В которой миссис Фиг вступает в дело

 

КАК ТОЛЬКО ДЖЕЙМИ ПОВЕРНУЛ на Честнат-стрит, у него перехватило дыхание, и он понял, что сжимает и разжимает кулаки: но не для того, чтобы контролировать возбуждение (его он хорошенько держал в узде, и гнев не вырвется наружу), а чтобы выпустить скопившуюся энергию.

Джейми просто трясло – от жажды увидеть Клэр, коснуться ее, снова крепко прижаться к ней всем телом. Все остальное было неважно. Будут слова, – слова обязательно понадобятся – но они могут подождать. Все остальное может подождать.

Йен и Рейчел (с ними он расстался на углу Маркет-стрит и Второй улицы) отправились в типографию, чтобы встретиться с Дженни, и Джейми произнес короткую молитву, чтобы его сестра и маленькая квакерша поладили друг с другом. Но и эта мысль улетучилась, словно дым.

Внутри под ребрами горело, и этот огонь распространялся в груди, пульсировал в беспокойных пальцах. В городе тоже пахло гарью: под низким небом висела дымная пелена. Джейми машинально отмечал признаки мародерства и насилия – полусгоревшая стена, пятно сажи на штукатурке, похожее на гигантский отпечаток большого пальца, разбитые окна, женский чепец, надетый на куст, да так и оставшийся висеть, поникший в неподвижном воздухе... На улицах было полно людей, – но не идущих по делам обычных прохожих, а, в основном, вооруженных мужчин, половина из которых шли, опасливо озираясь, а остальные стояли свободными группками и возбужденно разговаривали.

Джейми было плевать на то, что происходит вокруг, лишь бы ничего не случилось с Клэр.

Вот и дом номер семнадцать: аккуратный трехэтажный кирпичный особняк, в который он ворвался – и из которого вылетел – три дня назад. От одного его вида у Джейми возникло ощущение, будто ему дали под дых. Внутри он находился от силы минут пять и помнил каждую секунду. Волосы Клэр, когда он к ней наклонился, спутанные и клубящиеся облаком вокруг его лица – от них веяло бергамотом, ванилью и ее собственным травяным запахом. Ощущение ее теплого тела в своих объятиях – Джейми ладонями обхватил попку Клэр (ее чудесную круглую попку, такую крепкую и теплую под тоненькой сорочкой), и руки Джейми задрожали от воспоминания и тут же возникшего желания. А спустя всего мгновение...

Он выкинул из головы мысли об Уильяме. Уильям тоже может подождать.

Дверь на его стук открыла та же самая почти круглая негритянка, которую он видел в свой первый визит, и Джейми поприветствовал ее в той же манере, но чуть другими словами.

– Добрый день, мадам. Я пришел за своей женой.

Не реагируя на открытый рот и воздетые брови, Джейми вошел внутрь и моргнул, увидев разрушения.

– Что тут произошло? – обратился он к экономке. – С ней все в порядке?

– Полагаю, да, если вы имеете в виду леди Джон, – ответила женщина, произнося имя с нажимом. – Что же до всего этого... – она мягко развернулась на пятках и жестом обвела запачканную кровью стену со следами ударов, сломанные перила и железный остов люстры, пьяно накренившийся на полу в углу прихожей… – это натворил капитан лорд Элсмир, сын лорда Джона.

Экономка воззрилась на Джейми прищуренными глазами, ясно давая понять: ей, черт побери, прекрасно известно, чтó произошло в галерее наверху, когда он лицом к лицу столкнулся с Уильямом – и ей это все совсем не нравится.

Времени переживать о ее чувствах не было, и, насколько возможно вежливо протиснувшись мимо женщины, Джейми направился вверх по лестнице так быстро, как только позволяли ему подергивающиеся мускулы спины.

Поднявшись на верхнюю ступеньку, он услышан женский голос – но говорила не Клэр. К его удивлению, это был голос сестры, и, подойдя к самой дальней спальне, Джейми увидел стоящую в дверном проеме Дженни. А поверх ее плеча...

С момента разговора с Уильямом на обочине дороги Джейми все казалось нереальным. Сейчас же он решил, что у него точно галлюцинации: ему показалось, будто он увидел одетого лишь в ночную сорочку герцога Пардлоу, встающего с кресла с искаженным от раздражения лицом.

– Сядьте.

Дженни говорила тихо, но ее слова произвели на Пардлоу мгновенный эффект: он замер, и на его ставшем бесстрастным лице горели лишь глаза.

Наклонившись вперед, Джейми заглянул Дженни через плечо и увидел у нее в руках здоровенный хайлендский пистолет, чей восемнадцатидюймовый ствол (почти 46 см. – прим. пер.), смотрел прямо в грудь герцога. Та часть лица сестры, которую Джейми видел, была бледной и застывшей, словно мрамор.

– Вы слышали меня, – произнесла она почти шепотом.

