Африканское языкознание в архивных материалах рцхидни (ргаспи)

Н.В.Громова

Россия

В дореволюционной России ареал изучаемых африканских языков ограничивался северо-восточной Африкой: изучались и преподавались в отдельных вузах в основном языки «Библейского Востока»: египетский, коптский, геэз и амхарский. Систематическое изучение живых языков Африки и их преподавание относятся к советскому времени, когда в нашей стране уже в 20-х годах возрастает интерес не только к истории, культуре, но и языкам народов Африки.

В работах, посвященных вопросам становления африканистики и начальных этапов изучения африканских языков в Советском Союзе, отмечают обычно ленинградскую школу африканистики. Именно в Ленинграде в 30-е годы прошлого столетия были организованы два африканистических центра. Это была кафедра семито-хамитских языков и литератур в Историко-философско-лингвистическом институте (ЛИФЛИ) при Ленинградском государственном университете, на которой преподавались также и африканские языки, и группа африканских языков в Институте языка и мышления АН СССР. Коллектив ленинградских лингвистов-африканистов состоял из Н.В. Юшманова, Д.А. Ольдерогге, И.Л. Снегирева, Т.Л. Тютрюмовой. Из московских лингвистов-африканистов упоминался только П.С. Кузнецов, перу которого принадлежал ряд статей по языкам банту, ваи и некоторым другим африканским языкам[75].

Архивные материалы Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ, переименованного в Российский государственный архив социально-политической истории - РГАСПИ), ставшие доступными исследователям после перестройки в России, позволяют по-иному взглянуть на первые шаги советского африканского языкознания, особенно это касается московских африканистов-лингвистов. Во время работы в архиве РЦХИДНИ в 1993-96 гг. мне удалось ознакомиться с рядом документов 30-х годов. Это в основном машинописные тексты (к сожалению, неполные) с рукописными вставками: стенограммы совещания по африканским языкам 1934 г. и сессии Африканского кабинета 1935 г., списки приглашенных и тексты докладов, прочитанных на этих заседаниях, русско-суахили словарь с грамматическим очерком, очерк грамматики языка ваи с краткими русско-ваи и ваи-русским «словариками» и др.

Из этих документов следует, что в Москве в 30-ые годы исследованием и изучением африканских языков занималась Лингвистическая комиссия Африканского кабинета при Научно-исследовательской ассоциации по изучению национальных и колониальных проблем (НИАНКП). Профессор Георгий Константинович Данилов (1897 - 1937), руководил работой созданной по его инициативе Лингвистической комиссии. Имя его незаслуженно было забыто в течение долгого времени, хотя, по мнению современных авторитетных лингвистов, «в истории советской науки о языке этот, проживший всего 40 лет, ученый занимает определенное место; он был одним из зачинателей африканистики в СССР»[76].

Г.К. Данилов, русист по образованию, заинтересовался африканскими языками, преподавая русский язык африканским студентам Коммунистического университета трудящихся Востока (КУТВ). Первым африканским языком, к изучению которого приступили московские африканисты, был крупнейший язык Африки южнее Сахары – суахили. В группу изучавших язык суахили, организованную примерно в 1932-1933 гг. благодаря активности и энергии Г.К. Данилова., входили помимо него самого Петр Саввич Кузнецов (1899 - 1968), И.И. Потехин (1903 - 1964), А.З. Зусманович (1902 - 1965), И.К. Рихтер и др. Лингвистов в этой группе было всего двое – Г.К.Данилов и П.С.Кузнецов. В отличие от ленинградских африканистов их московские коллеги имели реальную возможность регулярных занятий с носителями африканских языков. Ленинградские африканисты, в частности, И.Л. Снегирев, занимавшийся исследованием юго-восточных языков банту, приезжал лишь в краткосрочные командировки в Москву на консультации к носителю языка зулу Альберту Нзуле Джексону (псевдоним Джексон) и переписывался с ним[77].

Практические занятия по языку суахили вел Джомо Кениата (будущий первый президент независимой Кении), в то время учившийся в Москве[78]. Позднее, вероятно, в 1933 г. Г.К. Данилов и П.С. Кузнецов приступили к изучению другого африканского языка - ваи из группы манде, и их информантом также был африканец (из Либерии)[79].

К концу 1933 г. Г.К. Даниловым были подготовлены словарь и тексты на языке суахили (75 машинописных страниц), которые вошли как приложение в «Малый русско-суахили словарь. 5000 слов, наиболее употребительных в русской речи и политической литературе». Словарь сопровождался кратким грамматическим справочником, написанным П.С. Кузнецовым. Это был первый опыт составления русско-африканского словаря, при тогдашнем уровне знаний языка суахили довольно удачный, хотя и не свободный от некоторых лексико-грамматических погрешностей. Словарь был подготовлен к печати в 1934 г., но никогда не был издан[80].

