской думы, выделенную для ведения переговоров с много­численными казанскими представителями.

Исходили из следующих предпосылок: наличия противоречий в среде казанских феодалов, непрочности Казанского ханства (так называемая Горная сторона, особенно территория, населенная чу­вашами, фактически уже отпала от Казани и перешла под власть России), возможность усиления раздоров в самой Казани и укреп­ление «московской» группировки, обострения конфликта между казанским правительством и зависимыми от Казани народами и переход этих народов под власть московского царя, а также на возможность помешать объединению мусульманских юртов для сов­местной борьбы с Россией, обостряя противоречия между юртами и внутри них. В выработке этой программы следовали опыту долго­летней борьбы Российского государства с Казанским ханством и другими «татарскими» юртами ⁷¹, предполагая в большем объеме использовать прежние методы этой борьбы. Первыми этапами про­граммы были посажение на казанский юрт снова Шах-Али и за­крепление за Россией Горной стороны.

Выполнение этих планов в значительной мере зависело от по­зиции верхушки народов Поволжья и от международной ситуации — от того, в какой степени удастся обеспечить внешнеполитическую изоляцию Казанского ханства и устранить опасность одновремен­ной войны России на два (на востоке и юге) или даже на три (и на западе) фронта.

Продумывая программу восточной политики России, учитывали то, что султан вел тогда войну с Ираном и в стратегических планах Порты особое значение приобретали Северный Кавказ и Астрахань ⁷². Московское правительство считало возможным вести наступатель­ные военные действия только против одного из противников и по­тому стремилось к нейтрализации других потенциальных недругов Москвы. С целью обеспечения спокойного тыла на западе поспе­шили в 1549 г. продлить на пять лет перемирие с Польшей и Литвой. Послали представителя к германскому императору и папе, при­манивая их согласием на участие в антиосманской коалиции (от чего на самом деле московское правительство всегда отстранялось, не желая обострять отношения с Портой) и даже на заключение церковной унии, на получение королевской короны от папы (чему также Москва всегда противостояла). Это заигрывание с руково­дителями католического мира, видимо, должно было помешать и помешало на деле в те годы военному союзу Польши с Крымом и Портой. В Москве старались сохранить мирные отношения со Швецией и Ливонией и даже с Крымским ханством, не говоря уже об османской империи ⁷³.

Находясь в состоянии войны с Ираном, Порта именно в это время настойчиво пыталась сколотить противорусскую коалицию юртов Восточной Европы. На ханский стол в Казани был дан фир­ман «сверстному» (т. е. взрослому) хану тоже из рода Гиреев: впер­вые в 1549 г. отправили посла в Ногайскую орду. Между мусуль­манскими владетелями, с помощью которых султан надеялся уста­новить свою гегемонию в Восточной Европе, не было, однако, согласия. Главный соперник первого из ногайских владетелей Юсуфа Исмаил придерживался московской ориентации. Позиция ногайских мурз, владения которых находились на путях из Крыма и из Астрахани в Казань, имела при сложившихся обстоятельствах первостепенное международное значение. У османского посла в 1551 г. было поручение пытаться примирить ногайских мурз, уго­ворить их отправить людей на помощь казанцам, а также «пособить» Азову от «русских казаков» ⁷⁴. Во время переговоров в Ногайской орде впервые как будто была с такой четкостью сформулирована идея «единства мусульманского юрта» и совместных действий в защиту Казани ⁷⁵.

Для облегчения хода Казанской войны и противодействия пла­нам султана (о которых, судя по «Казанской истории», слухи до­шли и до Казани) ⁷⁶, к ногайским владетелям еще прежде послали даровитого дипломата Петра Тургенева (ранее уже бывавшего там). Используя разногласия между ногайскими владетелями (а также между другими юртами), П. Тургенев старался помешать возмож­ному объединению ногайских орд в войне против России, привле­кая на свою сторону Исмаила (обещанием посадить его ставленника на астраханский юрт) и усиливая его враждебность к старшему из мурз — Юсуфу (которого, в свою очередь, привлекали обеща­ниями выдать его дочь Сююн-Бике, вдову умершего казанского хана, замуж за Шах-Али, сыновьям же его обещали «казанское жалование»), П. Тургенев установил контакт с казанскими эмигрантами, находившимися в Ногайской орде, и получал от них ценную-информацию о положении дел в Казани.