Очень медленно Пардлоу (да, это действительно оказался он, как информировали ошеломленный мозг глаза) отступил на два шага и опустился в кресло. Джейми почувствовал запах пороха на пороховой полке и подумал, что, судя по всему, герцог ощутил то же.

– Лорд Мелтон, – произнесла Дженни, чуть подвинувшись, чтобы видеть силуэт герцога в неясном свете, который проникал сквозь ставни. – Моя невестка сказала, что вы лорд Мелтон – или были им. Все верно?

– Да, – ответил Пардлоу.

Герцог не шевелился, но Джейми видел, что сидел он с подобранными ногами так, чтобы можно было одним рывком выпрыгнуть из кресла, если понадобится. Джейми неслышно передвинулся в сторону. Он стоял достаточно близко, чтобы Дженни могла ощутить его присутствие позади себя, но понял, почему она не почувствовала: ее напряженно сведенные лопатки остро торчали под одеждой, будто пара ястребиных крыльев.

– Это ваши люди приходили в мой дом, – тихим голосом заговорила она. – Приходили много раз, чтобы грабить и разрушать, чтобы отнимать пищу из наших ртов. Это они забрали моего мужа... – ствол на миг дрогнул, но затем снова замер... – из дома в тюрьму, где к нему прилипла болезнь, которая его и убила. Шевельнётесь хоть на дюйм, милорд, и я прострелю вам кишки. Вы умрете быстрее, чем мой муж, но, уверяю, вам и это покажется недостаточно быстрым.

Пардлоу ничего не ответил, лишь на долю дюйма наклонил голову, обозначив, что понял. Расслабив вцепившиеся в подлокотники кресла руки, он отвел глаза от пистолета... и увидел Джейми. Глаза герцога широко распахнулись, челюсть отвисла, а палец Дженни побелел на спусковом крючке…

Джейми успел подтолкнуть вверх ствол пистолета как раз в тот момент, когда тот выпустил облачко черного дыма, а треск выстрела совпал со звоном разбившейся фарфоровой статуэтки на каминной полке.

Секунду Пардлоу сидел неподвижно, потом – очень осторожно – поднял руку и извлек из волос большой осколок фарфора.

– Мистер Фрейзер, – произнес герцог почти ровным голосом. – К вашим услугам, сэр.

– Ваш покорнейший слуга, ваша светлость, – ответил Джейми, ощутив безумный позыв расхохотаться и удержавшись только потому, что точно знал: если рассмеется, то Дженни в тот же миг перезарядит пистолет и пристрелит его в упор. – Вижу, вы знакомы с моей сестрой, миссис Мюррей.

– С вашей... Святый Господи, точно.

Пардлоу быстро переводил взгляд с одного лица на другое, а затем медленно выдохнул.

– А что, все члены вашей семьи такие вспыльчивые?

– Все, ваша светлость, и спасибо за комплимент, – ответил Джейми, положив руку на спину Дженни.

Он чувствовал, как сердце сестры бухает, словно падающий кузнечный молот, а дышала она неглубоко и часто. Отложив пистолет в сторону, Джейми обеими руками обхватил ее ладонь – холодную как ледышка, несмотря на то, что в комнате с закрытыми ставнями и заколоченным досками окном было даже жарче, чем в Аиде.

– Будьте столь любезны, ваша светлость, плесните глоточек того, что в вашем графине.

Налив, Пардлоу осторожно приблизился и протянул наполненный стакан (бренди – Джейми ощутил его горячий аромат).

– Не выпускай его из комнаты, – сказала Дженни, беря себя в руки. Она гневно воззрилась на Пардлоу, но бренди взяла, а затем перевела грозный взгляд на Джейми. – А сам-то ты где, во имя святой Марии Магдалины, был эти три дня?

Но прежде чем Джейми успел ответить, в коридоре раздались быстрые тяжелые шаги и в дверном проеме появилась громко пыхтевшая черная экономка, которая держала в руках инкрустированное серебром охотничье ружье, и было ясно, что она точно знает, как с ним обращаться.

– Вы двое лучше сию же минуту сядьте, – приказала миссис Фиг, деловито направляя дуло ружья то на Пардлоу, то на Джейми. – Если вы думаете, что вам удастся увести отсюда этого человека, то...

– Я же говорил вам... Прошу прощенья, мадам, но не окажете ли мне честь, назвав свое имя?

– Вы... что? – экономка моргнула, растерявшись. – Я... миссис Мортимер Фиг, хотя, сомневаюсь, что это вас каким-то образом касается.

– И я тоже, – заверил ее Джейми, но садиться не стал. А вот герцог сел. – Миссис Фиг, как я сказал вам внизу, я пришел за своей женой и ничего более. Если вы сообщите, где она, я предоставлю вас вашим делам – какими бы они ни были, – добавил он, взглянув на Пардлоу.

– Вашей женой, – повторила миссис Фиг и нацелила дуло на Джейми. – Ну, что же. Думаю, что, наверное, вы должны просто сесть и подождать, пока не вернется милорд, и тогда мы посмотрим, что по этому поводу скажет он.

