Какую же войну мы проиграли?

 

“Глубина падения какого‑либо тела всегда является мерой отдалённости данного его местонахождения от первоначального положения. Закон этот относится также к падению целых народов и государств. Но именно ввиду этого особенно большое значение получает вопрос о том, в каком положении или, лучше сказать, на какой высоте находился этот народ до начала своего падения. Только тот народ и может очень сильно и глубоко упасть, который раньше находился на более или менее исключительной высоте.  

Пережить катастрофу нашей Германской империи потому так трудно для каждого правильно мыслящего и правильно чувствующего человека, что наше падение произошло с такой большой высоты, которую при теперешнем унижении Германии даже трудно себе представить.”

Не могу не прервать цитирования: слова рвутся на бумагу.

В истории ХХ века Россия пережила две чудовищные катастрофы: одну в 1917 году, после низвержения государства евреями‑большевиками, вторую – в 1991 году, после разрушения потомками тех самых евреев‑большевиков сверхдержавы под названием СССР, причём в обоих случаев при активной помощи заинтересованных иностранных государств. И именно глубина падения и неимоверная высота, с которого это падение свершилось, потрясает воображение даже людей сторонних и незаинтересованных, не говоря уже об истинных патриотах. Мы были мощнейшей державой мира, мы занимали 1/6 часть земной суши, мы располагаем самыми большими в мире запасами природных ресурсов всех видов, у нас есть великий, может быть, даже величайший в мире народ, одарённый богом неисчислимыми талантами и высшими моральными добродетелями. Мы сумели создать мощнейшую индустрию, грандиозную самодостаточную экономику всего за несколько десятилетий, на что другие нации тратили многие столетия, мы были способны противостоять всему миру и при этом имели моральное превосходство над всем этим миром. Мы создали великую культуру во всех её областях, в этой области с нами могут соревноваться лишь несколько избранных наций на планете Земля. Мы имеем за спиной великую героическую историю и неизменное моральное превосходство над всеми нашими противниками. Мы сумели объединить вокруг себя несметное число малых народов, причём объединить не страхом и насилием, а добротой и мудростью, не уничтожив национальную самобытность ни одного народа. Нашу страну знают в любом уголке планеты: друзья уважают, враги боятся. Да, у нас было много недостатков, но какими ничтожными кажутся эти недостатки при ближайшем рассмотрении и в сравнении с величием достигнутого.

И вот в один миг из‑за предательства одних, патологического стремления к власти других, безволия третьих всё рухнуло. Мы потеряли треть своей территории без войны, мы позволили расколоть единый русский народ на русских, украинцев и белорусов, мы отдали даром фантастические промышленные мощности и гигантские ресурсы, своими руками по подсказке из‑за рубежа разрушаем все отрасли экономики, но в первую очередь наиболее ценные: оборонную промышленность, станкостроение, электронную, авиастроение, кораблестроение, сельское хозяйство и транспорт. Мы топчем собственную культуру и насаждаем враждебные религии и культы, подрываем мораль собственного народа. Нас ещё и сейчас боятся, но уже никто не уважает. Наша сила и мощь подорваны, наш образ жизни поруган и осмеян, наше достоинство растоптано и оплёвано. Враг торжествует и не скрывает радости. Воистину прав Гитлер: тяжело низвержение с такой высоты и такого величия. Но вернёмся к “Mein Kampf”.

“Сказанное относится, конечно, только к тем немцам, для которых Германия всегда была чем‑то побольше, нежели простой территорией для жратвы, чем‑то побольше, чем местом, где можно было хорошо зарабатывать и тратить деньги. Всё это, говорим мы, не для тех, для которых нынешнее унижение Германии – только воплощение их давнишней мечты, а для тех, для кого нынешнее положение Родины действительно катастрофа.  

Симптомы катастрофы были заложены в отдалённом прошлом, и понять это теперь необходимо более, чем когда‑либо.

Очень многие объясняют катастрофу Германии прежде всего общехозяйственной нуждой и вытекающими из неё последствиями. Это становится достаточным основанием, чтобы в экономической нужде видеть главную причину всего случившегося. В гораздо меньшей мере широкие круги населения склонны видеть причины катастрофы в политических, общекультурных, нравственно‑моральных факторах. Многим отказываются служить чувство и разум.