Таким образом, в начале 30-х годов в советской России уже существовала определенная (достаточно большая по тем временам) группа московских и ленинградских африканистов-лингвистов, что позволило провести в январе 1934 г. в Москве (по инициативе московских африканистов-лингвистов) первую в истории отечественной африканистики конференцию. Официально она называлась «Совещанием по африканским языкам при НИАНКП», но по числу участников, тематике и качеству представленных докладов это была первая в России научная конференция африканистов, в которой принимали участие не только лингвисты, но также историки и этнографы.

Стенограмма заседания от 24 января 1934 года[81] посвящена дискуссии по докладам африканистов-лингвистов. В прениях принимали участие как африканисты (Данилов, Кузнецов, Юшманов, Снегирев, Рихтер), так и такой известный советский лингвист-теоретик того времени, специалист по персидскому, кавказским и другим языкам Л.И.Жирков, что говорит о большом интересе к африканским языкам со стороны московской лингвистической школы.

На этой конференции три доклада А.З. Зусмановича, И.И. Потехина и А. Шийка были посвящены «актуальным политическим проблемам», остальные 10 - разнообразным вопросам африканского языкознания, имевшим как теоретическое, так и практическое значение. Это следующие доклады: П.С.Кузнецов – «Состояние изучения африканских языков», Д. А.Ольдерогге – «Распространение туземных языков и языковая политика империалистов», Г.К.Данилов – «Перспективы, задачи и методы изучения африканских языков», И.Л.Снегирев – «Классы имен в зулу языке», Д.А.Ольдерогге – «Классы имен суахили», П.С.Кузнецов – «Выражение объектных отношений в суахили», Г.К.Данилов – «Лексика и фонетика суахили в отношении к восточно-банту языкам», Н.В.Юшманов – «Языки фуль-хауса и место их среди западно-африканских языков», Н.В.Юшманов – «Вопросы алфавита, орфографии и транскрипции африканских языков». Почти все доклады, переработанные в виде статей, вошли в сборник, подготовленный к печати. Под условным названием «Африка, ее народы и языки» этот сборник хранится в архивах РЦХИДНИ[82].

Хотя в эти годы московские вузы еще не приступили к преподаванию африканских языков, но примечательно, что на совещании был принят «Общий план по разделу лингвистики и этнографии Африканского кабинета НИАНКП. Под общим руководством тов. Зусмановича»[83], в котором предусматривалось создание новых словарей и научно-практических пособий для изучения грамматики африканских языков. В частности, к 1 января 1935 года в соответствии с этим планом должны были быть подготовлены словари “новейшей социально-экономической терминологии” в языке хауса (автор Н.В. Юшманов), в языках зулу и коса (И.Л. Снегирев), в языке суто (Д.А. Ольдерогге) и в языке суахили (Г.К. Данилов). Кроме того, в течение 2-3 лет планировалось написание грамматики языков зулу, зулу-англо-русского и обратного словарей (И.Л. Снегирев) и грамматики суахили (Д.А. Ольдерогге). Следовательно, в Москве в 30-е годы планировалось создание материально-учебной базы для преподавания африканских языков. В силу ряда известных трагических причин этим планам не суждено было сбыться. Но вполне возможно, что рукописи или собранные авторами материалы хранятся в других государственных или личных архивах.

Работа московских лингвистов-африканистов продолжалась еще и в 1935 г., хотя ее главный организатор Г.К. Данилов в конце 1934 г. был исключен из партии «за троцкистскую пропаганду», а в 1937 г. расстрелян[84]. В журнале «Революционный Восток» за 1934 г. было объявлено, что в ближайшее время выходят из печати две работы Г.К. Данилова: «Языки зарубежного Востока» (редактирование) и «Малый русско-суахили словарь»[85]. Но уже в следующем году издательство НИАНКП объявляет о публикации только одной работы «Сборник N1. Языки зарубежного Востока» без упоминания фамилии Данилова[86]. Во втором совещании африканистов в 1935 г. Г.К. Данилов уже не участвовал, а П.С. Кузнецов растерянно оправдывался в конце своего доклада о местоимениях в языке ваи: «Я был очень краток, и отчасти сжатость доклада объясняется тем, что я неожиданно выступил по этому языку, так как предполагалось, что нас двое будут освещать разные стороны»[87]. В списке лиц, приглашенных на эту сессию Африканского кабинета, 45 фамилий, фамилия Г.К. Данилова значится под номером 21, но жирно зачеркнута карандашом[88].

Стенограмма второго совещания, которое проходило 7-10 февраля 1935 г., содержит в основном прения по докладам историков-африканистов. Доклады были у всех огромные, по 30-40 страниц машинописного текста, присутствующие сетовали, что сложно слушать доклад, длящийся 2, а то и 2 с половиной часа. На втором совещании африканистов в Москве было всего 2 лингвистических доклада - 1) о языке зулу и 2) о языке ваи. Тексты этих докладов не удалось обнаружить в архиве. Первый доклад был сделан И.Л. Снегиревым, а второй - П.С. Кузнецовым, хотя его соавтором, без сомнения, был опальный Г.К. Данилов, которого к тому времени уволили со всех должностей и исключили из партии.

