Не нужно нежностей в особенную ночь

(«Do not go gentle into that good night» («Не следуй мирно в даль, где света нет» (перевод Александры Берлиной) – строчка из стихотворения Дилана Томаса). – прим. пер.)

 

ЙЕН ПРОСНУЛСЯ ПРЯМО перед рассветом и обнаружил дядю, сидящего рядом на корточках.

– Пойду познакомлюсь за завтраком с капитанами моих рот, – сказал Джейми без предисловий. – Тебе нужно явиться к полковнику Уилбуру, ты зачислен к нему разведчиком. И позаботься о лошадях, Йен, ладно? Мне понадобится запасной конь, приученный к седлу и стрельбе, – и тебе тоже.

Бросив кошелек на грудь Йена, он улыбнулся и исчез в утреннем тумане.

Йен медленно вылез из-под одеяла и потянулся. Он выбрал место для ночлега на небольшом возвышении у реки подальше от главного лагеря, но решил не задумываться о том, как дядя Джейми нашел его, и не тратить время, восхищаясь способностью того быстро восстанавливать силы.

Йен, не торопясь, собрался: тщательно оделся и, размышляя о том, что предстоит сделать, нашел немного еды. Ночью ему приснился сон, все еще не отпускавший его, хотя подробности позабылись. Он был в густом лесу, и кто-то еще находился рядом, прячась среди листвы. Йен не знал, кто это, и даже сомневался, видел ли он кого-нибудь, но между лопатками осталось смутное ощущение опасности. Во сне кричал ворон (и это, несомненно, какое-то предупреждение), однако он пролетел мимо и оказался вовсе не вороном, а какой-то белой птицей, коснувшейся в полете крылом его щеки. Йен все еще чувствовал прикосновение ее перьев.

Белые животные приносили вести. Так считали и могавки, и горцы Хайленда.

Он был и индейцем, и горцем, так что не мог сбрасывать сны со счетов. Иногда смысл сна всплывал на поверхность сознания, словно поднимающийся затонувший лист. Надеясь, что сон вернется и объяснит себя сам, Йен перестал о нем думать и занялся делами: сходил к полковнику Уилбуру, нашел и, сторговавшись, купил двух приличных лошадей, достаточно больших, чтобы выдержать в бою крупного человека... Но белая птица весь день оставалась рядом, парила над правым плечом, время от времени заметная краешком глаза.

 

БЛИЖЕ К ВЕЧЕРУ, покончив с делами, он вернулся в главный лагерь и во дворе «Гуся и Винограда» увидел Рейчел с несколькими другими женщинами в очереди к колодцу. Возле ее ног стояли два ведра.

– Давай я принесу воды из реки, – предложил Йен.

Рейчел раскраснелась от дневного зноя, но выглядела прекрасно; плавные изгибы мускулов на ее обнаженных загорелых руках были такими изящными и нежными, что от взгляда на них потеплело на сердце.

– Благодарю тебя, Йен, но нет, – она улыбнулась и, протянув руку, поправила одно из двух орлиных перьев, которые он воткнул в волосы. – Твоя тетя говорит, что люди в лодках выбрасывают мусор прямо в реку и туда же мочится половина армии, – и так и есть. Мне придется пройти милю вверх по течению, чтобы найти чистое место, откуда можно черпать воду. Ты уже приступил к обязанностям, да?

Рейчел интересовалась искренне, но без тревоги или неодобрения, и Йен это оценил.

– Я никого не убью, если только не буду вынужден, Рейчел, – тихо произнес он и коснулся ее щеки. – Я разведчик, и мне не обязательно это делать.

– Но всякое случается, – сказала Рейчел и отвернулась, чтобы он не заметил внезапной тени в ее глазах. – Я понимаю.

С неожиданным всплеском раздражения Йену захотелось спросить ее: что лучше – убить или быть убитым ради помилования его души? Но он подавил этот порыв, – а вместе с ним и гнев. Рейчел любила его, в этом он не сомневался. Возможно, справедливо задать такой вопрос квакеру, но не своей невесте.

Рейчел не сводила искреннего и вдумчивого взгляда с его лица, и Йен почувствовал, что слегка покраснел, думая о том, много ли мыслей она могла прочесть.

– Ты идешь по жизни своей собственной тропой, Йен, – сказала она, – и мне не пройти твой путь. Я могу лишь шагать рядом с тобой. И я это сделаю.

Женщина, стоявшая в очереди позади них, глубоко и удовлетворенно вздохнула.

– Это очень мило и правильно сказано, дорогая, – одобрительно обратилась она к Рейчел и, переведя взгляд на Йена, скептически оглядела того с головы до ног.

Он был одет в леггины из оленьей кожи, набедренную повязку и ситцевую рубашку, и, если не считать перьев в волосах и татуировок, выглядел не слишком диковинно.

– Возможно, ты ее не заслуживаешь, – продолжила женщина, с сомнением качая головой. – Но будь хорошим мальчиком и постарайся.

