Справедливо ли полагать, что главной причиной наркомании является генетическая обусловленность и физиология?

О концепции генетической предрасположенности вкратце можно сказать следующее. В 1953 Всемирная Организация здравоохранения, определила алкоголизм, как первичное, то есть передающееся по наследству, смертельное, регрессирующее, неизлечимое заболевание, характеризующееся зависимостью от всех видов препаратов, изменяющих сознание. На этом базисе рассматривается и феномен наркомании.

Из приведенного определения следует, что алкоголизм носит наследственный, генетический характер. В эту формулировку некоторые специалисты вкладывают следующий смысл. Они подразумевают, что алкоголизм никоим образом не связан с волей человека, дурными наклонностями или воспитанием. 95% наркоманов были обречены еще до своего рождения на свою незавидную участь. Они, возможно, и не собирались становиться тем, кем стали. Так сложилось, что их папы и дедушки были алкоголиками. Наследственность определила ненормальное развитие некоторых биохимических процессов. В результате нарушения синтеза эндогенных опиатов человек, как предполагается, стал испытывать затруднения в получении удовольствия.

За чувство удовольствия отвечает нейромедиатор дофамин. «Когда мы вкусно едим, занимаемся сексом или любимым делом, количество дофамина»[43] в определенной области мозга увеличивается. С помощью алкоголя, никотина и наркотиков человек с нарушенным метаболизмом дофамина, пытается получить ту радость, которой ему так не хватало.

С точки зрения «контролирующих вопросов» приведенные концепции уязвимы. Начать можно с той мысли, что нам всем необходима еда. Но когда еды не хватает, кто-то идет работать, кто-то начинает разбивать огородик, а кто-то начинает воровать или начинает в подъездах отнимать у бабушек пенсию (чтобы на эти деньги купить себе, что хочется). То есть, исходя из своего мировоззрения, каждый определяется в отношении имеющейся потребности покушать.

Эту мысль можно кратко выразить с помощью одного термина – субъектность. Субъектом называется «свободный человек, обладающий свободой выбора и принимающий решения о поступках на основе нравственного сознания. … человек не рождается субъектом, а становится им в процессе формирования психики». «Психология субъекта» – так называется книга известного автора Брушилинского А.В., бывшего в свое время директором института психологии РАМ. Хотя нижеследующие слова относятся к теме сигналов, полученных извне и стремящихся повлиять на сознание, эти слова могут быть отнесены и к концепции влияния на сознание человека определенных генов. Брушилинский, опираясь на труды физиолога Анохина, пишет, что на «высшем уровне саморегуляции наглядно-чувственные сигналы уже не сами по себе как бы автоматически регулируют всю активность человека в обход субъекта, а именно субъект спомощью своего мышления, совести и т. д. раскрывает вначале отнюдь не очевидное значение сенсорно-перцептивных данных и понятийных конструкций, сознательно стремится получить все новые данные и обосновать, доказать истинность все более сложных умозаключений»[44]. То есть. анализируя полученные сигналы и пропуская их через свои мышления и совесть, человек избирает способ, как он будет к полученным сигналам относиться.

«Многообразные виды и уровни активности субъекта образуют целостную систему внутренних условий, через которые только и действуют на него любые внешние причины, влияния и т. д.». Благодаря внутренним условиям «создается как бы психологическая самозащита от неприемлемых для данного субъекта внешних воздействий».

Слова Брушилинского о защите от внешних влияний и воздействий вполне могут быть отнесены и к теме защиты от влияний внутренних. На человека влияет, например, чувство голода, но, несмотря на интенсивность этого чувства, человек с чуткой совестью не идет отбирать еду у ближнего, чтобы удовлетворить голод.

