НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА ТРАНСПЕРСОНАЛЬНУЮ ТЕОРИЮ

Человеческая духовность с точки зрения соучастия

   

Издательство Института трансперсональной психологии

Издательство К. Кравчука

Москва 2004

УДК 159.9 ББК 88.6

   

  

  

 

     Оглавление

От редактора электронной версии.

Предисловие Ричарда Тарнаса

​ВСТУПЛЕНИЕ

​ОТ АВТОРА

​1. ТРАНСПЕРСОНАЛЬНАЯ ТЕОРИЯ ТЕПЕРЬ И ТОГДА

​Зарождение трансперсонального движения

​Духовное значение трансперсональных воззрений

​Трансперсональная эпистемологическая проблема

​Истоки точки зрения соучастия

​ЧАСТЬ I. ДЕМОНТАЖ

​2. СУБЪЕКТИВНО‑ОПЫТНАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ НА ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ДУХОВНОСТЬ

​Природа субъективно‑опытной точки зрения

​Происхождение субъективно‑опытной точки зрения

​Фундаментальные проблемы экспириенциальной точки зрения

​Резюме и выводы

3. ВТОРЖЕНИЕ ЭМПИРИЗМА В ДУХОВНОСТЬ

​Природа и происхождение внутреннего эмпиризма

​Разновидности внутреннего эмпиризма

​Фундаментальные проблемы внутреннего эмпиризма

​Резюме и выводы

​4. ЗАТРУДНЕНИЯ В РАЮ: ЕЩЁ РАЗ О ВЕЧНОЙ ФИЛОСОФИИ

​Идея вечной философии

​Разновидности перенниализма

​Нео‑адвайтистская вечная философия Грофа

​Неоперенниализм Кена Уилбера

​Фундаментальные проблемы вечной философии

​Трансперсональная теория и вечная философия

​Резюме и выводы

​ЧАСТЬ II. ПЕРЕСТРОЙКА

​5. СОПРИЧАСТНАЯ ПРИРОДА ДУХОВНОГО ЗНАНИЯ

​Поворот к соучастию

​Природа сопричастного познания

​Освободительное значение поворота к соучастию

​Сопричастное познание и духовный поиск

​Резюме и выводы

​6. ОКЕАН СО МНОГИМИ БЕРЕГАМИ: ПРОБЛЕМА ДУХОВНОГО ПЛЮРАЛИЗМА

​Текущие тенденции в современном изучении мистицизма

​За пределами перенниализма и контекстуализма

​Океан со многими берегами

​Объяснение исследований сознания Грофа с точки зрения соучастия

​Разрушение чар картезианства и кантианства в духовных исследованиях

​Резюме и выводы

​7. ПОСЛЕ ПОВОРОТА К СОУЧАСТИЮ

​О классификации духовных традиций

​Трансперсональные модели развития

​Проблема конфликтующих утверждений истины в религии

​Достоверность духовных истин

​Проблема опосредования в духовном знании

​Духовное освобождение

​Резюме и выводы

​8. БОЛЕЕ ГИБКИЙ ДУХОВНЫЙ УНИВЕРСАЛИЗМ

​Соотношение между субъективно‑опытной точкой зрения и точкой зрения соучастия

​За пределами абсолютизма и релятивизма в духовных исследованиях

​Более гибкий духовный универсализм

​ПОСЛЕСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

​ПРИМЕЧАНИЯ

​БИБЛИОГРАФИЯ

​Реклама

   

 

     От редактора электронной версии

​ Перед Вами замечательная книга выдающегося философа эсаленского института трансперсональных исследований Хорхе Феррера. Вопреки аннотации, это не первая его работа, но самая значительная – и единственная, переведённая на русский язык. Подход Феррера, который, видимо, является и подходом основателя упомянутого института Тарнаса, позволяет навести мосты не только между взглядами различных религиозных конфессий, но и между религиозным и научным подходом, а также космогониями независимых мистиков, таких как Э. Сведенборг, Д. Андреев и т. п. Я ощутил, как важно, чтобы эта точка зрения прозвучала на русском языке, и оцифровал эту книгу.

