Возвращение Намнанай-ламы из Тибета

 

Йогин Лобсан-Сандан, или Намнанай-лама, и его ученик получили посвящение Ямантаки в Тибете и сделали трехлетний ретрит. Это учение было поистине драгоценностью для родной бурятской земли. С его помощью можно было быстро отмолить накопившиеся грехи и получить благословение самого Ямантаки, гневного защитника, носящего голову буйвола с длинными рогами. По дороге домой, на границе Тибета и Монголии, Намнанай-лама и его ученик увидели монгольский буддийский храм. Так как они все время держали в голове самопорождение Ямантаки, отвлекаться от созерцания им было нежелательно. Намнанай-лама представлял, что сам стал Ямантакой и теперь у него голова буйвола. Но все-таки они решили зайти в храм, чтобы поклониться святому образу Будды Шакьямуни.

Когда Намнанай-лама и ученик вошли в храм во время утренней службы, они наклонили головы, появившись перед молящимися монахами в таких покорных позах. При этом они старались держать головы неподвижно. Молодежь начала смеяться, пожилые удивились таким странным гостям. Но благочинный ударил палкой об пол и запретил смешки. Странная процессия подошла к алтарю и, получив благословение, удалилась спиной к выходу и вышла, также наклонив головы. После окончания молебна некоторые подошли и спросили благочинного, что за странные люди были тут. Тогда благочинный вывел всех на улицу и указал на ворота храма снаружи. Все обомлели, увидев, что в верхней части вдоль внутренней стороны ворот тянутся две большие полосы. Словно огромный сказочный буйвол, входя, наклонил голову, еле-еле пролез в ворота и протер рогами сверху с обеих сторон полосы.

– Это были живые воплощения Ямантаки, поэтому, когда Намнанай-лама с учеником старались аккуратно пройти в ворота храма, они не хотели их злить и отвлекать. Представьте, что случилось бы с вами, если бы они мотнули своими головами и снесли бы стены монастыря. Поэтому всегда нужно как следует подумать, прежде чем смеяться над другими людьми! – закончил свои наставления благочинный.

 

Теплое лето 91-го

 

Случай, о котором я хочу вам рассказать, произошел в прекрасный солнечный день летом 1991 года. Весь народ Агинского Бурятского автономного округа собрался в Агинском дацане, по-тибетски называемом Дечен Лхундувлинг, чтобы получить благословение и учение от Его Святейшества Далай-Ламы XIV, приезд которого совпал с празднованием 250-летия буддизма в России.

 

Тибетский буддизм пришел из Монголии на север к бурятскому населению Забайкалья еще в начале XVII в. И лишь в 1741 году императрица Елизавета Петровна издала указ, согласно которому в Бурятии признавалось существование буддийской веры и утверждалось 11 дацанов и 150 штатных лам. Эта дата и считается датой официального признания буддизма в России.

 

Перед приездом Его Святейшества Далай-Ламы XIV мы, в то время студенты третьего курса Буддийского института в Монголии, досрочно сдали годовые экзамены и приехали в свой монастырь для помощи в подготовке его визита.

 

Работы было много: необходимо было в короткие сроки построить помещение для передачи посвящения Авалокитешвары. Это посвящение было очень важным для бурят. Мы сами, наши родные и близкие в большинстве своем были пастухами и земледельцами. Авалокитешвара, божество сострадания, призван был смягчать очерствевшие сердца степных пастухов.

Нет, буряты отнюдь не были жестокими и безжалостными – неспроста, переделывая их древнее название, первые русские поселенцы Восточной Сибири называли бурят «братским народом». Но за последний век на долю бурят выпало много испытаний: Первая мировая война, культурная революция, коллективизация, раскулачивание, Великая Отечественная война, ссылки и каторги. Все это словно раскаленным мечом прошлось по сердцам простых кочевников. Под гнетом воинствующего атеизма, провозглашенного большевиками, бурятский народ перестал проводить религиозные обряды и служить молебны. В душе миллионов простых людей на месте столетиями взращиваемых идеалов почтения к жизни, уважения к ближним, преклонения перед духовным подвигом осталась зияющая рана.

Грубый материализм, бывший основой советской идеологии, отрицал непременное наступление воздаяния после совершения преступления или греха, ограничивал человека быстротечным сроком одной жизни. Коммунистическая мораль не могла стать той спасительной нитью, которая исцеляет душевные раны, связывает человека с высшими силами и не дает ему стать порочным и праздным себялюбцем-обывателем.