Эти мысли можно подкрепить словами Виктора Франкла. Однажды он был спрошен, почему он не признает того очевидного факта, что человек зависит от условий. Виктор Франкл ответил, что как невролог и психиатр он осознает, до какой степени человек зависит от биологических, психологических и социологических условий. Также он ответил, что помимо того, что он являлся профессором в двух областях (неврологии и психиатрии), он являлся еще и человеком, выжившим в четырех концентрационных лагерях. «Я, – говорил Франкл, – тот, кто выжил в четырех лагерях (концентрационных лагерях), и являюсь свидетелем того, до какой неожиданной степени человек способен сопротивляться и бросать вызов самым тяжелым условиям. Способность поставить себя выше условий свойственна только человеку»[45].

Слова Брушилинского чем-то напоминают слова преподобного Макария Великого, жившего почти за полторы тысячи лет до издания указанной книги. Преподобный Макарий объяснял, что «сердце имеет много естественных помыслов, которые тесно с ним связаны, а ум и совесть дают вразумления и направления сердцу и усыпляют естественные помыслы, возникающие в сердце». Под усыплением естественных помыслов, если мысль преподобного угадана, можно подразумевать процесс торможения тех влечений, которые возникают в человеческом естестве. Захотелось человеку выхватить еду из рук соседа и удовлетворить свой физиологически обусловленный голод, но человек удерживает руку. Совесть и ум говорят ему, что выхватывать еду у соседа неправильно.

Подобные мысли можно найти и в трудах авторов, размышляющих уже конкретно о наркомании. Так, академик Т.Б. Дмитриева и профессор А.Л. Игонин заявляют, что «кроме нарушений обмена нейромедиаторов, существует много других звеньев патогенеза данных заболеваний [речь идет о наркомании]. … Прямая связь между той или иной формой поведения и конкретным биологическим субстратом отсутствует». Поведение человека формируется путем научения при повторении одного и того же действия сотни и тысячи раз. «Поведение наркологического больного представляет собой не просто комплекс определенных действий, а специфическийобраз жизни, основанный на сформировавшемся мировоззрении человека.

Результаты лечения наркологических больных с точки зрения отказа от ПАВ зависят в большей степени не от состояния их организма в целом, и головного мозга, в частности,а от наличия или отсутствия установки на воздержание от веществ, а также глубины и стойкости этой установки» [46].

О решающем значении установки на отказ от употребления психоактивного вещества пишут также профессор Ц.П. Короленко и академик Н.В. Дмитриева в контексте разбора вопроса о значении физических факторов в деле формирования аддикции. По мнению авторов, мнение, что наличие или отсутствие аддикции определяется, главным образом, симптомами физической зависимости, упрощает проблему аддикции и приводит к неправильным оценкам аддиктивной проблемы. Упрощение представления о психодинамике аддиктивного процесса приводит к низкой эффективности анти-аддиктивных тактик и стратегий, построенных на основе этих упрощенных представлений.

Представление, что аддиктивный процесс имеет премущественно или исключительную физическую природу, «выражается в убежденности в том, что само по себе то или иное вещество, вследствие его воздействия на обменные процессы в организме, вызывает аддикцию. Эта идея привлекательна тем, что позволяет «максимально упрощать антиаддиктивные подходы, сводя их фактически к требованию прекращения (принудительного или добровольного) использования определенного вещества». Идея также привлекательна и для самих аддиктов, так как позволяет им рационализировать свою зависимость. Аддикты могут так сказать себе: «Я ничего не могу сделать, вещество, которое я использую, сильнее меня и полностью управляет мною».

В случае фиксации внимания на критериях физической зависимости затрудняется понимание того, что сами симптомы физической зависимости имеют и психологический аспект. Психологическая составляющая физической зависимости в данном случае может слабо учитываться или вообще выпадать из поля зрения. Может не учитываться действие таких факторов, как: «симптом потери контроля, симптом невозможности воздержаться, симптом непреодолимого влечения».