​ Многочисленные примечания переводчика при первом чтении рекомендую пропустить: большинство из них заметно усложняют чтение полемикой. Только самые необходимые для понимания позиции автора размещены в скобках непосредственно в тексте. Я позволил себе и пару собственных пояснений, они даны в скобках с пометкой «ред.». Примечания автора размещены в конце книги, а в тексте помечены цифрами в скобках.

 

     Предисловие Ричарда Тарнаса

Революции в человеческом мышлении редко происходят одним чётким скачком. Будь то в науке или философии, религии или искусстве, значительные продвижения вперёд всегда возникают в конкретном контексте и на специфическом историческом фоне, который глубоко формирует и даже ограничивает характер их развёртывания. Смена парадигмы нередко начинается с отдельного выдающегося прорыва из прошлого – своего рода декларации независимости, – и в то же время этот первоначальный прорыв сохраняет определённые существенные и, как правило, непроверенные допущения старой парадигматической структуры, ограничивающие успех новой точки зрения.

Используя термин Эриха Фёгелина, можно сказать, что эти ограничивающие допущения, остающиеся от прошлого, подобны долговым обязательствам, налагаемым на новую парадигму историческими обстоятельствами её происхождения. С одной стороны, сохраняемые принципы делают возможной саму революцию парадигмы, поскольку интеллектуальный климат и предпосылки времени не могли бы успешно поддержать более радикальный внезапный прорыв. Однако, с другой стороны, неосознаваемое наследие прошлого ослабляет новую парадигму и даже может нести в себе угрозу её уничтожения. В конечном счёте наступает кризис. Затем может произойти второе вмешательство, второй концептуальный прорыв, практически столь же существенный, как первый, который освободит первоначальную революцию от её неосознаваемых ограничений и сделает возможной полную смену парадигмы.

Эту драматическую последовательность можно видеть в классическом случае коперниканской революции. Фундаментальная Догадка Коперника о том, что более простую и убедительную космологию можно было строить исходя из планетарного положения Земли, обращающейся вокруг центрального Солнца, значительно ограничивалось сохранением давно устоявшегося допущения древних греков о равномерном круговом движении планет. Этот не подвергавшийся сомнению принцип делал систему Коперника столь же математически сложной, как система Птолемея, требуя сохранения различных произвольных эпициклических построений для согласования теоретических и наблюдаемых положений планет. Но даже с этими сложными поправками гелиоцентрическая теория при сопоставлении с эмпирическими данными оказывалась не более точной, чем старая геоцентрическая модель. Эта ситуация сохранялась более ста лет, вплоть до появления Кеплера, который полностью поддерживал гипотезу Коперника, однако хотел честно разобраться с упрямыми аномалиями и надуманными эпициклическими сложностями, подрывавшими жизнеспособность теории. После усердных попыток согласовать наиболее недавние данные наблюдений планет с любой возможной системой кругов и эпициклов, которую только можно было придумать, он в конце концов был вынужден прийти к выводу, что подлинной формой планетарных орбит должна быть какая‑то другая геометрическая фигура. Отважившись отойти от древней системы допущений в отношении того, что могло быть верным, Кеплер обнаружил, что наблюдения точно соответствовали орбитам, которые имели не круговую, а эллиптическую форму, очерчивая равные площади за равное время. Тем самым Кеплер избавился от всех неадекватных эпициклических поправочных элементов системы Птолемея и блестяще разрешил «проблему планет», которая в течение двух тысячелетий преследовала и ставила в тупик астрономическую теорию. Сделав это, Кеплер освободил гипотезу Коперника от её неосознаваемых оков. Не прошло и нескольких месяцев после публикации открытия Кеплера, как Галилей направил в небо свой телескоп, и коперниканская революция продолжила своё движение к эпохальному триумфу в современную эпоху.