– Не глупи, Джеруша, – довольно раздраженно произнесла Дженни. – Ты знаешь, что Клэр – жена моего брата, она ведь сама тебе об этом сказала.

– Клэр? – воскликнул Пардлоу, снова поднимаясь на ноги. До этого он пил бренди прямо из графина и все еще небрежно держал его в руке. – Жена моего брата?

– Никакая она ему не жена, – огрызнулся Джейми. – Она моя, и я буду благодарен, если кто-нибудь скажет мне, где, черт побери, она сейчас.

– Она отправилась в место под названием Кингсессинг, – тут же ответила Дженни, – за травами и тому подобным. Мы лечим этого mac na galladh (сукина сына (гэльск.). – прим. пер.)... – она бросила злой взгляд на Пардлоу. – Если бы я знала, кто вы такой, a mh’ic an diabhail (отродье дьявола (гэльск.). – прим. пер.), я бы подмешала толченого стекла вам в пищу.

– Не сомневаюсь, – пробормотал Пардлоу и, сделав еще глоток из графина, обратился к Джейми: – Я так понимаю, вы не знаете, где сейчас находится мой брат?

Уставившись на герцога, Джейми внезапно ощутил, как в затылке засвербела тревога.

– А он разве не здесь?

Пардлоу широким жестом обвел комнату, молча предлагая Джейми убедиться самому, но тот проигнорировал его и повернулся к экономке:

– Когда вы видели милорда в последний раз, мадам?

– За миг до того, как вы с ним удрали через окно на чердаке, – тут же ответила она и ткнула Джейми дулом охотничьего ружья прямо в ребра. – Что вы с ним сделали, fils de salope (шлюхин сын (фр.). – прим. пер.)?

Джейми одним пальцем осторожно отвел дуло в сторону. Оружие было заряжено, но курок не взведен.

– Я оставил его в лесу за городом два дня назад, – сказал он и, ощутив вдруг, как тревожно напряглись мышцы у основания позвоночника, оперся о стену, незаметно прижимаясь к ней ягодицами, чтобы облегчить боль в спине. – Я думал, что он здесь... с моей женой. Могу я узнать, а как вы тут оказались, ваша светлость?

– Клэр его похитила, – ответила Дженни, опередив Пардлоу.

Глаза герцога слегка округлились, но Джейми не знал, от чего – то ли от замечания Дженни, то ли от того, что она снова принялась заряжать свой пистолет.

– Вот как? А зачем он ей нужен, Клэр сказала?

Сестра выразительно посмотрела на Джейми.

– Она боялась, что в поисках брата он перевернет вверх дном весь город, а тебя в этой суматохе поймают.

– Ладно, думаю, теперь я в безопасности, – заверил он Дженни. – Как считаешь, не следует ли его освободить?

– Нет, – тут же ответила она, загоняя в ствол пулю и патч (смоченный ружейным маслом, водой или просто слюной кусочек ткани или замши. На срез ствола накладывали патч, а на него – пулю и забивали их в ствол. В этот момент пуля и патч обжимались до диаметра ствола. После выстрела при движении по стволу края промасленного патча образовывали поясок вокруг пули, предотвращая прорыв газов и истирание самой пули. – прим. пер.). Потом извлекла из фартука малюсенький пороховой рожок. – Нет, не следует, потому что он может умереть.

– О, – Джейми на секунду задумался, разглядывая герцога, чье лицо приобрело слегка фиолетовый оттенок. – С чего бы?

– Он не может нормально дышать, и Клэр боялась, что, если отпустит его раньше, чем он поправится, то он умрет прямо на улице, а ее совесть не могла ей этого позволить.

– Понимаю, – желание рассмеяться вернулось, но Джейми мужественно его подавил. – Значит, ты собиралась пристрелить его в доме, чтобы он не умер на улице.

Темно-синие глаза сестры сузились, хотя она не отрывала взгляд от пороха, который насыпала на пороховую полку.

– На самом деле я бы не стала стрелять ему в живот, – сказала Дженни, хотя по тому, как сжались ее губы, было очевидно, что именно это ей понравилось бы больше всего. – Просто ранила бы его в ногу. Или, возможно, отстрелила бы пару пальцев на ноге.

Пардлоу издал звук, который можно было бы принять за возмущение, однако Джейми давно знал этого человека и легко угадал сдавленный смешок. Он надеялся только, что сестра этого не поймет, и открыл рот, чтобы спросить, как долго герцога держат в плену, но, прежде чем смог произнести хоть слово, внизу раздался стук в дверь. Джейми взглянул на миссис Фиг: экономка по-прежнему смотрела на него, прищурившись, и даже не пошевелилась – не опустила ружья и не пошла вниз открывать дверь.

– Войдите! – крикнул Джейми, высунув голову в коридор и быстро вернувшись обратно, прежде чем миссис Фиг решит, что он пытается сбежать, и всадит заряд крупной дроби ему в задницу.