Одновременно московское правительство прибегло и к прямым угрозам. Грамоты, посланные в 1551 г. и Юсуфу и Исмаилу, долж­ны были предупредить попытки набегов на русские земли. То, что предупреждения были не только на словах, доказывали военные-распоряжения: строительство засек, крепостей, посылка большого числа войск на границу. Все эти меры явились препятствием для организации совместного крымско-ногайско-астраханского похода против России.

Военную часть большой программы борьбы с Казанским ханст­вом тоже начали осуществлять в 1550—1551 гг. На соборе 1550 г. стоял вопрос о важных военных реформах, на соборе 1551 г.— о Казанской войне. Весной 1551 г. были оккупированы речные пути к Казани и русские отряды вместе с Шах-Али и казанскими эмиг­рантами приблизились к городу. В конце мая 1551 г. недалеко от Казани, при устье Свияги была заложена крепость Свияжск — военно-продовольственная база и мощный плацдарм для наступле­ния на Казань. Построению крепости благоприятствовало сочувст­вие со стороны местного населения — подвластных казанским ханам народов Среднего Поволжья. Представители их очень скоро прибыли в Москву с просьбой, чтобы Иван IV «взял их к своему Свияжскому городу». «Бившие челом» «горные люди» получили «жаловальную грамоту», временно облегчившую им повинность в уплате ясака и сохранявшую за ними земли. Так произошло вхож­дение населения Чувашии, а частично и других народов в состав Российского государства ⁷⁷. А это уже во многом предрешало судь­бу Казанского ханства, половину которого составляла Горная сторона.

Начались волнения и в самой Казани. Многие из казанских феодалов, «видев государево великое жалование, а свое изнеможе­ние» ⁷⁸, перебегали в Свияжск, ставший средоточием всех склонных к союзу с Россией казанцев и старшин зависимых от Казани наро­дов. Рост недовольства этих народов, все более усиливавшиеся распри заставили крымцев бежать из Казани. Представитель враж­дебной Москве династии Гиреев был свергнут. Казанцам оставался один выход — начать переговоры со свияжскими воеводами и про­сить Шах-Али снова стать ханом. Казанцы отправили посла в Москву. В ответ в Свияжск выехал А. Адашев. Отправление именно его непосредственно на место событий показывает, какое большое значение придавали в Москве «казанскому делу» ⁷⁹.

Можно полагать, что Адашев должен был добиться, помимо предоставления казанского юрта Шах-Али, выдачи ханши Сююн-Бике с младенцем-сыном и возврата русского посла (об этом всем как будто договорились уже прежде), еще и согласия на уступку всего правого берега Волги — Горной стороны. Адашев прибыл в Свияжск 6 августа. Попытки Шах-Али противиться передаче Гор­ной стороны, как и возражения прибывших в Свияжск казанцев, ни к чему ни привели: Адашев и бояре «государевым наказом твердо делали» и пригрозили, что если казанцы не примут их условия, то Иван IV придет осенью «ратию со всеми людьми» ⁸⁰. Казанское ханство утрачивало самостоятельность, а значительная его терри­тория отходила непосредственно к Российскому государству.

Известие об этом событии вызвало резкое недовольство и в Кры­му и в Турции. Не оставили мысли возвратить себе Горную сто­рону и казанцы и Шах-Али. Вернувшийся от ногаев П. Тургенев сообщил, что позиция Исмаила не вызывает доверия, а Юсуф на­строен откровенно воинственно.

Положение в Казани представлялось исключительно серьезным, и туда снова едет А. Адашев с целью «укрепить» Казань русскими людьми. Так как Шах-Али не был склонен отказаться от само­стоятельных действий и Адашев убедился в неприязни к нему боль­шинства казанцев, решено было свести его с престола. Ранней весной 1552 г. у части казанцев возникла мысль о личной унии, чтобы Иван IV «държал бы их такоже, как и во Свиазском городе» ⁸¹, т. е. чтобы казанским ханом стал русский царь, а Казань бы управлялась его наместником. В Казань снова едет А. Адашев (третья его миссия) с целью посадить там московского наместника. 6 марта Шах-Али прибыл в Свияжск.