Теперь мы можем усмотреть сходную ситуацию в отношении смены парадигмы, начатой трансперсональной психологией. Зародившись в конце 1960‑х гг. из новаторских работ Абрахама Маслоу и Станислава Грофа, трансперсональное движение представляло собой мощный освобождающий импульс и, в определённых отношениях, революционный прорыв из прошлого в области психологии. По сравнению с позитивизмом и редукционизмом, давно господствовавшими в психологической науке, трансперсональная психология, которая включала в себя и узаконивала духовное измерение человеческого опыта, открывала перед современной психологической мыслью радикально расширившуюся вселенную реалий – восточных и западных, древних и современных, эзотерических и мистических, шаманских и психотерапевтических, ординарных и неординарных, человеческих и космических. Теперь духовность получала признание не только как важный объект психологических исследований и теории, но и как необходимая основа психологического здоровья и исцеления. Развивая идеи и направления, впервые намеченные Уильямом Джемсом и К. Г. Юнгом, трансперсональная теория и психология начинали обращаться к великому расколу между религией и наукой, который так глубоко разделил современное сознание.

Но, как теперь показывает работа Хорхе Феррера, сами обстоятельства происхождения трансперсональной психологии, родившейся из современной науки – с философскими корнями в эпохе Просвещения, – вынуждали её строить свои теоретические структуры и обоснования на унаследованных принципах, которые, хотя и были необходимы для её ближайших успехов, постепенно оказывались все более проблематичными в долговременной перспективе. Учитывая сосредоточение современности на индивидуальном картезианском субъекте как исходном пункте и основании для любого понимания реальности, её пронизывающее все утверждение эпистемической отделенности познающего субъекта от независимой объективной реальности и, наконец, современное разочарование во внешнем мире природы и космоса, было почти неизбежно, что трансперсональная психология возникнет в той форме, которую она приняла, а именно: с доминирующей приверженностью к узакониванию духовного измерения бытия путём защиты эмпирического статуса частных, индивидуальных и внутрисубъективных переживаний независимой всеобщей духовной реальности. Поскольку современная космология лишает доступную общему наблюдению внешнюю вселенную какого бы то ни было внутренне присущего духовного смысла или содержания, эмпирическое подтверждение духовной реальности должно было происходить через частный и внутрисубъективный опыт. А поскольку считалось, что опыт высшей Духовной реальности является общим для мистиков всех веков, значит он подобно научной истине не зависит от человеческих интерпретаций и проекций и может эмпирически воспроизводиться всяким, кто должным образом подготовлен для занятий соответствующими практиками. В свою очередь эта утверждаемая посредством общего согласия высшая реальность рассматривалась как единичная абсолютная Истина, которая содержит в своей высшей всеобщности широкое многообразие всех возможных культурных и духовных перспектив. Это была фундаментальная трансцендентная Истина, к которой, в конечном счёте, сходились мистические основы всех религий.

Приверженность трансперсональной психологии к такого рода эпистемологии и онтологии несомненно отражала также мощное наследие современного гуманизма и более длительной западной гуманистической традиции, восходящей к Возрождению и ещё дальше, к древней Греции, традиции, которая прославляла высшую ценность отдельного человека – индивидуального человеческого опыта, человеческого потенциала и самоосуществления. Кроме того, решающую роль в усилении приверженности трансперсональной психологии к внутреннему эмпиризму сыграла несдержанная и интенсивная субъективность большей части психоделического опыта, который был ключевым фактором в преобразовании философии поколения трансперсональных мыслителей.

Менее очевидным, хотя и не менее сильным, было влияние скрытой драмы современной западной души, стремившейся выйти из своей исторической религиозной матрицы, то есть определять себя независимо и таким образом в некотором смысле освободиться от христианства – преобладающего носителя западного духовного порыва на протяжении большей части двух тысячелетий. Все лидеры трансперсональной психологии работали в рамках западной культурной традиции и боролись против этой традиции, религиозное воображение которой глубоко формировалось христианством и пребывало под его сомнительным господством. Для этого конфликта были многочисленные и сложные причины, но антагонистическая реакция – порой едва заметная, порой явная – против иудео‑христианского наследия в западной культуре была общей для всего трансперсонального сообщества и более широкой контркультуры, частью которой оно было, и это в свою очередь способствовало его огромному интересу к духовным богатствам Востока. Но за пределами явно духовного и религиозного измерения этой позиции все лидеры трансперсонального движения разделяли общую подоплёку исторической борьбы Просвещения с христианской религией за господство в современном мировоззрении.