Что так думают широкие масс – это еще полбеды. Но то, что в кругах немецкой интеллигенции германская катастрофа объясняется “экономическими факторами”, ‑это уже очень плохо. Такой диагноз приводит к тому, что лечения ищут только в хозяйственной сфере, чем и объясняется то обстоятельство, что до сих пор мы не можем констатировать даже начала выздоровления. Лишь тогда мы поймём подлинные причины наших теперешних несчастий и лишь тогда мы найдём действенные средства для лечения болезни, когда поймем, что и здесь экономическим факторам принадлежит только вторая и даже третья роль, между тем, как первая роль принадлежит факторам политическим, нравственно‑моральным, факторам крови.  

Наиболее лёгкое и вместе с тем наиболее распространённое объяснение наших теперешних несчастий сводится к тому, что де причиной катастрофы является проигранная война. Многие верят в это нелепое объяснение всерьёз, но в устах других такое объяснение является сознательной ложью. Это последнее относится прежде всего к тем, кто ныне находится у власти и наживается на нынешних порядках. Разве не господа вожди революции доказывали ранее народу, что как раз ему то и безразлично, чем именно закончится данная война? Разве не кричали они на всех перекрёстках, что только “крупные капиталисты” заинтересованы в победе на фронтах, а вовсе не германский народ и тем более германский рабочий? Разве эти апостолы мира не утверждали прямо противоположное: что только поражение германского “милитаризма” обеспечит германскому народу небывалый подъём и процветание? И вот теперь приходят эти же самые люди и заявляют, что причина германской катастрофы в проигранной войне.

Ответить на это можно совсем коротко: лишь тот народ погибал, проиграв войну, для которого военное поражение бывало расплатой за внутреннюю гнилость, трусость, бесхарактерность, потерю собственного достоинства. В других случаях военное поражение скорее давало толчок новому великому подъёму, а вовсе не становилось надгробным памятником на могиле данного народа.  В истории мы найдём бесчисленное число примеров, подтверждающих правильность сказанного.

Наше поражение в мировой войне, к сожалению, было отнюдь не незаслуженной катастрофой, а, увы, заслуженным наказанием со стороны провидения. К нашему горю, мы более чем заслужили это поражение. Вспомним, какие явления сопутствовали нашему военному поражению. Разве мы не видели откровенного восторга по поводу несчастья, постигшего Родину во многих наших общественных кругах? Разве не находились люди, которые прямо хвастались, что своей “работой” смогли поколебать наш фронт. Причём это были не французы или англичане, а подлинные немцы. Мало того: разве после всего совершившегося не приняли мы ещё на себя вину за само возникновение войны, причём сознавая, что вина была не на нашей стороне.

Если бы в самом деле причина была в надломе, пережитом нашей армией, тогда германский народ отнёсся бы к поражению совсем по‑иному. Он встретил бы весть о поражении с тяжёлым горем, со стиснутыми зубами, а сердца бы преисполнились ещё большей ненависти и ожесточения против внешнего врага. Если бы разум и подсказал, что подписать капитуляцию необходимо, то сердцем мы готовились бы уже к предстоящему новому подъёму. Тогда никто бы не посмел смеяться и плясать по поводу случившегося, никто не хвастался бы своей трусостью, никто не издевался бы над армией и не валял бы в грязи знамёна и кокарды полков.

Военное поражение явилось только первым подтверждением того, что Германия уже давно больна. Сама же болезнь заключалась в яде морального разложения, в ослаблении инстинкта самосохранения, во всей той внутренней слабости, которые давно уже подтачивали фундамент государства.  

А евреи и марксисты попытались возложить вину за проигранную войну на немецкий генералитет и лично генерала Людендорфа, который один с величайшим напряжением сил боролся, спасая Германию от позора и катастрофы. Евреи и марксисты знали, что делали. Напав на Людендорфа, они стремились вырвать из его рук орудие морального превосходства над изменниками, трусами и подлецами.