Председатель утреннего заседания 7 февраля А.З. Зусманович в духе того времени заклеймил Данилова, правда, не называя его фамилии: «Если в прошлом году был период становления Кабинета, то сейчас уже Кабинет оброс значительными кадрами, от которых вправе требовать серьезной научной работы. Мы собрали сейчас в стенах нашего Кабинета все лучшее, что мы имеем по Африке. Это обязывает нас к тому, чтобы давали такую продукцию, такой материал, который отвечал бы тем запросам со стороны соответствующих организаций и в первую очередь Научно-исследовательской ассоциации. Особенно остро этот вопрос стоит в связи с разоблачением нашей партией зиновьевско-троцкистских подонков, тех контрреволюционных подонков, которые пытались и на нашем участке направить движение по тем рецептам, которые они нам давали…»[89]. Трудно сейчас представить, какие такие контрреволюционные рецепты могли давать лингвисты, изучавшие африканские языки?!

Вероятно, из-за такой обстановки всеобщей борьбы с «троцкистскими подонками» прения по лингвистическим докладам были весьма острыми, выступающие как-бы пытались отмежеваться от «подонков», довольно резко критикуя своих коллег. Африканисты все же старались перевести дискуссию на научный уровень, хотя доклад Снегирева о формировании терминологии в языке зулу «разочаровал до некоторой степени» Д.А. Ольдерогге[90]. Юг (псевдоним историка Г.Е. Гернгроса) отмечал, что в докладе Снегирева речь идет не о терминологии и словообразовании, «которое формируется в массе самого народа, а о словообразовании переводчика, о работе переводчика»[91]. Лингвист же Старинин был «чрезвычайно разочарован нашей лингвистической частью этого совещания…Доклад т. Кузнецова явился иллюстрацией того, как может заесть схема, а что касается доклада т. Снегирева, то здесь мы видим совершенную беспомощность в материале, в овладении материалом…»[92].

В отличие от первого совещания, когда при подведении итогов отмечалось «единодушие, которое пронизывало все доклады и выступления», а в работе «проявилось подлинно творческое единение теории и практики, возможное лишь в условиях новых форм общественной жизни, наличных в нашей стране в условиях строящегося социализма»[93], атмосфера второго совещания была тревожной и гнетущей. Для московских африканистов наступили тяжелые времена, партийные чистки и репрессии во второй половине 30-х гг. привели к закрытию Африканского кабинета. В конце 1935 г. был уволен со всех должностей А.З. Зусманович, за ним последовал И.И. Потехин и другие. А началась вся эта «эпопея» в африканистике с лингвиста Г.К. Данилова, который с увлечением занимался африканскими языками, не имевшими, естественно, никакого отношения к «троцкизму».

Помимо названных выше работ, следует отметить, что Г.К.Даниловым был составлен добротный очерк западно-африканского языка ваи. Материал излагался по следующей традиционной схеме: история языка, история его изучения, грамматический строй, лексика, фонетика, графика. В качестве приложения были приведены небольшие русско-ваи и ваи-русский «словарики», а также фрагментарные тексты на языке ваи с подстрочным и свободным переводом[94]. Этот очерк - первый и единственный до настоящего времени в отечественной африканистике, дающий довольно полное представление о лексико-грамматических особенностях языка ваи и его своеобразной письменности. Написанный Г.К. Даниловым очерк языка ваи тем более интересен, что автор использовал «полевые» материалы, почерпнутые в результате работы с информантами.

После трагических событий, происшедших с Г.К. Даниловым, коллектив московских африканистов-лингвистов развалился, и П.С. Кузнецов, также как и Данилов, русист по образованию, перестал заниматься африканистикой, переключившись на русистику. Но интерес к африканистике он сохранил и в 60-е годы: будучи профессором МГУ, на отделении структурной и прикладной лингвистики филологического факультета МГУ читал спецкурс по типологическому изучению языка суахили и вел занятия с аспирантами-лингвистами Института Африки АН СССР по общему языкознанию с привлечением иллюстративных материалов из африканских языков. В эти же годы он опубликовал три статьи по отдельным ключевым проблемам грамматики языков суахили и ваи, явившихся, по его словам, результатом его африканских занятий.

Что касается работ Г.К. Данилова, то две его крупных работы «Малый русско-суахили словарь» и очерк грамматики языка ваи хранятся в архиве и никогда не были опубликованы. Об этих работах, как и о его статьях и статьях его коллег, опубликованных недавно в сборнике «Африканское языкознание в России. 30-е годы», можно сказать, что они «несут на себе печать времени написания. И, тем не менее, в них много интересного и содержательного. Очень жаль, что… они не дошли вовремя до читателя. Но и сейчас часть из них представляет не только исторический интерес»[95]. А сколько еще могли сделать первые энтузиасты изучения африканских языков! Какие грандиозные планы строили они! Какой значительный потенциал знаний о африканских языках был бы накоплен, если бы не была прервана нить африканского языкознания в отечественной науке.