Индуцирование аффективных состояний ребенка матерью

 

За пятнадцать истекших лет я смог подробнее изучить процесс, формы и стадии идентификации, в частности, условия, при которых протекает идентификация у младенцев к концу первого года жизни (1957). Я пришел к выводу, что ребенок может идентифицироваться только с внешними особенностями поведения, с одной стороны, и с определен­ными глобальными аффективными позициями объекта — с другой. Речь идет о позиции «за» или позиции «против». Исходя из фундаментального значения «поглощения» и «испражнения» в столь раннем возрасте, я склонен предпо­ложить, что эти модальности поглощения и выделения так­же относятся к числу глобальных аффективных установок, ощущаемых ребенком. Это предположение, по-видимому, подтверждается симптомами, наблюдаемыми у детей-копрофагов, которые указывают на идентификацию последних с инкорпорирующими тенденциями матери.

Эти рассуждения соответствуют гипотезе, введенной в психоаналитическую теорию Анной Фрейд. В серии из четы­рех лекций по детскому психоанализу, прочитанных в сен-

 

235

 

 

тябре 1960 года под эгидой Нью-йоркского психоаналити­ческого общества, она обсуждала различные аспекты отно­шений ребенка к депрессивной матери. Она отметила, что поведение ребенка не отражает процесс простой идентифи­кации. Депрессивная позиция матери порождает в ребенке склонность к депрессивным тенденциям. Депрессивная мать отходит от ребенка, а ребенок, говоря словами Анны Фрейд, «следует за ней в депрессивное настроение».

Анна Фрейд отчетливо формулирует, что, по ее мне­нию, этот феномен является «заражением», и отнюдь не подражание жестам матери вызывает у ребенка подобное поведение. Ребенок просто реагирует на аффективный кли­мат, а не на причину аффекта, он «инфицируется» аффек­тивным климатом.

На мой взгляд, симптомы, проявляющиеся у детей-коп-рофагов, представляют собой наглядное подтверждение гипотезы Анны Фрейд. Вероятно, мне следует говорить не об идентификации детей-копрофагов с бессознательными тенденциями матери, как я это делал ранее, а, скорее, о «заражении» ребенка ее поглощающими тенденциями. Те­перь я бы сказал так: ребенок следует позиции матери, но он следует ей 6 глобальных проявлениях, поскольку толь­ко их он пока и может ассимилировать, то есть в прояв­лениях «заглатывания» и «испражнения». Это приводит ребенка-копрофага к оральной инкорпорации объекта.

Данное предположение позволяет перебросить мостик между двумя гипотезами относительно депрессии, которые до сих пор оставались независимыми друг от друга. Одной гипо­тезой является предположение Фрейда, что наиболее важным аспектом депрессивного синдрома является оральное погло­щение утраченного объекта. Вторая гипотеза — предположе­ние Анны Фрейд, что ребенок следует за матерью в депрес­сию, но при этом сам он отнюдь не обязан быть депрессивным.

Учитывая тот факт, что синдром копрофагии возникает в результате радикального изменения позиции матери, кото­рое для ребенка данного возраста эквивалентно утрате объекта, мы можем теперь выделить три компонента в кли­нической картине копрофагии.

1. Депрессия ведет к оральной инкорпорации утраченного объекта.

2. Ребенок следует за матерью в депрессию.

3. Ребенок-копрофаг пережил утрату «хорошего» объек­та, который должен был слиться с «плохим» в собствен­но либидинозный объект.