Эти господа исходили из расчёта, что чем чудовищней солжёшь, тем скорей тебе поверят.  Рядовые люди скорее верят большой лжи, нежели маленькой. Это соответствует их примитивной душе. Они знают, что в малом они и сами способны солгать, но очень сильно солгать они скорее всего постесняются. Большая ложь даже просто не придёт им в голову. Вот почему масса не может себе представить, чтобы и другие были способны на слишком уж чудовищную ложь, на слишком уж бессовестное извращение фактов. И даже когда им разъяснят, что дело идёт о лжи чудовищных размеров, они всё ещё будут продолжать сомневаться и склонны будут считать, что всё‑таки здесь есть доля истины. Виртуозы лжи и целые партии, построенные исключительно на лжи, прекрасно знают и используют это свойство массы. Солги посильней – что‑нибудь от твой лжи да останется. Ну а виртуозами из виртуозов по части лжи во все времена были евреи. Кто этого не понимает, тот не способен бороться за торжество правды на земле.

Теперь немецкому народу, пожалуй, ещё приходится радоваться, что разъедавшая его организм невыявленная, но изнурительная болезнь  в 1918‑19 гг. прорвалась наружу в форме бурной катастрофы. Не случись этого, наша нация шла бы навстречу гибели, быть может, более медленно, но верно. Болезнь приобрела бы хронический характер; между тем теперь, приняв такие острые формы, она, по крайней мере, бросается в глаза всем, и внимание лучшей части народа приковано к необходимости её лечения. Если заболевание не принимает катастрофического характера, человек постепенно привыкает к нему, больное общество в этой ситуации также привыкает и со временем тихо погибает. При такой ситуации приходится считать за счастье, что процесс медленного гниения внезапно сменился бурным проявлением болезни настолько, что лучшая часть народа, по крайней мере, отдаёт себе отчёт в том, как опасно его положение. В этом и заключается благодетельное значение катастрофического пути развития. При прочих равных условиях катастрофа может стать исходным пунктом преодоления болезни.”  

Пора прервать цитату. Снова накипело в душе. Не могу промолчать.

Ещё и ещё раз я возвращаюсь к мысли о непостижимой похожести ситуации в юной Веймарской Германии и нашей бедной России. В период первой мировой евреи‑большевики, брызгая ядовитыми слюнями, кричали о том, что желают поражения ненавистному царизму, а когда поражение состоялось, объяснили его бездарностью командования и государя. Сегодня, в 1996 году их потомки снова желали русскому оружию поражения в Чечне, всё делали, чтобы это поражение состоялось, а теперь всё так же обвиняют в поражении якобы бездарных генералов. А цель одна – надломить хребет стране и её армии, чтобы обе уже не смогли подняться и оправиться. Казалось бы, зачем? Ведь они же страной и управляют. Но нет, причина в том, что не их это страна и чувствуют, что долго здесь не верховодить. Для грядущего же русского правительства должна остаться выжженная земля и руины: разорванное государство, распущенная армия, остановленная промышленность, обескровленное сельское хозяйство, уничтоженная наука, оскоплённая культура и искусство, обгаженная религия и мораль. Они бы хотели, чтобы Россия подверглась и более серьёзному военному разгрому, чтобы горели наши города и сёла и миллионами считали убитых, но сейчас Запад стал трусоват, рисковать не хочет. Поэтому и стремятся на полную катушку раскрутить хотя бы чеченский провал, унизить, подорвать дух армии и народа. А за причину неудач, так же как и в Веймарской Германии, выдвигают “экономические факторы” и проигранную войну: “холодную”, афганскую и чеченскую. Но нет, вслед за Гитлером подтвердим: причины наших бед не в экономике и не в проигранных войнах. Весь ХХ век тело России так же, как тело Германии, точит тяжкая болезнь, заключающаяся в яде морального разложения, в ослаблении инстинкта самосохранения и нарастании внутренней слабости. Эта болезнь душила и Российскую империю накануне 1917 года, и особенно явно её метастазы пошли в наши дни, когда народ оглушён, запуган, разделён, морально разложен, спивается и деградирует, когда девизами стало “Каждый – за себя!”, “Обмани, а то обманут тебя”, “Пусть кто‑нибудь, только не я”.