Дверь открылась, закрылась, и наступила тишина – очевидно, вошедший оглядывал разрушенную прихожую. Затем быстрые легкие шаги застучали вверх по лестнице.

– Лорд Джон! – выдохнула миссис Фиг, и ее суровое лицо просветлело.

– Сюда! – крикнул герцог, когда шаги послышались на площадке. Мгновение спустя в дверях появилась худая фигура Дэнзелла Хантера в очках.

– Merde! (Вот дерьмо! (фр.). – прим. пер.) – выругалась миссис Фиг, направляя дуло своего ружья на вновь прибывшего. – То есть, Пастырь Иудейский! Кто, во имя Святой Троицы, вы такой?

 

ДЖЕЙМИ ПОДУМАЛ, ЧТО Хантер выглядит почти таким же бледным, как и Дженни. Однако молодой человек не стушевался и, сразу же подойдя к Пардлоу, представился:

– Я Дэнзелл Хантер, друг Грей. Я врач и пришел по просьбе Клэр Фрейзер, чтобы тебе помочь.

Герцог выронил графин, и последние капли вытекли из опрокинувшегося сосуда на плетеный коврик у камина.

– Вы! – воскликнул герцог, резко встав и выпрямившись во весь свой рост. На самом деле он был не выше Хантера, но его облик красноречиво говорил об умении и привычке командовать. – Вы тот самый наглый тип, который тайком соблазнил мою дочь, и вы смеете являться сюда и предлагать меня лечить? Вон с глаз моих, пока я...

Тут до Пардлоу дошло, что он стоит в одной ночной сорочке и без оружия. Немало не смутившись, он схватил с пола графин и замахнулся им в голову Дэнзелла.

Тот пригнулся, а Джейми удалось поймать Пардлоу за запястье, прежде чем он смог повторить попытку. Дэнни выпрямился, его глаза за стеклами очков вспыхнули.

– Я не согласен как с твоим описанием моего поведения, так и с твоим оскорбительным высказыванием касательно репутации твоей дочери, – резко заявил он. – Могу лишь предположить, что твой разум замутнен болезнью или лекарствами, потому что человек, который произвел на свет и вырастил такую девушку, как Доротея, не мог говорить о ней столь гадко и так мало верить в силу ее характера и добродетель, чтобы думать, что кто-то может ее соблазнить.

– Уверен, его светлость не имел в виду, что ты совратил ее физически, – поспешил вмешаться Джейми, выкручивая запястье Пардлоу, чтобы тот выпустил графин.

– Разве это поступок джентльмена, сэр, – склонить юную девушку сбежать с ним? Оу! Отпустите, черт возьми!

Джейми рывком завернул руку герцога за спину, графин выпал и разбился о камин, рассыпавшись на мелкие кусочки, но Пардлоу совершенно это проигнорировал.

– Джентльмен попросил бы позволения у отца юной леди, сэр, прежде чем отважиться даже заговорить с ней!

– Я попросил, – чуть мягче ответил Дэнни. – Или, скорее, я тут же написал тебе, что прошу прощения за то, что не имею возможности поговорить с тобой лично и заблаговременно. Я сообщил, что мы с Доротеей хотим обручиться и просим тебя благословить наше намерение. Однако сомневаюсь, что ты успел получить мое письмо до отплытия в Америку.

– О, так «ты» попросил? Ваше намерение? – фыркнув, Пардлоу отбросил прядь волос с лица. – Да отпустите же вы меня, чертов шотландец! Что, вы думаете, я собираюсь с ним сделать? Задушить его же собственным шейным платком?

– Все возможно, – Джейми ослабил хватку на запястье Пардлоу, но не отпустил. – Дженни, убери-ка куда-нибудь пистолет, чтобы его светлость до него не дотянулся.

Дженни тут же вложила перезаряженное оружие в руки Дэнзелла, который, машинально взяв его, изумленно на него уставился.

– Вам он нужен больше, чем мне, – произнесла Дженни, мрачно взглянув на герцога. – И, если вы его пристрелите, мы все поклянемся, что это была самозащита.

– Ничего подобного, – возмутилась миссис Фиг. – Вы что же думаете, что я стану рассказывать милорду, как позволила хладнокровно убить его брата...

– Друг Джейми, – протягивая оружие, перебил экономку Дэнни. – Будет лучше, если ты отпустишь отца Дотти и заберешь это. Думаю, тогда наш разговор станет более цивилизованным.

– Может, и так, – с сомнением произнес Джейми, но отпустил Пардлоу и взял пистолет.

Отпихнув с дороги осколки, Дэнни приблизился к герцогу и внимательно вгляделся в его лицо.

– Я буду рад побеседовать и все с тобой обсудить, друг, и готов предложить любые гарантии в отношении твоей дочери, которые только в моей власти. Но меня тревожит твое дыхание, и я бы сперва тебя осмотрел.

Герцог и в самом деле дышал с легким присвистом, и Джейми заметил, что фиолетовый оттенок на его лице стал более явным. А после слов Дэнзелла Пардлоу просто побагровел.