Преодоление симптомов психологической зависимости является, по мнению авторов, более сложной задачей, чем преодоление абстинентных симптомов («ломки») физической зависимости. «Для аддикта с развитыми симптомами физической зависимости важны не столько эти симптомы как таковые, а его/ее отношение к ним, значение, которое аддикт уделяет роли и месту симптомов физической зависимости в жизни» [применительно к идеям Брушилинского, эти слова означают, что значимы не столько сами симптомы, сколько те внутренние условия, сквозь которые аддикт пропускает информацию о симптомах].

Важное значение имеют также и такие факторы, как сопротивление развитию аддикции, мобилизация психических резервов, поиск социальной поддержки. Фактор социальной поддержки в деле выхода из аддиктивной зоны проявился в США на примере ветеранов Вьетнамской войны. Во время войны многие военнослужащие употребляли наркотики, чаще всего, – героин. После возвращения с войны прекращение употребления героина в большинстве случаев происходило без всякой медицинской помощи. Изменение условий среды, возвращение в нормальную, привычную обстановку, мотивация на труд и образование, а также прочие подобные факторы более сильно действовали на ветеранов, чем симптомы физической зависимости.

Применительно к идее значимости антиаддиктивной мотивации авторы ссылаются также на исследование, изучавшее группу наркоманов из Нью-Йорка. Сильная антиаддиктивная мотивация помогла им самостоятельно прекратить употребление героина. «Психологическая установка на прекращение приема героина была для них достаточным стимулом в преодолении тяжелых симптомов отнятия»[47].

Если утверждать, что дефицит дофамина и нарушение синтеза эндогенных опиатов является единственной причиной вхождения в наркотическую зависимость, тогда по необходимости придется утверждать и другое, а именно: дефицит дофамина и нарушение синтеза эндогенных опиатов влечет за собой потерю смысла существования. Ведь, как было сказано, наркомания и потеря смысла существования идут рука об руку.

Но если дефицит дофамина и нарушение синтеза эндогенных опиатов влечет за собой потерю смысла существования, как тогда посмотреть на культурный фонд человечества? Тогда получается, что все потуги человеческого разума найти смысл жизни, вся тысячелетняя история философии, культуры, литературы и поэзии представятся не более, чем бормотание генетически неполноценных людей.

Действительно, к чему искать истину и красоту тому, у кого с эндогенными опиатами все в порядке? Он, по идее, должен быть всегда доволен и весел. И что произойдет, если он лишится всего своего имущества? Если у него на глазах его ближайшие родственники разобьются в автокатастрофе? Что будет, если он заболеет раком или лишится конечностей? Неужели все обойдется лишь тем, что организм отреагирует на стресс чуть большим выбросом дофамина, – и снова у человека все в порядке?

Может, пересмотреть тогда политику смертной казни в ключе этих данных? Ведь, как известно, многие исполнители смертной казни не могут спать спокойно после приведения приговоров в исполнение. Перед массовыми расстрелами в послереволюционные годы солдат напаивали спиртом, потому что на трезвую голову выносить весь ужас, в котором они принимали участие, было невозможно. Исполнители смертной казни спивались, сходили с ума.

Но если посмотреть на их трагическое завершение жизни с позиции концепции генетической обусловленности, то дело представляется проще, чем казалось ранее. Есть только дефицит дофамина и нарушение синтеза эндогенных опиатов, а никаких мук совести нет. Оказывает, в расстрельные команды надо просто брать генетически здоровых людей. Сколько сегодня людей должно быть казнено? Сто, двести? Нет вопросов. Какие муки? О чем вы говорите? У нас в команде люди с нормальными показателями дофамина и с выбросом эндогенных опиатов у них все в норме. Они не мучаются никакими там угрызениями.

Принято считать, что дофамин используется, в том числе, в тех случаях, когда организм стремится закрепить положительную для целей выживания реакцию. Если человек совершил полезный для выживания поступок, то организм производит биохимическую порцию эйфории, чтобы побудить человека совершить этот поступок в будущем еще раз.