Да, мы заслужили тот кризис, который имеем, заслужили все вместе и каждый в отдельности. Наше общество морально тяжело больно, и Гитлер тысячу раз прав, когда говорит, что мы ещё должны благодарить бога, что эта страшная болезнь приняла такую острую форму. Нарыв вскрылся, и гной хлынул наружу густой бурой струей. Было бы хуже, если бы брежневское разжижение продолжалось ещё 20–30 лет. Страна бы жила тихой благополучной жизнью коровы, откармливаемой в стойле на убой, и однажды либо сама бы тихо умерла, либо в кризисной ситуации была бы раздавлена каким‑нибудь мировым катаклизмом. Вспомним то время, вглядимся в него повнимательней и мы поймём, что корни нынешней катастрофы лежат там, как это ни печально признавать. Они в диком интернационализме, который почти удушил русскую нацию, они в иссушающем равнодушии, которое культивировалось в народе, они в безумной жажде обогащения, порождённом железным занавесом и завистью, они в моральном разложении и исчезновении в обществе героических добродетелей, они, наконец, в лжи и формализме, которым было пронизано всё то время.

Но довольно! Нарыв вскрылся! Нация истекает гноем и кровью, часть конечностей поражены гангреной. Сейчас ВСЁ решится – либо нация погибнет, не переборов болезнь, либо мы возродимся во славе и величии, заняв своё законное место у штурвала мировой цивилизации. Tertium non datur – третьего не дано. Существовать в виде сонного и сытого чавкающего быдла, к чему радостно ведут нас господа западники, нам вряд ли удастся. Не тот менталитет и не то время. В начале ХХI века грядёт грандиозный передел мира, перекройка всей геополитической и экономической карты планеты. Кто не устоит, тому предстоит роль навоза на чужом поле.

Прежде чем продолжить цитировать “Mein Kampf,” я хотел бы обратить внимание читателя на ещё одной цитате Гитлера. Многие годы нам приводили эту цитату, подтверждая ею античеловеческую сущность национал‑социализма. Эта цитата такова: “Чем чудовищней солжёшь, тем скорей тебе поверят” и “Солги посильнее – что‑нибудь от твоей лжи да останется”. Я помню, эти фразочки много раз повторялись в талантливом фильме еврея Михаила Ромма “Обыкновенный фашизм” и в бесчисленном множестве других письменных и экранных антифашистких аргументаций. Резюме было однозначно: Гитлер сам подтверждал, что ложь – это основное оружие национал‑социализма. И вот мы прочли эту цитату в контексте. Её смысл диаметрально противоположен – Гитлер говорит о лжи, как оружии той нации, которая всегда считалась виртуозом в этом “высоком” искусстве. Ну что ж, использование вырванной из контекста цитаты и придание ей противоположного смысла ещё раз подтверждает, что Гитлер не ошибался, оценивая евреев, как “виртуозов лжи”.

Но продолжим.

 

Экономическая болезнь?

 

“Касаясь ненормальностей экономического порядка, отметим следующее:

Победа политики безграничной индустриализации привела в первую очередь к ослаблению крестьянства и резкому росту городского пролетариата, причём равновесие между этими сословиями было безнадёжно утеряно.

К этому прибавлялся рост неравенства – резкая разница между богатством и бедностью. Нищета и изобилие жили теперь в такой непосредственной близости друг к другу, что результаты неизбежно должны были быть печальными. Нужда и частая безработица начали играть человеком, усиливая недовольство и озлобление в рядах бедняков. В конце концов всюду утвердилось убеждение, что “долго так продолжаться не может”.

Ещё хуже были другие симптомы, тоже вытекающие из того, что экономическому фактору было придано чрезмерное значение.

Поскольку хозяйство становилось владыкой государства, поскольку деньги неизбежно становились главным божеством, пред которым всё и вся падало ниц, старые небесные боги всё больше сдавались в архив. Теперь фимиам воскурялся единому богу‑мамоне. Началось вырождение худшего вида – вырождение тем более опасное, что нация шла навстречу эпохе, сопряжённой с величайшими опасностями и требующей от её сынов именно героизма.”

Это тоже написано прямо о сегодняшнем дне. В России болезнь тоже начиналась с нарушения баланса между здоровым крестьянским сословием и потерявшим почву и моральную основу городским люмпеном. Этот процесс начался ещё в XIX веке, но набрал настоящие обороты к середине нынешнего века, когда после смерти Сталина крестьянам выдали паспорта и стали поощрять неконтролируемую миграцию в города.

