Я отказываюсь торопиться с выводами

 

В зале ожидания миссис Ледбеттер заняла место рядом со мной.

— С тобой всё хорошо, Вилли?

— А я хорошо выгляжу, миссис Л.?

— Глупый вопрос, — тихо сказала она. — Я хотела сказать, есть что-нибудь, что я могу для тебя сделать?

Я покачал головой.

— Он справится, — сказала она.

— Вы этого не знаете.

— Я не знаю, что он не справится, и отказываюсь торопиться с выводами, а если сейчас ты сдашься, я ударю тебя так сильно, что даже этот Гугл не сможет тебя найти.

— Я не сдаюсь.

— Тогда что ты делаешь?

Я покачал головой, не ответив. Не знал, как ответить. Над моим разумом повисло тёмное облако, ощущение обречённости. Я упирался. Или зарывал голову в песок. Было тяжело сказать, что именно.

— В этом году я потеряла мужа, — откровенным тоном произнесла она. — Я не собираюсь терять своего единственного внука. Есть границы, знаешь ли.

Боже, если бы я знал.

— Почему бы тебе не поехать домой и не отдохнуть? — предложила она.

— Я не уйду!

— Тогда почему бы тебе не пойти посидеть с ним? Ты ему нужен, Вилли.

— Ему нужно вытащить свой зад из той кровати.

— И это тоже. Но прямо сейчас ему нужен его папочка. Ему нужно напомнить, что ему есть за что бороться.

— Я не собираюсь сидеть рядом с его кроватью, и наблюдать, как умирает ещё один мой ребёнок, — выпалил я.

— Значит, проблема в этом.

— Я не могу этого сделать.

— Можешь. Если в этом мире и есть кто-то, кто может это сделать, то это ты, Вилли. И ты это знаешь. Так что прекрати вести себя, как засранец.

— А что, если он умрёт?

— Ты не знаешь, что произойдёт.

— Но что, если?

— Если он умрёт, по крайней мере, у него было несколько месяцев счастья перед концом. У него была семья, люди, которые любили его, которые будут его помнить, которые заботились о нём. Это было на чертовски много больше, чем у него было до встречи с вами. И ты прекрасно понимал, что это может произойти.

— Да, но...

— Я тебе покажу "да, но", Вилли. Вы знали о рисках. И если произойдёт худшее, что ж, тебе нужно быть там. Ты должен ему это. Не время плакать. Мне жаль, если это звучит тяжело, но вот так. Кроме того, думаю, ты слишком остро реагируешь. Антибиотики начали действовать, и организм Тони, кажется, отчасти стабилизировался, или так говорит Джеки. Если он продержится сегодня, то точно будет в полном порядке. И он, возможно, намного крепче, чем ты думаешь. Теперь ему есть, за что бороться, разве нет?

— Вы не принимаете "нет" за ответ, верно?

— Нет.

— И вы никогда не ошибаетесь.

— Упаси Бог! Так что ты скажешь?

Она встала и протянула руку, бриллианты на её пальцах блестели в резком свете ламп над головой.

— Вы не уступите, да? — спросил я, беря её за руку.

— Можешь рассчитывать на волшебный пендель от меня, если ты это имеешь в виду.

— Думаете, он поправится?

— Я не религиозная женщина, Вилли, но постараюсь верить. Почему бы тебе не сделать то же самое?

Глава 87

Так мы и делаем

 

Тони поместили в кислородную палатку. Его глаза были закрыты, щёки раскраснелись. Он выглядел маленьким, уязвимым, но его грудь поднималась и опускалась, и он больше не стонал и не крутился в вызванной жаром агонии. Различные трубки торчали из-под корпуса палатки, перенося данные к монитору. Часы на стене напротив его кровати показывали, что времени только десятый час утра.

— Как он? — спросил я.

Джексон пожал плечами, глядя на меня. Я знал этот взгляд. Он смотрел на меня так, когда я был на волоске от того, чтобы облажаться, и он просто ждал, когда я это сделаю. Его глаза были полны обречённости и печали.

— Мама едет, — сказал я.

— Твоя мама? — произнёс Джексон.

— Так она сказала.

— Я уже отправила лимузин в аэропорт, — добавила миссис Ледбеттер.

— Как вы узнали, что она едет? — спросил я.

— Она позвонила. Женщины так делают, знаешь ли. Мы общаемся. Я сказала ей, что пришлю машину, и она может остаться со мной, пока будет в городе. Знаешь, мне очень нравится твоя мать. Она освежающе честная. Она будет здесь сегодня днём.

— Где Амелия? — спросил я, оглядывая палату, вдруг заметив её отсутствие.

— Завтракает в кафетерии, — сказал Джексон.

— И я собираюсь присоединиться к ней, — добавила миссис Ледбеттер. — Я определённо знаю, где это, так ведь?

Я подошёл ближе к ограждению, посмотрел на Тони.

— Хочешь подежурить? — спросил Джексон. — Можем поставить рядом с его палаткой раскладушку, если хочешь поспать.