Если эта мысль справедлива, то что тогда должно произойти с системой нейромедиаторного обмена, если жизнь человека войдет в противоречие с психобиологическими законами существования? Организм не то что не должен закреплять такой образ жизни с помощью дофаминстимуляции, но и свидетельствовать человеку, что человек находится на опасном пути. Это свидетельство не может ли выражаться в том, что организм «обрубит» человеку все возможности переживать радостные эмоции до тех пор, пока человек не пересмотрит свое поведение?

Если признать, что нарушение синтеза эндогенных опиатов является единственной причиной наркомании, то следует объяснить, почему этот синтез начал ломаться у миллионов людей именно в 20 веке. Почему именно 20 век? – как объяснить эту цифру с позиций концепции генетической обусловленности? Что, в конце 20 века у всех резко перестал вырабатываться дофамин?

Вы чувствуете, что что-то не состыковывается? Разум подсказывает нам, что до 19 века наркокризис не достигал такого размаха, потому что человечество обладало механизмами, сдерживающими напор зла. К 20 веку эти механизмы стали ломаться. Стена, отгораживающая сознание человека от хаоса, была размыта. Сначала сквозь стену стали пробиваться отдельные ручейки. Теперь из пробоин бьют мощные потоки. Размоет окончательно кирпичную кладку – и океан хаоса обрушится на съежившегося человека.

С момента 1953 года, в который была озвучена модель генетической обусловленности проблемного функционирования мозга, много воды утекло. За последующие годы ученые пришли к открытию феномена нейрогенеза. Речь идет о «способности взрослого мозга млекопитающих и человека генерировать новые нервные клетки». Феномен возможности образования новых клеток мозга – нейронов, а также проявление этого феномена в нейропластичности означает, что патологические механизмы функционирования некоторых систем мозга могут быть исправлены.

Тукаев Р.Д. в своей статье «Исследования нейрогенеза взрослого мозга: психиатрический и психотерапевтический аспекты», помимо прочего, рассказывает о экспериментальных исследованиях, проведенных на животных. Исследование выявило, что обогащенная среда, движение и успешное обучение оказали стимулирующее влияние на гиппокампальный нейрогенез «в более короткое время, чем фармакотерапия». Автор надеется, что стимуляция позитивного нейрогенеза под воздействием указанных факторов присуща не только животным, но и человеку. «И тогда данные факторы могли бы быть использованы в терапии».

Первая основная мысль автора состоит в том, что средствами терапии можно помочь человеку снизить уровень стресса и тем самым создать условиях для нейрогенеза. Нейрогенез блокируется фактором стресса, – это вторая основная мысль автора. Введение в названии статьи слов «психиатрический и психотерапевтический аспекты» можно воспринимать в том смысле, что автору не ведомы иные пути преодоления фактора стресса. Они указаны в статье «Тирания мысли и алкоголь: О выходе из состояния тирании мозга и преодолении того, что толкает человека к алкоголю».

Но на данный момент нас интересуют не пути преодоления фактора стресса, а сама мысль, что на нейрогнез можно оказать стимулирующее воздействие. Надеждам автора, что стимуляция нейрогенеза может быть присуща и человеку, суждено было сбыться. В результате выхода в свет книги Нормана Дойджа «Пластичность мозга» на языке, понятном для простого читателя, прозвучали мысли о том, мозг пластичен, что человек силой своей мысли способен добиваться перестройки структур мозга. Автор сам лично «видел людей, которые благодаря своим мыслям «перепрограммировали» собственный мозг, избавившись от патологических состояний и последствий травм, ранее считавшихся неизлечимыми». Опираясь на многочисленные исследования, он, в частности писал, «что задатки, присущие нам от рождения, не всегда остаются неизменными; что поврежденный мозг может осуществить собственную реорганизацию …; что иногда происходит возмещение умерших клеток мозга (!); что многие «схемы» работы мозга и даже основные рефлексы, считавшиеся постоянными, таковыми не являются. …, что мышление, обучение и активные действия способны «включать» или «выключать» те или иные наши гены ».