«Утрата» впавшей в депрессию матери не является физической утратой, подобной той, которая происходит, если мать умирает или по какой-то причине покидает ребен­ка. Это — эмоциональная потеря, поскольку мать, радикаль­но изменив свою эмоциональную позицию, столь же ради­кально меняет и сигналы, которые позволяли ребенку идентифицировать ее в качестве хорошего объекта. Физи­чески мать остается все тем же человеком, но эмоционально хорошая мать, либидинозно катектированный объект, исче­зает. Подобная утрата может быть пережита в данной фор­ме только на первом году жизни; иными словами, она спе­цифична только для данной стадии развития. На любом более позднем этапе развития перемена в настроении матери будет восприниматься иначе. К примеру, дошкольник прореагиру­ет утверждением: «Ты плохо со мной обращаешься»; школь­ник вопросом: «За что ты на меня сердишься?»; подросток спросит: «Почему ты больше меня не любишь?», а взрослый: «Что с тобой происходит?». Однако подобные психические операции выходят за пределы способностей ребенка-копрофага, которые остаются еще совершенно незрелыми. В этот момент ребенку доступны только перемещения катексиса с аффективными последствиями, поскольку в момент, когда происходит эта эмоциональная утрата, слияние плохого и хорошего объектов еще не завершено, и либидинозный объект находится еще в стадии становления. До тех пор, пока ли­бидинозный объект не установлен, объектные репрезентан­ты у ребенка являются дискретными репрезентантами хорошего и плохого объектов. Потенциальный объект распознается не по воспринимаемым атрибутам, но согласно ситуативным атрибутам, обладающим эмоциональной валентностью. Со­ответственно, хороший объект отделен от плохого до тех пор, пока оба они не подвергнутся слиянию в результате бесчисленных интерактивных взаимодействий в рамках объектных отношений. Только после того, как слияние пло­хого и хорошего объектов успешно завершится, формирует­ся собственно либидинозный объект.

Депрессивная мать блокирует нормальное развитие, уходя от ребенка в депрессию. Радикальное изменение эмо­циональной позиции превращает ее в плохой объект. Если хороший объект предоставляет ребенку возможность взаи­модействия, то мать, погрузившаяся в депрессию, избегает подобных ситуаций и устраняет их. В результате ребенок оказывается лишен возможности завершить слияние. Испы-

 

237

 

 

тывая потребность во взаимодействии, он следует за мате­рью в ее депрессивную позицию и, таким образом, приобре­тает ее глобальную тенденцию к поглощению, пытаясь со­хранить то, что уже было достигнуто в области объектных отношений.

Роль специфики стадии

Еще один аспект в картине копрофагии связан с тем, что ее симптомы несут на себе отпечаток стадии развития, на которой они возникают. До сих пор я говорил об этой стадии как о стадии установления объекта, однако с точки зрения развития либидо эта стадия, конец первого года жизни, характеризуется также переходом от оральной фазы к анальной.

В этом контексте дополнительные сведения дают результаты экспериментальных исследований по детской психологии, не имеющих, правда, отношения к психоанализу. Гезелл (1954) отмечает, что на данном возрастном уровне ребенок очень точно укладывает в бутылку с узким горлышком маленькие объекты — камешки, таблетки и пр.; он даже использовал этот вид деятельности в одном из своих тестов для проверки координации движений пальцев. Шарлотта Бюлер (1928) сообщает об еще более важном для нас наблюдении: пытаясь вылепить кольцо из пластилина, ребенок осуществлял эту задачу, формируя из массы материала го­ рошины, а затем соединял их, пока не получилось кольцо. Бюлер назвала этот метод «синтетическим». Хотя ее наблю­дение и относится к детям старшего возраста, чем наши копрофаги, однако речь идет об одной и той же тенденции. Я подозреваю, что формирование горошин — это характер­ная тенденция анальной фазы, соответствующая зонально­му модусу (Erikson, 1950а). Подобно тому как оральная зона является инкорпорирующей и связана с кусанием, анальная зона является выделительно-удерживающей и связана с формированием катышков.

Стадийная специфика изменений в объектных отноше­ниях ребенка-копрофага может также объяснить, почему, несмотря на наличие депрессивной матери, некоторые из наблюдавшихся детей не проявляли тенденций к копрофа­гии. В контрольной группе было выделено пять детей, не склонных к копрофагии, но имевших депрессивных матерей. Полагаю, что в случае с этими детьми либо была переверну-

та последовательность «плохой объект после хорошего», либо переход к плохому объекту произошел до или после критического момента возникновения копрофагии.

Эта патология вовсе не ограничивается стенами яслей. Депрессивные матери встречаются не только в воспитатель­ных учреждениях. Подобные отклонения нередки и в семь­ях, причем во всех социальных слоях.