— Какая у него сейчас температура? — спросил я.

— Снизилась до тридцати восьми и восьми.

— Это хороший знак, верно?

— Это очень хороший знак, — согласился Джексон.

— Так что теперь?

— Теперь мы ждём, — сказал Джексон. — Антибиотики либо помогут, либо нет. Если у него будет кризис, есть другие антибиотики, которые мы можем попробовать. Но у него хорошие шансы выкарабкаться, Вилли.

— Но...

— Я не хочу слышать никаких "но". Не сейчас. Я принесу тебе раскладушку, и ты можешь прилечь, последить за ним, поспать. Это пойдёт тебе на пользу, а он никуда не денется.

— Хорошо, — сказал я.

— А я позабочусь о твоей матери, когда она приедет, — сказала миссис Ледбеттер. — На этот счёт не переживай, Вилли.

— Она забронировала билет и всё остальное? — недоверчиво произнёс я.

— Она мать, разве нет? — ответила миссис Л.

Глава 88

Отдых

 

Джексон принёс в палату раскладушку, и я прилёг, думая, что просто немного отдохну, просто закрою глаза на пару мгновений — я не спал двадцать четыре часа. Я время от времени поднимал взгляд на кровать Тони, будто чтобы убедиться, что она по-прежнему там, что он по-прежнему спит в ней, что всё нормально, пищащий кардиомонитор по-прежнему пищит, никаких сигналов не исходит.

За день до этого состояние резко ухудшилось. Мы обнаружили Тони в кровати, его тело охватил жар. По дороге в больницу его тошнило по всей машине. В отделении реанимации, пока мы заполняли документы, его охватили судороги, а температура подскочила до сорока одного градуса. Его быстро увезли на каталке. Остаток дня он то терял, то возвращался в сознание, ворочаясь и стеная в кровати, скуля из глубины горла, сжимая зубы, глядя на нас ошеломлёнными глазами.

Днём начали действовать антибиотики, и он успокоился.

У меня целую вечностью не было таких ужасных дней.

Конечно, я не мог не вспомнить те ужасные дни в больнице с Ноем, у его постели, когда наблюдал, как тело подводит его, как возмущаются аппараты, как медсёстры и врачи бегают туда-сюда, советуясь по графикам, разговаривая на абракадабре, которая не имела для меня никакого смысла, о разорванных венах, отказе органов, уровнях кислорода, противопоказаниях.

Чем сильнее я старался не думать об этих днях, тем больше думал.

Измученный, я закрыл глаза и опустил голову на крохотную больничную подушку, думая, что отдохну минутку или две.

Глава 89

Трудности не позади

 

— Аааахх!

Я открыл глаза, быстро сел.

Тони смотрел на меня, его глаза были уставшими и полными боли.

— Аааах! — снова простонал он, поднимая руки, махая ими, будто пытался что-то сказать. — Аааах.

Я резко и неустойчиво встал. Я не до конца проснулся, мой разум был затуманен. Я оперся на кровать для поддержки.

— Тони?

Он закусил губу.

Мне хотелось откинуть пластмассовую палатку в сторону, взять его на руки, расцеловать лицо, сказать ему, что всё будет в порядке.

Как ты? — прожестикулировал я.

Он не ответил.

Я просунул правую руку в отверстие с перчаткой, с помощью которого его проверяли медсёстры. Я положил руку на его грудь, улыбаясь.

Он накрыл мою руку своими, сжал мои пальцы через защитный пластик, закрыл глаза.

Я стоял на месте, держа его долгое время.

Он уснул.

Часы показывали, что сейчас два часа дня.

Левой рукой я пошарил в карманах, ища телефон. Я хотел позвонить Джексону, узнать новости о прогрессе, но дверь за мной внезапно открылась, и в палату вошла мама, а следом миссис Ледбеттер, Джексон и Амелия.

— Ох, Вилли, — сразу же произнесла мама, подходя к кровати. — Как он?

— Не уверен, — сказал я. — Я заснул.

— Он стабилен, — сказал Джексон. — Трудности не позади, но он стабилен и, кажется, держится сам.

— Ох, бедняжка, — сказала мама, глядя на него сверху вниз. — Он меньше, чем я представляла. Конечно, я видела только фотографии.

— Его тело не развивается, как должно, — сказал я. — Детям тяжело принимать антиретровирусные препараты.

— Что за ретровирусы?

— Это называется антиретровирусы. Это препараты для его лечения. Для ВИЧ.

— Оу, — произнесла она.

Мама положила руку на горло, казалось, вдруг неуверенная в себе.

— Ты в порядке? — спросил я.

— Просто я не знакомилась с вашими детьми. Это... но они оба просто очаровательны, разве нет?

— Ты познакомилась с Амелией?

— Конечно, и мы мило поговорили. И ты прав — она напоминает мне Мэри, когда та была в этом возрасте. Ох, ну и язык у той девчонки! Иисус, Мария и Иосиф, ей нравилось доводить маму до истерик.