 

ЙЕН ОТНЕС ДЛЯ Рейчел воду, пробираясь через лагерь к тому месту, где Дэнзелл организовал свою медицинскую практику. Палатка все еще стояла, но к ней был придвинут фургон с нарисованными на заднем борту щеглами. Дотти забралась внутрь, а Дэнни передавал ей свертки и ящики.

Встав на цыпочки, Рейчел поцеловала Йена в щеку и исчезла в палатке, чтобы помочь собрать вещи.

– Ты присоединишься к нам позже, Йен? – Дэнни оторвал взгляд от мешка, который завязывал.

– Где угодно, a bhràthair (брат (гэльск.). – прим. пер.), – улыбнувшись, ответил Йен. – А куда ты направляешься?

– О. Никуда.

Дэнни снял очки и рассеянно протер их краем рубашки.

– Сегодня еще не воскресенье, но, вероятно, потом будет сражение; так что перед ужином мы решили устроить собрание и будем рады, если ты сочтешь правильным посидеть с нами. Но если нет…

– Да, я приду, – быстро ответил Йен. – Конечно. А… куда? – он неопределенно махнул рукой, указывая на царивший в лагере полуупорядоченный хаос.

Из Нью-Джерси и Пенсильвании все еще прибывали новые роты ополченцев, чтобы присоединиться к Континентальной армии. И хотя были назначены офицеры, принимающие их и помогающие им найти и организовать место для стоянок, ответственных на всех попросту не хватало. Люди разбивали лагерь везде, где можно было найти открытое пространство, и повсюду сновали туда-сюда в поисках воды и пищи, спорили и ругались. А звуки лопат, копавших землю, и бормотание проклятий поблизости указывали на создание еще одного набора санитарных канав. Постоянная небольшая процессия тех, которым уже было невтерпеж, посещала ближайшую рощицу в надежде найти укромное место. Йен сделал мысленную пометку быть настороже, если пойдет в ту сторону. 

– Ты же не собираешься собрать всех здесь?

Люди весь день приходили и уходили, нуждаясь во внимании доктора, и вряд ли остановятся только потому, что проводится собрание.

– Друг Джейми пообещал предоставить нам пристанище, – заверил его Дэнни. – Мы пойдем, как только... Кто там у тебя, Доротея?

Дотти укладывала медикаменты, но остановилась, чтобы поговорить с маленькой девочкой, которая, забравшись на сиденье фургона, опустилась на колени и что-то серьезно говорила ей.

– Женщина рожает, Дэнни, – отозвалась Доротея. – Через три костра от нас!

– Прямо сейчас?

Дэнни тут же принялся развязывать мешок, который только что завязал.

– Дитя говорит, что да.

Дотти выпрямилась и убрала растрепавшиеся светлые волосы под чепец.

– У ее матери это четвертый ребенок, и с первыми тремя проблем не было, но в данных условиях…

Она протиснулась мимо поклажи к опущенному заднему борту, и Йен помог ей спрыгнуть вниз.

– На самом деле она хотела миссис Фрейзер, – вполголоса обратилась Дотти к Дэнни. – Но согласна и на тебя, – у нее появились ямочки на щеках. – Ты польщен?

– Вижу, моя репутация распространяется, как помада по шелковой подушке, – спокойно ответил он. – И то, что ты используешь простую речь, меня воспламеняет. Тебе лучше пойти со мной. Присмотришь за фургоном, Йен?

Они вдвоем ушли, пробираясь через лабиринт повозок, лошадей и беспризорных свиней: какой-то предприимчивый фермер пригнал в лагерь дюжину тощих животных, надеясь продать их квартирмейстеру, однако те испугались, когда поблизости случайно пальнул мушкет, и разбежались в толпу, вызвав полнейший хаос. Ролло сбил одну свинью с ног и сломал ей шею; Йен обескровил и выпотрошил тушу, после чего (скормив сердце и легкие псу) спрятал ее под повозкой Дэнзелла. Если вдруг объявится расстроенный свинопас, Йен заплатит ему за животное, однако он глаз не спустит с туши (Йен бросил быстрый взгляд под борт фургона, но покрытый брезентом бугорок все еще лежал на месте).

Ролло пошевелился и издал странный, похожий на скулеж звук, который тут же привлек внимание Йена к собаке.

– Как ты, a choin (пес, собака (гэльск.). – прим. пер.)? – спросил он.

Ролло тут же лизнул ему руку и добродушно подышал, высунув язык, но Йен соскользнул с дышла фургона и встал на колени в листве, на всякий случай ощупывая большое мохнатое тело. Тетушка Клэр называла это «пальпацией» – слово, которое всегда заставляло Йена улыбаться.

В плечевой мышце, чуть повыше передней лапы, куда прошлой осенью собаку подстрелили, Йен нащупал небольшое утолщение, – но оно уже там было. И местечко на спине в нескольких дюймах от хвоста зверя, которое, когда на него давили, заставляло пса расставлять лапы и стонать. Может, Ролло перенапрягся, пытаясь справиться со свиньей?

– Ты уже не так молод, как раньше, правда, a choin? – спросил Йен, почесывая поседевшую челюсть Ролло.