Но колесо кризиса сдвинулось из состояния покоя и покатилось под гору в момент, когда был выбит краеугольный камень русского сознания – понятие о справедливости и равенстве. Люди до сих пор не осознали, какую дисгармонию, нет, скажем сильнее, катастрофическую разорванность вносит в их душу немыслимый разрыв в уровне доходов и возможностей. Огромный слой людей живёт, часто всей семьёй, на зарплату в 200 000 рублей, и при этом совсем рядом с ними проносятся “Мерседесы‑600”, в которых сидят такие же люди, имеющие месячный доход в 100–200 миллионов рублей. Вдумайтесь! Разница их доходов – 1000‑кратная и более. Естественно, нарастает озлобление, естественно, люди говорят: “Долго так продолжаться не может”. Ну, а когда на всё это накладывается нарастающая гегемония денег в обществе, когда, точно по Гитлеру, деньги становятся главным божеством, становится совсем плохо. И, точно по Гитлеру, всё это происходит в тот исторический момент, когда нация стоит перед эпохой величайших исторических потрясений и опасностей. На востоке поднимается новая сверхдержава – Китай, которому и экономически, и геополитически, и особенно демографически тесно в своих границах. На Среднем Востоке крепнет воинственный ислам, которому тоже тесно в своих границах, в первую очередь, идеологически. Ну, а на Западе, на Западе поднимается многоголовый колосс американо‑европейской экспансии. Кто в нём будет доминировать: слабеющая Америка или растущая Германия, пока не ясно, но совсем не исключено, что даже Германия, освободившись от американской опеки, может двинуться на Восток, а уж Америка двигается туда уже сейчас. Грядёт почти неизбежный передел мира, причём не в отдалённом будущем, а уже в первое десятилетие XXI века. Этот передел наступит тем раньше, чем слабее будет Россия – единственная страна, поддерживающая стабильность в мире, и будет сопровождаться чудовищными по своей кровавости войнами, каких не знало до сих пор человечество. Причём нас не пощадят, даже если мы сдадимся. Слишком опасна для Запада и для ислама православная цивилизация и её носитель – русский народ с его набором врождённых национальных черт и особенностей. Нас требуется растворить в других народах или лучше уничтожить.

И вот накануне этих тяжелейших испытаний значительная, может быть, подавляющая часть русского народа поражена вирусом погони за обогащением, вирусом равнодушия, трусости. Временами кажется, что мы полностью потеряли не только традиционные русские героические добродетели, но и просто чувство самосохранения. Мы искренне верим, что за нашими рубежами кругом живут друзья, готовые заключить нас в свои объятья и поделиться своим благополучием. Мы верим, что на нас никто никогда не нападёт, мы верим в демократию и, наоборот, не верим, что в руководстве страны работает “пятая колонна” врага, именно врага, даже не противника, а лютого, смертельного врага. Верим в реформы, хотя здравый смысл должен подсказать, что никаких реформ нет , а есть целенаправленное разрушение страны и нации по тщательно продуманному плану. Верим, что нам не нужна армия потому, что служить трудно, а трудности преодолевать не хочется. Хотя по статистике на 1 километр госграницы в Китае приходится 123 военнослужащих, в США – 99, в Турции – 56, а в России – всего 28!!! У нас совершенно исчезла готовность к самопожертвованию. Отчасти это и понятно: кому хочется жертвовать собой ради непонятной цели и на благо бандитов, разъезжающих в шикарных “Мерседесах‑600”. Вот жертвовали собой в Чечне, а их же и предали и продали ради дележа власти в Москве. Но всё же. В России всегда было много подлецов во власти, но всегда находились массы людей, готовые отдать жизнь не за очередного придворного воротилу, а за Россию, как таковую, за наш образ жизни, за нашу самобытность, за нашу веру. Сейчас таких всё меньше. Как сказал поэт: “Да, были хуже времена, но не было подлей!”.

 

Вырождение элиты?

 

Гитлер продолжает: “Благодаря втягиванию высшего дворянства в круговорот финансового капитала идеальные добродетели на деле подчинялись влиянию силы денег. Было ясно, что, раз вставши на этот путь, военная аристократия в кратчайший срок должна будет отступить на задний план перед финансовой аристократией. Денежные операции удаются легче, нежели военные операции на полях битвы. Истинного героя, истинного государственного деятеля вовсе не так уж прельщала возможность придти в тесное соприкосновение с еврейскими банкирами. Да и с точки зрения чистоты крови этот процесс также имел глубоко печальные последствия. Дворянство постепенно лишалось и чисто расовых предпосылок своего существования. Значительная часть благородного дворянства теперь скорее заслуживала эпитета “неблагородное дворянство”.