 

Но мой рассказ не об истории бурятского народа и не о предназначении в этом мире человека. Я хочу рассказать вам об одном маленьком козленке…

 

Наш герой-козленок имел счастливую участь родиться в Амитхаше, деревне, примыкающей к Агинскому дацану. Впервые мы познакомились друг с другом, когда козленка привезли с конских состязаний, специально проводимых по случаю приезда Его Святейшества Далай-Ламы.

 

– С этого дня ты полностью отвечаешь за сохранность и благополучие этого козленка! Если его загрызут собаки или он потеряется, не сносить тебе головы! – такой суровый наказ дал мне настоятель Агинского дацана и вручил мне счастливого козленка с завязанным вокруг шеи в знак высокого отличия белым шарфом.

 

Как я узнал потом, на скачках во время очередного заезда откуда ни возьмись к кольцу охраны Его Святейшества Далай-Ламы ринулся, словно камикадзе, маленький козленок. От неожиданности ни сотрудники ФСБ, ни отважные тибетцы личной охраны Его Святейшества не смогли остановить это наглое создание. От кого увернувшись, кого-то опередив в скорости, а у кого и проскочив между ног, козленок добрался наконец к своей цели – к трону Его Святейшества! Далай-Лама отвлекся от скачек, удивленно поглядел на козленка и улыбнулся ему, словно своему давнему знакомому. Затем Его Святейшество наклонился, сорвал красивый полевой цветок из тех, что обильно росли вокруг его трона, и подал цветок козленку. Тот, нисколько не боясь, подошел поближе, даже не понюхав, взял цветок губами и преспокойно улегся у ног Его Святейшества. До самого конца скачек он так и лежал, не съев цветка. Весь его вид говорил об удовольствии, которое он получал, находясь в центре внимания в кольце охранников у подножия трона.

 

Все, кто видели происходившее, стали высказывать свои догадки о выходке безбородого козленка, пока по окончании скачек Его Святейшество не поднялся с трона и не рассказал о козленке сам. Далай-Лама поведал, что когда-то козленок был человеком, его учеником. Благодаря своей карме тот стал козленком, но при этом имел карму вновь встретиться со своим учителем. Затем Далай-Лама повязал вокруг шеи козленка шарф и попросил присутствующих лам позаботиться о том, чтобы козленка не закололи и не пустили на мясо.

Мне никогда не приходило в голову завидовать домашним животным. Каково же было мое удивление, когда все больше и больше народа стало приходить в монастырь, чтобы посмотреть на козленка, отданного под мою ответственность! Некоторые посетители расспрашивали меня во всех подробностях: «Правда ли, что Его Святейшество собственноручно пожаловал ему шарф? А у тебя есть такой шарф?» И я всякий раз отвечал, что не нуждаюсь в знаках внимания и что для меня достаточно лицезреть своего высочайшего духовного наставника Далай-Ламу и знать, что у него все благополучно.

 

Территория дацана окружена добротным двухметровым забором, и поэтому я не очень-то и боялся, что козленок убежит. Успокаивал меня и тот удивительный факт, что огромные монастырские собаки не только не пытались тронуть нашего козленка, а наоборот, при его появлении становились смирными и даже садились в один ряд вместе с кавказкой овчаркой Байкалом! Козленок с важным видом прохаживался перед собачьим строем, при этом недовольно притоптывал копытцем и, вероятно, что-то выговаривал им на своем языке.

 

Каждое утро одинокая старушка, которую все звали «бабушка Цыпелма», выходила на крыльцо и делала подношение белой пищи Трем Драгоценностям и всем живым существам. В то утро бабушка Цыпелма, не ждавшая гостей, вышла из дома, причитая. У нее пропал козленок и уже несколько дней вести о себе не подавал! Вдруг к ней во двор стали входить самые главные монахи Агинского дацана, почетно держа на руках пропавшего козленка. Тот, узнав хозяйку и родной двор, радостно блеял. Монахи предложили старушке купить у нее козленка, что ее несказанно удивило. Ничего не понимающей от неожиданности бабушке Цыпелме подробно пересказали историю о встрече козленка с Далай-Ламой. Затем ламы объяснили важность нахождения ее козленка в дацане. На это она, с трудом приходя в себя от изумления, дала согласие и добавила:

– Сколько дней я пыталась пробиться к Далай-Ламе, да нынче столько народу вокруг него собралось – куда мне, такой старой! Хорошо хоть козленок мой не растерялся и принес домой святое благословение! – и, поклонившись, она приняла благословение Далай-Ламы от своего козленка.

