Принципы системного подхода.

Принципы системного подхода обобщают опыт работы человека со сложными системами. В их число входят:

Принцип конечной цели, т.е. абсолютный приоритет конечной (глобальной) цели.

Принцип единства, т.е. совместное рассмотрение системы как целого и как совокупности частей (элементов).

Принцип связности: т.е. рассмотрение любой части совместно с ее связями с окружением.

Принцип иерархии, т.е. введение иерархии частей (элементов) и (или) их ранжирование.

Принцип функциональности, т.е. совместное рассмотрение структуры и функции с приоритетом функции над структурой.

Принцип развития, т.е. учет изменяемости системы, ее способности к развитию, расширению, замене частей, накапливанию информации.

Принцип децентрализации, т.е. сочетание в принимаемых решениях и управлении централизации и децентрализации.

Принцип неопределенности, т.е. учет неопределенностей и случайностей в системе.

Все перечисленные принципы так или иначе затрагиваются практически при любом использовании системного подхода. Реализация принципов системного анализа приводит к построению модели изучаемого явления. Применительно к целям данного исследования, модель функционирования нормативной системы – важнейший рабочий инструмент правового анализа. При ее изучении, предварительным условием моделирования является установление идентичной структуры причинно-следственных связей между общественными отношениями и регламентирующими их нормами. Если причинно-следственные связи модели и изучаемого явления не совпадают, то возникает субъективный фактор исследователя, вследствие которого подобие объектов становится проблематичным. Субъективный фактор законодателя в праве приводит к потере направленной ориентации между «копией» и «оригиналом» при которой норма, право, закон, в качестве «копии» должны включать в себя в качестве поощряемых существенные признаки тех общественных отношений, которые ведут к совершенствованию общественного способа производства и подавлять волю участников общественных отношений, направленную на замораживание, либо деградацию способа производства. В этой связи достаточно упомянуть, что до сих пор в юридической науке идут оживленные дискуссии по поводу характера связи между нормой и общественным отношением. Одни авторы считают, что норма права, как некая отвлеченная конструкция выступает в качестве модели реально складывающихся общественных отношений. Другие авторы придерживаются обратной точки зрения, что правовые нормы являются реальным фактором, определяющим в значительный мере возникновение и протекание самих общественных отношений в форме правоотношений, которые, таким образом, находятся во взаимном соответствии с нормами, т.е. подобны им как модель. Критерием для разграничения объектов на оригинал и модель является сама практика. В том случае, когда норма не соответствует объективно сложившимся отношениям, ведет к угнетению более экономичного способа производства, она рано или поздно отменяется, как негодная модель общественных отношений.

Затруднения в использовании теории подобия в качестве методологической основы моделирования в праве связаны не только с разноуровненностью объекта-оригинала и объекта-модели. Разнокачественность этих объектов проявляется в следующем: Естественнонаучное толкование соответствия исходит из его понимания как математического оператора, переводящего строго фиксированный набор элементов одного множества в столь же строго фиксированный набор элементов другого множества. Таким образом, исходной посылкой моделирования должна быть замкнутость, конечность пространства правоотношений. Жесткость этой конструкции не оставляет места для «субъективного фактора», ни в правотворчестве, ни в правоприменении. Здесь уже от судьи потребуется не нахождение удовлетворительного компромисса между строгостью и гибкостью, а строгое соблюдение алгоритма квалификации спорного отношения даже в том случае, если решение принимается на основе аналогии закона, или аналогии права. Не внутреннее убеждение на основании субъективного усмотрения судьи, а внутреннее убеждение на основе математически разработанных (и поддающегося проверке всегда с однозначным результатом) способов квалификации спорного отношения. В истории права известны примеры моделирования общественных систем на базе отождествления их с биологическими, физическими и иными структурными, например, биолого-органическая трактовка государства. Модель в праве представляет собой совокупность суждений, которая фиксирует некоторые инвариантные связи соответствия в структуре изучаемых общественных отношений[5]. По мнению В.Г. Панова, познание правовой действительности с помощью моделирования представляет собой процесс построения непротиворечивых теоретических концепций, позволяющих «создать новые абстракции, новые обобщения, которые изменили бы содержание выработанных ранее общих понятий о конкретных явлениях, и затем проверить правильность сделанных выводов путем конкретизации сделанного обобщения применительно к объективно существующей конкретной действительности»[6].