— Мэри будет на радио, — с гордостью произнесла Амелия. — Она певица!

— Ну, это да, — сказала мама. — Девочка сводила нас с ума этим караоке, с которым играли дети. Какую там песню она пела в день того торнадо? Ты помнишь эту песню, Вилли?

— Мы пели "Счастлив". Она тренировалась для церковного лагеря.

— Это торнадо разрушил ваш дом, миссис Кантрелл? — спросила Амелия.

— Ох, милая, не называй меня миссис Кантрелл. Звучит так скучно.

— Мне называть вас баба?

— Ох, Боги, нет! Я твоя бабуля. Ты знаешь, что такое бабуля, дитя?

— Никогда не слышала про бабулю.

— Это твоя бабушка, милая. В любом случае, так мы это называем. Все мои внуки зовут меня бабулей, и тебе тоже следует. А если бы мой муж всё ещё был жив, ты бы звала его дедулей, но он мёртв. И, конечно же, другой твой дедуля тоже мёртв. Мне было так жаль услышать об этом, мисс Юнис. Мне очень жаль.

— Открытка, которую вы прислали, была милой, — сказала миссис Ледбеттер.

— Не могу поверить, что ты проехала весь этот путь, — сказал я маме.

Я был впечатлён.

— По тому, как ты порол чушь, я поняла, что должна что-то сделать, — ответила мама.

— Почему папочка порол чушь? — спросила Амелия, глядя на Джексона.

— Это долгая история, сладкая, — сказал Джексон.

— Ты так говоришь, когда не хочешь рассказывать мне правду, — парировала она.

— Папочка обеспокоен. Вот и всё.

— Я думала, ты сказал, что Тони будет в порядке.

Её лицо внезапно исказилось тревогой.

— Я уверен, что будет, но мы просто не до конца уверены.

— Ты имеешь в виду...

— Вы двое, не начинайте, — сказал Джексон.

— Но он не умрёт, — сказала Амелия. Это был не вопрос, скорее, утверждение.

— Я так не думаю, — тихо произнёс Джексон.

— Но ты не знаешь наверняка?

— Нет, милая. Мы не знаем наверняка.

— Ты шутишь? — спросила она.

— Он плохо борется с простудой и прочим. Ты это знаешь. Так что каждый раз, когда он заболевает, это может быть... ну, нам просто нужно молиться за него. Уверен, он будет в порядке.

— Так бабуля приехала потому, что ты думаешь, что он умрёт?

— Нет, — сказал Джексон. — Всё не так. Он в беде, конечно, но давай не будем забегать вперед.

— Я думала, ты сказал, что вы будете честными со мной, — сказала она. — Я думала, ты сказал, что мы всегда будем говорить правду и не будем врать.

Джексон вздохнул с долей отчаяния.

— Так он будет в порядке? — спросила она, глядя на меня.

— Лучше бы ему быть, — сказал я, стараясь всё сгладить. — Но мы бы соврали, если бы сказали, что это несерьёзно.

— В любом случае, когда ты в больнице, это серьёзно, дорогой, — вмешалась миссис Ледбеттер. — Но Бостонская детская больница — одна из лучших детских больниц в мире, и Тони получает наилучший уход, и есть все основания полагать, что он будет в полном порядке. А теперь не накручивай себя.

— Но ба!

— В этом тебе придётся мне довериться, — сказала миссис Ледбеттер. — И твои папочка и папа прямо сейчас оба расстроены, так что мы не будем делать хуже, правда, дорогая?

Амелия уязвлённо замолчала.

— Сейчас слишком много людей в палате, — тихо произнёс Джексон. — Медсёстры нас прогонят. Вилли, почему бы мне не посидеть с ним, пока вы, ребята, пойдёте наверстаете упущенное?

Джексон по-своему прогонял нас из палаты. Так как он был одет в униформу, я не мог сказать, на смене он или нет.

— Ты хочешь есть, мама? — спросил я.

— Я думала, в самолётах разносят еду, — сказала она, натягивая недовольное выражение лица. — Эта дама подошла и дала мне пакет арахиса. Арахиса, Вилли! Что я должна делать с пакетиком арахиса? Я так торопилась попасть в Мемфис, что не подумала остановиться и перекусить.

— Мы отведём вас в кафетерий, дорогая, — сказала миссис Ледбеттер, беря мою маму под руку. — У них здесь чудесный выбор абсолютной дряни. Можно отправиться и прямо из кафетерия поехать в реанимацию, здесь это одно из самых приятных мест. Рвота фонтаном в этом конкретном кафетерии точно не редкость и, что самое важное, это чуть ли не характерная особенность данного заведения. Меня саму чуть не вырвало фонтаном, когда я впервые ела их ужасную еду, но я сильная женщина. Уверена, у них прямо за дверьми кафетерия есть ряд носилок для тех, у кого организмы слабее. Джеки, дорогой, я права?