Автор пишет: «гены выполняют две функции. Во-первых, это «функция копирования», позволяющая клеткам воспроизводиться, создавая копии самих себя от поколения к поколению. Функция копирования человеком не контролируется.

Вторая функция – «транскрипционная». Каждая клетка нашего тела содержит все наши гены, но не все гены активируются, или проявляются. В момент активации ген вырабатывает новый белок, который меняет структуру и функцию клетки. Эта функция называется транскрипционной, потому что при активации гена происходит «транскрибирование» – считывание с него информации о том, как создать этот белок. На функцию активации генов оказывает влияние то, что мы делаем и чему учимся.

Принято считать, что нас формируют наши гены. Работы Кандела [E. R. Kandel] свидетельствуют о том, что в процессе обучения психика способна влиять на выбор генов для считывания. Таким образом, мы можем влиять на наши гены, которые, в свою очередь, вызывают изменения нашего мозга на микроскопическом уровне».

Кандел также показал, что во время обучения нейроны меняют свою структуру и укрепляют существующие между ними связи. Эту мысль можно сопоставить в приводимыми в данной главе и в главе о эксплуатации понятия свободы словами насчет того, что зависимое поведение может формироваться путем научения. То есть человек сталкивается с определенным стимулом и реагирует на это столкновение определенным выбором. Затем этот выбор повторяет еще раз, много раз.

В результате повторяемости стимул и тип реакции на него в сознании человека связываются в одну систему (одновременно активирующиеся нейроны, как отмечал упомянутый Н. Дойдж, связываются). Одновременно может происходить процесс забывания иных типов реагирования на стимул (не обязательно ведь сразу купить марихуану, если не сдал зачет в ВУЗе, есть иные пути реагирования на данную проблему). «Синаптические связи и нейроны, – эти слова того же автора уже приводились, – не подвергавшиеся активному использованию, неожиданно умирают».

Этот процесс можно описать в терминах учения академика А.А. Ухтомского о доминанте. Доминантой, согласно учению, является очаг возбуждения в коре головного мозга. В момент возбуждения, импульсы, поступающие в сознание, переадресуются к текущему очагу. Параллельно в прочих отделах коры головного мозга разливаются процессы торможения. Иными словами, для человека пристрастившегося к выпивке желание выпить становится доминирующей идей, подчиняющей определенному ритму всю работу организма и настраивающей определенным образом работу нервной системы. Импульс переадресуется: то есть информация о любом событии, воспринятая в момент возбуждения воспринимается как повод выпить: супруга задержалась с работы, заболел ребенок, сократили на работе, или, наоборот, повысили. Разливаются процессы торможения: человек перестает замечать пути для реализации иных типов реагирования. Ему кажется, что напиться, – это самый логичный и естественный тип реагирования на приведенные выше ситуации. Причем, как отмечает Ухтомский, под устоявшуюся форму поведения подводится идеологическая база и теоретическое обоснование.

Психофизиологически дело обстоит таким образом, что историческою последовательностью событий в организме и «поступками человека» определяется до деталей его мышление и восприятие мира. Пусть это будет ступор душевнобольного, или страстный порыв солдата в бою. В порядке самоутверждения и самооправдания человек найдет затем «сознательное оправдание» всему этому! «Логическое объяснение» всегда ведь приходит post factum и зависит от находчивости и способности к абстракции! Ступорозный объясняет свое поведение тем, что иначе он разобьется, ибо он – стеклянный. Солдат объяснит свое поведение тем, что его «преследуют», а он «велик»».

О том, что Ухтомский вкладывает в понятие абстракции и о прочих аспектах учения о доминате см. в статье «О развитии монашества, о теории “созависимости” и о прочих психологических подходах к решению личностных проблем», в главах «Нейрофизиология и любовь», «Услышать голос другого».