Призыв Просвещения ставить на первое место универсальную истину объективной реальности – недвусмысленную независимую истину, которая могла быть надёжно подтверждена непосредственным опытом и подходящими экспериментальными процедурами, которая превосходила многообразие различных культурных и личных точек зрения, очищая ум от всех субъективных искажений и суеверных заблуждений и освобождая реальность от всего мифологического багажа и всех антропоморфных проекций, – этот ключевой призыв эффективно послужил проекту освобождения современной мысли от осознававшихся ограничений догматического христианства.

Но теперь это же стремление выступало для трансперсональной психологии побудительной причиной в новом поиске, на этот раз сосредоточенном не на природе материального мира, а на природе духовности, а именно: стремление освободить духовность от её прежней обязательной связи с христианской религией, которая теперь становилась все более относительной, но в то же время освободить духовность и от неприятия со стороны современной науки, при этом сохраняя верность научным принципам эмпирической проверки и подтверждения. На этот поиск в свою очередь глубоко влияло широко распространённое увлечение азиатскими мистическими воззрениями и практиками, как правило абстрагированными из своих сложных культурных контекстов и делавшими акцент на созерцательной цели недвойственной трансценденции. Общим результатом этих нескольких факторов была приверженность трансперсональной теории «вечной философии», по существу ставившей на первое место в психодуховном мире тот же тип истины, который рационалистическое Просвещение ставило на первое место в физическом мире: изначально данную, безличную, универсальную истину, независимую от всех субъективных и культурных интерпретаций и допускающую эмпирическую проверку с помощью подходящих методологий, используемых подходящим сообществом исследователей. Эта вечная Истина была высочайшей истиной, превосходящей все другие. Это была Истина, претендовавшая на исключительную способность включать в себя и определять все другие истины.

В известном смысле у пионеров и ведущих теоретиков трансперсональной психологии было две цели. Они хотели узаконить свою новую дисциплину и онтологический статус духовности в глазах эмпирической науки, которая была господствующей силой в современном мировоззрении. В то же время они в равной степени стремились узаконить духовность и свою дисциплину в своих собственных глазах, что требовало от них соответствия нормам и предпосылкам эмпирической науки, которые они усвоили в ходе собственного интеллектуального развития.

Вера в изначально данную объективную реальность – будь то духовную или материальную, – которая допускает эмпирическое подтверждение; дальнейшее убеждение, что эта реальность в конечном счёте является единой и всеобщей, независимой от разнообразия человеческих интерпретаций, и что по мере прогресса мысли, её глубинные структуры можно будет описывать все более точно; как следствие убеждённость в том, что на этой основе можно будет делать чётко однозначную – утвердительную или отрицательную – оценку всех «конкурирующих» духовных и психологических точек зрения и что таким образом можно будет строить иерархическую классификацию религиозных традиций и мистических переживаний как более или менее развитых с точки зрения их относительной точности в представлении этой независимой реальности, – все эти принципы, происходящие из научной идеологии современности, были перенесены в трансперсональную парадигму. Это перенесение сразу же помогало узаконить парадигму, но в то же время начинало все в большей степени порождать внутренние напряжения, теоретические несоответствия и даже междоусобные конфликты.

На практике – так сказать, на уровне земли, в своей живой реальности – трансперсональный лагерь с самого начала был чрезвычайно широким, терпимым, крайне плюралистичным сообществом духовных искателей и учёных, учеников и учителей. Периодические собрания под эгидой Международной Трансперсональной Ассоциации, основанной Грофом в 1970‑х гг., были исключительно ёмкими событиями, каждое из которых представляло собой сочетание широкомасштабной психологической конференции, культурного фестиваля Нового Века и чего‑то похожего на Всемирный Парламент Религий. Немногие собрания могли бы быть более плодотворно диалогичными. Аналогичным духом были пронизаны текущие семинары, симпозиумы и практические конференции в Эсаленском Институте, который много лет был эпицентром трансперсонального мира.