Размывание устоев государства начинается с размывания его национальной элиты. Так было во всём мире, не только в Германии. В России дворянство, бывшее становым хребтом и духовной опорой национального государства, а главное, носителем героической добродетели, точно так же было вовлечено в круговорот финансового капитала, быстро разорилось в подавляющей массе и стремительно деградировало, что в немалой степени было ускорено его про‑западной, главным образом, профранцузской ориентацией. Это размывание национальной элиты, служивого сословия, долженствующего в первую очередь хранить и лелеять героическую добродетель и традиции доблести и славы предков, как ржа разъела национальный организм. Большевики только довершили процесс, обрушив подточенного болезнью колосса.

 

Информационная война?

 

Мы вступаем в новый век, который в журналистских кругах уже окрестили «веком информатики». Очень похоже, что война с помощью традиционных бомб, пушек и ракет отныне станет лишь элементом, своего рода заключительным аккордом, одной непрерывной войны между странами и нациями. Информационная или психологическая война становится главным и основным оружием борьбы. Всё остальное не более чем средства поддержки. Я думаю, Гитлер первым понял возможности этого оружия в руках умелого и беспощадного врага в то время, когда ещё само слово «информация» не утвердилось в своём нынешнем значении. Но война уже была в разгаре. Война, пока ещё не имевшая названия.

“Одним из худших симптомов распада в довоенной Германии была та половинчатость, которая охватывала тогда всё и вся. Половинчатость всегда является результатом собственной неуверенности в том или другом деле, а также вытекающей отсюда трусости.  Эту болезнь мы питали всей постановкой дела воспитания.

Воспитание было поставлено чрезвычайно односторонне и подготовляло человека только к тому, чтобы он многое “знал”, а не к тому, чтобы он “умел”. Ещё меньше внимания обращалось на выработку характера человека, поскольку вообще характер можно вырабатывать. Совсем мало заботились у нас о выработке чувства ответственности, а уж вовсе не заботились о воспитании воли и решимости. В результате получались не сильные натуры, а чрезмерно разносторонние “всезнайки”. Немца любили за то, что его можно употребить на всякое дело, но его очень мало уважали именно за слабоволие.

Первопричина этой болезни заложена в нас в значительной мере парламентским режимом – недаром этот режим является воплощением безответственности в чистом виде. Но болезнь эта вошла во все поры государственной жизни. Везде и всюду люди избегали ответственности и охотней останавливались на полумерах и полурешениях. Достаточно вспомнить, какую позицию занимало наше правительство по отношению к чрезвычайно вредным явлениям нашей общественной жизни и к каким ужасным последствиям приводила эта всеобщая половинчатость и боязнь ответственности. Приведём простой пример.

Прессу принято называть “великой державой”. Особенно любят этот эпитет в журналистских кругах (правда, в современных российских журналистских кругах предпочитают термин – “четвёртая власть”, но это так, к слову). И действительно, роль печати переоценить невозможно, её значение поистине огромно. Ведь именно на её долю выпадает функция продолжения воспитания людей в зрелом возрасте.

Читателей нашей прессы в общем можно подразделить на три группы:

те, кто верит всему, что читает;

те, что не верит ничему, что читает;

люди с головами, которые умеют отнестись критически к прочитанному и делать соответственно этому свои выводы.

В цифровом отношении первая группа является самой большой. Она состоит из основной массы народа и поэтому представляет собой наиболее примитивную в идейном отношении часть нации.

Вторая группа в цифровом отношении значительно меньше. В одной своей части она состоит из элементов, ранее принадлежащих к первой группе, затем в результате долгого опыта разочаровавшихся и бросившихся в обратную крайность: теперь они уже ничему не верят, пока это “только напечатано в газетах”. Они ненавидят все газеты и либо не читают их вовсе, либо бесконечно возмущаются их содержанием. Иметь дело с этими людьми очень трудно, так как они настроены недоверчиво и тогда, когда дело идёт о правде. Эти люди почти целиком потеряны для всякой положительной работы.