Завершающим этапом системного анализа является интерпретация модели. Даже если модель верна, нельзя только на этом основании считать ее хорошей. Аналитические результаты моделирования должны найти свое место в системе причинно-следственных отношений, справедливых для изучаемого объекта, расширяя или уточняя, углубляя ее, – тогда модель эффективна. Это обстоятельство диктует необходимость обязательного наложения построенной модели на реальные процессы и явления, которые она моделирует, т.е. возвращения к исходному пункту процесса моделирования. Преемственность в этом движении исследования обеспечивается специальными приемами, одним из которых, как мы уже отмечали, является системный анализ, реализующий системный подход к моделированию в праве. Моделирование, как способ исследования по отношению к другим средствам юридического анализа, имеет ту особенность, что не содержит в своей методологической схеме общественно-научного приоритета. Поэтому оно приемлемо тогда и только тогда, когда модель не просто формализует словесные описания, а логически стоит в ряду содержательных суждений об объекте[7].

Несмотря на то, что в системном анализе для решения проблем часто используют как логические, так и математические методы, не следует предполагать, что между системным анализом и сложнейшим математическим аппаратом существует обязательная связь. Сложнейшие проблемы очень часто анализируют и решают, не обращаясь к чему-либо более сложному, чем математика курса средней школы.

Главная привлекательность принципиальных основ системного анализа состоит в том, что они наглядно показывают путь, по которому каждый следует или думает, что следует, при выработке решения. Их ценность состоит в том, что они побуждают уделять должное внимание составлению перечня альтернативных стратегий, диапазон случайностей и весь спектр возможных исходов и приводить их к виду, недостижимому при интуитивном и неформальном подходе к проблеме. Более того, необходимость описывать исходы вынуждает принимающего решение четко и ясно выражать то, что он пытается делать, т.е. определять цели, и разрабатывать достаточно точные меры для оценки степени достижения целей. В большинстве случаев этот процесс ведет к такой степени понимания сущности ответственности, лежащей на принимающем решение, которое далеко превосходит любой уровень понимания сущности проблемы, достижимого иными способами. Часто одного этого достаточно для применения формальных методов анализа, и лучшая стратегия, избранная в результате такого анализа, представляет собой как бы побочный продукт.

Cуммируя все вышеизложенное по поводу задач и методов формализации понятийного аппарата, применительно к гражданскому праву, необходимо отметить, что в самом общем виде под формализацией понимается отображение результатов мышления в точных понятиях и утверждениях. Для того, чтобы выявить и зафиксировать существенные стороны изучаемых реальных объектов, их свойства и отношения, в соответствие им ставятся некоторые идеальные конструкции, которые должны отвечать следующим требованиям:

1. Устойчивость при межвидовом описании объектов одного рода. Например, родовое понятие «субъект» должно быть тождественным самому себе не только на отраслевом, но и на межотраслевом и на философском уровне обобщения этого понятия.

2. Хорошая обозримость. Указанный критерий означает конечность в определении понятия, т.е. недопустимость подмены формально-логического определения через ближайший род и видовые отличия псевдоопределения через открытый перечень разновидностей реального объекта, отнесенных к данному виду. Например, понятие субъекта права, данное в цивилистике не отвечает формально-логическим требованиям конечности.

3. Обладать свойством хорошей отождествимости этой конструкции. Для выполнения этого требования необходима наглядность представления и минимальное возможное число системообразующих элементов, входящих в состав конструкции.

Формализация позволяет уточнить содержание исследуемого объекта путем выявления его формы и последующего анализа этой формы без обращения к содержанию используемых формализованных понятий. Первой ступенью формализации является выражение результатов мышления в естественном языке. Дальнейшие ее углубления (вторая ступень) достигается введением в обычный язык разного рода специальных знаков и созданием частично искусственных языков. Язык правоведения, в основе которого заложены такие специальные понятия, как субъект, объект, предмет в настоящее время находится именно на второй стадии формализации.