– Это можно сказать о нас обо всех, a mac mo pheathar (сын моей сестры (гэльск.). – прим. пер.), – произнес дядя Джейми, выходя из сумрака и садясь на пень, который Дотти использовала, чтобы взобраться в фургон.

Он был при полном параде, и было видно, что ему жарко. Йен протянул фляжку, и Джейми с благодарным кивком взял ее, вытирая рукавом лицо.

– Да, послезавтра, – ответил он на вопросительный взгляд Йена. – На рассвете, если не раньше. Малыш Жильбер получил в распоряжение тысячу человек и разрешение напасть на арьергард англичан.

– Ты... в смысле, мы, – поправился Йен, – с ним?

Джейми кивнул и с жадностью выпил. Йену показалось, что дядя немного напряжен, но, в конце концов, он ведь командует тремя сотнями человек, и если все они пойдут с Лафайетом…

– Думаю, они отправляют меня с ним в надежде, что моя старческая мудрость уравновесит юношеский энтузиазм сеньора де Лафайета, – сказал Джейми, со вздохом опуская флягу. – И это, возможно, лучше, чем оставаться здесь с Ли, – он поморщился. – Кипящая Вода (индейское прозвище генерала Чарльза Ли. – прим. пер.) считает ниже своего достоинства вести в бой всего-то тысячу человек и отказался их возглавить.

Йен усмехнулся, оценив юмор и проницательность дяди. Это будет весело – потыкать британцев в задницу, и при мысли о том, чтобы нанести боевую раскраску, его охватил трепет предвкушения.

– Куда ушел Дэнзелл? – спросил Джейми, взглянув на фургон.

– Принимает роды где-то там, – ответил Йен, указывая подбородком в том направлении, куда ушли Дэнни и Дотти. – Он говорит, что ты сегодня привечаешь собрание квакеров.

Джейми приподнял густую бровь, на которой блестели капельки пота.

– Ну, сам я не собирался присоединяться к ним, однако сказал, что они без проблем могут воспользоваться моей палаткой. А что, ты тоже туда пойдешь?

– Наверное, да, – ответил Йен. – В конце концов, меня пригласили.

– Серьезно? – заинтересовался Джейми. – Полагаешь, они решили тебя обратить?

– Вряд ли квакеры действуют так, – с некоторым сожалением произнес Йен. – И удачи им, если попробуют. Полагаю, сила молитвы должна иметь свои пределы.

Дядя Джейми весело хмыкнул, но покачал головой. 

– Никогда так не думай, парень, – посоветовал он. – Если крошка Рейчел поставит перед собой такую цель, она перекует твой меч в лемех раньше, чем ты успеешь один раз произнести «на дворе трава, на траве дрова». Ладно, дважды, – добавил он. – Или, может быть, трижды.

Йен несогласно фыркнул.

– Ну да, если я попытаюсь быть квакером, кто защитит их всех? Я имею в виду Рейчел, ее брата и Дотти. Ты ведь знаешь это, не так ли? Что они могут быть такими только потому, что мы с тобой те, кто мы есть?

Поджав губы, Джейми слегка откинулся назад и чуть криво улыбнулся.

– Мне прекрасно это известно. И Дэнзеллу Хантеру тоже: именно поэтому он здесь, хотя это стоило ему дома и исключения из собрания. Но имей в виду, они стóят того, чтобы их защищать, – в смысле, помимо того, что ты влюблен в Рейчел.

– Ммфм.

Йен был не в настроении философствовать и сомневался, что дядя тоже этого хочет. Наступил тот долгий светлый час перед наступлением темноты, когда лесные существа замедляют свой бег и переводят дыхание, успокаиваясь на ночь. Хорошее время для охоты, потому что деревья замирают первыми, и ты видишь животных, все еще двигающихся среди них.

Дядя Джейми это тоже знал. Расслабленный, он сидел, не шевелясь, – двигались лишь глаза. Увидев, как его взгляд метнулся вверх, Йен тоже повернул голову. И действительно, в десяти футах от него на стволе платана сидела белка. Он бы ее не заметил, если бы не последний взмах хвоста, когда та застыла на месте. Поглядев друг на друга, они с Джейми оба улыбнулись и некоторое время сидели молча, прислушиваясь к шуму лагеря, который тоже начинал затихать.

Дэнзелл и Дотти не вернулись: возможно, роды оказались более сложными, чем Дэнни предполагал. А Рейчел скоро отправится в палатку Джейми на собрание.

Йен задумался об этом. Собрание необходимо, чтобы наставить тебя, а потом одобрить и засвидетельствовать твой брак. Может, Дэнни решил организовать новое собрание квакеров, в котором он мог бы жениться на Дотти, а Рейчел выйти замуж за Йена?

Джейми вздохнул и пошевелился, готовясь встать.

– Э-э… Дядя, – позвал Йен таким небрежным тоном, что тот немедленно уставился на него.

– Что? – настороженно спросил Джейми. – Ты же не заделал своей девушке ребенка, а?

– Нет, – обиженно ответил Йен, недоумевая, откуда дядя узнал, что он думает о Рейчел. – И с чего такие мысли, старый ты злобный приставала?