– Не прикасайтесь ко мне, вы, шар... шарлатан.

Оглядевшись, Дэнзелл остановил взгляд на Дженни, как на наиболее вероятном источнике информации.

– Что друг Клэр говорила в отношении того, чем он болеет и как его лечить?

– Астма. И хвойник, настоянный на кофе. Она называет это «эфедрой», – тут же ответила Дженни и, повернувшись к Пардлоу, добавила: – Знаете, я могла бы ему этого и не говорить, и пусть бы вы задохнулись, но, полагаю, это не по-христиански. А, кстати, квакеры – христиане? – полюбопытствовала она у Дэнни.

– Да, – ответил он, осторожно приближаясь к Пардлоу, которого Джейми заставил сесть, надавив ему на плечо. – Мы верим, что свет Христов присутствует во всех людях… хотя в некоторых представителях разглядеть его бывает трудно, – добавил Дэнзелл себе под нос, но достаточно громко, чтобы Джейми – и герцог – его услышали.

Пардлоу выглядел так, будто собирается свистеть: он выдувал воздух через вытянутые трубочкой губы. В то же время герцог свирепо взирал на Дэнзелла и, хватанув ртом воздуха, сумел выдавить еще несколько слов.

– Я... отказываюсь... лечиться… у вас, сэр.

Снова пауза, чтобы медленно выдохнуть воздух и судорожно вдохнуть. Джейми увидел, как миссис Фиг беспокойно шевельнулась и шагнула к двери.

– Я не... оставлю... дочь в ваших... когтях... – длинный выдох, вдох, – если вы меня убьете, – вы-ы-ыдох, вдох. – И не допущу... чтобы вы спа... сли мне жизнь... и я оказался... у вас... в долгу.

От усилий, приложенных, чтобы все это сказать, герцог стал мертвенно бледным, и Джейми не на шутку испугался.

– У него есть лекарство, Дженни? – настойчиво спросил он.

Сестра поджала губы, но кивнула и, бросив последний злобный взгляд на герцога, выбежала из комнаты.

Осторожно (словно человек, который обнимает крокодила) Дэнзелл Хантер присел на корточки, взял герцога за запястье и внимательно посмотрел тому в глаза, которые в ответ сощурились в самой угрожающей манере, на какую был способен человек, умирающий от асфиксии. Не в первый раз Джейми невольно восхитился силой характера Пардлоу, хотя должен был признать, что тут Хантер герцогу почти не уступал.

Созерцание этой немой сцены прервал донесшийся снизу возбужденный стук кулаком в дверь. Кто-то открыл ее, и Джейми услышал, как одновременно прозвучали хриплое «мама!» его племянника Йена и удивленное «Йен!» Дженни. Выйдя из комнаты и за несколько шагов дойдя до разрушенных перил, Джейми увидел, как его сестра почти исчезла в объятиях своего высокого сына.

Глаза Йена были закрыты, а щеки влажными от слез, он крепко обнимал свою маленькую мать, и Джейми вдруг почувствовал комок в горле: что бы только он ни отдал, чтобы вот так обнять свою дочь хотя бы еще раз!

Его взгляд привлекло легкое движение, и он увидел, что Рейчел Хантер застенчиво стоит в сторонке и с полными слез глазами улыбается, глядя на мать с сыном. Она приложила к носу платочек и, случайно взглянув вверх на Джейми, моргнула.

– Мисс Рейчел, – улыбнулся он ей и указал на стоявший на столике возле двери кувшин, судя по всему, с лекарством для Пардлоу. – Не принесете ли этот кувшинчик наверх? Прямо сейчас?

Из комнаты позади доносилось тяжелое дыхание Пардлоу: оно не становилось хуже, но по-прежнему беспокоило Джейми.

В тот же миг послышались перекрывшие хрипы шаги миссис Фиг, появившейся с охотничьим ружьем рядом с Джейми. Она посмотрела сквозь перила на трогательную сцену внизу, затем перевела взгляд на Рейчел Хантер, поднимавшуюся по лестнице с кувшином в руке.

– А это еще кто? – потребовала она объяснений у Джейми, чуть ли не потрясая своим оружием перед его носом.

– Сестра доктора Хантера, – ответил он, вставая между возбужденной экономкой и растерявшейся Рейчел. – Ваш брат ждет кувшин с лекарством, мисс Рейчел.

Миссис Фиг глухо зарычала, но, отступив назад, позволила Рейчел пройти. Кинув мрачный взгляд на Дженни и Йена, которые, отодвинувшись друг от друга, теперь возбужденно говорили по-гэльски, перебивая и размахивая руками, экономка вернулась в спальню вслед за Рейчел. Джейми колебался, желая выскочить через парадную дверь и отправиться в Кингсессинг, однако неистребимое чувство ответственности заставило его последовать за миссис Фиг в комнату.