Полная формализация теории (третья ступень) имеет место тогда, когда совершенно отвлекаются от содержательного смысла ее исходных понятий и положений и перечисляют все правила логического вывода, используемые в доказательствах. Такая формализация включает в себя три момента:

1. Обозначение всех исходных, неопределенных терминов.

2. Перечисление принимаемых без доказательства формул (аксиом).

3. Введение правил преобразования данных формул для получения из них новых формул (теорем).

Логическая формализация применительно к гражданскому праву направлена на выявление и фиксацию логической формы имущественных состояний и норм. Полная формализация теории права имеет место тогда, когда совершенно отвлекаются от содержательного смысла ее исходных понятий и положений и перечисляют все правила построения и преобразования имущественных состояний, используемые в нормах. В формализованной теории для того, чтобы получить решение не требуется обращения к содержанию используемых исходных понятий, их смыслу. Нормы здесь являются последовательностью имущественных состояний, каждое из которых либо есть аксиома, либо получается из аксиом по правилам вывода. Проверка непротиворечивости такой нормы, а также ее составление превращается в чисто механическую процедуру, которая может быть передана вычислительной машине. Формализация играет существенную роль в уточнении научных понятий. Многие проблемы права, в том числе проблемы собственности, не могут быть не только решены, но даже однозначно сформулированы, пока не будут формализованы связанные с ними рассуждения.

ГЛАВА II.

ПРИМЕНЕНИЕ МАТЕМАТИЧЕСКИХ МЕТОДОВ
К ПРАВОВЫМ ИССЛЕДОВАНИЯМ

История вопроса

Для объяснения усложняющейся правовой действительности необходимы схемы и теоретические понятия, которые способны не только успешно объяснять правовые связи, но и служить рабочим инструментом для анализа законодательных текстов. Решение этой задачи требует совершенствования системы юридических категорий, которая в результате по своим формально-логическим параметрам позволит дополнить нормативизм, как упрощенную модель правовой действительности.

Примеры использования математических символов при формализации понятийного аппарата права на качественном уровне известны российскому читателю из работ Р.О. Халфиной о правоотношении.[8] Более поздние публикации показывают, что правовая наука все дальше отходит от качественных критериев, пригодных для решения простых задач[9]. Известно, что любая серьезная попытка применения точных методов анализа начинается с формализации исходных понятий путем отбора непротиворечивых эмпирических показателей и параметров. За этим следуют конструктивные определения понятий и указание правил действий с переменными. Отдельно указываются допущения и постулируемые положения. Математика, представляющая собой предельно формализованную иерархию структур, является идеальным инструментом для исследований в области права. Традиционно усилия специалистов сосредоточены в двух направлениях:

Первое – математическая обработка результатов правовых исследований (правометрия).

Второе – исследования структуры права математическими методами.

Первое направление разрабатывалось еще в 1775 г. Пьером Симоном Лапласом предложившим использовать методы теории вероятностей для оценки свидетельских показаний, для анализа выборов и решений собраний и для определения вероятностей ошибок в судебных приговорах.

Его последователи Симеон Пуассон и Огюст Курно, соответственно в 1837 г. и в 1877 г. опубликовали трактат «Исследование вероятности по материалам уголовных и гражданских судебных решений на основе общих правил исчисления вероятностей» и монографию «Основы теории шансов и вероятностей», в которой гл. 15 была названа: «Теория вероятностей судебных решений. Применение ее к статистике гражданских дел». В США эстафету правометрических исследований принял профессор из Мичигана Дж. Шуберт, который в 1959 г. опубликовал работу «Количественный анализ судейского поведения». Американский прагматизм наиболее ярко проявился в трудах Стюарта Нагеля. В 1961г им опубликован ряд работ, среди которых «Ожидание вердикта» содержит количественный показатель возможности выиграть или проиграть иски, вытекающие из причинения вреда, в зависимости от наличия в деле целого ряда переменных, которые обрабатываются методом статистических обобщений.