– Потому что я достаточно хорошо знаю, что значит это твое «Э-э… Дядя», – ехидно пояснил Джейми. – Это означает, что ты вляпался в какую-то историю с девицей и хочешь получить совет. И я не могу представить, что тебя могло смутить в отношении малышки Рейчел, поскольку более прямолинейной девушки я никогда не встречал, – если не считать твоей тетушки Клэр, в смысле, – добавил он с легкой усмешкой.

– Ммфм, – произнес Йен, не слишком довольный аккуратностью замечания дяди, но вынужденный признать его правоту. – Ну ладно. Это всего лишь…

 Несмотря на абсолютную благонамеренность – даже невинность – вопроса, который пришел ему в голову, он почувствовал, как лицо его вспыхнуло.

Джейми изогнул брови.

– Ну, если хочешь знать… я никогда не спал с девственницей.

Когда Йен выпалил это, то немного расслабился, хотя брови дяди почти взлетели к линии роста волос.

– И да, я уверен, что Рейчел девственница, – добавил Йен, защищаясь.

– И я в этом не сомневаюсь, – заверил его дядя. – Большинство мужчин не сочли бы это проблемой.

Йен выразительно на него посмотрел.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Я хочу, чтобы ей понравилось.

– Оч-чень похвально. А что, раньше женщины жаловались?

– У тебя редкостное настроение, дядя, – холодно заметил Йен. – Ты прекрасно знаешь, о чем я.

– Да, ты имеешь в виду, что если платишь женщине за то, чтобы она переспала с тобой, то вряд ли услышишь что-то нелестное о твоих способностях. – Джейми слегка отодвинулся, глядя на племянника. – Ты рассказал Рейчел о совей привычке якшаться со шлюхами?

Йен почувствовал, как кровь прилила к ушам, и, прежде чем ответить, ему пришлось сделать несколько размеренных вдохов.

– Я все ей рассказал, – процедил он сквозь зубы. – И я бы не назвал это привычкой.

Йен мудро не стал добавлять, что так поступают все мужчины, потому что прекрасно знал, какой ответ на это получит.

К счастью, Джейми как будто на время обуздал свою шутливость и обдумывал вопрос.

– Твоя могавская жена, – начал он деликатно, – она... э-э...

– Нет, – ответил Йен. – Индейцы смотрят на постель несколько иначе, – и, решив воспользоваться возможностью хоть немного отыграться, добавил: – Не помнишь ли тот наш визит в племя чероки, когда их вождь Снежная Птица прислал пару девиц, чтобы согреть твою постель?

Джейми одарил племянника укоризненным взглядом, от которого тот расхохотался.

– Скажи мне, Йен, – спросил дядя, помолчав, – ты разговаривал бы об этом со своим отцом?

– Боже, нет.

– Я польщен, – сухо отозвался Джейми.

– Ну, понимаешь… – машинально начал Йен и поймал себя на том, что с трудом подбирает слова. – Это… Я имею в виду… не то чтобы я не хотел говорить с папой о таких вещах, но если бы он мне что-нибудь рассказал… это имело бы отношение к нему и маме, так ведь? А я не мог… Просто не мог, и всё.

– Ммфм.

Йен, прищурившись, посмотрел на дядю.

– Ты же не собираешься сказать мне, что моя мать...

– Являющаяся моей сестрой, ага? Нет, ничего подобного я тебе не скажу. Я тебя понимаю. Я просто думаю…

Дядя замолчал, и Йен пристально посмотрел на него. Свет угасал, но его было еще достаточно. Джейми пожал плечами.

– Что ж, ладно. Просто… твоя тетушка Клэр была вдовой, когда я женился на ней, так?

– Да. И что?

– Так вот, это я был девственником в нашу первую брачную ночь.

Йену казалось, что он не шевелился, но Ролло вскинул голову и удивленно посмотрел на него. Йен прочистил горло.

– О. Правда?

– Да, – дядя скривился, как лимон. – И перед этим мой дядя Дугал и его люди тоже надавали мне кучу самых разнообразных советов.

Дугал МакКензи умер еще до рождения Йена, но он много слышал об этом человеке – хорошего и плохого. Его губы дрогнули.

– Не хочешь ли передать какой-нибудь из них мне?

– Боже, нет. – Джейми встал и стряхнул кусочки коры с фалд мундира. – Полагаю, ты уже знаешь, что должен быть нежным, да?

– Да, я думал об этом, – заверил его Йен. – Больше ничего?

– Ну, в общем.... – Джейми постоял неподвижно, размышляя. – Единственной полезной вещью было то, что моя жена сказала мне ночью: «Не спеши и уделяй внимание». Думаю, ты не ошибешься, если этим воспользуешься. – Он поправил мундир на плечах. – Oidhche mhath, Йен (Спокойной ночи (гэльск.). – прим. пер.). Увидимся на рассвете, если не раньше.

– Oidhche mhath, дядя Джейми.

Когда Джейми достиг края поляны, Йен окликнул его.

– Дядя Джейми!