Но на теоретическом уровне, в книгах, журналах и университетских аудиториях, наиболее активные и широко обсуждаемые концептуальные системы в трансперсональной теории были отмечены все более сильной приверженностью к единой абсолютной универсальной истине, строгой двузначной логике и построению всеобъемлющих метасистем, которые самоуверенно отвергали или утверждали отдельные духовные традиции и философские воззрения согласно специфическим абстрактным критериям, и классифицировали их в форме восходящих эволюционных последовательностей. Это в свою очередь порождало горячие споры и конфликты, поскольку все представители огромного спектра разнообразных традиций и точек зрения – туземных и шаманских, эзотерических и гностических, романтических и неоромантических, юнгианских и архетипических, феминистских и экофеминистских, а также чёрной магии, культа Богини, буддизма, мистицизма природы, христианского, иудаистского и мусульманского мистицизма, антропософии, американского трансцендентализма, глубинной экологии, теории систем, эволюционной космологии, процессуальной теологии Уайтхеда, физики Бома и многих других – дружно утверждали неотъемлемую ценность своих позиций перед лицом теоретических суперструктур, которые, по их мнению, маргинализировали, обесценивали и неправильно представляли эти позиции. Ситуация ещё больше осложнялась тем, что собственные данные трансперсональной психологии – открытия, сделанные в современных исследованиях сознания и в различных направлениях эмпирической психотерапии, при изучении действия психоделических препаратов, духовных кризисов, необычных состояний сознания, свидетельства полевой антропологии, танатологии, а также отчёты мистиков различных культур и эпох – предполагали гораздо более сложную картину, чем могли бы вместить в себя ведущие теоретические системы. К 1990‑м гг. разразилась своего рода гражданская война, погрузившая всю область в хаос противоречий и раскола.

Именно к этой чрезвычайно сложной и конфликтной ситуации со всей её концептуальной запутанностью обращается Хорхе Феррер в своей книге «Новый взгляд на трансперсональную теорию», давая её диагноз и новое истолкование. Это чрезвычайно освобождающая книга. Феррер рассмотрел все основные работы и идеи трансперсональной психологии и глубоко продумал все её трудные нерешённые вопросы. Он обобщил самые последние достижения в тех областях, которые до этого недостаточно учитывались трансперсональной теорией, – межкультурной философии религии, сравнительном мистицизме, межрелигиозном диалоге, герменевтике и постструктурализме, пост‑Куновской философии науки, но чрезвычайно актуальны для современных споров. И, что, возможно, важнее всего, он глубоко исследовал широкий спектр преобразующих практик, духовных путей и общественных движений на духовной основе, которые привнесли в интеллектуальные и духовные вопросы решающе важные измерения воплощения.

Я предоставлю читателю наслаждаться развёртывающейся драмой мастерского анализа Феррера, в котором он закладывает основу для разрешения кризиса трансперсональной теории. По существу Феррер усвоил наиболее ценные догадки постсовременного ума и включил их в трансперсональную точку зрения, при этом полностью превосходя догматический релятивизм и непреодолимо фрагментарный скептицизм, которыми страдали некоторые более ранние постмодернистские воззрения (ограничения, коренящиеся в том скрытом светском редукционизме, который служил собственным долговым обязательством постмодернизма модернизму). В основе ведущих трансперсональных метатеорий явно лежало намерение соединить современную науку с до‑современной религией. Для достижения этой цели требовались многочисленные произвольные теоретические модификации, призванные объяснить множество возникающих аномалий и несоответствий, притупить разнообразную критику и подправить предпринимаемый сверхсинтез. В этих модификациях обычно использовались различные постмодернистские идеи, которые были полезными для решения конкретных проблем, но в конечном счёте по существу оказывались «эпициклическими» поправками к общей стратегии, неспособной по достоинству оценивать сложную реальность, которую она стремилась объяснить.