В настоящее время в этом направлении успешно применяются специализированные разделы математики для решения следующих задач:

Количественное описание правовых явлений - (без вычислений);

Обеспечение учета и отчетности в правовой деятельности путем вычисления однозначных величин, явлений и процессов средствами элементарной математики (арифметика, алгебра, геометрия, тригонометрия);

Решение идентификационных и других оценочных задач, для которых средствами дифференциальной геометрии, теории вероятностей, математической статистики и математической логики производится описание и вычисление сложных, преимущественно многозначных явлений.

Второе направление сновано на идее сведения рассуждений к вычислениям и имеет глубокие исторические корни, восходящие к Р. Декарту. Он подразумевал возможность создания искусственного языка науки, дал его развернутую характеристику и тех громадных выгод, которые связаны с применением последнего. Декарт предполагал наличие некоторого природного порядка в наших мыслях, который сравнивал с порядком в мире чисел. При всем бесконечном множестве чисел, каждое из них имеет единственное знаковое представление, следовательно, каждому из них можно дать собственное имя, что позволит действия с ними записывать особым компактным языком. Поскольку для чисел такой универсальный языке разработан, то, по мнению Декарта, со временем будет сконструирован еще более универсальный язык, охватывающий не только числа, но и любые объекты, которые могут стать предметом исследования. Такой язык позволит обозначать любые идеи путем выделения простых представлений и фиксации элементов, из которых состоит каждая мысль. Тем самым будет исключена любая возможность заблуждения. Такой язык противопоставит словам, имеющим неконкретное значение, четко определенные искусственные элементы. Вместо «давайте поспорим», ученые будут говорить: «давайте вычислим».

Сразу оговоримся, что любой искусственный язык должен быть сводим к одному из существующих и общепринятых. Только в этом случае он имеет практическую ценность, а, следовательно, и право на существование. Коль скоро уже существует универсальный язык математики, наиболее оптимальным путем для исследований в любой отрасли знаний является установление соответствий между реальными явлениями, изучаемыми данной отраслью и теми закономерностями, которые закреплены в математическом аппарате.

Развитию идеи универсального языка науки большое внимание уделено в работах Г. Лейбница.[10] Он заложил фундамент математической логики освободив понятие «исчисление» от однозначной связи с понятием «количество», выдвинул идею создания искусственного языка символов и логического исчисления. По Лейбницу идеал общего метода, благодаря которому возможно будет систематизировать вечные истины, доказывать их и даже открывать новые, состоит в следующем:

1. Необходимо разложить все понятия на простейшие, подобно тому, как в математике составные числа разлагаются на произведение простых множителей. Число простейших понятий в таком языке не может быть велико;

2. Обозначив каждое из понятий особым символом, мы получим «алфавит человеческой мысли»;

3. Всевозможные комбинации простых понятий дадут нам совокупность сложных. И хотя число первых невелико, однако, как показывают формулы комбинаторики, число их комбинаций может быть почти неисчерпаемым;

4. Необходимо ввести особые символы для основных соотношений между понятиями и установить правила употребления и комбинации этих символов.

Таким образом, предполагалось процесс мышления свести к особого рода механическим исчислениям, чем, по существу и занимается современная символическая логика.

Последователи Г. Лейбница – Дж. Буль, Ч. Пирс, Э. Шредер[11] считали, что для практической реализации этой идеи необходимы следующие предпосылки:

Завершенное знание относительно характера операций, служащих для соединения элементов понятий;

Завершенное знание относительно законов связи понятий.

При этом они предполагали, что соответствующая предварительная работа должна быть проделана логикой. «Точная логика» по Э. Шредеру, должна включать три основные части:

Исчисление классов.

Исчисление высказываний.

Исчисление отношений.

Применительно к праву под классами следует понимать основные правовые категории. Высказываниями в праве являются нормы. Под исчислением отношений следует понимать правила установления связей между правовыми категориями. Только после построения логики отношений появится база для создания научного языка и «будущей истинной философии».

Таким образом, на повестку дня был поставлен вопрос о формализации языка науки на более глобальном уровне чем упорядочение употребления терминологического аппарата.