Третья группа самая небольшая. Она состоит из духовно развитых личностей, способных к самостоятельному мышлению. Эти люди пытаются составить собственное мнение, всякую газету прочитывают критически. Господа журналисты относятся к таким читателям весьма прохладно. Этот круг читателей уже давно привык в каждом журналисте видеть человека ненадёжного, который только в виде исключения иногда скажет правду. К несчастью, таких людей совсем мало, и это очень плохо, в особенности в нашу эпоху, когда ум – ничто, а большинство – всё. В наш век, когда избирательный бюллетень решает всё, наибольшее значение получает первая, самая многочисленная группа читателей – неискушённых людей, верящих всему.

Глубочайшие интересы народа и государства требуют недопущения того, чтобы народные массы попадали в руки плохих и просто бесчестных “воспитателей”. Обязанностью государства было бы взять на себя контроль за этим воспитанием и систематически бороться против злоупотреблений печати. Ведь именно равномерность пропаганды и постоянное повторение одного и того же оказывают исключительное влияние на читателя.  Вот почему в этой области, более чем в какой‑либо другой, государство имело бы право применять абсолютно все средства, ведущие к цели. Никакие крики относительно так называемой свободы печати не должны были бы останавливать государство, которое просто обязано обеспечить нации столь необходимую ей здоровую умственную пищу. Здоровое государство во что бы то ни стало должно взять в свои руки это орудие народного воспитания и по‑настоящему поставить печать на службу своей нации.

Ну а в действительности? Разве не внушали нашему народу пацифизм самой худшей марки в такое время, когда противник неуклонно стремился схватить Германию за горло? Разве наша пресса уже в мирное время не внушала народу сомнения в правоте его собственного государства и не подсказывала ему этим, что в предстоящей борьбе нам надо ограничиться только обороной? Разве не наша пресса расписывала германскому народу прелести “западной демократии” настолько соблазнительно, что в конце концов народ наш всерьёз поверил, что он может доверить своё будущее какому‑то мифическому “союзу народов”? Разве наша пресса всеми силами не помогала воспитывать народ в чувствах ужасающей безнравственности? Разве не высмеивала она систематически всякую мораль и нравственность как нечто отсталое, допотопное, пока в конце концов наш народ усвоил всю “современную” мораль. Разве не подтачивала она систематически и неуклонно все основы государственного авторитета? Всеми способами эта пресса боролась против того, чтобы народ воздавал государству то, что государству принадлежит. Какую угодно критику готова она была пустить в ход, чтобы унизить армию. Она систематически саботировала всеобщую воинскую повинность и т. д. и т. п. Деятельность либеральной прессы была деятельностью могильщиков немецкого народа и германского государства. Их главной задачей является вытравить всякое национальное, подлинно народное чувство из души народной и тем подготовить диктатуру интернационального капитала, диктатуру евреев над немецкой нацией.

Что же предприняло государство против этого массового отравления нации? Ничего, ровным счётом. Отчасти тут сказывалась бесконечно хитрая тактика евреев. Евреи были слишком умны, чтобы всем своим газетам придать одинаково наступательный характер. Нет, задача одной части еврейской прессы заключалась в том, чтобы составлять прикрытие для другой её части. На одни газеты возлагалась задача систематически и откровенно оплёвывать всё, что свято для человека, лгать на государство и правительство, натравливать одну часть нации на другую. В то же время другая часть еврейских газет либерального толка, надевали на себя личину пресловутой объективности, старались избегать всяких грубостей, превосходно отдавая себе отчёт в том, что пустоголовые люди судят только по внешности и никогда не способны схватить подлинную суть дела. Используя эту черту человеческой слабости, либеральные газеты умели завоевать себе даже некоторое уважение.

Овладев доверием читателя, эти “приличные” газеты ловко внушают ему мысль, что остальная часть еврейской прессы, правда, иногда “зарывается” в форме изложения, но что по существу дела она тоже преследует интересы народа и ничего более. Усыплённый читатель начинает этому верить. Он тоже не одобряет резкостей этой второй части газет, но, разумеется, он решительно протестует против какого бы то ни было посягательства на святость “свободы печати” – под этим псевдонимом фигурируют, как известно, та систематическая ложь и тот предательский яд, которыми питают наш народ. Так и получается, что против бандитов печати никто не решается выступать открыто. Попробуй только выступить и сразу получишь против себя всю так называемую “приличную” прессу. Скажи только хоть одно слово против самых позорных органов прессы, и сейчас же все остальные газеты вступятся за них.