Тот оглянулся через плечо.

– Да?

– И она была нежна с тобой?

– Боже, нет, – сказал Джейми и широко улыбнулся.

 

 

ГЛАВА 58

НАУКА РАЗБИВАТЬ ЛАГЕРЬ

СОЛНЦЕ УЖЕ САДИЛОСЬ, когда Уильям добрался до лагеря Клинтона, и спустилось ещё ниже, когда он передал Гота конюхам Сазерленда. Зеба нигде не было видно. Возможно, он где-то с Коленсо.   

Уильям доставил капитану фон Мюнхаузену сумку с депешами, зашёл к ротному писарю и нашёл палатку, которую делил с двумя другими молодыми капитанами из 27 пехотного полка. Рэндольф Мёрблинг читал у палатки при последних лучах солнца, но не наблюдалось никаких признаков Томаса Эванса или Коленсо Барагваната. Ни Зебеди Джефферса. Ни вещей Уильяма.

Он коротко вздохнул, а потом встряхнулся, как собака, вышедшая из воды. Уильям так устал злиться, что ему уже всё осточертело. Он передёрнул плечами, одолжил у Мёрблинга полотенце, умылся и пошёл искать, чем бы перекусить.

Уильям решил ни о чём не думать, пока не поест, и вполне преуспел в этом, заполнив часть пустоты жареным цыплёнком, хлебом, сыром и пивом. Хотя, как только он закончил ужин, его приятную расслабленность после еды прервал неожиданно яркий образ. Хорошенькое раскрасневшееся личико с настороженными глазами. Они были одного цвета с сидром, который он пил.

Джейн. Чёрт возьми! Занятый то одним, то другим, Уильям совершенно забыл о проститутке и её сестре. Он велел им прийти к медицинской палатке на закате. Ну, солнце пока что не село. Он было поднялся и пошёл, но тут у него возникла ещё одна мысль, и, вернувшись, он на всякий случай выпросил у повара пару караваев хлеба и сыр.

Разбивка военного лагеря по всем правилам составляла целую науку. Дренаж, санитарные канавы, размещение порохового склада, чтобы во время дождя его не подтопило. Когда-то Уильям это вкратце изучал. Скорее всего, ему самому никогда не придётся заниматься разбивкой лагеря, но представление о том, что где расположено, помогало сориентироваться на местности. И в лагере госпиталь обычно находится на противоположной стороне от штаба, поблизости от воды, но на возвышенности, если таковая имеется.     

Здесь возвышенность была, и Уильям без труда нашёл большую зелёную палатку. Он мог бы её найти и с закрытыми глазами. Врачей всегда окружало характерное для их профессии зловоние: запах засохшей крови, тяжёлый резкий смрад болезни и смерти ощущался на сотни ярдов. После сражений воняло хуже – гораздо хуже, – но болезни и несчастные случаи существовали всегда. И даже в мирные дни вонь не прекращалась, усугубляясь сейчас удушливой жарой, накрывшей лагерь, словно влажное одеяло.

Вокруг палатки толпились, ожидая очереди, мужчины и немало женщин. Уильям быстро окинул их взглядом, но Джейн среди них не было. При мысли о том, что он может её увидеть, сердце забилось чаще, и ни с того ни с сего он расстроился. «И чего я волнуюсь!» – утешил он себя. Джейн с сестрой были бы для него не чем иным, как помехой. Наверное, они устали его ждать и...

– Вы сильно опоздали, милорд, – укоризненно произнёс кто-то поблизости, и Уильям, резко развернувшись, увидел, что Джейн смотрит на него как человек, которому и хотелось бы взглянуть свысока, да, к сожалению, рост не даёт.

Он обнаружил, что глядит на девушку с глупой улыбкой.        

– Я сказал: на закате, – негромко ответил Уильям, указывая на запад, где сквозь деревья ещё просвечивала тонкая ослепительная полоска. – Солнце пока что не зашло, верно?

– Здесь солнце садится чертовски медленно. – Она обратила своё недовольство на упомянутое светило. – В городе оно заходит гораздо быстрее.

Прежде чем он смог оспорить это нелепое утверждение, Джейн, нахмурившись, снова посмотрела на него.

– Почему на тебе нет горжета? – настойчиво поинтересовалась она, упершись руками в бока. – Я сильно рисковала, чтобы вернуть его тебе!

– Я чрезвычайно благодарен вам, мэм. – Уильям изо всех сил старался оставаться серьёзным. – Я подумал, что, появись я внезапно посреди лагеря с горжетом, это вызвало бы расспросы. А мне казалось, что вы с сестрой хотели бы избежать... утомительных объяснений.

Слегка развеселившись, Джейн фыркнула.

– Какой заботливый! Но о слугах ты не так заботишься, правда?

– Ты о чём?

– Пошли.

Джейн взяла его под руку и, прежде чем Уильям успел что-нибудь возразить, потащила к лесу и привела к шалашику в подлеске, сооружённому, похоже, из пустого армейского тюфяка и двух нижних юбок. Она предложила Уильяму нагнуться, и он обнаружил, что внутри сидит её сестра, Фанни, – рядом с тюфяком, набитым свежей травой, на котором скорчились растерянные Коленсо и Зеб. При виде Уильяма они сжались ещё сильнее.        

