Конфликт внутри общины, рассмотренный в традиции Евангелия от Матфея

«Критику редакции» следует отличать от «критики источника», на которую она тем не менее опирается.

«Критика источника» анализирует тексты Евангелия, чтобы обнаружить первоисточники, на основе которых они были составлены, а также занимается поиском других первоначальных текстовых версий, если они существуют. В случае евангелий, как мы уже говорили, только один исходный текст для Евангелия от Матфея можно реконструировать в его приблизительно первоначальной, независимой форме, а именно, Евангелие от Марка. Другие письменные источники для Евангелия от Матфея, Q и М, представляют собой гипотетические, хотя и достаточно вероятные литературные конструкции.

Затем в дело вступает «критика редакции», которая берет такие исходные тексты и ставит дальнейшие вопросы относительно того, какая община первоначально хранила этот текст и на какой стадии своего исторического развития она его использовала. Поскольку существует период устной передачи между временем, когда происходили евангельские события, и когда они были записаны, очевидно, что особенности конкретной общины должны были также повлиять на формирование устной традиции, которую эта община передавала и записала. Исследование процесса такого «редактирования» мы называем «критикой редакции».

Даже в академической традиции, которая является наследницей европейского Просвещения, и критической, исторической методологии мы должны признать, что процесс записи истории неизбежно носит избирательный характер. Мы видели это ранее в связи с отбором Ашером в XVII столетии писем Игнатия, которые должны были стать объектом исследования. Каким бы превосходным и «объективным» ни представлялся Ашер в качестве текстуального и литературного критика эти письма стояли на современной ему повестке дня, ибо архиепископов отправляли на эшафот руками пуританского парламента. Более того, эти письма стояли на повестке дня в докритической среде раннехристианских общин (и групп внутри них), передавших известные нам евангелия без учета наших современных представлений о критической историографии: материалы о высказываниях и делах Иисуса фиксировались и формировались в соответствии с насущными проблемами этих общин (или групп внутри них), их записавших.

Таким образом, церковь Матфея, или церковь в Антиохии Сирийской, откуда из‑за внутренней борьбы в общине Игнатий был удален под стражей в Рим, создала Евангелие, отражавшее представления различных групп, которые избирательно помнили дела и высказывания Иисуса, формировали и изменяли их в соответствии с разнообразными насущными проблемами внутри общины. Здесь мы встречаемся с взглядами группы «эксклюзивистов», которые верили, что Христос пришел «только к погибшим овцам дома Израилева». Эта группа сохранила и приспособила к своим нуждам случай, когда Иисус послал двенадцать апостолов и уверял их, что они не успеют «обойти городов Израилевых, как придет Сын Человеческий»[53].

В противовес такой еврейской группе «эксклюзивистов» мы встречаемся с эллинистической группой, которая отстаивает миссию к язычникам и помнит, но придает другую форму словам Иисуса в соответствии со своей «инклюзивистской» целью. Высказывания Иисуса, которые они помнят, включают в себя предписание Христа после его воскресения идти и научить все народы, крестя их[54]. Они также передали автору Евангелия от Матфея рождественскую историю о магах, пришедших с востока, чтобы посетить младенца Иисуса, чьи дары представляют приношения язычников Мессии, которого иудейский царь Ирод желал убить[55].

С точки зрения критики редакций, предписания против групп не сохраняются из чисто исторического интереса: они остаются в тексте из‑за своей современной значимости для существующих групп, которые хотят их использовать против своих оппонентов. Так, например, мы находим здесь больше обвинений против книжников, фарисеев и старейшин, чем в других евангелиях[56]. Одна из причин для критики, которая представлена не только в Евангелии от Матфея, но и в других евангелиях, заключается в том, что книжники «любят… первые сиденья в синагогах»[57].

Следует, однако, заметить, что такие «первые сидения» (protokathedriai) не были ограничены иудейскими синагогами, но их также можно было найти в христианских церквах (ekklesiai), и только Матфей из всех авторов евангелий влагает в уста Иисуса слово «церковь» (ekkksia) как описание общины его учеников[58]. Это, конечно же, анахронизм, отражающий время самого автора. В середине

II столетия в литературном памятнике происхождением из Рима мы видим упрек Ерма к тем, «кто начальствует в церкви и главенствует (protokathedritai)»[59]. В церкви Игнатия в Антиохии также были подобные люди, к которым, по мнению их критиков, тоже могли быть обращены эти слова Иисуса.

Евангелие от Матфея продолжает развивать детальную критику других синоптических евангелий. Те, кто любит председательские места, оказываются перед необходимостью признания иерархии.

Это те, кому нравится, когда им дают отличительные титулы, такие как «Раввин», «Учитель», или «Отец». Однако в противовес подобной элитарной группе, использующей такие формы возвышения своего достоинства, эгалитарная группа внутри общества традиции Матфея готова процитировать «запомнившиеся» слова Иисуса, которые, как кажется, запрещают подобные названия: «один у вас Отец, Который на небесах» и «один у вас Учитель — Христос»[60]. Какой‑нибудь член иерархической группы мог при этом заявить, что, хотя некоторые и злоупотребляли своим положением, были также и христианские книжники, которые заслужили свои отличительные звания как учителя: были и такие, о которых говорили «учитель Закона, ставший учеником Царства Небес»[61].

Была здесь также и харизматическая группа, которая, возможно, отождествляла себя с эгалитарной группой или сочувствовала ей, но члены которой настаивали на власти Духа. Члены этой группы нерешительно стояли на заднем плане общины Матфея и, следовательно, Игнатия. Нагорная проповедь предостерегает общину от «лжепророков», «которые приходят… в одежде овечьей, внутри же — волки хищные». Их можно будет узнать по плодам. Это те пророки, которые заявляли о своей чудодейственной силе и экстатических высказываниях, но в Судный день Христос будет отрицать, что они говорили от его лица[62]. «Беззаконие» — вот то, что они совершают. И римские власти увидели именно «беззаконие» в антиохийской общине во время кризиса, когда они осудили на растерзание дикими зверями Игнатия, который утверждал за собой звание епископа, и кого они расценили нарушителем внутреннего мира в общине.

Наверняка другой документ, появившийся приблизительно в это же время в Сирии, откроет перед нами схожую перспективу на проблемы церковного управления, являющиеся результатом притязаний странствующих и постоянно находящихся в общинах пророков. Дидахе (или «Учение Двенадцати Апостолов») раскрывает ситуацию в Сирии до Игнатия, когда церковное управление, очевидно, основывалось на авторитете пророков, которые говорят под вдохновением Духа, и «апостолов», то есть странствующих миссионеров, подобных тем, что в Евангелии от Матфея не успеют «обойти городов Израилевых, как придет Сын Человеческий»[63]. Однако число этих апостолов точно не указывается. Уже в Деяниях Апостолов в Новом Завете упоминается служение пророков и учителей в I веке в Антиохии, которых вместе с Павлом и Варнавой, хотя они и не входят в состав Двенадцати, называют «апостолы», когда церковь отправляет их как миссионеров[64].

Теперь посмотрим, как Дидахе отражает ситуацию в сирийских церквах.