— Думаю, ты преувеличиваешь, мам.

— Идёмте, — велела миссис Ледбеттер, взяв всё под свой контроль. – Проверим, насколько там плохо.

Глава 90

Если план А не работает...

 

— Ты смешно говоришь, миссис бабуля, — сказала Амелия, пока мы ели поздний ланч в кафетерии больницы.

— Просто бабуля, — объяснила мама. — Это южный способ сказать бабушка. И Амелия... какое хорошенькое имя для хорошенькой девочки. Вилли прислал мне несколько фотографий, но они меркнут в сравнении действительностью. Ты такая милашка.

Амелия покраснела.

— Мне было жаль услышать, что твоя мама умерла, — добавила мама.

Амелия нахмурилась при упоминании её матери.

— Уверена, она бы очень гордилась, если бы увидела, как хорошо ты справляешься. И так много людей хочет с тобой познакомиться!

— Серьёзно? — произнесла Амелия.

— Ох, конечно, дорогая. Есть твой дядя Билли и твоя тётя Шелли. Это брат твоего отца и его жена. И их дети, конечно — Мэри, Эли и Джош. Мэри в Нэшвилле, но она будет на вечеринке четвёртого июля, и ты сможешь с ней познакомиться. Эли и Джош сейчас в колледже. Боже, как они повзрослели. Они твои кузены, ты знаешь. А ещё я рассказывала о тебе некоторым дамам из церкви Святого Франциска. Конечно, они все знают Вилли. Уверена, они были бы очень рады с тобой познакомиться.

— Я хочу, чтобы она познакомилась с Тоней и Кики, — сказал я.

— Кто они? — спросила Амелия.

— Тоня моя лучшая подруга, а Кики её дочь. Она глухая. Как Ной. Знаешь, они были лучшими друзьями, Ной и Кики. Что они творили! Кики заплетала его волосы в африканские косички. Требовалось чертовски много времени, чтобы их распутать.

— Как Кики? — спросила мама.

— Она уже почти закончила первый год в колледже. Тоня недавно рассказывала, что у неё средний балл четвёрка.

— У неё тоже все пятёрки? — спросила Амелия.

— Полагаю, да, — сказал я.

— Вилли говорил мне, что ты круглая отличница, — сказала мама.

Амелия сияла от удовольствия.

— Вы, должно быть, устали от перелёта, — сказала маме миссис Ледбеттер. — Я попросила Лидию приготовить для вас комнату. Вам лучше остановиться у меня.

— Я не хочу навязываться, — ответила мама. — Я могу просто остаться здесь, в больнице, с Вилли. Не стоит беспокоиться.

— Чепуха, — сказала в ответ миссис Ледбеттер. — Мне не помешает компания. Этот большой старый дом теперь кажется пустым, когда по нему бродит только моя печальная старая фигура. Я говорила Вилли, что подумываю пойти жить с ним и детьми.

— Мы бы с радостью вас приняли, — сказал я.

— Видишь, как легко он врёт?

— Я не вру, — сказал я в свою защиту. — Кроме того, в квартире три этажа, так что я всегда могу спрятаться наверху, когда вы будете действовать мне на нервы.

— А я никогда бы этого не сделала, так ведь? — спросила миссис Ледбеттер, делая затяжку электронной сигареты и улыбаясь.

— Иногда вы меня раздражаете, — признал я. — Но, думаю, я к вам привык. В любом случае, до сих пор я не попал в тюрьму за убийство, так что, думаю, вы нормальная. И вы знаете, что говорят о членах семьи...

— Нельзя их убивать, потому что затупится лезвие топора? — произнесла она.

— Удушение — это, наверное, лучший способ справляться со старыми, надоедливыми дамами, — добавил я.

— Вилли, ты не должен так разговаривать со своей тёщей, — сердито сказала мама.

— Мы с миссис Л. понимаем друг друга. И дело ведь не в том, что я не раздражаю её до смерти. Так, миссис Л.?

— Вайлис, давай просто скажем, что ты похож на козий зельц. Отвратительно ужасный для непосвящённых.

Амелия изобразила на лице отвращение.

— Итак, — произнесла мама, глядя на меня, в её глазах мелькали вопросы, — как Тони? Я имею в виду, серьёзно? Без ерунды.

Я вздохнул, отодвинул рыбу, которую пытался съесть. Аппетит пропал.

— Всё не так плохо, — сказала миссис Ледбеттер. — Но серьёзно. Джеки сказал, что следующие пару часов — критические. Если антибиотики не сработают, мы узнаем. И если они не сработают... что ж, могут быть проблемы.

— Мы пойдём в часовню и помолимся, — сказала мама.

— Не думаю, что молитвы помогут, — ответил я.

— Я знаю, ты больше не ходишь на мессы и всё такое, но мы все помолимся. Только то, что ты не веришь в Бога, не значит, что он перестал верить в тебя.

— Я по-прежнему верю в Бога.

— Ты просто не ходишь на мессы.