– Какого дьявола вы здесь делаете? – строго спросил он. – И где мои вещи, Зеб?

– Вон там, сэр, – дрожащим голосом ответил Зеб, большим пальцем показывая на заросли позади шалаша. – Понимаете, вашей палатки я не нашёл, а бросать их не хотелось.

– Но я же тебе сказал… А с тобой-то что, Барагванат? Всё ещё болеешь? – поинтересовался Уильям, вдруг опускаясь на колени и просовывая голову в шалаш.

Коленсо выглядел неважно: бледный, как скисшее молоко, он свернулся калачиком, явно страдая от боли.

– О, ничего, сэр, – ответил юноша, с трудом сглатывая. – Наверное... съел... что-нибудь.

– Ты у врача был?

Коленсо съёжился, уткнувшись лицом в мешок. Зеб осторожно попятился, очевидно размышляя, как бы ловчее улизнуть.

Уильям схватил его за руку. Маленький конюх вскрикнул, и Уильям его немедленно отпустил.

– Что с тобой? Врач не осматривал твою руку?

– Они боятся врачей, – коротко пояснила Джейн.

Уильям выпрямился во весь рост и уставился на неё сверху вниз.

– О? А кто это им посоветовал остерегаться врачей? А ещё позвольте спросить, как они оказались на вашем попечении?

Джейн плотно сжала губы и невольно поглядела в шалаш. Фанни смотрела оттуда наивными глазами, казавшимися в сумерках огромными. Она сглотнула и покровительственно положила руку на плечо Коленсо. Джейн глубоко вздохнула и вновь взяла Уильяма за руку.

– Пойдём.

Она отвела его недалеко: так, чтобы шалашик было видно, но их – не слышно.

– Мы с Фанни ждали тебя, когда появились эти два мальчика. Тот, что побольше... Как, ты сказал, его зовут?

– Коленсо Барагванат. Он корнуэлец, – коротко добавил Уильям, заметив её усмешку.

– Вот как! Надеюсь, это не передаётся. Ладно. Ему было так плохо, что он едва мог стоять и, жутко стеная, рухнул на землю недалеко от нас. Тот, что поменьше, – да, спасибо, я знаю, что его зовут Зебеди, – стоял рядом, чуть не плача от растерянности. Моя сестра – крайне отзывчивое создание, – продолжила Джейн, словно извиняясь. – Она кинулась на помощь, а я – следом.

Джейн пожала плечами.

– Мы отвели Коленсо подальше в лес, чтобы вовремя снять с него штаны, и я дала ему попить.

Джейн дотронулась до небольшой деревянной фляжки, висевшей на плече, и Уильяму стало интересно, где она её раздобыла. Вчера, когда он встретил девушек у ручья, этой фляжки у неё не было.

– Я вам весьма обязан, мэм, – официальным тоном произнёс Уильям. – Теперь… Кстати, объясните, почему вы не отвели парней к врачам?

Кажется, впервые самообладание готово было ей изменить. Джейн слегка отвернулась от Уильяма, и он заметил, как в прощальных лучах солнца гладкие волосы у неё на макушке слегка отливают знакомым каштановым блеском. Эта картина вдруг воскресила яркие воспоминания об их первой встрече и о чувстве стыда и возбуждении, которые он тогда испытывал. Особенно о возбуждении.

– Отвечайте!

Вышло грубее, чем ему хотелось, и, поражённая его тоном, Джейн, прищурившись, обернулась.

– На земле возле врачебной палатки валялся палец, – сорвалась она. – Из-за этого моя сестра испугалась, а её страх передался мальчикам.

Глядя на Джейн, Уильям потёр костяшками переносицу.

– Палец…

Сам он уже видел груды ампутированных конечностей рядом с медицинскими палатками в Саратоге, но, кроме желания быстро помолиться в благодарность за то, что ни одна из них не принадлежала ему, не испытывал никаких особенных чувств.

– Чей палец?

– Я откуда знаю? Мне было не до того. Я была занята тем, чтобы твой денщик не обделался, и выяснять было некогда.

– А, ну да. Спасибо, – холодно поблагодарил он.

Снова поглядев в сторону шалаша, Уильям с удивлением заметил, что оттуда появилась Фанни и теперь она нерешительно топталась неподалёку от сестры. Её хорошенькое личико выглядело настороженно. «Неужели я такой страшный?» – удивился он и, на всякий случай немного расслабившись, улыбнулся девочке. Выражение лица Фанни не изменилось: она продолжала смотреть на него с подозрением.

Уильям кашлянул и, сняв с плеча мешок, протянул его Джейн.

– Вы, должно быть, не ужинали. А ребята, – ну, хотя бы Зеб, – что-нибудь ели?

Джейн кивнула и схватила мешок с таким проворством, что стало ясно: девушки не ели уже давно.

– Зеб сказал, что поел с остальными конюхами.