Дэнни сидел на табурете, который он передвинул от туалетного столика, и все еще держал за запястье Пардлоу, обращаясь к нему спокойным тоном.

– Сейчас тебе ничто не грозит, как ты, скорее всего, знаешь. Пульс сильный и ровный, и, хотя дыхание явно затрудненное, думаю... А, это то лекарство, о котором говорила шотландская леди? Спасибо, Рейчел, не нальешь ли...

Но Рейчел, давно привыкшая оказывать медицинскую помощь, уже нацедила в стакан из-под бренди немного коричневато-черной жидкости, которая выглядела, словно содержимое плевательницы.

– Позволь мне...

Дэнзелл попытался помочь герцогу пить, но Пардлоу выхватил стакан и, сделав глоток, тут же подавился. Хантер спокойно наблюдал за тем, как пациент кашлял и плевался, затем вручил герцогу платок.

– Я слышал теорию о том, что такое нарушение дыхания, как у тебя, может быть спровоцировано интенсивными физическими нагрузками, резкой сменой температуры, воздействием дыма или пыли, либо, в некоторых случаях, всплеском сильных эмоций. В данной ситуации, полагаю, что, возможно, кризис вызвало мое появление, и, если это так, то прошу прощения.

Забрав платок, Дэнни вернул Пардлоу стакан, мудро воздержавшись от совета пить лекарство маленькими глоточками.

– Однако, возможно, я смогу немного компенсировать нанесенный ущерб, – продолжил он. – Я так понимаю, твоего брата нет дома, поскольку, вряд ли бы он пропустил такое сборище, если только не лежит мертвый в подвале, – а я надеюсь, что нет. Ты давно его видел?

– Я его... не видел.

Дыхание Пардлоу и вправду становилось мягче, а лицо порозовело, однако смотрел он по-прежнему враждебно.

– А вы?

Хантер снял очки и улыбнулся, и Джейми поразила доброта его карих с мягким оливковым оттенком глаз. Он взглянул на Рейчел: хоть взгляд ее орехово-карих глаз и был добродушным, в нем чувствовалась настороженность, а Джейми считал, что это хорошо, когда женщина осмотрительна.

– Видел, друг. Мы с твоей дочерью обнаружили его в лагере ополченцев недалеко от города. Его взяли в плен и...

Джейми и Пардлоу одновременно воскликнули, и Хантер помахал рукой, чтобы привлечь внимание.

– Мы смогли помочь ему сбежать и, поскольку его ранили, когда брали в плен, я его лечил. В сущности повреждения не слишком серьезные.

– Когда? – спросил Джейми. – Когда ты его видел?

От известия, что Джон Грей жив, в сердце ёкнуло – с тревожной радостью.

– Вчера вечером, – ответил Дэнни. – Сегодня утром мы узнали о его побеге, а по пути в Филадельфию не услышали ни слова о том, что его снова схватили, хотя я спрашивал у ополченцев и армейских, которых мы встречали. Ему придется быть осторожным, поскольку, и леса, и дороги кишмя кишат людьми, но я полагаю, он скоро будет здесь.

Пардлоу глубоко вздохнул.

– О, Господи, – сказал он и закрыл глаза.

 

 

ГЛАВА 24

СВЕЖИЙ ВЕТЕР В ЗНОЙНЫЙ ДЕНЬ, В ПЛАЧЕ УТЕШЕНИЕ*

(* строки из средневекового латинского гимна «Veni, Sancte Spiritus», посвященного Пятидесятнице, русский перевод (официально принятый в Католической церкви России), – прим. пер.)

 

ПРОХЛАДНОЙ ЗЕЛЕНИ тут было в изобилии: в основном стоакровые угодья занимали сады с деревьями, кустарниками, виноградниками и всевозможными цветами, а разбавляли картину росшие тут и там удивительные экзотические грибы. Большую часть своей долгой жизни Джон Бартрам провел, прочесывая американский континент в поисках образцов растительности, множество из которых он приволок домой и заставил расти. (Джон Бартрам (1699–1777) американский натуралист и создатель первого Ботанического сада в Филадельфии. Благодаря своей любознательности, этот фермер и квакер одним из первых оценил природные богатства Северной Америки и познакомил с ними Европу, – прим. пер.) Я сожалела, что мне не довелось узнать этого пожилого джентльмена: он умер год назад, оставив выдающийся сад в умелых руках своих детей.

«Младшего» мистера Бартрама – ему было около сорока, но его так звали, чтобы отличать от старшего брата, – я обнаружила в центре сада. Мужчина сидел в тени огромного плюща, обвивавшего половину крыльца дома. На столе перед ним был открыт альбом для набросков, в котором он тщательно вырисовывал пучок бледных вытянутых корней, лежащих рядом на салфетке.

– Женьшень? – спросила я, наклонившись, чтобы получше рассмотреть.

– Да, – сказал он, не отрывая глаз от проводимой линии. – Доброе утро, леди Джон. Вижу, вам знаком этот корень.

– Он довольно распространен в горах Северной Каролины, где я... жила раньше.