По контрасту с этим Феррер усвоил полный смысл, содержавшийся в глубочайшей и незаменимой сердцевине постмодернистского поворота: он сформулировал радикально разделяемое и плюралистическое понимание духовных реалий, духовных практик и духовного познания. Он критикует привнесённый из эмпиристской науки интрасубъективный эмпиризм, который подчинил себе трансперсональную теорию и наводнил её неуместными и обречёнными на провал требованиями воспроизводимости, проверяемости и фальсифицируемости. И он утверждает правомерность множественности духовных освобождений, в которых различные духовные традиции и практики целенаправленно развивают и «устанавливают», порождают посредством сотворческого участия в динамичной и неопределённой духовной силе, множественность подлинных духовных высших реалий.

Благодаря этой решающей догадке о разделяемой, устанавливающей и плюралистической природе духовной истины трансперсональная область освобождается, вступая в новый мир открытости к Тайне бытия, являющейся его основой, сопровождаемая по‑новому уважительным и плодотворным диалогом между различными религиями, метафизическими точками зрения и духовными практиками. Разрубая гордиев узел, который, подобно отжившей пуповине, невидимо связывал трансперсональную теорию с Просвещением, эта дисциплина может открываться к новым горизонтам, не будучи столь раздираемой бесплодным и слишком часто нетерпимым, недиалогическим спором.

Я приветствую энергичное утверждение Феррером Тайны, с которой имеет дело всякое трансперсональное и духовное исследование, безграничной творческой свободы предельной основы, её освобождающего отрицания любых интеллектуальных схем, претендующих на теоретическое объяснение всей реальности. И это утверждение достигается не просто аподиктическим заявлением, а строгим эпистемологическим анализом соответствующих трансперсональных теорий, в равной мере тщательным сопоставлением религиозных и мистических свидетельств из разных культур и острой критикой современной духовной практики. Приятно видеть, как могучий ум здесь полностью используется для раскрытия к Тайне бытия, а не для попыток сдерживать, классифицировать и ранжировать ради удовлетворения нужд какой‑либо всеобъемлющей системы.

Это во многих отношениях очень простая книга. Она, безусловно, чрезвычайно ясная и написана с умным и терпеливым старанием сделать каждый момент совершенно понятным для читателя; каждое спорное положение представлено с добросовестной точностью и с ясным рассмотрением всех возможных возражений или альтернатив. Каждая последующая глава приносит более глубокое проникновение в главные проблемы трансперсональной области и большую свободу от их ограничений. Эту книгу заканчиваешь читать с более ясным умом и более широким углом зрения, чем те, с которыми начинал.

Чтобы заниматься трансперсональным дискурсом на уровне, требуемом для написания этой книги, несомненно было необходимо огромное количество внимательного чтения и глубокого размышления по чрезвычайно широкому кругу тем и в широком диапазоне направлений. И поскольку эта конкретная область затрагивает не только философию и психологию, но также духовность и религию, в ходе подобного предприятия существует ещё большая потенциальная возможность для духовной инфляции.

Однако Феррер в этой книге демонстрирует те самые качества учёности и диалога, которые лучше всего отражают характер его духовного видения, – тщательность, с которой он описывает и свою собственную позицию, и позиции других, открытость к поправкам, способность быть критичным без сарказма или злости, изложение противоположных идей в такой манере, которая точно соответствует тому, как бы их формулировали сами их приверженцы. Приоритет ясно и последовательно отдаётся поиску истины и служению ей, а не продвижению или сохранению собственной позиции и репутации за счёт других.

Трансперсональные реалии никогда не могут быть адекватно или точно описаны посредством интеллектуально самонадеянных оценок и классификаций многообразия духовных путей и точек зрения человечества с позиции приверженности одной изначально данной универсальной Реальности. Скорее, к ним можно подходить только посредством гораздо более тонкого разумного и более искреннего участия в диалоге с Тайной, являющейся источником всего сущего, – и потому, посредством участия в диалоге друг с другом, с уважительной открытостью к многообразию самооткровений истины, в диалоге со своим внутренним существом и с самим космосом, с почтительной открытостью к непреодолимым глубинам его тайны, разума и силы. Подобного рода познание в равной степени представляет собой действие сердца и действие ума, в котором оба они неразрывно связаны.