Наличие стадийной специфики объясняет, почему ре­бенок выбирает для своей инкорпорирующей деятельности
собственные фекалии. Разумеется, ни одним материалом
младенец не может располагать столь же свободно, как
своими фекалиями. Но, кроме того, начало анальной фазы
привлекает внимание ребенка к функциям его собственного
кишечника, и поэтому на данной стадии ребенку, только что
пережившему утрату объекта, предлагается новый, аффек­тивно заряженный «объект», который является частью его
тела. Более того, этот объект катектирован аффективным
зарядом, связанным с эрогенной зоной, из которой он вы­
ходит. Этим объектом становятся фекалии. Но, разумеется, они могут стать объектом лишь после того, как ребенок вытолкнет их из своего тела.

Комментарии

Прежде чем завершить эту главу, я хотел бы вновь вернуться к проблеме депрессивной матери и вопросу о том, каким образом ребенок следует за ней в депрессию. Этот про­цесс нужно также рассмотреть с точки зрения диадических отношений и понять различие между ролями младенца и матери. Со структурной точки зрения на ранней стадии этих отношений Я ребенка только начинает осуществление своих функций, регулируя процессы разрядки влечений. Регули­рующая активность Я пока еще ближе к первичному процес­су, нежели к вторичному.

В начале Я младенца представляет собой рудиментар­ную, едва намеченную организацию, с большими разрывами между ядрами, из которых оно состоит. Многих аппаратов Я еще нет; ребенок способен выжить только потому, что мать служит ему внешним вспомогательным Я (Spitz,1951), дополняя его несовершенную, неадекватную психическую структуру и предоставляя в его распоряжение сенсомоторный аппарат, необходимый для адаптационной и регулиру­ющей деятельности. Мать и дитя образуют диаду, и значи-

 

239

 

 

тельная часть действий младенца зависит от опоры на дей­ствия матери, от их продолжения в действиях матери. Как именно будут осуществлены эти действия, получат ли они любовную поддержку или же будут немилосердно заблоки­рованы, зависит от сознательной или бессознательной пози­ции матери.

Действия ребенка либо вытекают из действий матери, продолжая их, либо вызывают соответствующие действия матери, поддерживающие и завершающие действия его самого. На первом году жизни количество действий и установок младенца, возникающих независимо от матери, ограни­чено. Поэтому их следует рассматривать в рамках диады; вместе с действиями матери они образуют единое целое и входят в это целое на правах части. Эта взаимосвязь, отча­сти совпадающая с концепцией симбиотических отношений Бенедек (1938) и Малер (1952), начинается с идентичности ребенка и матери, то есть с первичной идентификации. Од­нако даже к концу первого года дифференциация между матерью и ребенком далека от завершения.

Утверждая, что действия младенца в диаде являются продолжением действий матери (и наоборот), мы лишь пытаемся объяснить столь удачную формулу Анны Фрейд: «Ребенок следует за матерью в депрессию». Точно так же, когда я ранее говорил, что ребенок-копрофаг «осуществляет бессознательную установку своей депрессивной матери», я имел в виду как раз продолжение у младенца отклонений влечения и его целей, обнаружившихся в действиях матери. Подведем итоги. На первом году жизни копрофагия соот­ветствует материнской депрессии. Два элемента в картине ма­теринской депрессии провоцируют патологию у ребенка.

1. Периодичность колебаний настроения.

2. Бессознательные орально-инкорпорирующие тенден­ции, характерные для депрессии.

У ребенка мы обнаруживаем три фактора, имеющие значение для копрофагии. Все они служат стремлению ре­бенка воссоединиться с матерью.

1. Фактор, связанный со «следованием за настроением ма­тери». Это предтеча идентификации, которая на данной стадии невозможна из-за незавершенности Я.

2. Динамический фактор, возникающий из реакции ребен­ка на утрату «хорошего» объекта.

3. Фактор стадии, обусловленный переходом ребенка от оральной фазы к анальной.

Читатель отметит, что если в пункте 2 предполагается утрата «хорошего» объекта, то согласно пункту 1, объект, за которым ребенок следует в депрессию, является «пло­хим». Тем не менее, как уже было сказано, на данной ста­дии объект служит мишенью для разрядки влечений, и по­этому «плохой» объект столь же «привлекателен» в своем роде, как и «хороший».