После этого в Казань послали уполномоченных приводить «достальных людей к правде». Все, казалось бы, было подготовлено к приезду московского наместника. Но враждебные Москве груп­пировки сумели использовать временное безвластие в Казани; рас­пустив слухи о казни выведенных в Свияжск казанцев и о готовя­щихся русскими преследованиях жителей Казани, они подговорили закрыть городские ворота и не пускать наместника. Начинать серьезные военные действия тогда не предполагали. Наместник и выехавшие наперед его члены думской комиссии по переговорам с казанскими послами (во главе с Адашевым) вынуждены были ни с чем возвратиться в Свияжск. Проникший вскоре в Казань ногай­ский ставленник Ядигар начал с Москвой войну.

Таким образом, попытка окончательного присоединения Казан­ского ханства к Российскому государству мирным путем не удалась, хотя правительство Адашева прилагало настойчивые усилия под­чинить Казань без издержек, связанных с большим военным похо­дом. Но в результате действий московских дипломатов и воевод в 1551 — начале 1552 г. Казанское ханство было значительно ослаб­лено и покорение его существенно облегчено. Оттяжка большой войны дала правительству Ивана Грозного время подготовиться к организации последнего, победоносного похода на Казань.

16 июня 1552 г. Иван IV во главе основных военных сил высту­пил к Коломне, где русское войско стало фронтом до Каширы. Выбор этого места — дело точного стратегического расчета: здесь московское войско могло отразить крымцев и ногаев и помешать их соединению друг с другом и с казанскими феодалами. Крымский хан Девлет-Гирей, стремясь воспрепятствовать походу Ивана IV на Казань, поспешил вторгнуться в русские пределы. У него были османские отряды и артиллерия, ногаи и «иных орд казанцы».

К войне с Российским государством подстрекал его и польский ко­роль. У Девлет-Гирея была предварительная договоренность с казанским ханом Ядигаром и ногайским владетелем Юсуфом о на­падении с двух сторон на русские земли ⁸². Это было большое, ши­роко задуманное выступление. Девлет-Гирей полагал, что Иван IV с основным войском находится уже под Казанью, и не рассчитывал встретить на своем пути главные военные силы русских. Напуган­ный «множеством» русского войска, хан повернул назад и после безуспешных попыток взять Тулу бежал «с великим срамом», бро­сив часть обоза и артиллерии. Русские войска не стали преследо­вать крымцев, «чтоб своим ходом казанским не измодчати» ⁸³. Попыт­ка хана сорвать поход русских на Казань окончилась провалом.

13 августа войско Ивана IV подошло к Свияжску и вскоре дви­нулось к Казани. На предложение сдать город без боя Ядигар от­ветил отказом, и Казань была окружена кольцом осады. Русское войско достигало 150 тыс. человек — численное преобладание над казанцами было велико. Успешно действовала артиллерия. Велись минные подкопы. После получения отказа на новое предложение о сдаче 2 октября в результате кровопролитнейших боев город был взят штурмом. Погибло большинство защитников Казани, сильно пострадало и остальное население.

Казанское ханство, раздираемое феодальными усобицами, ослабленное борьбой подвластных хану народов, зависимое от чуже­земных сил и влияний, не сумело противостоять крепнущему цент­рализующемуся Российскому государству, обладавшему относитель­но хорошо организованной армией и более передовой техникой.

Борьба с Казанским ханством — этапный момент в процессе образования и укрепления централизованного Российского госу­дарства, охватывающем целую эпоху, примерно с середины XV в. по начало XVII в. Дальнейшая же централизация государства происходила одновременно и взаимосвязанно с освобождением стра­ны от остатков татарского ига и борьбой с новой опасностью — османской. Процессы эти были взаимно обусловлены, и не случай­ным было совпадение во времени серьезных преобразований внутри государства и завершения борьбы с Казанским ханством. Потреб­ности самообороны ускорили процесс образования централизован­ного государства в России, а успехи в деле централизации, в свою очередь, обеспечили Российскому государству победу над Казан­ским ханством и помогли сдержать народы Востока, а также про­тивостоять западным соседям.