— Я устал от того, что люди на меня смотрят.

— Ты получаешь такое внимание, когда устраиваешь спектакль.

— Я не помню, чтобы устраивал спектакль.

— Я приехала сюда не спорить, Вилли. И если ты не хочешь помолиться с...

— Я помолюсь с тобой, бабуля, — сказала Амелия.

— Правда? Ох, ну что ты за лапочка.

— Тони мой брат, — сказала она, будто это было единственным нужным объяснением.

— Где был Бог, когда Ной в нём нуждался? — спросил я, зная, что не должен, но не в силах ничего поделать.

Мама нахмурилась.

— Ну, как говорят, — сказала миссис Ледбеттер, — если план А не работает, в алфавите есть ещё тридцать одна буква на выбор.

Глава 91

Всё сложно

 

Я сидел в конце молельни.

Мама стояла на коленях на одной из скамеек впереди. Амелия присоединилась к ней. Семья Амелии не ходила в церковь, не "молилась", не была знакома со всей этой религиозной тарабарщиной, с которой я рос. Я думал о том, чтобы взять детей на мессу, но передумал. Я не мог объяснить себе, почему. Дело было не только в моём опыте сексуального насилия от рук отца Майкла, когда я ходил в начальную школу, хотя это определённо окрасило моё восприятие. Было что-то за гранью этого, что-то глубже. Что-то, что я не мог понять. Какая-то потеря веры, потеря способности верить.

Произнеся несколько молитв с мамой, Амелия вернулась назад и села рядом со мной.

— Бабуля говорит, ты больше не молишься, — прошептала она.

— Мы с Богом сейчас не ладим.

— Почему нет?

— Всё сложно.

— Ты можешь мне рассказать. Я не ребёнок.

— Это долгая история.

— Ты буддист, как папа?

— Он снова болтал о Далай Ламе?

— Кто такой Далай Лама?

— Один парень, — сказал я. — Он говорит что-то типа "моя религия — доброта". Я не знаю, что это должно значить, но Джек считает, что это круто.

— Папа говорит, что мы сами создаём свои страдания.

— Правда?

— Так он говорит. И он говорит, что мы перестаём страдать, когда учимся принимать хорошие решения.

— Звучит похоже на него.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— О чём?

— Почему вы с Богом больше не ладите? Ты зол на него?

— Не совсем.

— Он зол на тебя?

— Возможно.

— Почему?

— Это долгая история.

— Хотела бы я, чтобы вы перестали так говорить!

— Ну, так и есть, тыковка.

— Я не маленькая.

— Иногда мне хотелось бы, чтобы ты такой была.

— Почему? — спросила она, нахмурившись.

— В мире много уродливых вещей. Таких вещей, о которых я не хочу, чтобы ты знала.

— Каких вещей?

— Библия, к примеру.

— Что плохого в Библии?

— В ней говорится, что гомосексуальные люди, как я, плохие.

— Это неправда!

— Так там говорится.

— Почему?

— Полагаю, люди, которые написали её, не любили гомосексуальных людей.

— Ну, это глупо.

— Как есть, так есть, тыковка. Теперь имей в виду, что это та же книга, которая говорит, что отцы могут продавать своих маленьких девочек за три козла, и что непослушных сыновей нужно убивать, и всякое такое прочее.

— Серьёзно?

— Как я и сказал: всё сложно. Может быть, что-то из этого имело смысл для них, тысячи лет назад, когда они это писали, но это определённо не имеет никакого смысла сейчас. Тяжело спорить об этом, потому что некоторые люди считают, что это истинная правда Бога, и что каждое слово в Библии — буквальная правда.

— Так поэтому ты злишься на Бога?

— Я не злюсь на Бога.

— Злишься.

— Что заставляет тебя так говорить?

— Бабуля говорит, что раньше ты постоянно ходил в церковь. Ты и Ной. Она говорит, что вы никогда не пропускали мессы. Ты, должно быть, из—за чего—то злишься, если не хочешь больше ходить.

Я вздохнул.

— Я не злюсь, — снова сказал я.

— Ты злишься из-за того, что Бог забрал твоего сына? — спросила она.

Я почувствовал, как что-то перехватило в груди.

— Всё не так, — сказал я. — Кроме того, всё работает не так. Бог не забирает людей. Он не сидит там и не решает, кто будет жить, а кто умрёт. Это чепуха. Вещи случаются, вот и всё. Мы бы хотели знать, почему, но не знаем. Может быть, из—за этого я злюсь.

— Я не понимаю.