Эта обычная фраза совершенно неожиданно застряла у меня в горле. Внезапно из ниоткуда повеяло лесным духом Фрейзерс Риджа, наполненным терпкими ароматами бальзамической пихты и тополиного сока с тяжелой плесневелой ноткой грибов древесных ушек и резким оттенком дикого винограда.

– Да, так и есть.

Доведя линию до конца, мистер Бартрам отложил перо, снял очки и посмотрел на меня с сияющим лицом человека, который всю свою жизнь посвятил растениям и всецело полагал, что весь мир разделяет его увлечение.

– Это китайский женьшень. Я хочу посмотреть, удастся ли мне вырастить его здесь... – он махнул рукой в сторону простирающихся акров роскошного сада. – Каролинский сорт чахнет, а канадский женьшень упорно не желает даже прорастать!

– Жуткое упрямство с его стороны! Хотя, думаю, что здесь слишком жарко, – заметила я, взяв указанный мне табурет и поставив на пол свою корзину. Моя сорочка липла к телу, и я чувствовала, как большое влажное пятно расползается у меня между лопатками, где по спине с волос стекал пот. – Он любит холодную погоду.

Яркое воспоминание о лесе так стремительно обернулось щемящей тоской по Риджу, что я ощутила, как меня окружил призрак моего утраченного дома. Холодный горный ветер забарабанил в его стены, и показалось, что, если опущу руку, то пальцами коснусь мягкого серого меха Адсо. Я с трудом сглотнула.

– Жарко, – заметил мистер Бартрам, хотя сам выглядел сухим, как один из тех корней на столе, что лежали в мерцающей тени виноградной лозы. – Могу я предложить вам немного освежиться, леди Джон? В доме есть охлажденный негус (род глинтвейна, – прим. пер.).

– Было бы хорошо, – ответила я абсолютно искренне. – Но... охлажденный?!

– О, у нас с Сисси имеется довольно большой ледяной домик у реки, – гордо сказал он. – Сейчас я только ей скажу...

У меня хватило предусмотрительности захватить с собой веер – его я и вытащила из корзины. Чувство тоски внезапно сменилось новым – и чудесным – осознанием. Мы можем вернуться домой! Джейми был освобожден от службы в Континентальной армии, чтобы доставить тело своего кузена на родину, в Шотландию. По возвращении он собирался вернуться в Северную Каролину, забрать свой печатный станок и сражаться за дело революции посредством пера, а не меча.

Этот план испарился вместе со всей моей жизнью, когда пришло сообщение, что Джейми утонул. Но теперь... Волнительная дрожь пробежала по мне и, должно быть, радость отразилась на моем лице, потому что мистер и мисс Бартрам моргнули, когда вышли на крыльцо. Они были близнецами, и, хотя их лица имели лишь отдаленное сходство, однако часто принимали одинаковое выражение, что и демонстрировали сейчас – оба выглядели довольными, но немного сбитыми с толку.

Я чуть было не поделилась с ними своими замечательными размышлениями, но сдержалась, и мне удалось пригубить негус (портвейн, смешанный с кипятком, сахаром и специями, а затем охлажденный – действительно холодный! Блаженство в запотевшем стакане!), и начать вежливо восхищаться текущими улучшениями сада, который и так славился своей красотой и разнообразием. Старший мистер Бартрам-отец проектировал, насаждал и расширял его в течение пятидесяти лет, очевидно, что вместе с садом его детям передалась и семейная мания.

–...и мы облагородили дорожку вдоль реки, и только что построили гораздо более просторный сарайчик для саженцев, – воодушевленно рассказывала Сисси Бартрам. – Так много желающих приобрести выращенные в горшках виноградные лозы и цветы для своих гостиных и оранжерей! Хотя, не знаю... – её пыл немного погас, и на лице отразилось сомнение. – Со всей этой суматохой... Война так вредна для бизнеса!

Мистер Бартрам тихонько кашлянул. 

– Всё зависит от рода бизнеса, – спокойно сказал он. – И я боюсь, что нас ожидает значительное увеличение спроса на лекарства.

– Но если армия уходит... – с надеждой начала мисс Бартрам, однако её брат покачал головой, и его лицо стало серьёзным.

– Неужели ты не чувствуешь, что витает в атмосфере, Сисси? – мягко возразил он. – Что-то грядёт. (Он обращается к ней «thee» (ты, – устар.) вместо общепринятого «you», что характерно было только для квакеров, – прим. пер.)

Мужчина поднял лицо, будто почуяв что-то в густом плотном воздухе, и сестра, потянувшись, положила руку ему на предплечье, молча прислушиваясь вместе с ним к звукам отдаленного кровопролития.

– Я и не знала, что вы из Друзей, мистер Бартрам, – сказала я, чтобы нарушить зловещую тишину. Они оба моргнули и улыбнулись мне.