Падением Казани закончилось существование ханства. Подчи­ненные хану народы стали подданными русского государя и обязы­вались уплачивать в его казну ясак, «якоже и прежним Казаньским царем» ⁸⁴ (т. е. ханам). Тем самым Иван IV и его правительство (видимо, А. Ф. Адашев) отказались от программы дальнейшего «усмирения земли» (на чем настаивал А. М. Курбский) ⁸⁵ и немед­ленной насильственной христианизации населения — программы, особенно четко отраженной в сочинении И. Пересветова, предлагав­шего «сечи и пленити» некрестившееся население.

Ликвидация Казанского ханства предопределила судьбу и дру­гого ханства в Поволжье — Астраханского ⁸⁶. Важное стратегиче­ское и торговое значение Астраханского ханства и в то же время его слабость делали его объектом борьбы между соседними государ­ствами. На влияние там претендовали и соперничавшие ногайские мурзы. Обладание Астраханью обеспечило бы Османской империи еще большее влияние на политику «юртов» в Восточной Европе. Разбойничьи набеги крымцев (особенно в 1547 г.), а позже и грубый дипломатический нажим султанско-крымских агентов в ногайских ордах привели к тому, что часть ногайских мурз приняла русскую ориентацию. Стремление Порты и Крыма подчинить себе народы Северного Кавказа вызвало и обращение некоторых из них к Ива­ну IV с просьбой «обороны».

Программа решительных действий по отношению к Астрахан­скому ханству была выработана в 1553 г. во время переговоров, и этапы ее напоминают программу присоединения Казанского ханства. Сначала решено было посадить на астраханский юрт став­ленника Исмаила — ханыча Дервиш-Али. Русское войско, в 1554 г. спустившееся по Волге, посадило его ханом в качестве вассала русского царя. Хан дал обязательство платить дань и предоставить русским рыбакам ловить рыбу «безданно и безъявочно» по всей Волге. Советником при хане оставили знатока восточной политики П. Тургенева. Но крымцам удалось склонить Дервиш-Али на свою сторону, для поддержки его было послано крымско-османское вой­ско с пушками и пищалями. Москва в ответ направила к Астрахани новую рать, при приближении которой хан бежал из города, В августе 1556 г. Астрахань была окончательно присоединена к Рос­сийскому государству ⁸⁷.

Победы в Поволжье были сразу же использованы московским правительством в дипломатической борьбе за признание царского титула Ивана Грозного.

Завоевание ханств Поволжья привело к подчинению власти русского государя и ногайских орд Исмаила. Ногаи сами говорили: «Чья будет Астрахань, Волга и Яик, того будет вся Ногайская орда» ⁸⁸. В 1551—1557 гг. территория народов Поволжья, При-уралья, Западной Сибири вошла в состав Российского государства. Некоторые из местных князьков и уцелевших казанских феодалов, подстрекаемые султанско-крымскими (а также ногайско-астрахан-скими) агентами, пытались поднять восстание против России и использовать в своекорыстных целях антифеодальное движение на­родов. Но такие попытки всякий раз кончались неудачей: народы Поволжья и Првуралья были не склонны воевать с русскими за интересы свовх и иноземных феодалов.

Уничтожение остатков Золотой орды на восточных рубежах Российского государства, вхождение в его состав Поволжья и Приуралья имели огромное историческое значение. Было устранено крупнейшее внешнее препятствие культурно-хозяйственному росту страны.

Присоединение Поволжья представляло широкий простор для освоения новых земель и развития торгово-промышленной деятель­ности. Важно было для Российского государства и вхождение в его состав народов Поволжья, а затем Приуралья и Сибири, опре­делившее их дальнейшие судьбы. Присоединение к России открывало этим народам, несмотря на страшный гнет царизма — националь­ный, крепостнический, религиозный, перспективы развития более тесных и взаимно необходимых экономических, общественных, культурных связей с русским народом ⁸⁹.

Овладение Волгой заметно содействовало оживлению торговых сношений русских людей с народами Приуралья и Зауралья, Сред­ней Азии, Ирана, Кавказа и Закавказья и развитию междуна