— Ну, Библия должна быть большой книгой, замечательной книгой, где есть все ответы, и она должна быть такой умной и такой мудрой, но, в конце концов, там нет никаких ответов. Не совсем. Она не говорит нам, почему случается так много плохих вещей, почему так много людей страдает, почему в мире так много ненависти и так много плохих людей делают плохие вещи. Она не объясняет, почему так много детей голодают, почему у них нет мам и пап. Она не объясняет, почему так много детей умирает от рака и других болезней, или почему дети умирают от голода. От голода! В мире так много еды, но дети всё равно умирают от голода. Как это происходит? Библия пытается ответить на эти вопросы, конечно, и там говорится, что все мы грешники, и Иисус пришёл спасти нас. И, возможно, нас нужно спасать. Но она не говорит нам, почему так много страданий. Мы просто должны улыбаться и терпеть это и надеяться, что попадём в рай, где всё будет хорошо и замечательно. Но мы даже не знаем, есть ли рай. Я не знаю, тыковка. Всё сложно.

Она вздохнула в манере, очень свойственной взрослым.

— Ты не должна переживать о таких вещах, — сказал я.

— Думаешь, с Тони всё будет хорошо?

— Я надеюсь на это.

— Я тоже.

Она потянулась и взяла меня за руку.

Глава 92

Что-то не в порядке

Как ты, малыш Т.?

Он смотрел на меня тёмным, нечитаемым взглядом.

Тебе хорошо спалось?

Он огляделся в пластмассовой палатке, казалось, в замешательстве, неуверенный, где он.

Сейчас был поздний вечер. Часы посещения скоро закончатся, и в коридоре снаружи стало намного тише. Джексон отвёз остальных домой, чтобы умыться и перекусить. Я остался, сидел рядом с кроватью Тони, наблюдая за ним, пока он спал. Днём его температура снизилась до тридцати восьми и трёх, но сейчас монитор показывал тридцать восемь и восемь.

Я скажу Джею привезти твоего мишку. Хочешь?

Он не ответил, казалось, не понимая меня. Его глаза были полны боли.

Я просунул руку в отверстие с перчаткой на конце, взял руку Тони в свою, помня о его капельнице — иголке, которая торчала в тыльной стороне его ладони, и была прочно приклеена. Он поднял взгляд на меня, попытался повернуться на бок, чтобы быть ближе, но его тело, казалось, не хотело сотрудничать.

С раздражением он расплакался.

Я поправил на нем одеяло.

Его слёзы разрывали меня. Это были слёзы измождения, слёзы боли, несчастья, дискомфорта.

Мне хотелось поговорить с ним, сказать ему, что всё будет в порядке. Мне хотелось, чтобы он успокоился, слыша, как кто-то говорит, что всё нормально, что о нём заботятся, что он пройдёт через это.

Вместо этого была тишина.

Он снова попытался перекатиться на бок, чтобы быть ближе ко мне. Я притянул его к своей стороне кровати. Он, казалось, практически ничего не весил, просто оболочка ребёнка. Он просто смотрел на меня, разинув рот в несчастье, и тянулся к пластиковой палатке, будто чтобы просунуть руку сквозь неё.

Я ответил ему грустным выражением лица, чтобы показать, что чувствую то же самое, что мне тоже грустно, раз грустно ему.

Он снова потянулся рукой к стенке палатки. Она дрожала, и, казалось, требовалось много усилий с его стороны, чтобы сдвинуть её. Я взял его руку, положил её обратно на его грудь, побуждая его не напрягаться.

— Аааххх, — произнёс он, с ворчанием открыв рот, а затем сжал зубы.

Его тело вдруг замерло, глаза закатились.

— Тони! — встревожено позвал я.

— Ааах! — снова простонал он. Затем он начал скулить и выть, его спина была прямой как доска, ноги пинали одеяло.

Что-то в его поведении было не так. Казалось, у него снова начинались судороги.

— Эй! — крикнул я в коридор, надеясь, что медсестра снаружи. — Эй!

Тони застонал.

Жутко испугавшись, я поспешил на выход из палаты и помчался вниз по коридору к стойке медсестры.

Глава 93

Дела идут не особо хорошо

 

— Дела у него не особо хорошо, — сухим тоном голоса произнёс доктор Коли, когда мы собрались вокруг. У него была нервная привычка моргать. Казалось, он разделял предложения морганием, моргая по несколько раз друг за другом каждый раз, когда делал паузу.

Возможно, мужчина просто устал. Бедный.

Была почти полночь, и в зале ожидания было немноголюдно. Мама, миссис Ледбеттер, Джексон, Амелия и я сидели, казалось, несколько часов, ожидая, когда доктор скажет нам новости после того, как забрал Тони в ОИТ* (прим.: *ОИТ — отделение интенсивной терапии).

— С ним всё будет хорошо? — спросил я.

— Он перестал отвечать на антибиотики, — сказал доктор Коли, моргнув несколько раз. — Мы начали новый курс, с другим, более сильным антибиотиком, но это рискованно. И это требует времени. Его тело может принять только это. Мы пытаемся его стабилизировать, сохранять в комфорте. К утру мы узнаем больше. Я определённо не сдаюсь, но вам нужно учитывать возможность, что эти новые антибиотики могут не сработать. Конечно, мы сделаем всё, что можем, и он может справиться, но я совру, если скажу, что это точно. Прямо сейчас мы, наконец, довели его до точки, когда он может отдохнуть, так что мы дадим ему отдохнуть.