 

Его Святейшество пребывал в собственных покоях в центре нашего монастыря, а я жил в маленькой монашеской келье недалеко от монастырских ворот. Одной из моих обязанностей в эти дни было ранним утром, до шести часов, приносить воду из колонки, находившейся неподалеку от моей кельи, для чая Его Святейшества и всех высокопоставленных лам, приехавших вместе с ним. Однажды я едва не проспал. Я проснулся от сильного шума, открыл глаза и увидел в своей комнате козленка. Он с негодованием цокал копытцами по полу, а когда увидел, что я проснулся, с грохотом уронил стул и выбежал на улицу. Глядя спросонья на распахнутую дверь, я собирался с мыслями, с ужасом начиная понимать, что на целых полчаса опоздал принести воду для чая Его Святейшества! Словно ошпаренный, я понесся с ведрами по двору, желая исправить свою оплошность. К счастью, все окончилось хорошо: повара успели сварить и подать чай вовремя. Никакими словами не описать, как я был благодарен козленку за его своевременное вмешательство!

 

Все, кто был недоволен козленком, со временем примирились с его присутствием и приняли его, как полноправного члена монастырской семьи. Даже заведующая нашей гостиницей, поначалу беспокоившаяся за посаженные возле гостиницы цветы, успокоилась, увидев, что наш козленок ходит строго по тропинке и не обращает на цветы никакого внимания.

 

На следующее утро я был свидетелем того, как из двухэтажного здания гостиницы стали выбегать полуодетые жильцы, и нигде не было видно охраны. Мой опыт, хотя и небольшой, подсказал, что тут не обошлось без моего старого знакомого. И действительно, как только я поднялся на крыльцо, навстречу мне выскочил козленок. От радости, что напроказничал вовсю, он начал плясать и под конец, сделав несколько высоких прыжков, удалился. Оказывается, что Его Святейшество уже давно встал, а помощники-ламы еще спали. И как только охрана открыла дверь гостиницы, туда ворвался разъяренный козленок. Он прямиком побежал на второй этаж и ударами задних копыт открыл практически все двери. Бедлам козленок натворил ужасный! Когда я поднялся на второй этаж, там все еще бегали люди в нижней одежде и спросонья протирали глаза. Дежурная по гостинице хваталась за сердце и истошно охала. Надолго они запомнили нашего козленка!

 

Однажды вечером я стал очевидцем, как козленок кругами обходил резиденцию Его Святейшества. Он шел строго посолонь (по часовой стрелке), как бывалый практик. Все мои попытки заставить его сделать круг против часовой стрелки не увенчались успехом: он четко знал, как делать обходы почитания своего учителя!

 

Каждое утро после завтрака все монахи и прибывшие гости отправлялись на территорию старого, тогда еще не отреставрированного храма, который находился немного в стороне. Для этого нужно было выйти за ограду монастыря и совершить небольшую прогулку по кедровой роще. Эту рощу посадили старейшие ламы дацана еще до революции. С тех пор роща превратилась в великолепное место для медитации. Осенью, когда там поспевали кедровые орешки, мы собирали их и затем с наслаждением лакомились ими.

В тени могучих кедров на большой поляне между зданием старого храма и только что возведенным дворцом Авалокитешвары, Далай-Лама проводил ежедневные учения. Каждое утро здесь собирались тысячи верующих, жаждущих хотя бы одним глазом увидеть Его Святейшество.

 

Однажды утром, следуя на учение в толпе верующих людей, направлявшихся к месту посвящения, я заметил куда-то бегущего козленка. У меня появилось подозрение, что, может быть, это наш безбородый шалун! Однако, когда я попытался его догнать, он исчез. В следующий раз я увидел козленка во время учений. Он сидел впереди всех верующих и неотрывно смотрел на Его Святейшество. Я задался вопросом: может быть, это еще один ученик Его Святейшества? Раз есть уже один, кто может гарантировать, что таких учеников не два и не три? Этот день стал для меня самым длинным днем за весь период учения. Мне не давал покоя вопрос: может, это мой подопечный, миновав сторожей, вырвался на свободу и теперь шастает, где захочет? Но когда после учений я с тревогой потребовал отчета у милиционеров, охранявших ворота, они мне ответили:

– Как где козленок? Там, где ему и положено быть! – и указали на резвящегося у лужайки козленка.

У меня словно гора с плеч свалилась, хотя по бурной радости козленка я понял, что он опять обвел кого-то вокруг копытца. Оставалось надеяться, что не меня!

На следующий день я лично предупредил об ответственности за сохранность козленка своего старого знакомого, лейтенанта Наделяева, и отправился на учение. Но присутствие козленка на учениях повторялось едва ли не каждый день вплоть до завершения визита Его Святейшества. Каждый день какой-то козленок приходил на учение, садился впереди всех, и казалось, что для него нет ничего важнее, чем слова, сказанные Далай-Ламой! И это при том, что некоторые из собравшихся засыпали, некоторые разговаривали между собой, а то и устраивали в задних рядах целое чаепитие! Так как я не видел до этой поры таких примерных козлят, то я по-прежнему бежал вечером к себе и проверял, на месте ли наш единственный? Однако наш козленок всегда был на месте, в полном порядке и в приподнятом настроении. Для проверки своих сомнений я решил было повязать на шею козленку пеструю ленту, но, как нарочно, не смог его найти. А следующий день был последним днем учения.