В смехотворности же и половинчатости средств, которые государство применяло в борьбе с этой болезнью, проявились грозные симптомы его упадка. Ибо тот институт, у которого нет решимости всеми средствами защищать своё существование, практически теряет и право на существование. Всякая половинчатость является только внешним проявлением внутреннего упадка.  ”

Ну, что здесь сказать? Диву даёшься, как верна старая фраза: “История учит только тому, что она ничему не учит!” А может быть, и учит, но у разных наций в разное время одинаково исчезает способность сопротивляться враждебному воздействию, так же как это бывает у человека: видит, что в дом залез грабитель, сейчас убьёт и ограбит, а человек вместо отпора лежит на диване и смотрит в глаза смерти – нет сил бороться. Неужели мы вступили в эту стадию?

Наша перестройка началась с “Московских новостей” и “Огонька” под водительством соответственно Е.Яковлева и В.Коротича. Они начали медленно постепенно расшатывать основные устои, подвергать сомнению все фундаментальные ценности, нарушать все табу. Я был в числе тех, кто вскакивал по средам в 6 утра и бежал в киоск занимать очередь за “Московскими новостями” и тогда ещё не ощущал, какой заряд ненависти к России и русскому народу скопился в редакции и у авторов этой газеты. Потом, почувствовав нерешительность и трусость властей, соответствующие газеты росли и множились. Они начали делиться на категории, именно по тем критериям, о которых говорит Гитлер: одни не гнушались самой омерзительной клеветой, лили самую мерзкую грязь на государство, армию, науку, культуру, мораль, на всё, что свято для человека и чем он может гордиться. А другие издания, типа “Известий” или “Коммерсанта” тщательно изображали из себя респектабельные и объективные органы, которые, конечно, не одобряли крайностей бульварной прессы, её тона и пошлости, но свято отстаивали “свободу печати”. И находились многие и многие, кто поддавался на эту удочку. Да, что там, я сам был в их числе некоторое время.

Они убеждали нас, что военщина – это главный враг страны (разумеется, после КГБ), высасывающий все её соки. Говорили, что у нас нет врагов, вернее, что тех, кого мы считали врагами, на самом деле, любят нас, как братьев, а те, на дружбу которых мы надеялись, ненавидят и используют нас. Они говорили, что наша наука неэффективна и пожирает огромные средства, которые можно раздать нам с вами, что наша технология отстала от Запада на 50 лет во всех областях, хотя многие видели, что в немалом числе отраслей мы не уступаем, а во многих превосходим Запад. Нас учили, что система образования у нас самая отсталая, что культура сплошь тоталитарная, что мораль устаревшая (мы даже о сексе ничего не знаем). Они говорили, что западная демократия – идеал, к которому мы должны стремиться, выдавливая из себя тысячелетнего раба. Наконец, они учили нас, что главное в жизни человека‑ это деньги и богатство, а всё остальное – вторично, остальное можно купить. Ещё они писали, что мы негуманны к преступникам, а сами преступники в общем неплохие ребята, предприимчивые, они только государство грабят и милиционеров иногда убивают. И всё это сдабривалось невероятным количеством откровенной мерзости, которую вообще невозможно передать словами.

Я с содроганием думаю о том, до какой степени они нас ненавидели , всех без исключения: рабочих и военных, учёных и писателей, философов и чиновников – всех! Просто потому, что мы, русские, не такие, как они.

Потом настал конец 1991 года и они захватили власть в стране, а вместе с ней все средства массовой информации, в первую очередь телевидение. В 1992 году по Российскому каналу, руководимому Попцовым, они показывали, как режут свинью, на боку которой было написано “Россия”, но не просто режут, а разрезают на части. Интересно, что этот ритуальный и символический акт произошёл непосредственно после расчленению нашего Отечества на 15 псевдогосударств. Над нами глумились, нас хотели унизить и убедить в полной беззащитности и доказать свою полную безнаказанность, свою абсолютную власть. Сейчас об этом уже мало кто помнит, память народа коротка, но это было, и из песни слова не