— Мы можем его увидеть? — спросил я.

— Вы или Джексон можете посидеть с ним. Он под успокоительным, так что не придёт в себя некоторое время, но вы можете с ним посидеть. Но больше никто, пожалуйста. Нам нужно дать ему отдохнуть, пока он может. Ему нужно восстановить силы.

— Значит, остальные не могут его увидеть? — спросила миссис Ледбеттер.

— Вы можете поехать домой, отдохнуть и вернуться утром.

— Он может умереть к утру! — огрызнулась она.

— Я так не думаю, — сказал доктор Коли. — Если этот курс антибиотиков не поможет, есть другие, но дальше всё становится рискованнее. Пожалуйста, народ. Я не думаю, что он в непосредственной опасности. Возможно, вы хотите отдохнуть, пока есть такая возможность, и вернуться утром, и у нас будет более ясная картина того, на каком мы этапе.

Он извинился и исчез за ближайшей дверью.

— Я останусь с ним, — сказал я. — Джек, ты должен отвезти их домой. Но когда вернёшься, можешь захватить одного из его мишек? И его книгу о динозаврах?

— С тобой самим всё будет хорошо? — спросил Джексон, его уставшие глаза смотрели обеспокоенно.

— Я буду в порядке, — сказал я. — Мама, ты должна пойти и поспать.

— Как я буду спать? — спросила мама. — Я буду ждать тебя здесь, на случай, если тебе что-то понадобится.

— Нет, ты должна идти, мама.

— Не говори мне, что я должна, а что не должна делать, юноша, — огрызнулась мама. — Я сказала, что остаюсь, и я останусь.

— Миссис Кантрелл, я привезу вам косметичку, — сказал Джексон. — Вы сможете освежиться.

— Это было бы очень мило, дорогой, — сказала мама.

— Я хочу остаться с папочкой, — сказала Амелия.

— Нам нужно отдохнуть, милая, — строго произнёс Джексон. — Мы встанем пораньше и вернёмся сюда утром, раньше, чем доктора делают обходы. А теперь поцелуй своего папочку, и мы пойдём.

Амелия подошла ко мне, сильно нахмурив маленькое личико. Она поцеловала меня в щёку, затем прошептала на ухо:

— Не злись на Бога. Хорошо?

— Я постараюсь, — пообещал я.

— Нет, папочка. Я серьёзно. Он тебе не поможет, если ты на него злишься.

— А ты умная девочка, да?

— Обещаешь мне?

— Обещаю.

— Я привезу его мишку и ту книгу про динозавров, которая ему так сильно нравится.

— Спасибо, тыковка.

Пока мы смотрели, как они уходят, я сказал:

— Мама, ты уверена, что не хочешь пойти отдохнуть?

— У тебя, должно быть, в ушах кукурузные початки. Честное слово.

— Я рад, что ты приехала.

— Я тоже, Вилли.

Глава 94

Я не приму этого

 

— Не бросай меня, — сказал я, глядя на Тони в мягком свечении тусклых ламп. Он лежал на спине, согнув руки и ноги, его грудь равномерно поднималась и опускалась.

Почти два часа я наблюдал в тишине, стараясь не плакать, не всегда преуспевая в этом, стараясь не злиться, стараясь и терпя неудачу.

— Не бросай меня, малыш Т. Слышишь? Я знаю, что ты меня слышишь. Я знаю, что где-то внутри тебя есть маленький мальчик, который меня слышит. И если ты думаешь сейчас сдаться, лучше хорошенько подумай ещё раз, потому что я не стану этого терпеть. Ты меня слышишь, малыш Т.? Твой папочка этого не примет. Нет, сэр. И ты возьмёшь себя в руки и вытащишь свой зад из этой кровати и поступишь по отношению ко мне правильно.

Он не ответил.

На заднем плане тихо пищал кардиомонитор.

Бип... бип... бип...

Цифровой счётчик на мониторе показывал, что его температура снова снизилась до тридцати восьми и трёх.

— Мы только начали, — объяснил я. – Разве ты не понимаешь, сладкий? Ты почти закончил первый год в школе. Скоро наступят летние каникулы. Мы навестим мою семью на юге. Разве ты не хочешь познакомиться со своими кузенами, с дядей Билли, с тётей Шелли? И твой папа хочет поехать в «Дисней Ворлд». Не могу поверить, что ты захотел бы пропустить «Дисней Ворлд». Я хочу сказать, я никогда не был там сам, но слышал, что это крутое место. Адски дорого, но твой папа сказал не переживать о деньгах. Конечно, он может позволить себе говорить такие вещи. Если бы ты видел мой последний гонорар за книги, то понял бы, что я имею в виду. Если бы нас содержал я, мы бы вернулись на купоны на еду и в «Волмарте» платили бы карточкой для пособий, и вырезали бы купоны и подтирали бы зад кукурузными початками и... ты меня слушаешь? Ты не можешь так со мной поступить. Ты слышишь? Не можешь. Я тебе не позволю.