Ухтомский отмечает, что по «бредовому трафарету» трафарету построено и множество научных теорий. То есть, ученый, исходя из состояния своей нервной системы, может стоить теорию, опираясь не на факты, а на собственные предпочтения. Ухтомский пишет, что «ученый схоластического склада, который никак не может вырваться из однажды навязанных ему теорий, кстати и некстати будет совать свою излюбленную точку зрения и искажать ею живые факты в их конкретном значении. Новые факты и люди уже не говорят ему ничего нового. Он оглушен собственною теорией. Известная бедность мысли, ее неподвижность, связанная с пристрастием к тому, чтобы как-ни­будь не поколебались однажды уловленные руководящие определения, однажды избранные координатные оси, на которых откладывается реальность, – какой это типический пример в среде профессиональных ученых!»[48]

Приведенные представления вполне накладываются на вопрос о генах. В данном отношении можно сослаться на метафору приводимую исследователем Паскуалем-Леоне. Он приводит образ заснеженной горы и говорит, что гены можно уподобить характеристкам горы. «Наклон, наличие камней, плотность снега – это данность, так же, как наши гены». Съезжая с горы на санках, можно следовать маршруту, который определяется характеристиками горы и умением управлять санками.

Съезжая с горы и поднимаясь наверх, человек осваивает несколько путей. Одни пути он использует часто, другие – почти не использует. «И вы проделаете на спуске трассы, по которым удобнее и привычнее спускаться, но эти трассы вовсе не будут определены генетически».

«Существует ли у нас возможность, после возникновения этих «трасс», или нейронных путей, сойти с них и перейти на другие? По мнению Паскуаль-Леоне, такая возможность есть, но сделать это сложно, потому что после того, как мы «накатали» эти трассы, они становятся «высокоскоростными» и очень эффективными с точки зрения управления санями при спуске с горы. Нам становится все сложнее переключиться на другой маршрут. Необходим какой-нибудь барьер, который заставит нас изменить направление». «Для формирования нового пути мы должны блокировать или ограничить его конкурента – наиболее активно используемый путь»[49].

То есть иными словами мы должны сформировать новую, положительную доминанту действие которой затормозить первую, паталогическую (о учении Ухтомского применительно к теме зависимого поведения см. лекции «Две доминанты» (лекция также представлена в виде текста) и в статье «Три силы: Цель жизни и развязавшееся стремление к игре (казино, гонки, игра по жизни)», в главе «О лекции “Две доминанты”».

***

Изучение генов продвинулось с момента 1953 года, в который была выдвинута концепция генетической обусловленности. Так, например, китайские ученые из Тяньцзиньского медицинского университета в одном исследовании насчитали 220 вариантов генов, ассоциированных со злостным курением. С алкоголизмом и зависимостью от наркотиков связаны несколько десятков генов. Когда ставится вопрос о генах, необходимо учесть, что существуют особые участки ДНК, определяющие, каким именно образом ген будет считываться и работать. Иными словами, исследования показали, что «не бывает одиноких генов курильщика или алкоголика, включающих поведенческую программу, как спусковой крючок. Бывают только генетические предпосылки. Их всегда не одна, а сто одна, и работают они в комплексе». Исследователи из Рокфеллеровского Университета в Нью-Йорке считают, что эти предпосылки есть только у 30–60% зависимых. Остальные 40–70% зависимых «сделали все сами, вот этими вот руками».

При наличии похожих врожденных способностей жизнь людей может сложиться по-разному. Ученые из Центра клинических исследований Адденбрукской больницы при Кембриджском университете изучали мозг зависимых людей и мозг их братьев и сестер, никогда не страдавших зависимостью от алкоголя и наркотиков. Ученые выяснили, что часть генных вариантов у курильщиков и употребляющих алкоголь и наркотики пересекаются. «И влияют эти общие гены не на метаболизм наркотика, а на функционирование системы поощрения мозга и его эмоциональных центров».