– Тогда ладно. Я его отведу к врачам, чтобы они осмотрели руку, и, может быть, достану лекарство для Коленсо, пока вы с сестрой подкрепитесь. А затем, сударыня, мы обсудим ваше положение.

Несколько мгновений Уильям физически остро ощущал рядом её присутствие, но при его последних словах она посмотрела на него широко раскрытыми глазами («Сидр, – мелькнула у него неясная мысль, – или шерри?») и переместилась так плавно, что он не уловил её движения. Но вдруг Джейн очутилась так близко, что можно было к ней прикоснуться. Молодой человек почувствовал аромат её волос и, казалось, тепло кожи сквозь ткань одежды. Джейн живо схватила Уильяма за руку и медленно провела по его ладони большим пальцем. Ладонь закололо, а волоски на руке приподнялись.   

– Уверена, мы можем прийти к разумному компромиссу, милорд, – очень серьёзно сказала она и отпустила его.

Точно строптивого жеребёнка, Уильям оттащил Зеба во врачебную палатку и стоял рядом, слушая вполуха, пока молодой веснушчатый хирург-шотландец очищал рану паренька от грязи. От Арабеллы-Джейн не пахло проституткой, как в борделе, но Боже, какой же приятный был у неё сейчас аромат!

– Нужно прижечь рану, сэр, – послышался голос молодого врача. – Это предотвратит образование абсцесса, согласны?

– Нет!

Зеб вырвался от доктора и бросился к выходу, натыкаясь на людей. Какая-то женщина с криком отлетела в сторону. Оторванный от своих беспорядочных мыслей, Уильям машинально бросился за слугой и сбил его с ног.

– Давай, Зеб.

Он поставил слугу на ноги и решительно подтолкнул к доктору МакВеснушки.

– Не так уж будет и больно. Секунда-другая – и все кончится.

Зеб явно сомневался в этом. Уильям безапелляционно усадил его на табурет и закатал свой правый рукав.

– Смотри, – показал он юноше длинный, похожий на комету шрам на своём предплечье. – Вот что бывает, когда у тебя случается абсцесс.

Впечатлённые, Зеб и доктор внимательно разглядывали рубец. Уильям объяснил, что был ранен щепкой, отлетевшей от дерева при ударе молнии.

– Три дня я блуждал в лихорадке по болоту Грейт Дисмал Свамп, – рассказывал он. – Несколько… индейцев нашли меня и доставили к доктору. Я чуть не умер, и… – Уильям нахмурился и бросил на Зеба пронизывающий взгляд. – Доктор уже собирался отрезать мне руку, как гнойник лопнул. И он его прижёг. А тебе может так не повезти, а?

По-прежнему расстроенный, Зеб с неохотой согласился. Пока нагревалось железо, Уильям держал юношу за плечи и говорил разные ободряющие слова. Но у него самого так частило сердце, будто это ему сейчас должны были прижечь рану.    

Индейцы. Особенно один из них. Уильяму казалось, что его гнев иссяк, но, чёрт возьми, он снова вспыхнул ярким пламенем, словно тлеющие угли помешали кочергой.  

Треклятый грёбаный Йен Мюррей. Проклятый шотландец и отчасти могавк. Его долбаный сволочной двоюродный братец. Это ещё больше осложняло всю ситуацию. 

И тогда там жила Рейчел… Мюррей отвёз его к доктору Хантеру и Рейчел. Уильям глубоко прерывисто вздохнул, вспоминая её поношенное платье цвета индиго, висевшее на деревянном колышке в доме Хантеров. Скомкав ткань в кулаке и прижав её к лицу, он вдыхал тогда её запах, будто ему не хватало воздуха.

Именно там Мюррей и познакомился с Рейчел. А теперь она обручилась с этим…

– Ой, – дёрнулся Зеб, и Уильям с запозданием понял, что вонзил пальцы в плечо юноши, точно так же, как…

Словно ощущая железную хватку Джеймса Фрейзера и мучительную боль, от которой онемела рука от плеча до кончиков пальцев, он отдёрнул руку, будто Зеб был горячей картошкой.       

– Прости. – Уильям попытался скрыть свою ярость, и от этого голос слегка задрожал. – Извини, Зеб.

Врач уже приготовил раскалённое железо. Уильям как можно осторожнее взял Зеба за руку и крепко держал её, пока процедура не закончилась. Точно так же держала его Рейчел.

Он был прав: всё произошло быстро. Доктор прижал раскалённое железо к ране и медленно сосчитал до пяти, прежде чем отнять. Зеб одеревенел, как палаточный шест, и набрал в лёгкие столько воздуха, что хватило бы и троим, но не закричал.  

– Готово! – улыбнулся доктор Зебу, убирая железку. – Сейчас я смажу ожог прованским маслом и перевяжу. Молодцом держался, парень!

В глазах Зеба стояли слёзы, но он не заплакал. Глубоко вздохнув, юноша вытер лицо тыльной стороной ладони и поднял глаза на Уильяма.

– Молодчина, Зеб, – похвалил Уильям, легонько пожав его плечо.

В ответ тому удалось изобразить слабую улыбку.           