Бип... бип... бип...

— Знаешь, это не первое моё родео, — сказал я, пытаясь взять себя в руки. — Я раньше видел эти песни и пляски. Теперь я знаю, что тебе не нравится тот урок речевой терапии, но это не ответ, приятель. Это не помогает. Мы не так справляемся с проблемами. Ты теперь Кантреллы, а у Кантреллов есть яйца, разве не так? Мы не бежим от проблем. Мы выставляем их на переднее крыльцо и даём им развлекать нашу родню. Вот, что мы делаем. И Бог Свидетель, они развлекаются. Мы не страдаем от сумасшествия, мальчик. Мы наслаждаемся им. Так что, если ты думаешь, что увильнёшь от урока речевой терапии с помощью этого своего маленького спектакля, лучше подумай ещё раз.

Казалось, этот ход рассуждений не впечатлил Тони.

— Но если ты должен уйти, то я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал, — сказал я после долгой паузы. — Я хочу, чтобы ты пообещал, что не забудешь нас. Знаю, знаю, ты будешь там полировать нимб Иисуса или сидеть на облаке, или, может быть, он назначит тебя ответственным за пыльцу фей или что-то ещё, но я хочу, чтобы ты пообещал мне, что не забудешь о нас, когда попадёшь туда, наверх. Потому что мы не забудем о тебе, малыш Т. Ни на минуту. И думать не смей, что забудем.

Бип... бип... бип...

Глава 95

Меня зовут отец Джеймс

 

Я опустил голову на перила кровати, казалось, всего на мгновение или два, но, должно быть, это продлилось дольше, потому что я вдруг почувствовал, как кто—то трясёт меня за плечо.

— Мистер Кантрелл?

Мои глаза распахнулись.

— Меня зовут отец Джеймс, — сказал мужчина. — Я не хочу навязываться.

Я вытер глаза, в замешательстве от этого гостя, и запутавшись. Я не просил встречи со священником, не хотел видеть священника. На самом деле, священник был последним человеком, которого я хотел видеть, и я говорил медсестре, спрашивающей об этом. Нет, я не хочу поболтать со священником, спасибо вам большое.

Однако, вот он здесь.

— Я, должно быть, уснул, — сказал я, пытаясь не забывать о манерах.

Я встал, пожал мужчине руку.

Он был пожилым мужчиной. Редкие седые волосы коротко подстрижены, он был разодет: колоратка, чёрная рубашка и чёрные брюки, весь с иголочки. Я был удивлён, что на нём не ряса и забавная шапка.

Он просто посмотрел на меня, улыбнулся.

— Я могу вам помочь, отец? — спросил я.

— Не уверен, что помощь нужна мне, Вилли.

— Откуда вы знаете моё имя?

— Ты его отец, разве нет?

— Да.

— Он держится?

— Кажется. Разве не поздновато для ваших обходов?

— Я не мог заснуть.

— Значит, вы просто брели по коридору и случайно нашли эту палату?

Он улыбнулся улыбкой милого старика, полной знания, полной хорошего юмора.

— Мне говорили, что ты будешь трудной задачей. Мне бы не помешал вызов, знаешь ли. Работа священника... это проще пареной репы. Люди умирают. Конечно, они хотят поговорить со мной. Чёрт побери. На этом этапе они бы поговорили и с томатом в горшке. Более интересны люди, которые не хотят разговаривать со мной.

Я ничего не ответил на это.

— Знаешь, я прочёл твою книгу, — сказал он. — На самом деле, обе. Пути Господни неисповедимы, так ведь? "Господь даёт, Господь забирает. Благослови Господи!" Но я не думаю, что ты веришь во всё это.

— Я могу что-нибудь для вас сделать?

— Знаешь, чего я никогда не понимал?

— Чего?

— Почему ты назвал её "Крэковый малыш"? Кажется, грубо называть так своего ребёнка.

— Я в то время очень любил правду. Думал, буду говорить всё как есть и резать правду-матку. Не хотел слишком много льстить.

— Но он не был крэковым малышом.

— Он был метамфетаминовым малышом. Но крэковый малыш ассоциируется с родителями и окружением, в котором воспитывался ребёнок.

— Именно, — сказал он, кивая. — Если и есть правда в твоей книге, так это то, что Ной не воспитывался в таком окружении, поэтому мне всегда было интересно, почему «Крэковый малыш»?

Мне хотелось выгнать этого человека из палаты, и всё же... и всё же мне хотелось услышать, что он хочет сказать. Без сомнений, мама позвонила в одну из церквей и попросила, чтобы меня пришёл навестить священник. Мама очень это любила.

— У вас есть цель? — спросил я.

— Есть, Вилли. О, действительно есть! Но мне может потребоваться время, чтобы до неё добраться, потому что я стар. Так мы делаем, когда стареем. Мы не торопимся. Видишь ли, время — это всё, что у нас ес