Пожалуй, теперь мы можем признать то великое искушение, которому временно поддалась наша область знания, – возникающее на определённых этапах духовного и интеллектуального поиска искушение, с которым может столкнуться любой блестящий духовно образованный ум: попытку интеллектуально овладеть Тайной, пересилить её силу, преодолеть её свободную спонтанность, показать, как все вписывается в систему, избежать психологических страхов и тревог встречи с большим Неизвестным, с тем, что никогда нельзя подчинить себе. Эта книга даёт теоретическую основу для этого признания. Она чтит тот Дух, который, подобно ветру, «дует куда захочет».

Поскольку трансперсональная область движется к пониманию человеческой духовности как более глубоко общей и разделяемой, многие начали полагать, что само слово «трансперсональный» нуждается в тщательном рассмотрении и, возможно, фундаментально новом определении. Ибо по мере того, как мы более полно интегрируем широту и имманентность священного, мы лучше распознаем духовную силу, движущуюся в человеке и через человека, во всей его живой, воплощённой, конкретной специфике: психологической и физической, родовой, соотносительной, коллективной, культурной и исторической, экологической и космической. При таком понимании понятие «транс‑» вновь обретает свой первоначальный более широкий диапазон значений, который оно имело в латыни – означая не только «вне» или «за пределами», но также «через», «посредством», «меняя, преобразуя», «происходя в качестве». Здесь понятие «трансперсональный» многозначно признает священное измерение жизни, динамично развёртывающееся вне, равно как и внутри человека, посредством и в качестве него, взаимно преображающим сложным творческим образом, открывающим к более полному участию в божественном творении, каковым является  человеческое существо и вечно развёртывающийся космос. Именно этот духовный динамизм человеческого существа, включённого в духовно живой космос, делает возможным и побуждает разделяемое сотворчество человеческим сообществом духовных реалий, включая новые реалии, которым ещё предстоит развёртываться.

Если основополагающие работы Маслоу и Грофа составляют декларацию независимости трансперсональной психологии, то эта книга вполне может считаться провозглашением её освобождения, её «нового рождения в свободе». Ибо здесь трансперсональная психология освобождается от долговых обязательств перед прошлым, от ограничивающих допущений и принципов, унаследованных от её источников в Просвещении и современной науке. Столь революционная и могучая сила, какой была трансперсональная теория на протяжении последних трёх десятилетий, была вынуждена действовать в концептуальной клетке. Её незаметно сдерживали эпистемологические шоры, которые неосознаваемо ограничивали её область зрения, тем самым порождая многочисленные, с виду неразрешимые проблемы, искажения, и конфликты. Только с признанием этих сдерживающих допущений мог, наконец, полностью реализоваться освобождающий потенциал первоначального трансперсонального прорыва.

Если можно снова прибегнуть к коперниканской аналогии, то трансперсональная теория в первые тридцать лет своего существования, после освобождения от того типа геоцентрического/эгоцентрического редукционизма, что преобладает в основном течении психологии, была склонна обращаться вокруг трансцендентного Солнца вечной философии, как абсолютного и единственного неизменного центра духовной вселенной. Только со временем стало очевидно, что мы живём в гораздо более огромном, более интересном, радикально плюралистичном мире, в космосе с центром повсюду, с неисчислимыми солнцами и звёздами, вокруг которых образуются многочисленные вселенные смыслы. Эти смыслы не являются изначально данными и объективными, а совместно и сотворчески порождаются из неопределённой и динамической основы духовной тайны.

Мы должны быть благодарны Ферреру за то, что он отважился написать эту книгу, хотя, в известном смысле, она отражает взросление всей нашей области, более широкого трансперсонального сообщества. Я преклоняюсь перед размахом и глубиной мысли и опыта, диалога и рефлексии, которые должны были происходить в трансперсональной области, чтобы сделать возможным написание этой работы в настоящее время. Ибо на более глубинном уровне эту книгу породило само трансперсональное сообщество: как первым и с наибольшим энтузиазмом заявил бы сам Феррер, это не труд одного человека, но мы столь многим обязаны человеку, который его ясно выразил.