К тому моменту, как они вернулись к девушкам и Коленсо, Уильям опять ухитрился подавить свою ярость. Неужели ему никогда не удастся избавиться от этого чувства? «Никогда, пока сам не решишь, как быть со всем этим», – угрюмо подумал он. Но прямо сейчас ничего невозможно было сделать, так что он согнал все искры в голове в плотный красный шар и закатил его в самый дальний угол сознания.

– Вот. Пусть Фанни даст лекарство. Он ей доверяет.

Джейн взяла склянку с лекарством, изготовленным для пациента доктором МакВеснушки, и передала сестре. Фанни тут же присела рядом с Коленсо, который изо всех сил притворялся спящим, и, что-то нашёптывая, начала гладить его по голове.   

Уильям кивнул и, дав знак Джейн следовать за ним, отошёл от палатки, чтобы их не было слышно. К его вящему изумлению, примерный план действий у него имелся. Оказывается, пока часть его мозга была занята одним, оставшаяся анализировала проблему и делала выводы.

– Вот что я предлагаю, – без предисловий начал он. – Я позабочусь, чтобы вы с сестрой, как следующие вместе с армией гражданские лица, получали обычный армейский паёк, а также обеспечу вам на время путешествия личную защиту. По прибытии в Нью Йорк вы получите от меня пять фунтов и я вас оставлю. Взамен...

Джейн не то чтобы улыбнулась, но на щеке у неё появилась ямочка.

– Взамен, – повторил он твёрже, – ты присмотришь за денщиком и конюхом, будешь их лечить так, чтобы я был уверен, что о них хорошо заботятся. Также ты поработаешь у меня прачкой.

– Прачкой?

Ямочка внезапно исчезла, сменившись выражением неподдельного удивления.

– Прачкой, – упрямо повторил Уильям.

Он знал, КАКОГО предложения она от него ждала, и сам удивился, что не предложил ей этого, но так уж вышло. Он не мог ей этого предложить потому, что воспоминания о Рейчел и Энн Эндикотт были очень свежи в его памяти. А ещё потому, что глубокая, душащая ярость вскипала в нём при мысли, что он не достоин никакой иной женщины, кроме шлюхи.     

– Но я не умею стирать бельё!

– А что в этом сложного? – как можно терпеливее поинтересовался Уильям. – Ты стираешь мои вещи. Только не крахмаль кальсоны. Вот и всё, да?

– Но… но… – Она выглядела ошеломлённой. – Нужен… котёл! Рогуля или лопатка... чем перемешивать... Мыло! У меня вообще нет мыла!         

– О! – Это не приходило ему в голову. – Ну что ж...

Он порылся в кармане, обнаружил, что там ничего нет, пошарил в другом, где нашлись гинея [21 шиллинг. – прим. перев.], двухпенсовик [1/6 шиллинга. – прим. перев.] и флорин [2 шиллинга. – прим. перев.]. Уильям протянул Джейн гинею.

– Купи всё, что нужно.

Джейн бесстрастно смотрела на золотой у себя на ладони. Потом открыла и закрыла рот. 

– В чём дело? – нетерпеливо спросил Уильям.

Вместо Джейн ему ответил тихий голос сзади:

– Фефта не внает как.

– Что ты сказала?       

Обернувшись, он увидел, что Фанни смотрит на него из-под чепца. Закат окрашивал её нежные щёчки красным.

Мягкие губы Фанни плотно сомкнулись, а щёки ещё больше порозовели, но она упрямо повторила:

– Фефта… не внает… как.

Джейн быстро подошла к Фанни, обняла её за плечи и посмотрела на Уильяма.      

– Моя сестра шепелявит, – пояснила она, чтобы предупредить его замечание. – Поэтому-то она и боится врачей. Она думает: они отрежут ей язык, если услышат, как она говорит.        

Уильям глубоко и медленно вздохнул.

– Понятно. А что она мне сказала? «Сестра не знает, как»? Я так полагаю, она имеет в виду тебя? Чего это, Боже ты мой, ты не знаешь?

– Гейги, – прошептала Фанни, уставившись на этот раз в землю.

– Ге… Деньги? – Он внимательно посмотрел на Джейн. – Ты не знаешь, как...

– У меня никогда не было денег! – выпалила она, бросив гинею к его ногам. – Я знаю, как называются монеты, но я не знаю, что можно купить на них, кроме... кроме... того, что продаётся в борделе! Трахнуть меня стоит шесть шиллингов, понятно?! В рот возьму – за три. А в задницу – за фунт. Но если кто-нибудь даст мне три шиллинга, то я не знаю, хватит ли их на каравай хлеба или на лошадь! Я никогда ничего не покупала!

– Ты… ты хочешь сказать...

Услышанное настолько потрясло Уильяма, что он не мог связать двух слов.

– Но у вас жалование. Ты говорила...

– Я с десяти лет была шлюхой в борделе! – Джейн сжала кулаки, так что побелели костяшки. – Я сроду не видела своего жалования! Миссис Эббот тратила его, как она говорила, мне… нам… на еду и о