– О, – произнесла мисс Бартрам. – Отца изгнали из Собрания несколько лет назад. Но иногда детские привычки возвращаются, когда меньше всего этого ожидаешь. Она пожала пухлым плечиком, улыбаясь, но с каким-то оттенком сожаления. – Вижу, у вас имеется список, леди Джон?

Это замечание тут же напомнило мне о делах, и следующий час мы провели, оживленно подбирая и обсуждая достоинства и недостатки различных лекарственных средств, отбирая уже высушенные травы в огромных сушильных сараях и срезая свежие на грядках. Из-за неожиданного осознания нашей скорой возможности вернуться в Ридж и весьма проницательного замечания мистера Бартрама об увеличении спроса на лекарства, я приобрела гораздо больше, чем первоначально планировала, пополнив не только свои обычные запасы (включая фунт сушеного китайского хвойника, на всякий случай. Куда я дену этого чертова мужчину?), но также купив большое количество хинной коры, девясила и даже лобелии. Плюс обещанные Денни асафетиду и женьшень.

В итоге в мою корзину всё не поместилось, и мисс Бартрам сказала, что упакует сверток и попросит кого-нибудь из живших в Филадельфии подручных садовников привезти мои покупки в город вечером по дороге домой.

– Хотите увидеть речную дорожку, прежде чем пойдёте? – спросила меня Сисси, окинув взглядом небо. – Конечно, она еще не закончена, но у нас есть чем вас удивить, и в это время суток там восхитительно прохладно.

– О, благодарю. Мне действительно... Постойте! А там внизу у вас случайно не найдётся свежего стрелолиста?

Я не подумала занести его в список, но если он здесь есть...

– О, да! – сияя, воскликнула она. – Его там полно!

Мы находились в самом большом из сушильных сараев, а лучи послеполуденного солнца, пробивающиеся через доски, расчерчивали стены полосками струящегося золота, подсвечивая нескончаемый дождь из пыльцы сохнущих тут цветов. На столе в беспорядке лежал садовый инвентарь, и Сисси, не раздумывая, выхватила из этой кучи деревянный совок и короткий нож.

– Хотите сами выкопать?

Я от удовольствия рассмеялась. Возможность покопаться в мокрой грязи совсем не то, что многие женщины предложили бы другой женщине, особенно одетой в бледно-голубой муслин. Но мы с мисс Бартрам говорили на одном языке. Я несколько месяцев не прикасалась к земле, и от одного только предложения у меня зазудели пальцы.

 

РЕЧНАЯ ДОРОЖКА была прекрасна: по краям росли ивы и серебристые березы, затеняющие берега с настурциями и азалиями, и в изобилии плавал темно-зеленый кресс. Пока мы прогуливались, болтая о том и о сем, я чувствовала, как снижается мое кровяное давление.

– Не возражаете, если я спрошу кое-что о Друзьях? – задала я вопрос. – У меня есть коллега, которого вместе с сестрой изгнали из Собрания из-за того, что он добровольно вызвался стать хирургом в Континентальной армии. А когда вы упомянули своего отца... Меня интересует, насколько это важно? Быть членом Собрания, я имею в виду?

– О! – к моему удивлению она рассмеялась. – Полагаю, что на самом деле это зависит от личности квакера, – впрочем, как и всё остальное. Моего отца, например, исключили за отказ признавать божественность Иисуса Христа. Но Собрание он посещать не перестал, для него отлучение не имело особого значения.

– О, – это звучало обнадеживающе. – Что если... Каков брачный союз у квакеров? Должен ли человек принадлежать к Собранию, чтобы вступить в брак?

Сисси это показалось занятным, и она протяжно хмыкнула.

– Ну-у, свадьба у квакеров – это... бракосочетание среди Друзей. Нет никакого священнослужителя, я имею в виду, и никакой специальной молитвы или определенной службы. Два квакера сочетаются браком, вместо того чтобы расценивать это как таинство, которое совершает священник или ему подобные. Но это должно быть проведено перед свидетелями, другими Друзьями, понимаете? – добавила она, и между бровей у нее появилась небольшая морщинка. – И я думаю, что могут появиться серьёзные возражения, если брачующиеся, или один из них, был официально исключен.

– Как интересно... Спасибо.

Я задумалась над тем, как это может отразиться на Дэнзелле и Доротее, а больше, как это отразится на Рейчел и Йене.

– Может ли квакер жениться на не-квакерше?

– О, да, разумеется. Хотя я думаю, что в результате их выгонят из Собрания, – с сомнением добавила она. – Но могут провести специальное рассмотрение в случае чрезвычайных обстоятельств. Я полагаю, что Собрание назначит комитет по ясности для изучения конкретного случая.

Я ещё не дошла до того, чтобы беспокоиться о чрезвычайных обстоятельствах, но поблагодарила её, и разговор вернулся к растениям.

Сисси оказалась права насчет стрелолиста: его действительно было полно. Она радостно улыбнулась моему изумлению, но потом оставила меня копать, заверив, что я, если пожелаю, также могу взять немного лотоса и корневища болот