Ричард Тарнас

 

     ВСТУПЛЕНИЕ

Мы живём во времена крайней путаницы в отношении духовных вопросов. С упадком христианства и ростом интереса к восточным традициям и традициям коренного населения многие жители Запада увлеклись непрерывным и нередко кажущимся бесконечным исследованием духовных путей и практик. Некоторые отказывались от своих религиозных корней, отправлялись в Индию или Южную Америку, и выбирали для себя философии и стили жизни, которые представлялись им более соответствующими их сущностной природе, более подходящими для достижения равновесия и благополучия в жизни и более отвечающими современным проблемам и заботам. Другие вырабатывали ту или иную форму духовной эклектики или синкретизма, заимствуя из разнообразных религиозных традиций и смешивая те верования и практики, которые считали жизненно важными в определённые времена и для определённых целей. А третьи, зачастую в диалоге с другими традициями, создавали современные реконструкции своих исконных религий, предлагая их в качестве лекарства от индивидуального и коллективного отчуждения, типичного для нашего времени. Все эти три движения представляют собой необходимые составные части того, что можно назвать Духовным Возрождением западного мира.

Посреди этого сбивающего с толку течения многие теоретики в течение нескольких десятилетий разрабатывали концептуальные схемы и интерпретации, которые пытаются не только узаконить духовность в секуляризованном западном мире, но и внести порядок в преобладающие религиозный хаос и явную анархию. Я полагаю, что в этом и состоит первоначальная движущая сила трансперсонального движения – предложить убедительные представления о человеческой природе и реальности, учитывающие растущий интерес к более глубокой духовной связи и насущную потребность в ней в контексте философского и научного дискурса современности.

Я выбрал трансперсональную теорию в качестве контекста для этой книги не только из‑за своего знакомства с этой областью, но также, что важнее всего, потому, что многие трансперсональные мыслители оказали решающее влияние на то, как все большее количество людей в нашей культуре понимают и переживают свою духовность в современную эпоху. Например, в трансперсональной литературе разъяснены многие аспекты сложной динамики психодуховного роста и предложены разнообразные карты для более искусной навигации в порой бурных духовных водах. Кроме того, авторы этой литературы разработали влиятельные модели для понимания межрелигиозных отношений, подробные классификации духовных переживаний, и множество убедительных доказательств познавательной ценности духовности и её связи с оптимальным психологическим здоровьем.

Однако, учитывая истоки трансперсонального движения в западной культуре XX в., можно сказать, что оно, по большей части, было весьма современным проектом. Зарождение трансперсональной психологии можно рассматривать как результат встречи современной души со священными измерениями жизни и бытия. Во времена, когда личная самотождественность воспринималась в первую очередь как изолированное картезианское «эго», а духовность понималась в основном как индивидуальный субъективный опыт, вероятно было неизбежно, что современное восстановление связи со священным должно было осуществляться через посредство трансперсональной психологии, где «транс», в сущности, означало «за пределами» или «над». С одной стороны, естественно, что в культуре, ограничившей духовность самыми сокровенными глубинами индивидуальной субъективности, воссоединение современной души со священным должно было начинаться в дисциплине, которая наиболее непосредственно изучает человеческий опыт, то есть в психологии. С другой стороны, понятно, что картезианское умственное эго, которое живёт, по существу, в отрыве от своего тела, глубин своей души и тех самых жизненных энергий, которые бы естественным образом связывали его с духовными измерениями жизни, должно было переживать и понимать священное как нечто за пределами самого себя, за пределами своего ощущения самости и в этом смысле «вне‑ или «над‑личностное».

И значит, не следует удивляться тому, что когда картезианское эго утрачивает свою власть над современной личностью, когда человеческие существа становятся более цельными или интуитивно предвидят свою более широкую и глубокую самотождественность, узкое понимание термина «трансперсональное» как «внеличностное» может становиться все более неудовлетворительным. Когда человеческие существа воссоединяются со своей душой,