 

* * *

 

По прошествии одиннадцати чудесных дней и ночей настала пора отъезда Его Святейшества, хотя по графику намечалось всего десять. Все собрались на проводы, в том числе и наш козленок. Многие провожающие, да и уезжающие тоже, плакали, как плачут только близкие родственники или друзья перед долгой разлукой.

 

Не знаю, благодаря какой карме бывший ученик Далай-Ламы переродился в козленка. Но если вы хотите его увидеть, то можете всегда его найти, уже подросшего, в Агинском дацане. И если вы знаете к тому же язык животных, то можете попросить козленка дать вам очень важный совет: чего не нужно совершать в этой жизни, чтобы не переродиться в козленка!

 

Случай на пароме

 

Я был свидетелем одного редкого случая во время визита Богдо Гегена в Бурятию, который произошел в 1997 году.

Однажды по дороге в Курумкан мы должны были пересечь на пароме реку Усть-Баргузин. Во время переправы, когда у нас было достаточно времени любоваться красотой этой сибирской реки, из толпы пассажиров к нам скромно подошла женщина, примерно одного возраста с Его Святейшеством. Женщина эта обладала особой красотой, и от нее словно исходило приятное излучение. Она вежливо попросила разрешения спеть песню в дар Богдо Гегену, и Его Святейшество согласился.

Когда женщина запела, мы были очарованы красотой мелодии протяжной старинной песни. Звук высокого звонкого голоса разливался по затихающей реке и отдавался эхом где-то вдали. Все находившиеся на пароме люди заворожено слушали старинный мотив. Несомненно, что женщина, исполнявшая эту песнь, была талантлива. Ее изумительный природный голос не был испорчен искусственной шлифовкой, как это случается у профессиональных певиц. Это был настоящий «глас народный», неповторимый в своей уникальности и первозданной чистоте!

Когда женщина закончила свою песнь, Его Святейшество попросил меня перевести ему слова песни. Вот те слова, которые я запомнил очень хорошо:

 

Святой Богдо Геген – наш Покровитель,

Сиятельный Богдо Геген – наше Прибежище,

Снизойдите к нам, Ваше Святейшество,

И нектаром-амритой нас благословите.

На священных конях-хулуках

Пожалуйте к нам с далекого Юга!

На трон золотой взойдя,

Драгоценную Дхарму даруйте!

 

После этого Его Святейшество в знак признательности подарил женщине, исполнившей эту песнь, тибетский шарф-хадак и спросил ее, кто написал эту прекрасную песню?

– Эту песню сочинила моя мать, когда была молода, и всю свою жизнь пела ее с надеждой, что когда-нибудь сможет получить благословение у самого Его Святейшества, но так и не получила его, хотя прожила до глубокой старости. До Октябрьской революции караваны паломников нередко отправлялись в Ургу (современный Улан-Батор), чтоб хотя бы издалека посмотреть на Его Святейшество. Но для этого были необходимы средства, а моя мать была из семьи простолюдинов, и у нее не было возможности поехать в Ургу. Моя мать свято верила в то, что если, глядя на юг, она будет распевать эту песню, то сможет пригласить Его Святейшество посетить землю бурят. Исполнению желания моей матери препятствовал тогдашний манчжуро-китайский двор, который запретил Его Святейшеству выезжать за пределы Монголии. Перед смертью моя мать завещала эту песню мне, своей единственной дочери, наказав петь ее как можно чаще. Мать говорила мне, что в этом случае я смогу получить благословение Его Святейшества для себя и для нее. Ближе к старости я стала сильно беспокоиться за то, что и мне, как и моей матери, не удастся получить желанного благословения. И все чаще и чаще звучала моя песня-молитва, вплоть до сегодняшнего дня!

Таким образом, мы стали живыми свидетелями того, что в тот день сбылись заветные мечты сразу двух женщин, и дочь смогла наконец исполнить последнюю волю своей матери. Женщина, певшая на пароме, сказала, что теперь, после встречи со своим истинным Учителем, ей не страшна даже смерть…

Все, кто был на пароме, зачарованно слушали эту историю и, изумляясь, плакали, а затем радовались тому, чему стали свидетелями…

Вот как ждали буряты приезда Его Святейшества Богдо Гегена на свою землю!