В случае с зависимыми от наркотиков было установлено наличие изменений на уровне строения мозга. Но вот вопрос: являются ли эти изменения причиной или следствием употребления наркотика? В результате исследования было установлено, что у исследуемых «изначально были проблемы с самоконтролем, не связанные с наркотиками». То есть, речь идет о человеке, который от рождения имеет проблемы с силой воли, который легко привыкает автоматически реагировать на вознаграждение, предлагаемое ему биохимическими процессами, который также он не слишком критично оценивает свои действия.

У зависимых людей были выявлены изменения в орбифронтальной коре головного мозга. Этот участок мозга, ответственный за оценку стимулов, помогает нам менять поведение при изменении условий. Орбифронтальная кора решает, что делать в данный момент: сидеть на месте или отвлечься на стимул, привлекший внимание. В случае с наркозависимым человеком орбифронтальная кора решает, что при всех условиях наркотик важнее всего.

Если данный отдел функционирует без сбоев, то у человека возникают мысли во время той или иной активности: Зачем я это делаю? По какой причине происходит в данном отделе сбой – вследствие врожденной особенности или вследствие сформированной зависимости – установить трудно.

В мозге есть слабые места, наличие которых увеличивает шансы человека стать зависимым. Но «одних этих «слабостей» и доступности наркотика недостаточно, чтобы стать наркоманом. Как велосипеда и таланта к велоспорту недостаточно, чтобы стать чемпионом «Тур де Франс». Придется постараться. Но, постаравшись, можно стать чемпионом (или наркоманом), даже если изначально у вас не было ни таланта, ни велосипеда»[50].

Как бы там ни было, известно, что лобные доли (а орбифронтальная кора расположена в лобных долях) могут быть развиты человеком с помощью размышлений, реализации значимых эмоциональных отношений с ближними, работы над собой, самодисциплины, чистописания, запоминания наизусть стихов, логоритмики (движение с одновременным произнесением, например, стишков), подвижных игр. То есть неразвитость лобных долей не фатальна и поддается коррекции.

Неразвитость лобных долей приводит к тому, что человеку трудно сдерживать хаотические импульсы, поступающие из лимбической системы – подкорковой структуры, ответственной за обработку эмоций. Иными словами, если из лимбической системы поступают импульсы, призывающие к употреблению наркотика, а лобные доли у человека не развиты, то сдерживать хаотические импульсы ему становится крайне тяжело. Про такого человека могут сказать, что у него ослаблен механизм саморегуляции.

Механизмы, помогающие лобным долям развиваться, были известны давно (не зря в школах занимались, например, чистописанием и запоминанием наизусть стихов). Теперь о самой возможности такого рода изменений рассуждают не только педагоги, познавшие на практике, что помочь человеку укрепить ослабленный механизм саморегуляции – возможно. Один ученый, составивший рецензиию к упомянутой книге Нормана Дойджа, в частности писал: «Норман Дойдж показывает нам, что процесс мышления и наши мысли способны преобразовывать наш мозг».

Если эти слова связать с «контролирующими вопросами» озвученными в начале главы, то слова можно переформулировать так. В 20-ом веке что-то стало происходит с мыслями человека, и процесс мышления во многих случаях перестал приводить к положительным преобразованиям мозга. Ведь необходимо учесть, что пластичность мозга может развиваться не только в «лучшую сторону», но и в «худшую». Вследствие агрессивного мышления в мозге могут формироваться структуры, ассоциирующиеся с порочными наклонностями.

Если человек живет эгоистически, институт эмоционально значимых отношения с близкими презирает, не читает книг и не размышляет над ними (перечень можно продолжить), то его лобные доли и не развиваются. И, следовательно, он становится беззащитным перед хаотическими импульсами, рвущимися изнутри его существа; – «из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф. 15,19).

В дополнение к данному разделу см. в шестой части постскриптум « О «медицинской модели» и о связи зависимости с поражениями в духовно-нравственной сфере человека».