Купала, Кострома и русалка Мавка

 

В нашей Волге-матушки русалки всяки-разные шастают, воду баламутят, доброго мужика с панталыку сбивают. И имена у них разные. Водяница — жена Водяного: так-то утопленница из некрещёных или девка несчастная, своей родней проклятущая. Есть Лоскотуха (Щекотуха по-нашему): заманит она в омут и защекочет до смерти любого хожего-перехожего. Лобаста — самая злющая и старая русалка, из рода нежитей — водяная бабка Ёжка. И Мавка… А вот Мавка не девка-чернавка, как другие русалки, а происхожденьице имеет благородное.

 

Ты послушай-ка о ней

и тёпло молочко попей

(от вредности).

Дык, ни в горе, ни в бедности

 

жил да был на небе бог луны и огня — крылатый пес Сварожич. И полюбил он богиню ночи Купальницу, ту, что на брегах Волги жила. И родились у Сварожича и Купальницы дети: сын Купала и дочь Кострома. А коварный громовержец Перун преподнес новорожденным наичуднейший подарок: вложил он частицу своей силы в папоротник, который расцвел дивным цветом, и этот цветок Перун подарил детям. Росли детки, подрастали, божьей силы набирались, подарок дядюшки Перуна свято берегли. Но однажды случилось несчастье. Гулял как-то по бережку Купала с цветком папоротника в руке, учуяла аромат волшебного цветка птица Сирин и захотелось ей забрать его себе. Подлетела она к младому Купале близко-близко, затянула свою песню заунывную и увлекла за собой парубка. Шел он, шел за Сирин следом, пока божья птичка не столкнула его в мир мертвых Навь, а дивный цветок папоротника с собой унесла. Много лет искали родители сына Купалу, но так и не нашли.

Прошли годы, подросла их дочь Кострома, и удалые молодцы стали звать ее замуж, но она ни за кого не пошла. Сплела Кострома венок, надела его на голову и сказала, что станет женой того, кто сумеет сорвать венок с ее головы. Но никто не сумел его сорвать. Вышла Кострома на берег Волги и закричала:

— Эх, боги, боги! Нет на этой земле никого, кто достоин меня!

И тут порыв ветра сорвал с ее головы венок и бросил в реку. Венок упал на воду рядом с лодкой, в которой сидел добрый молодец. Подобрал он венок и принес его Костроме, ну, и поцеловал нечаянно. И возникла между ними любовная страсть. Решили они идти к Сварожичу и Купальнице, как муж да жена: на поклоны низкие, на благословеньице великое. Но родители узнали в женихе Костромы своего потерянного сына Купалу. А когда Кострома с Купалой поняли, что они родные брат и сестра, не смогли дальше нести свой крест и, взявшись за руки, бросились с крутого бережка в глубокие воды реки Волги. Купала погиб, а Кострома обернулась русалкой.

И назвала она сама себя Мавкой, поселилась в самом гибельном омуте и стала в ясен день плакать-горевать, Купалу поминать, а в лунну ночь оборачивалась прекрасной девой и караулила добрых молодцев. В каждом из них она видела Купалу, но осознав, что это не он, в ярости кидала несчастного на растерзание водяным духам да мерзким упырям.

 

Ну вот, молочко испил и силы набрался,

дочитал преданье Егорка, не сдался!

Теперь послухай, что было дальше:

прошло сто лет, сто веков. Остался

 

род людской и вовсе без мужичья — всех извела богиня Мавка! Стали бабы думать, как проклятущую изжить: палками ее забить или утопить? И то и другое не подходило — телом склизка русалка: круть-верть, хвостом махнет, и ищи ее, свищи! Кинулись тогда бабы за войском. Бегали туда-сюда, а войско-то тю-тю! Коль мужиков нет, то и войска нет. Даже плохонького скотника с вилами али рыбачка с неводом — и тех не сыскать. Решили бабы сами в последний бой идтить! Взяли они вилы, бредни рыбацкие и пошли. Дошли до Волги-матушки, до той гнилой ее заводи, где русалка Мавка живет, закинули бредни в воду, вилы навострили, и ждут. Год ждут, другой, третий… Ждали б они так еще лет десять, но девка Парашка заприметила на другом бережку спокойно сидящую Мавку и расчесывающую свои длинные золотистые волосы.

— Ах ты, зараза окаянная! Нежить, на божью жить непохожая! — бранились бабы на Мавку, грозя ей кулаками да вилами.

Но деваться некуда, осталось лишь одно верное средство — звать на помощь поляницу удалую. И пошли бабы. И позвали. Ну что ж, оторвала поляница свой мощный зад от печи, выползла кое-как из терема, вздохнула тяжко-тяжко, разделась догола и поперлась к реке — русалку Мавку отлавливать. Ходила поляница туда-сюда по бережку, ныряла в воду, выныривала… Но не изловила русалку, та духом бестелесным обернулась и след ее простыл! Зато поляница из воды повыкинула всех мужиков, молодцов и парубков — ни живых, ни мертвых.

Зарыдали бабы, заплакали над телами своих мужей, сыновей и отцов да стали кумекать: как род мужичий оживить. А поляница не спеша оделась, обулась и давай одного за другим мужичков за ноги переворачивать — воду из них вытрясывать, те откашливались и оживали. Так она их всех порастрясывала да на ноги поставила. Могучих русских богатырей тоже. Никого не пощадила злыдня Мавка, никто ей в женихи не подошел.

Ну, а пока народ от горя тяжкого отходил да оживал, поляница удалая надумала Мавку замуж отдать и тем самым успокоить ведьму на веки вечные.

Вылепила поляница из глины фигурку ее брата — Купалы, вдохнула в нее жизнь, нашептала на ушко свои приказы заветные да и выпустила из могучих рук. Побежала фигурка своими ножками, выросла на бегу до добра молодца статного, красивого, румяного, точь-в-точь на Купалу похожего. Назвала его поляница Иваном, одарила гусельками яровчатыми и отправила к гнилой заводи балакать.

Сел Иван Купала на бережок, ударил по струнам звонким и запел свою песню призывную:

 

Ты приди, Кострома, на крутой бережок,

на нем ждет тя любимый дружок,

сто лет ждет и сто веков

жизнью живет без снов,

плачет, горюет,

никого не целует!

Ты приди ко мне, Кострома,

как к милому другу жена,

обними, поцелуй

да до смерти замилуй!

 

Услыхала эту песню злая Мавка, ёкнуло у нее сердечушко, вышла она на крутой бережок и кинулась Ивашке в объятия. Схватил Лжекупала русалку и стал сжимать ее в крепких объятиях! Сжимал он деву, сжимал, пока совсем не задушил. Обмякла русалка в глиняных руках Ивана и выпустила дух Костромы на волю. Вот так и ушла Кострома в страну мертвых Навь, а там она встретилась с Купалой. И зажили они там так, как богам положено: по-братски, по-сестрински, без всех этих страстей людского мира.

А на земле Кострому в потусторонний мир очень хорошо проводили. Поляница костер большущий разожгла, в нем и сожгли тела глиняного Ивана и русалки Мавки. А что эти тела? Как есть — пустышки! Народ от радости через этот костер прыгать удумал: и мужики прыгали, и бабы, и все вместе. Так до сих пор и прыгают в ночь перед летним праздником Ивана Купалы. И песни поют заунывные, те, что на пение птицы Сирин похожи:

 

Кострома, Кострома,

ты приди к нам сама!

Сама печь задуй,

сама с детками балуй,

усыпи Егорку,

но не дай ему вольку:

пусть не ходит до ручья, до ручья.

Пожалей нас, Кострома, Кострома!